Угол паденья падающим неведом

Фиддлфорд проспал до следующего утра. По крайней мере, Форд так думал. А наутро заявился к нему в комнату с грустным взглядом и просьбой «дать чем-нибудь закинуться и помочь с рукой». Похоже, его нежелание обращаться к врачам никуда не пропало. Понимая, что Фиддлфорд скорее будет ходить с вывихом, чем пойдёт в местную поликлинику, Форд открыл потайной ящик стола и достал оттуда небольшую шкатулку. В шкатулке лежала высушенная сальвита, которую Форд ещё в первый год пребывания в Гравити Фолз украл из Леса гномов. Давным-давно знахари использовали это полумагическое растение для врачевания, но с течением веков и появлением новых народов люди забыли о её существовании. Сальвита была вне закона у гномов, Форду повезло наткнуться на полянку раньше, чем её вырубили под корень. Отвар сальвиты превзошёл самые смелые ожидания. Фиддлфорд даже не дёргался, пока Форд вправлял вывих, разве что сердито поминал чёрта, изменяя своей извечной суеверности. Форд даже подумал, не угостить ли его чудо-растением завтра, а может, и послезавтра? Сальвита, в отличие от своих «немагических» сестёр, была куда более безвредна, и снимала не только физическую, но и душевную боль… Можно и самому угоститься, так будет проще начать разговор о… «О чём ты думаешь, идиот!» — мысленно одёрнул он себя. Следующие несколько дней он старался как можно меньше пересекаться с Фиддлфордом. Предлог нашёлся идеальный: для работы гипердвигателя нужны были высокорадиоактивные материалы. Форд знал, где их достать: на правительственной свалке ядерных отходов, где бочки с этими самыми отходами были зарыты в землю в обход всех правил. Нужно было сконструировать защитный костюм, совершить несколько вылазок и при этом не попасться на глаза охране. Фиддлфорд не мог принимать в этом участие: нельзя было нагружать руку после свежей травмы. Он проводил дни за рабочим столом, погрузившись в вычисления и измерения. На третий или четвёртый день Форд заметил, что белки глаз у его ассистента приобрели болезненно-красный оттенок, а в руках постоянно находится чашка кофе. — Ты не спал? — вопрос прозвучал как утверждение. — И что? — безэмоционально ответил Фиддлфорд. — Сколько дней? Только не говори мне, что… — Наверное, с того дня, как вернулись из похода. Точнее, в первую ночь поспал, а теперь не получается. Я пытался, но только закрою глаза, так сразу… оно. Форд уже открыл рот, чтобы спросить, какой именно кошмар показал Фиддлфорду Гремоблин, но вовремя сообразил, что это будет по меньшей мере бестактно, а по большей — заставит Фиддлфорда ещё раз в подробностях прокручивать в голове ужас в процессе рассказа. А ещё он вспомнил деталь, которой до этого не придавал значения. Кубик Кубика, который Фиддлфорд просто обожал собирать и который Форд всё время исподтишка разбирал шутки ради, все эти дни сиротливо лежал в углу стола разобранным, каким Форд оставил его перед экспедицией. Похоже, Фиддлфорд даже не прикасался к своей любимой головоломке. — Почему ты сразу не сказал? — Не хотел тебя беспокоить по пустякам. Форда охватил жгучий стыд. Получается, уже который день Фиддлфорд пытается справиться с ужасом в одиночку, а он, дурак, ничего и не замечал! Думал, что если он сам без особых последствий для психики переживал неприятные встречи с агрессивными существами, то и Фиддлфорд сможет легко выкинуть из головы столкновение с Гремоблином. По-видимому, у Фиддлфорда была даже более чувствительная душа, чем Форд представлял себе изначально. — Фиддс, так не пойдёт. Нельзя не спать, ты нужен мне живым и здоровым. Бросай работу и идём, — Форд кивнул в сторону двери. Фиддлфорд ничего не сказал, но пошёл следом. Зайдя в комнату, Форд указал жестом на пол. — Садись поудобнее. Будем лечить твою душу. — Что? — Фиддлфорд посмотрел со скепсисом, но всё-таки сел. — Научу тебя медитации, которую сам практикую. Она простая, но очень помогает привести мысли в порядок и прогнать страх. — Уж извини за откровенность, но я не особенно в это верю. Может, лучше ещё раз дашь мне эту сильвану, или как там её? — Сальвиту. Не дам, потому что это не выход из ситуации, а побег от неё. Мы же учёные, мы за креативный подход, верно? Если направить воображение в нужное русло, то любой страх можно победить. Считай это нестандартным подходом к проблеме. Закрой глаза, дыши медленно и глубоко… — Зацени. Фиддлфорд с вальяжным видом стоял возле рабочего стола Форда и протягивал ему устройство, отдалённо похожее на пистолет. Форд удивился такой резкой смене настроения всего лишь за сутки. Он взял прибор и покрутил его в руках, рассматривая со всех сторон. Золотистый корпус напоминал оружие вроде «Беретты», но вместо ствола на нём была установлена довольно-таки немаленькая лампа в форме классической лампочки-миньона. Наверху корпуса была цилиндрическая колба, а между ней и лампой располагался экранирующий щит. Слева корпус был дополнен диском с буквами, а сзади присутствовал небольшой дисплей. — Бластер, чтобы сражаться с монстрами? — улыбнулся Форд. — Ах нет, чтобы пристрелить меня, если я снова начну вести себя как идиот! — Не угадал. Это стиратель памяти. — Что-о?! — Смотри, — с энтузиазмом заговорил Фиддлфорд, — с помощью диска набираем нужный текст, например, «кошмарный сон». Текст выводится на экран. Наводим на себя, нажимаем на кнопку спуска — и вуаля! Через лампу выходит поток радиолучей и разрушает нейронные пути, ответственные за конкретное воспоминание. Щит предотвращает чрезмерную нагрузку на мозг, а канистра, — он указал на колбу, — сохраняет воспоминание на катушку с изолентой. Чтобы в случае чего можно было просмотреть и снова вспомнить. Тут ещё разъём есть. Если подключить к усилителю, радиус воздействия увеличится примерно раз в десять. Но это так, на всякий случай. Что скажешь? Шокированный Форд почти минуту подбирал слова, которые не обидят Фиддлфорда, но при этом ясно укажут на его отношение к этому устройству. — Скажу, что это, без всяких сомнений, чудо в области нейрофизики. Очень… страшное чудо. — Это ещё почему? — Потому что человеческий мозг не рассчитан на стирание воспоминаний! Это опасно как минимум для психики, а как максимум — для всего организма. С нейронами лучше не шутить. — Да брось, я уже попробовал, эффект потрясающий. Ты же сам говорил, что к проблемам нужен креативный подход, вот я и подошёл креативно! Уж не знаю, что я себе там стёр, — Фиддлфорд хихикнул, — но чувствую себя в разы лучше, чем последние несколько дней, хоть и опять не спал всю ночь из-за того, что конструировал стиратель. Между прочим, я его и на тебе протестировал, пока ты дрых. — Фиддс, очень надеюсь, что ты стёр мне какую-нибудь ерунду, вроде того, что я ел на ужин или во что был одет вчера, а не что-то важное, — Форд начинал злиться, — а ты не думал, что этот чудо-прибор может попасть не в те руки? Что если кто-то воспользуется им со злым умыслом? — Твой портал тоже может попасть не в те руки. — Мой портал стоит у меня дома! — Так и я не для массовой продажи стиратель создал! И знаешь, по твоей логике, Кюри не должны были изучать радиоактивность. Не знай о ней люди, не случилось бы ядерных ударов по Японии. А Нобель — изобретать динамит. А теперь представь мир без этих открытий. Да большая часть твоих исследований была бы невозможна без знаний о радиоактивных элементах! Любое открытие или изобретение может попасть не в те руки. Изобретатель за это не ответственен. Форд понимал, что у него заканчиваются аргументы, и жалобно выдал последний: — А представь, что будет, если сделать опечатку в тексте? Вот, например, захочешь ты стереть память о каких-нибудь чудищах, но вместо «чудища» напечатаешь «чудеса». И всё, прощай, прекрасные воспоминания о чудесах! — Во-первых, для этого и существует канистра сохранения воспоминаний, а во-вторых, я не идиот. «Идиот!» — мысленно заорал Форд. То, как Фиддлфорд яро отстаивал право на использование стирателя, казалось безумием. Неужели он не понимал, что с огромной долей вероятности это может вызвать зависимость? Впереди их ждало немало работы, новые экспедиции и исследования, новые опасности. И Фиддлфорд, убеждённый в пользе своего метода, будет избавляться от воспоминаний снова и снова. С ужасом Форд подумал, что однажды может произойти ситуация, когда Фиддлфорд напечатает на стирателе его имя. Надо было срочно его отговорить. И здесь нужен был креативный подход. Форд встал из-за стола, отошёл к стеллажам и, отвернувшись, спокойно произнёс: — Надеюсь, ты ещё не успел стереть все воспоминания о нашем походе. — Нет, поход помню, летающую тарелку тоже, а потом… — Неважно, — перебил Форд, — значит, ты помнишь, как говорил, что мне стоит кого-то встретить. — Ну? — Ничего не получится. — Почему? — Потому что я уже встретил. Тебя. Раз, два — широкими шагами по кабинету, три — жаркое объятие, будто последнее в жизни, четыре… Он целовал Фиддлфорда, не заботясь о возможных последствиях своего отчаянного порыва. Пусть даже оттолкнёт, пусть хоть уйдёт из проекта — плевать. Слишком сильным стало пламя в душе, оставалось либо поделиться его искрами, либо сгореть в одиночку. Форд отчаянно надеялся на чудо, на один шанс из тысячи. Так долго его мучила мысль «что если?..», и только сейчас он решился узнать, что же будет на самом деле, — возможно, слишком поздно, возможно, совершенно зря, но… по-другому было просто никак. Что делать, если Фиддлфорд ответит взаимностью, он толком не знал: никогда не позволял себе так далеко заходить в своих предположениях. Но быстро сориентировался, когда его голову прошило осознание: Фиддлфорд действительно отвечает, и его колени дрожат, как и всегда, когда он волнуется, и руки обнимают в ответ… Хотелось сказать всё, что так страшно было говорить раньше, но чувства и желания не складывались в слова, лишь в порывистые движения рук, в сжимающиеся на тонкой ткани рубашки пальцы, в неконтролируемо сбивающееся дыхание. В мелкие шаги туда-сюда вот так, цепляясь друг за друга, поднимая градус в попытках перехватить инициативу. Форд даже не понял, как оказался притиснутым к краю стола, ощущая долгое прикосновение ладоней Фиддлфорда, забравшихся под рубашку. Он инстинктивно выгнул спину, делая контакт ещё теснее, и уже решил было сбросить к чертям все бумаги и продолжить прямо здесь, но — нет, это успеется, подумалось ему. В том, что возможность протестировать грузоподъёмность офисного стола ещё представится, он уже не сомневался. А в этот раз — в их первый раз — всё должно быть красиво, как в тех дурацких фильмах о любви, над которыми он всегда смеялся. — На… надо подняться, — кое-как произнёс он, потянув за собой Фиддлфорда к двери. Фиддлфорд отстранился и посмотрел ему в глаза. В его взгляде желание перемешивалось со смущением, а удивление — с пониманием. И он точно был в курсе, почему нужно подняться из кабинета в дом. Секунд двадцать на поездку в лифте, ещё десять — на путь до комнаты, и одна, восхитительно-прекрасная — на то, чтобы с размаху приземлиться на диван. А потом — обнимать, касаться, сбрасывать такую ненужную сейчас одежду, и снова касаться, и… — Фиддс, ты… согласен, не передумаешь? только честно, — Форд уткнулся лицом в плечо Фиддлфорда, охваченный смущением, он и подумать не мог, что задавать такие вопросы будет так неловко. Впрочем, до сегодняшнего дня он и не предполагал, что будет их задавать. — Не передумаю, — услышал он шёпот над ухом, — надеюсь, ты тоже. Форд застонал, вжимаясь ещё сильнее. Не передумает. Никогда. Тонкая грань между осторожностью и сумасшествием. Главное — не отключить все тормоза одновременно. «Успеется. Не сейчас». Сейчас — ласково, дразняще, и сначала — скользнуть вниз… Широко распахнутый взгляд Фиддлфорда из-под упавшей на глаза чёлки, несдержанный стон, звук от царапающей обшивку дивана руки — всё правильно. Форд был на верном пути. Теперь — добавить пальцы и выкинуть ко всем чертям чувство вины, слушая сдавленные всхлипы Фиддлфорда; подождать… чуть подольше… — Ты точно… — Давай уже, пока я не передумал!.. У Форда не осталось сомнений, следовать ли этой произнесённой сквозь стон просьбе. Окружающая реальность превращалась в набор концентрированных эмоций. Перед глазами плыло, слух улавливал лишь отрывистые вскрики Фиддлфорда и будто со стороны — собственные стоны; тело и разум следовали каким-то необъяснимым инстинктам. Ни о каком самоконтроле не могло быть и речи, Форд вытворял всё что хотел, и похоже, Фиддлфорд был совсем не против… Совсем не против, очень даже за, судя по его движениям навстречу и хриплому «продолжай» на выдохе… И Форд продолжал, из последних сил стараясь не приблизиться к развязке слишком рано, хотелось ещё и ещё, хотелось не отпускать так скоро состояние этой сладостной эйфории… Но продержаться долго было просто невозможно. Обоим. Форд смотрел в потолок, не в состоянии поверить в произошедшее. Обретать веру в существование взаимной любви было куда приятнее, чем веру в существовании любви в целом. Так много страхов и сомнений он носил в своём сердце, а оказывается, нужно было всего лишь проявить немного решительности. — Ну, и что мы с тобой натворили? — игриво спросил он. — Тебе рассказать, как это называется? — Дай угадаю… Есть предположение, что это называется «любовь». По крайней мере, у меня. — Романтик из тебя никакой, — иронично ответил Фиддлфорд, всё ещё не в состоянии перевести дыхание, — в общем, я тоже, и далее по тексту. — Серьёзно? — точно зная ответ, Форд всё же не мог не задать вопрос. — А что, не заметно? Я, между прочим, отдал тебе самое дорогое. Ну там, душу, сердце, будущее, а не то, о чём ты подумал. — А ещё именно то, о чём я подумал. Форд, не справляясь с потоком чувств, приподнялся на локте, положил вторую руку Фиддлфорду на плечо и сбивчиво заговорил: — Ты даже не представляешь, насколько я счастлив, что мы… Что я смог всё тебе рассказать. Честно, когда я позвал тебя сюда, то ни о чём таком не думал… Просто запрещал себе думать. Все десять лет запрещал, я же ещё в университете на тебя… — Пялился, — насмешливо перебил Фиддлфорд. — Ч-что? Но откуда ты… — Что значит «откуда»? Я жил с тобой в одной комнате, думаешь, я не видел, как ты на меня смотрел? И как только ловил мой взгляд, сразу отводил глаза. Хотя что уж там, я тогда решил, что это мне кажется. — Почему ты не ска… — А ты почему не сказал?! — в голосе Фиддлфорда звучало неприкрытое возмущение. — А как ты себе это представляешь? Купить цветочки после лекций и заявиться в комнату со словами «чувак, ты мне нравишься, давай встречаться?» Да ты бы в лучшем случае меня послал, а в худшем… — Не послал бы. Форд снова откинулся на подушку, смеясь над ситуацией. Оказывается, инициативу можно было проявлять ещё тогда, после первого пришедшего в голову вопроса «что если?..» «Не послал бы» — какая ирония судьбы! Если б хоть один из них тогда рискнул поговорить напрямую!.. Отсмеявшись, он повернулся к Фиддлфорду и тихо произнёс: — Не зря я всё-таки тебя позвал. Теперь точно не отпущу. Фиддлфорд взволнованно выдохнул, его сердце билось часто-часто. Форд видел, насколько его захватывают эмоции, и решил договорить за него сам: — Я знаю, ты тоже никуда не уйдёшь. Знаю. И… раз уж так, давай-ка ты не будешь больше ставить эксперименты над памятью? А то вдруг твой чудо-бластер выйдет из строя, сотрёт всё что только можно, и ты забудешь, что было между нами. Я этого не прощу, — последнюю фразу Форд договорил шёпотом на ухо Фиддлфорду, слегка прикусывая мочку. — Ла-адно, — Фиддлфорд смущённо отвёл взгляд, его щёки покраснели, но он явно подставлялся под ласку, — я так и знал, что всё это было аргументом против моего изобретения. — Не путай причину и следствие, Фиддс. Похоже, я даже рад, что ты изобрёл эту штуку. А теперь можно её выкинуть. Гневное «я тебе выкину!» Фиддлфорд произносил уже сквозь поцелуй. Форд проснулся от щекочущих глаза лучей света, который пробивался переливами сквозь узор витражного окна. Сильнее, чем тепло летнего солнца, согревали душу воспоминания о вчерашнем дне. Дне, что наконец-то был наполнен не сомнениями, страхами и притворством, а счастьем, долгими разговорами о прекрасном будущем на двоих, искренностью и взаимной любовью. Настроение подпортилось, когда он огляделся и не обнаружил Фиддлфорда рядом, но лежащая на тумбочке записка вернула его в прежнее расположение духа. «Кофе на плите, я во дворе. Не перепутай!! Ф» Подпись была стилизована под символ конечной части интеграла. Усмехнувшись, Форд оделся и первым делом отправился на кухню. За пять минут Фиддлфорд никуда не денется, а вот кофе может остыть. Фиддлфорд настолько увлечённо читал газету, сидя в кресле на крыльце, что даже не заметил, как Форд открыл дверь и встал у него за спиной с чашкой кофе в руке. — Ух ты, новый «Сплетник»! Похоже, парень всерьёз взялся за дело. От неожиданности Фиддлфорд чуть не выронил газету. — Нельзя так пугать! — возмущённо сказал он, обернувшись. — Какой сплетник, какой парень, ты вообще о чём? — «Сплетник Гравити Фолз». Газета, которую ты сейчас читаешь. Выпускает какой-то студент. Так вот же он, — Форд наклонился и перелистнул газету на последнюю полосу, где была напечатана колонка «от редакции» и фотография молодого парня довольно-таки неказистой наружности. — Тоби Решительный. Разве можно придумать более глупый псевдоним для журналиста? — Тебя только это смущает? Это же не газета, а какое-то безумие! Все новости как на подбор! Вот что это такое: «Скидки в похоронном бюро Валентино»? — Поторопись умереть, пока дёшево, — ухмыльнулся Форд, — обычная реклама, ничего особенного. — А это?! «Престон Нортвест объявляет баттен-даун писком сезона». Кто это вообще такой, местная икона стиля? Почти весь лист занимал портрет подростка с надменным видом, одетого в рубашку с воротником, уголки которого были пристёгнуты к самой рубашке. — А, так это же тот мелкий Нортвест, про которого я тебе говорил! Теперь из принципа не буду носить такие рубашки, пусть подавится со своими трендами. — «Двести галлонов радиоактивных отходов украдены с правительственной свалки. По неофициальным источникам…» Форд, мы же договаривались: без криминала!.. — Никакой это не криминал, — обиженно ответил Форд, — между прочим, я хорошее дело сделал, они были закопаны чуть ли не в черте города. И вообще, что-то ты одни мрачные новости находишь, дай-ка сюда. Воспользовавшись замешательством Фиддлфорда, Форд выхватил газету и принялся бегло переворачивать листы. — Так-так… «Мэр Бифаффтлфамптер заявил…», «В чём секрет омлета Ленивой Сьюзен…», анекдоты, гороскоп, реклама… Ого! Смотри! Это же сегодня! Фиддлфорд поднялся с кресла и заинтересованным взглядом уставился на газету. Всю страницу занимала афиша «Передвижная ярмарка мамаши Беды и шоу уродов!!» На афише были изображены карты таро и диковинные создания. — Объявляю выходной! — решительно заявил Форд. — Хочешь пойти на этот фестиваль? Ты же когда-то говорил, что ненавидишь все эти ярмарки, карнавалы и выставки подделок! — Я не изменил своего мнения. Но, во-первых, какая-нибудь мистификация может ненароком оказаться правдой, так что стоит взглянуть, а во-вторых, нам давно пора развеяться и отдохнуть. Гляди-ка, там будут поросячьи бега. Как будто специально для тебя включили в программу! Форд хихикнул, указывая на нижний угол афиши, где были перечислены главные мероприятия ярмарки. — Ух ты… — восхищённо протянул Фиддлфорд, — ради такого дела точно можно сходить! — Можешь считать это романтическим свиданием, — Форд обнял его за талию и добавил вкрадчивым шёпотом на ухо: — Будем весь день набираться впечатлений, а ночью ими делиться. Его рука скользнула ниже, и Фиддлфорд шумно выдохнул, зажмурив глаза и прикусив губу, а его бёдра инстинктивно двинулись навстречу. Сладко простонав что-то неприличное, Форд незамедлительно увлёк его в поцелуй, запустил руки в его волосы, долго не отпускал, дразня и распаляя, и всё отчётливее осознавал: такими темпами до фестиваля они не дойдут. Усилием воли он заставил себя отстраниться, с удовольствием подмечая, насколько шикарно выглядит Фиддлфорд. Мазки румянца на щеках, растрёпанные волосы, затуманенный взгляд… Желанный и желающий. Ему чертовски шёл такой вид… Вдох-выдох. — Так, сначала ярмарка. Говорю же, на эмоциях будет ещё круче. Погнали собираться. Задорные мелодии хитов последних лет разносились на всю площадь. Народ толпился у экспонатов и стоял в очередях к лавкам, палаткам, шатрам и аттракционам. Казалось, что весь город собрался на карнавале. Семьи с детьми, компании подростков, одинокие посетители — все весело болтали друг с другом, с продавцами и с артистами, ели попкорн, мороженое и сладкую вату (продавцы едва успевали обслуживать клиентов!) и пребывали в превосходном расположении духа. Форд, однако, всё никак не мог поймать таковое из-за одолевавших его скепсиса и презрения. Глядя на экспонаты, он всё больше убеждался, что его нелюбовь к разного рода надувательским штукам непобедима. — Фиддс, ну это же просто позор! — доказывал он, стараясь перекричать прилипчивое «ту-ту-ту-ту-ту!» Funkytown’а, который, кажется, звучал уже в пятый раз, — цыплёнка привязали к обезьяне и выдают за чудовище, что за фарс! Они стояли напротив клетки, в которой сидела скучающая горилла в колпаке волшебника. К её спине была примотана курица, выглядящая крайне несчастной. Табличка на клетке гласила: «Цыгарилла». Чуть поодаль виднелась клетка поменьше с похожей конструкцией внутри: кролик и краб, склеенные спинами, и надпись «Кробик». — Да ла-адно тебе, разоблачитель обманов, — весело ответил Фиддлфорд. В руках он крутил кубик Кубика, что было отличным знаком. — Забавная штука, видишь, людям нравится! Мне, кстати, тоже, один ты такой зануда. Фиддлфорд жестом показал на толпу вокруг. — Боже, и за что только люди отдают деньги, — продолжал сокрушаться Форд, — в этом городе полно настоящих аномалий, а они идут смотреть на поддельных «кробиков»! — Потому что точно знают, что кробик не попытается их убить, — парировал Фиддлфорд. Форд не нашёлся с ответом: что правда, то правда. Выбравшись из пребывающей в восторге толпы, они взяли по банке «Питт Колы» и отправились искать менее надувательские развлечения. Пользуясь тем, что народ занимали только экспонаты и еда, а на других посетителей всем было плевать, Форд несколько раз брал Фиддлфорда за руку, чувствуя, как сжимается его ладонь в ответ, приобнимал и влюблённо заглядывал в глаза, всячески намекая на интересное продолжение вечера. Идиллию чуть было не разрушила девчонка лет шестнадцати в жёлтой футболке с надписью «Я люблю ТВ», подскочившая с просьбой поделиться впечатлениями от праздника для Общественного телевидения Гравити Фолз. Обижать её отказом не хотелось, но ещё больше не хотелось попасть в объектив её камеры, поэтому Форд и Фиддлфорд поспешно ретировались. Впрочем, юная журналистка быстро нашла добычу покрупнее: Форд заметил, как она смело перекрывает путь семейству Нортвестов. Те шли подиумным шагом, меряя презрительными взглядами всё и вся — и самый презрительный был у мелкого. Делать ставку в забегах свиней Форд категорически отказался, мотивируя это тем, что не играет в азартные игры. А вот Фиддлфорд, похоже, обладал безошибочным чутьём, помноженным на профессиональные навыки расчёта вероятности. Его ставка выиграла, и теперь он был обладателем первого приза — символической суммы денег и едва помещавшегося в руках вороха сувениров. Форд сначала смеялся: «Сам выиграл — сам и тащи!», но потом всё же милостиво согласился нести часть подарков. Он уже перестал было ворчать по поводу сплошного обмана: свиньи-то были настоящие, приз — тоже, но когда он заметил очередную палатку, негодование вернулось в двойном размере. На прибитой к палатке табличке витиеватым шрифтом было написано: «Гадание по руке». Крышу украшал деревянный треугольник с глазом в центре, очень похожий на Музу. Форд усмехнулся, понимая, что к Музе никакого отношения этот декор не имеет: в конце концов, Всевидящее око, оно же лучезарная дельта — визитная карточка масонов, прочно закрепилось в массовой культуре. Из верхушки треугольника торчала большая картонная ладонь, что показалось Форду полной безвкусицей: надо ж так испортить знаменитый символ! Впрочем, ожидать от всяких шарлатанов чего-то иного было просто глупо. — Подожди здесь, — Форд шагнул вперёд. — Эй, ты куда? — Пойду выведу на чистую воду этого обманщика. У меня есть план! Фиддлфорд сделал неопределённый жест, явно означающий «ты опять за своё» и отошёл к лавочкам. Форд направился к палатке с твёрдым намерением разоблачить и опозорить шарлатана. В палатке, пропитанной запахом благовоний, стоял полумрак. Тусклая лампа давала мало света, и Форд не сразу разглядел гадателя. А когда разглядел, немного стушевался. За хлипким столом сидела скрюченная носатая старуха с длинными седыми волосами. Выглядела она настолько древней, будто застала ещё Гражданскую войну. Перед глазами Форда встал образ его стареющей матери, которая, судя по письмам, всё ещё работала телефонным оракулом, как и двадцать лет назад. «Может, эта мошенница — тоже чья-то мать», — подумал он, но отказываться от плана по разоблачению не стал. — Здравствуй, бабушка, — подчёркнуто вежливо произнёс он, подходя к столу. — Здравствуй, путник, — ответила старуха артистичным скрипучим голосом, — проходи. Ручная ведьма тебе погадает. Форд сел на стул напротив старухи и заметил клетку, в которой, как ему показалось, было несколько кистей рук. Неужели бабка — маньяк? Глупости, подумал он. Это либо папье-маше, либо вообще почудилось из-за игры света. — Ручная ведьма, значит. Гадаешь по ладони, знаешь все узоры и линии, правда? А вот такие руки когда-нибудь видела? Форд поднял обе руки и пошевелил растопыренными пальцами в расчёте на то, что «ведьма», всю жизнь «гадавшая» по обычным ладоням, никогда не видела рук с шестью пальцами, и все её заготовленные шаблоны ей не помогут. Однако ведьма схватила его за запястья и взволнованно сказала: — Почему ты так долго, Шестопал?! Форд вздрогнул. Откуда эта карга знает его детское прозвище? От растерянности он не смог найти достойный ответ. Тем временем ведьма достала карты и разложила их на столе. Тропа в лесу, змея, проползшая сквозь треугольник, девушка с завязанными глазами, скрестившая руки с поднятыми мечами на груди, череп… Картинки были красивыми, но абсолютно бессмысленными. Старуха долго и внимательно вглядывалась в них, не произнося ни слова, а потом вдруг противно взвизгнула. Во взгляде ведьмы Форд заметил сострадание и горечь. — Кто-то очень близкий обманывает тебя. Ты выбрал не тех союзников. Ты проживёшь две жизни, и обе будут слишком коротки. Если не изменишь всё сейчас, — она достала откуда-то из-под стола кольцо с большим синим камнем. — Синее кольцо пока, жребий твой в твоих руках. Если же кольцо черно, значит, всё обречено, — скороговоркой произнесла ведьма и протянула кольцо Форду. — Хватит говорить стихами, блаженная! Гадаешь по руке — вот и гадай! — Форд отказался взять кольцо. Он начинал злиться всерьёз. Ведьма скрипуче вздохнула и принялась вглядываться в его ладонь. — Подумай, прежде чем стрелять, — она провела по его указательному пальцу. — Судя по линии мудрости, ты чересчур умён для собственного благополучия. Так-так… линия жизни разорвана. Твоя жизнь резко оборвётся и начнётся снова, когда-нибудь позже. Карты сказали мне то же самое. Здесь линии скрещиваются. Скоро тебе придётся сделать выбор. Если выберешь неверно, уже никогда не будешь собой. А это — линия любви. Не будет твоя любовь долгой, никто не хочет держать розу с шипами. Прости. За последние слова Форд был готов хорошенько стукнуть ведьму, удерживало только уважение к её возрасту. Какое ещё «не будет долгой», какая, к чёртовой матери, «роза с шипами»?! Старая карга выжила из ума, путешествуя в своей палатке в окружении рук! Ладно-то он, взрослый человек с научным мышлением, не верит в эти россказни, но ведь к этой сумасшедшей заходят и юные впечатлительные особы, которым она может наговорить такого, что они потом будут ночами плакать в подушку! — Да пошла ты!! — Форд резко отдёрнул руку, вскочил со стула и повернулся к выходу. — Постой! — взмолилась ведьма. — Ну что ещё? — обернувшись, раздражённым голосом спросил Форд. — Возьми кольцо, мальчик мой. Уважь бабушку. Форд вздохнул и решил не спорить со старухой. Жалость и отвращение смешивались в его душе. Он взял протянутое кольцо и хотел было уйти, но ведьма заговорила снова. — Как тебя зовут, путник? — Стэнфорд. Тебе зачем? — Вот что, Стэнфорд… Скажу тебе, что твой дополнительный палец делает тебя особенным. Если ты свободен вечером, может, пойдём выпьем? Форд был в шоке. — Выпей таблетки, бабка! — рявкнул он и выбежал из палатки. Наконец-то оказавшись на улице, он рассмеялся. Старая карга флиртовала с ним! Паноптикум какой-то. Интересно, Фрейд писал о чём-то подобном? Шутки ради он надел кольцо на безымянный палец и весело крикнул: — Эй, Фиддс! Ты опоздал, меня какая-то бабка окольцевала! Но Фиддлфорда рядом не оказалось, и шутка осталась неоценённой. Форд в недоумении прошёлся взад-вперёд на несколько ярдов, оглядывая окрестности. Возле колеса обозрения он заметил знакомый силуэт. Подойдя, он увидел, как Фиддлфорд чинит какой-то механизм в основании колеса обозрения, болтая со странным худощавым парнишкой. Судя по всему, это был работник, отвечающий за аттракцион. Его большая голова была лысой, не считая маленького хвостика ниже затылка, и покрытой татуировками: «знания», «страх», «вес» и другие качества — что-то напоминающее френологическую карту, концепцию, давным-давно признанную антинаучной. На бейджике на его футболке было написано имя: Айвен Векслер. Форд застал обрывок разговора и решил не вмешиваться и послушать. Судя по всему, Айвен жаловался Фиддлфорду на других работников ярмарки, которые издевались над ним из-за его татуировок, а когда он сказал им замолчать, навалились толпой и заперли его на ночь в «Доме уродов с привидениями». Он не спал уже несколько недель и молил Бога о том, чтобы забыть весь этот ужас. Фиддлфорд как раз закончил чинить колесо. Он хихикнул, что-то сказал — Форд не расслышал, что именно — и протянул парню листочек бумаги с каким-то символом, который Форд также не разглядел. Айвен просиял, поблагодарил Фиддлфорда, и заметив, что Форд стоит рядом и подслушивает, подозрительно покосился на него и процедил «здрасьте». И отправился дальше зазывать народ на аттракцион. — Ну, и кто это такой? — полушутливым голосом спросил Форд. — Ой, ты уже здесь! — Фиддлфорд, до этого стоявший к Форду спиной, едва не подскочил от неожиданности и резко обернулся. — Тебя так долго не было, а я увидел, как парень мучается с этим колесом, решил помочь. Там ерунда, заело гидравлику, но если не знать, что чинить, ничего не получится. Как там твой гадатель? — Гадалка. Вконец выжившая из ума старуха, я даже не стал разоблачать обман, не выдержал её бредней. Зато сувенир отхватил. Надеюсь, что это сапфир, иначе все мои мучения зря! — Форд похвастался кольцом с синим камнем, красиво переливающимся на солнце. — А что за бумажку ты дал этому Айвену? — Э-э… номер телефона, — неуверенно ответил Фиддлфорд. — Ну, он же за технику отвечает, а сам ничего не умеет, вдруг что сломается и его уволят. Так хотя бы позвонить сможет, проконсультироваться. — Отлично, теперь у нас дома центр техподдержки, — ухмыльнулся Форд. — Зато есть два бесплатных билета на колесо обозрения! — Фиддлфорд показал маленькие бумажные жетоны. — Есть предложение, — игриво произнёс Форд, к которому начало возвращаться хорошее настроение, — все эти лжемонстры и лжепрорицатели, конечно, забавные, но начинают раздражать. Прокатимся на колесе, и можно в обратный путь. Ко всему настоящему, понимаешь? — Похоже, да, — Фиддлфорд смущённо опустил глаза. Форд восхитился этой стеснительностью, так контрастировавшей с абсолютной открытостью и инициативностью в постели. Это было потрясающе. Бросив ещё один взгляд на ведьмино кольцо, Форд снял его с пальца и убрал в карман. Никаким чокнутым шарлатанкам не удастся поселить в его душе сомнения. Он не расстанется с Фиддлфордом. Никогда и ни за что. Дома Форда ждал сюрприз. — Гляди-ка, эта штука похожа на тебя! Я, между прочим, спас её от смерти на свалке! Держи, — Фиддлфорд со смехом протянул Форду тыкву. У тыквы было человеческое лицо глуповатого вида с округлым носом. Складывалось впечатление, будто она вот-вот заговорит и расскажет какой-нибудь несмешной заезженный анекдот. — Фиддлфорд, что это такое и где ты это взял? — Купил на ярмарке, — хвастливо заявил Фиддлфорд, — вытащил из бочки с бросовыми тыквами. Что, не нравится? — Н-нравится, — неуверенно ответил Форд, — но я не планировал пополнять свою коллекцию новыми экспонатами. — Это не экспонат, а подарок! — обиженно ответил Фиддлфорд. Форд вздохнул и поставил тыкву на полку. — Ладно, пусть живёт в лаборатории, но в дом её нести не надо. Вдруг этот мутант за ночь вырастет в десять раз и сожрёт нас? — Заразился от меня осторожностью? А как же твоя любовь к риску? — ехидно спросил Фиддлфорд. — Я всегда осторожен, просто иногда ошибаюсь. Если ты про тот случай с Гремоблином… — С чем? — перебил Фиддлфорд. Форд молчал. Он не сразу сообразил, что Фиддлфорд удалил из своей головы воспоминание о встрече с чудовищем с помощью стирателя памяти. Кстати, где этот стиратель сейчас?.. Форд не решился спрашивать. Он предпочёл думать, что Фиддлфорд выбросил опасный прибор. Ещё пару дней после фестиваля Форд с возмущением вспоминал о старухе и даже начал изучать древние разновидности предсказаний, чтобы однажды сунуть их под нос ведьме со словами о том, что даже тысячи лет назад методики были более продвинутыми, чем её глупые карты и чтение линий на ладони. Однако затем он забросил эту идею, потому что жизнь определённо налаживалась и думать о всякой ерунде не было желания. Стройка портала набирала обороты, гипердвигатель работал на ура, а отношения с Фиддлфордом были настолько прекрасными, что Форд едва верил своему счастью. Вдвоём они работали до поздней ночи, перекидываясь двусмысленными фразами и прозрачными намёками, пока один из них не выдерживал и не тащил другого в спальню, просыпались в обнимку ближе к полудню, играли в «камень-ножницы-бумага» на то, кому сегодня не повезло идти в магазин, и гуляли в лесу, наслаждаясь тёплыми днями уходящего лета. В одну из ночей к Форду во сне вновь явилась Муза. — Здоро́во, умник! — Билл поприветствовал его в привычной развязной манере. — Прошу за стол! Он материализовал стол со стульями и чайный сервиз, заставив чайник летать в воздухе и наполнять кружки чаем, вкуснейшим из всех, что Форд когда-либо пробовал. Когда Форд расположился за столом, Билл, закинув ногу на ногу, поинтересовался как бы невзначай: — Похоже, у тебя перемены в жизни? — Ну-у, — Форд замялся с ответом и почесал голову. — Да брось, я просто спросил. Поздравлять не буду, но и отговаривать тоже. Какие же вы, люди, смешные. Вся эта дружба, любовь, как вы её называете, — это же совершенно бессмысленные вещи по меркам Вселенной! Форд закатил глаза. Всё было как он и ожидал: неземное создание презрительно смотрело на земные чувства. — Твои личные дела меня не касаются, о’кей? — продолжал говорить Билл. — Меня касается портал. Если ты помнишь, это я вдохновил тебя на его создание. Я ведь правильно понимаю, что твой… хм-м, спутник не в курсе этого? Планируешь ему рассказать? Форд задумался: какой ответ правильный? Скажешь «да» — Билл может справедливо возмутиться, какого чёрта Форд треплется о нём, скажешь «нет» — у Билла могут возникнуть вопросы, почему столь важный проект обрастает недомолвками и секретами между участниками… — А надо? — ответил он вопросом на вопрос. — Нет, — равнодушно ответил Билл, подкидывая в воздухе чашку. — Уж извини за прямоту, но я как автор идеи имею право решать, кого ставить в известность, а кого нет. Когда достроишь, можешь хоть на NBC раздавать интервью и говорить про меня, тебе всё равно никто не поверит. А до тех пор это должно быть тайной. Для всех. Надеюсь, ты меня понял? — Понял… — растерянно протянул Форд. Вроде бы всё складывалось как нельзя лучше: условия Билла совпадали с его планами держать информацию об источнике идей в тайне от Фиддлфорда. Однако какая-то непонятная тревога будто разливалась в воздухе, окутывая его с головой. — Вот и молодец. Держи кое-какие наброски, здесь уже с учётом гипердвигателя, — Билл материализовал в воздухе ряд формул и фрагменты чертежа, выжидая, пока Форд рассмотрит и прочитает всё в деталях. — Не забудь записать, как проснёшься, — сказал Билл, когда Форд уже открыл рот, чтобы поблагодарить его за новые идеи, — всё, умник, бывай. И не теряй башку! Отсалютовав цилиндром, Билл исчез вместе с мебелью и чайным сервизом, и Форд тотчас проснулся. Он схватил с тумбочки дневник и ручку, сел за стол и включил настольную лампу, чтобы записать увиденные во сне данные. Его взгляд упал на спящего Фиддлфорда, и он тихо сказал вслух: «Я обязательно всё тебе расскажу. Вот только достроим — и сразу же…» Берёзы и осины медленно меняли зелёные платья на жёлтые, на зависть соснам и елям с их скудным гардеробом, ковёр из опавших листьев с каждым днём становился всё толще, созревшие ягоды россыпью красных, фиолетовых, синих бусин пестрели на кустарниках… Осень вступала в свои права. Форду и Фиддлфорду было, в общем-то, без разницы, осень ли на дворе или лето. В любой погоде было своё очарование, в первую очередь потому, что они были очарованы друг другом. Для Форда наконец-то наступила возможность радостно щеголять в свитерах и дорогущем кашемировом пальто; Фиддлфорд, не особо интересующийся модой, с удовольствием собирал ягоды и безошибочно находил грибные поляны. Осенний холод компенсировался горячим травяным чаем после вечерних прогулок и жаром страстных ночей любви. …Вид с Парящей скалы был едва ли не более великолепным, чем летом. Далеко простирающийся лес, усеянный красно-жёлтыми пятнами, такой же красно-жёлтый закат, а с другой стороны — водопад и синева озера с обезлюдевшими берегами. — Форд, у меня вопрос, — лениво произнёс Фиддлфорд, любуясь осенним пейзажем. — Уже страшно! Не интригуй. — Что мы скажем, когда прославимся? — Кому скажем? — в голосе Форда звучало искреннее недоумение. — Всем, если они узнают, что мы… ну, вместе? Нас не поймут. — А мы обязаны оправдываться? Если и узнают, это полностью их проблемы. Почему ты переживаешь? Фиддлфорд несколько секунд собирался с духом, не решаясь высказать опасения, но всё-таки взял себя в руки и на одном дыхании произнёс: — Тебе так дороги твои перспективы. Ну, ты же говорил: болтать с Саганом, пить чай в кабинетах у президентов… Я боюсь, что ты… — Что я откажусь от тебя ради перспективы влиться в научное сообщество? Неплохо так ты обесценил мои чувства! — перебил Форд с негодованием. — Я не… прости, я не обесценивал, — Фиддлфорд пытался изобразить раскаяние, но не мог, потому что его голос звучал слишком счастливым. Не откажется. Даже ради всех привилегий. — Тебе придётся долго заглаживать вину за недоверие. Очень… очень долго. Ну вот, опять. Стоило лишь Форду намекнуть, послать один сигнал — и Фиддлфорд уже был готов на всё и ждал продолжения разговора, неизменно переводящегося в горизонтальную плоскость. Дорога до дома казалась слишком длинной, они почти не разговаривали, слова были ненужной вещью в этом сценарии: дверь-комната-диван, который уже не было смысла складывать обратно в односпальную конструкцию… — Не… не обращай внимания… давай, — отчаянно просил Форд, непроизвольно сопротивляясь, но не желая останавливаться. Фиддлфорд и не думал притормозить; пусть Форд наслаждается извинениями в полной мере, пусть это будет слишком долго и слишком сильно, так, что дыхания не останется даже на стоны, пусть он сопротивляется и умоляет одновременно… — Люблю тебя. Знай это. Ещё сильнее, ещё размашистее, и… финишная прямая проносится слишком быстро. — Фиддс, чтоб тебя… Когда ты… — кое-как отдышавшись, произнёс Форд, но так и не смог договорить. — Когда я научился так долго держаться? Да никогда, в первый раз пробую, — Фиддлфорд хрипло засмеялся, он был полностью вымотан, но даже несмотря на это, планов на оставшуюся ночь не изменил, — если ты думаешь, что на сегодня всё, то очень зря! — Десять минут, и я на всё согласен. И это… если буду сопротивляться, не бери в голову и продолжай. Похоже, что я люблю, когда так… когда чересчур… — Нет, ты просто любишь меня, поэтому всё позволяешь, — усмехнулся Фиддлфорд. — Люблю. — Я тоже… — Фиддлфорд аккуратно проскользил рукой по бедру Форда, медленно, слегка царапая, заставляя инстинктивно напрячь мышцы… — Фиддс, я же сказал, десять минут, а прошла одна! — простонал Форд. — Пять. Доказательства любви не терпят долгого ожидания. — М-мм… Форд ведь хотел долгих извинений — пусть получает. Счётчик дней без происшествий перевалил за тридцать, и это по справедливости можно было считать успехом. Местные монстры не ошивались в окрестностях дома, все приборы работали исправно, несколько новых походов к месту крушения «Омега» не принесли проблем, а только лишь пользу в виде новой техники и освоения мелкими шагами инопланетного языка. Тусклый свет фонаря едва-едва рассеивал темноту позднего вечера за окном. Форд и Фиддлфорд вели неспешный разговор за чаем и сделанными на скорую руку сэндвичами. Готовить что-то более серьёзное после долгого рабочего дня было просто-напросто лень. — Карибы или Альпы? Я за первый вариант, — Форд рассуждал о том, куда бы им первым делом отправиться в отпуск после предстоящей череды конференций и официальных приёмов. — Ты что, пляжей не видел? Голосую за горные лыжи. — Пускай решает монетка. Голова — пляжи, хвост — лыжи. Усмехнувшись, Фиддлфорд вытащил из кармана цент, подбросил вверх, но поймать не успел. Его внимание отвлёк громкий «дзыннь!», раздавшийся со стороны окна. Что-то большое ударилось о стекло и в ту же секунду разлетелось мириадами крылатых насекомых. — О-о, ещё один пожаловал, — равнодушно прокомментировал Форд, — странно, что это он не в спячке? Замёрзнет же бедолага. Фиддлфорд догадался, что за существо пыталось заглянуть на огонёк. Это был человек-мотылёк, довольно опасный, но глупый хищник. Форд рассказывал, как сородичи этого гуманоида попадались в электромухобойку на заднем дворе дома. Существо легко было приманить на свет, накрыть дверной сеткой и запереть в стеклянной таре, а при столкновении оно распадалось на рой мотыльков, не представляющих никакой опасности. — Пойду выключу фонарь, не надо нам такой компании, — сказал Фиддлфорд и пошёл во двор. Пока он шёл, его озарила прекрасная мысль. — Есть идея, — воодушевлённо заявил он, вернувшись в дом. — И почему я о ней ещё не знаю? — заинтригованно спросил Форд. — Потому что я сам узнал о ней десять секунд назад. Мы почти три месяца строим портал к источнику аномалий. А тем временем из этого самого источника в наше измерение проникают новые аномалии, в том числе опасные. И если мы так и будем заняты только стройкой, то обязательно их проморгаем. Вот когда ты последний раз пополнял свою коллекцию? Форд задумчиво молчал, и Фиддлфорд продолжил: — В том-то и дело. Я предлагаю не просто расширить её, а вывести на новый уровень. Гномы в клетках и летучие глазыши — это прошлый век, нам нужна рыба покрупнее. — Ха! И где ты предлагаешь держать эту «рыбу?» Во дворе? Чтобы весь город сначала ходил к нам на экскурсии, а потом был съеден? — Форд чуть ли не смеялся. — Ты сперва дослушай. Нам нужна подземная лаборатория. Мы построим бункер прямо в лесу. Безопасность я беру на себя, уж поверь, я разработаю такую систему, что ни один монстр не выберется оттуда и не сожрёт нас или ещё кого-нибудь. И местных обезопасим, и себя объектами исследований обеспечим. Все в плюсе! Фиддлфорд удивлялся себе. Когда, а главное, почему он стал таким авантюристом? Впрочем, немного подумав, он нашёл ответ. Если связываешь жизнь с искателем приключений, то неизбежно начинаешь искать их сам. — Какое заманчивое предложение… Я почти согласился, но думаю, тебе стоит привести дополнительные аргументы, — игриво протянул Форд, косясь взглядом в сторону двери. — Да у тебя всё сводится к… — Ш-ш. На кону судьба твоей задумки. Так что уговори меня, — последнюю фразу Форд договаривал обжигающим шёпотом, вплотную прижимаясь к Фиддлфорду. — Как пожелаешь, — хмыкнул Фиддлфорд и резким движением толкнул Форда к стене. Вспыхивающему с одного щелчка желанию невозможно было противостоять. Обязательно уговорит. Может, и не один раз. Фиддлфорд залихватски разъезжал на экскаваторе, арендованном у «Брызговиков Нортвест». На предложения Форда нанять дополнительных работников для ускорения процесса он ответил отказом, сказав, что дело слишком секретное, чтобы посвящать кого-либо ещё даже в самую малую его часть. Форд счёл это разумным, хоть и досадовал на то, что таким образом к порталу они вернутся ещё позже. Входом в будущий бункер стало одно из вековых, а то и тысячелетних деревьев. Его полый ствол идеально подходил для того, чтобы разместить в нём гидравлические приводы и панель управления. Замаскированный под ветку рычаг приводил в действие механизмы, дерево опускалось вниз вместе с участком почвы, на котором росло, и выдвигалась спрятанная в земле лестница. Дверь внизу ствола, будто дверь кабины лифта, вела прямиком в бункер. Однажды Форд, неся из дома детали для механизмов, заметил горстку людей с лопатами рядом с котлованом. Одеты они были как лесорубы, он даже заметил рыжую шевелюру Дэна Кордроя. Неужели Фиддлфорд всё-таки допустил к проекту посторонних? И если да, то почему? На прямой вопрос Фиддлфорд ответил недоумённым отрицанием: никаких лесорубов он не приглашал, Форду показалось. Он говорил так убедительно, что Форд и сам стал сомневаться в увиденном. Чтобы не расстраивать Фиддлфорда беспричинным недоверием, он решил выяснить всё у Дэна. — А-а, мистер Пайнс! — радушно пробасил не по годам мускулистый Дэн, — давно вас не было видно! Слышал, у вас теперь есть компаньон? — Нет… То есть, да, неважно, я по делу. Скажи, ты и твои друзья не работали недавно на каких-нибудь раскопках? — Раскопках? Нет, а что, в городе что-то копают? — И вас никто не нанимал? В частном порядке? — Нет же! Вы вообще о чём? — Видимо, и впрямь показалось… — пробормотал Форд. — Не бери в голову, Дэн, я просто что-то перепутал. Извини. До скорого. — До скорого, мистер Пайнс! Заходите в гости как-нибудь! — крикнул Дэн вслед уходящему Форду. Окончательно убедив себя в том, что лесорубы около бункера были плодом его воображения, Форд перестал думать об этом случае и сосредоточился на оснащении убежища всем необходимым. А необходимого было море: от мебели до криогенных камер. Бункер должен был состоять из четырёх отсеков: жилого помещения, охранной комнаты, пункта управления и лаборатории. Между двумя последними был спроектирован шлюз санитарной обработки, чтобы предотвратить попадание возможных инфекций в лабораторию или из неё. Разработку охранной комнаты взял на себя Фиддлфорд, и похоже, увлёкся обеспечением безопасности сверх меры. — Фиддс, тебе не кажется, что это перебор? Это похоже на твой кубик Кубика, только гораздо ужаснее, — в лёгком шоке спросил Форд, глядя на чертёж через плечо сидящего за столом Фиддлфорда. — Не кажется. И ты угадал, я взял за основу принцип игры «Советские Кубики». Её придумали в России, а я улучшил технологию. — У-у, вдохновляешься идеями из недружественных государств, какой ты после этого патриот Соединённых Штатов? — пошутил Форд. — Какой есть! Зато я точно могу быть уверен, что наши Штаты не пострадают от нашествия иномирных чудовищ. Как только монстр попытается открыть дверь в жилое помещение, его расплющит выдвижными стенами. На чертежах были изображены разные варианты перемещения блоков, из которых состояли стены, но конечный итог был один: блоки сдвигались так, что попавший в ловушку объект неизбежно оказывался раздавлен. Каждый блок был отмечен своим символом. — А это код доступа, — Фиддлфорд указал на четыре символа, отмеченных на чертеже зелёным цветом. — Нажимаем на них — и добро пожаловать в пункт управления! — Знаешь, мне очень повезло, что мы с тобой спутники жизни, — серьёзно сказал Форд. — Правда? — лицо Фиддлфорда засветилось счастьем. — Да, потому что глядя на эту ловушку, я ловлю себя на мысли, что было бы очень страшно быть твоим врагом. Ты вообще не знаешь меры! — Форд засмеялся, глядя, как Фиддлфорд цокает языком и шлёпает себя ладонью по лбу. — Не знаю меры? — игриво переспросил Фиддлфорд. — Ни в чём, — на выдохе подтвердил Форд, понимая, куда ведёт этот разговор. — Каким же странным ты иногда бываешь… — Это я-то?.. — Ш-ш. Это комплимент. Меня всегда привлекали странности, — Форд прижался сзади и почти промурлыкал эти слова Фиддлфорду на ухо, с удовольствием подмечая, как тот с присвистом втягивает воздух и инстинктивно запрокидывает голову. — Комплимент, говоришь? — Фиддлфорд сбросил со стола чертёж, встал со стула и прихватил Форда за воротник рубашки. — Не верю. Докажи. Сейчас. — С-сам напросился, — прошипел Форд и сделал шаг вперёд. В следующую секунду Фиддлфорд уже сидел на столе, выгибаясь под хаотичными поцелуями в шею и грудь. Доказывать искренность комплимента Форд был готов до тех пор, пока силы не иссякнут в ноль. Да, его определённо привлекали странности!.. Когда раскопки были завершены, встреченные под землёй скелеты людей-кротов вытащены, а стены бункера забетонированы и укреплены сталью, настало время оборудовать жильё и рабочее место. Простенькая, но чертовски уютная двуспальная кровать стала главным украшением жилого отсека. Для придания бункеру аутентичности Форд прибил у входа в комнату металлическую табличку «Предупреждение! Убежище от радиоактивных осадков», а Фиддлфорд устроил оружейный сейф, правда, без оружия. Панели управления в наблюдательном пункте были едва ли не более высокотехнологичными, чем в домашней лаборатории. Фиддлфорд даже обдумывал идею связать беспроводной сетью портал и аппаратуру в бункере, но это было слишком сложной задачей для осуществления в короткие сроки. Вместо этого он создал усовершенствованный прототип сотового телефона, который мог серьёзно потеснить на рынке готовившегося к выпуску конкурента от «Моторолы». «Мой телефон будет по-настоящему мобильным, — заявил Фиддлфорд, — и не сядет через полчаса разговора. В этом ведь и есть смысл связи на расстоянии. Вот только закончим портал, сразу займусь доработкой, надеюсь, успею обогнать этого выскочку Купера!» Форд усмехнулся: не успел Фиддлфорд доработать компьютер, а уже весь в мыслях о новом проекте! Впрочем, в этом весь Фиддс — увлечённый, восторженный, полный идей и планов. Единственный, неповторимый и любимый. Святая святых бункера — криогенная комната — заняла больше всего времени и сил. Для функционирования капсул была необходима безупречно работающая система охлаждения и долгосрочного поддержания низких температур, а также десятки галлонов жидкого азота. Чтобы одним махом убить двух зайцев, к той же системе подключили кондиционеры, что было очень кстати: огромное количество работающей аппаратуры вызывало ужасную жару. Криокамеры были почти готовы для заморозки опасных объектов. Не хватало лишь одного: самих объектов. Монстры, которыми кишел Гравити Фолз, будто знали, что их ожидает незавидная судьба, и спрятались подальше. Никаких тебе людей-мотыльков, никаких зомби — да даже самый завалящий лепрерог не встречался в поле зрения! В перерывах между безуспешными вылазками Форд и Фиддлфорд валяли дурака, играли в «Подземелья…», делали мороженое в криокапсулах, споря о вкусах, десять раз теряли и находили конфетную выдавалку и работали над аппаратурой для портала. В дом они возвращались лишь изредка, чтобы установить на портал новые устройства. Атмосфера бункера очень нравилась им, это было что-то вроде игры в постапокалипсис. К тому же, благодаря климат-контролю в любой точке бункера можно было смело располагаться на тёплом полу, если желание срочно любить друг друга накрывало их прямо посреди работы. В домашней подземной лаборатории такая роскошь была позволительна только в августе-сентябре. Фиддлфорд работал над криокамерами, когда Форд со счастливым видом заявился в бункер. В руках он держал что-то шевелящееся. — Фиддс, смотри, какое чудо я нашёл, — он протянул руки, и Фиддлфорд увидел белёсое существо с телом желейной консистенции, морду которого украшали большие розовые глаза и рот с маленькими клыками на верхней и нижней челюстях. Размером существо было не больше кружки. — Твою ж мать! — воскликнул Фиддлфорд и тут же шлёпнул себя по губам за брань, — Форд, это что ещё такое?! — Я назвал его Шифти, — умилительно ответил Форд, — и вот почему. Он аккуратно положил «Шифти» на стол, и тот, осмотревшись, превратился в кубик Кубика, который Фиддлфорд по обыкновению держал при себе. — Он умеет менять форму. Превращается во всё, что увидит. Так-так, давай-ка в исходное положение, — сказал Форд и погладил кубик, замечая, как округляются глаза Фиддлфорда. Шифти как будто понимал человеческую речь, а может, просто реагировал на прикосновения. Так или иначе, он принял истинную форму и продолжил рассматривать комнату огромными глазами. — Восхитительно. А теперь давай его заморозим, — угрюмо сказал Фиддлфорд. — С ума сошёл? Я планирую изучать его. Это же уникальное создание! Разве тебя не интересует, как именно оно меняет форму? Как работает его визуальное восприятие, что он в точности воспроизводит увиденные предметы? Какие процессы происходят в его организме? Это же громадное поле для исследований! — Меня интересует только то, что он меняет форму. А значит, может превратиться во что-то очень агрессивное, и угадай, что тогда будет? — Не драматизируй, он же ещё детёныш! Только-только вылупился из яйца, которое я нашёл на раскопках. Такой малыш может превратиться разве что в чашку кофе или гаечный ключ. Форд нашёл в комнате небольшую клетку-переноску и бережно посадил туда детёныша, а затем стянул со стола банку консервированных бобов. — Его надо покормить, — объяснил он в ответ на отчаянные протесты Фиддлфорда, — заодно посмотрим, какую пищу он предпочитает. Шифти, по-видимому, именно бобы и предпочитал, потому что принялся жадно поглощать их с руки Форда, смешно двигая крошечными жвалами. — Давай его оставим, — с умилением произнёс Форд. — С меня хватит, — отрезал Фиддлфорд, вставая из-за стола, — я иду в дом. Я отказываюсь жить в компании этого урода. Форд перехватил его руку, придвинувшись вплотную, заглянул в глаза: — А не ты ли первым предложил изучать здесь найденных существ? Что, сдаёшь назад при виде первой же зверушки? — проговорил он с нажимом, но злости в его голосе не было. Фиддлфорд поймал его взгляд и уронил голову ему на плечо. — Ты безнадёжен. С тобой мне однажды точно крышка, — выдохнул он. — Не волнуйся, я тебя всегда спасу, — ласково усмехнулся Форд. — Давай так: я не выпускаю Шифти из клетки, а ты перестаёшь его обзывать. Маленьких обижать нельзя, в курсе? — Ладно, договорились. Но если что-то пойдёт не так… — Всё пойдёт так. Теперь у нас есть самый необычный питомец на всей Земле. Фиддлфорд тяжело вздохнул. Он бы с радостью завёл самую обыкновенную кошку или собаку, на худой конец — игуану или канарейку, а не такого вот самого необычного питомца, но спорить с Фордом он не мог. Не хотел. Из-за спины обнимающего его Форда он украдкой показал Шифти кулак. «Смотри у меня!» Форд носился с Шифти как с писаной торбой. Он уделял питомцу даже больше времени, чем обустройству бункера, фотографировал со всех ракурсов и мог часами показывать ему иллюстрации из книг. Попутно он исследовал создание: делал рентгеновские снимки (что оказалось бесполезным ввиду отсутствия костей), просвечивал глаза и брал образцы тканей к великому негодованию питомца. В таких случаях Шифти становился колючим морским ежом, что означало отвратительное настроение. Когда же он был в добром расположении духа, то превращался в пушистого щенка и дружелюбно вилял хвостом. Исследования не принесли особых результатов, зато Шифти делал потрясающие успехи в трансформации. Он быстро рос и вскоре переехал в просторный вольер: в маленькой переноске ему стало слишком тесно. Теперь он умел принимать более крупные формы, и Форду пришлось принимать какие-никакие меры предосторожности. В присутствии Шифти он всегда носил медицинскую маску, чтобы тот не скопировал его самого. Глядя на всё это, Фиддлфорд неодобрительно качал головой. В один из поздних вечеров, работая над криогенной камерой, Форд услышал пронзительный визг «Бобы!!», раздавшийся на весь бункер. Голос был очень похож на крик говорящего попугая. «Чёрт, забыл покормить!» — Форд побежал в комнату, где стояла клетка с Шифти, и тут до него дошло: питомец освоил речь! Не прошли даром объяснения вслух за показыванием картинок! — Шифти, дружище! — Форд подошёл к клетке, открыв банку бобов, — ты теперь болтаешь? — Дружище, — повторил Шифти и приступил к трапезе. Разбуженный визгом Фиддлфорд зашёл в комнату и, оценив обстановку, упёр руки в бока. — Что за шум? — Шифти научился говорить, — радостно ответил Форд, а затем сообразил, что Фиддлфорд будет не в восторге. — Мне что, поздравить тебя? Или его? О чём с этим чудищем разговаривать? — Вообще-то у нас уговор, Фиддс: Шифти сидит в клетке, а ты его не ругаешь. — Да пошёл ты, — отмахнулся Фиддлфорд, разворачиваясь в сторону двери. — Дя посёл ты! — издевательски передразнил его Шифти. — Хватит учить его гадостям! — возмутился Форд и повернулся к клетке: — Шифти, это плохие слова. Так говорить нельзя. — Низ-зя. — Да, нельзя. Давай учить хорошие. Привет. При-вет. — Кто я? Кто я? — вопрошал Шифти. Он рос физически и умственно не по дням, а по часам. — Ты — Шейп Шифтер. Ты — удивительное создание, непознанная форма жизни, а ещё ты уникальный и очаровательный. Я обязательно докопаюсь до истины и расскажу тебе всё о твоём происхождении. — Книга! Покажи книгу! — Шифти кивал на дневник, который Форд всегда держал под рукой. — Это не книга, это дневник. Тебе не покажу, это опасно. Для твоего же блага. — Для твоего же блага? — Не для моего, а для твоего, — пробормотал Форд, — хотя и для моего тоже. Форд никогда не показал бы Шифти дневник. Он бы не допустил, чтобы тот увидел изображённых там монстров и призраков. Даже в книгах Форд показывал только картинки с небольшими травоядными животными, чтобы Шифти, не дай бог, не обратился в какого-нибудь хищника. «Воспитание» питомца напрямую зависело от того, на что он смотрит. Однако тот не отставал: — Форд, покажи дневник. Я хочу посмотреть. Ты же мне друг? — с каждым днём речь Шифти становилась всё осмысленней. — Не покажу. — Пожалуйста! — ко всему прочему, Шифти освоил и правила речевого этикета. — Что ты заладил? Нет. Дожидаясь, пока Форд закончит ворковать с питомцем, Фиддлфорд стоял рядом и постукивал ногой по полу. Когда Шифти замолчал, а Форд отвлёкся, он подошёл и негромко сказал: — Форд, идём. Есть разговор. Форд догадывался, о чём будет разговор: о том же самом, что и вчера, и позавчера. Он вышел из комнаты вслед за Фиддлфордом и недовольно скрестил руки на груди. — Я понимаю, мы уже говорили об этом и ты наверняка разозлишься, но… Пойми, ты зря так привязываешься к нему. Он не домашнее животное, он объект исследований. И ты прекрасно знаешь, что мне не нравятся его способности. Да он уже говорит почти что по-человечески! Ещё и клянчит твой дневник! Существо с человеческой речью и способностью превращаться во что угодно — это уже ни в какие рамки. Со дня на день будет готова криогенная камера. Нам нужно её протестировать, а других существ у нас пока нет. Форд, пора. — Слушай, я понимаю, что ты вырос на ферме и всех животных держишь за скотину и рабочую силу, — Форд закатил глаза, — но тут нечего обсуждать. Шифти — мой друг, а с друзьями так не поступают. — Давай, приплети ферму, как всегда, когда у тебя заканчиваются аргументы. — Прости. Прости, пожалуйста. У меня и правда закончились аргументы, но пойми меня, прошу. Я всё детство хотел завести питомца, но родители были слишком жадными, чтобы тратиться на какое-то там животное. А теперь у меня не простой питомец, а внеземной. Я и мечтать о таком не мог! Шифти клянчит дневник не потому, что хочет узнать о моих исследованиях, а потому что он привык рассматривать книги, и дневник для него — просто ещё одна красивая книжка с яркой обложкой. Пожалуйста, позволь мне эту маленькую слабость. Не убивай мою детскую мечту. Всегда отмахивающийся от разговора о судьбе Шифти, на этот раз Форд решил вымолить у Фиддлфорда шанс сохранить питомцу жизнь. Фиддлфорд ласково погладил его по голове, обнимая второй рукой: — Эх, ты… Бедное несчастное дитя каменных джунглей! Надо было тебе котёнка подарить, сразу как я приехал, может, тогда ты б не маялся дурью. А если серьёзно: в который раз прошу, проследи, чтобы твоя детская мечта не убила нас. — Не убьёт. Я его воспитываю. — Тебя б кто воспитал… Промозглый ноябрьский холод начисто отбивал охоту лишний раз выходить на улицу. Куда лучше было проводить время в бункере, который был уже полностью отстроен и полон всяких мелочей для домашнего уюта. Криогенные камеры по-прежнему пустовали. Фиддлфорд бросил попытки настаивать на заморозке Шифти, а бегать по лесам и полям в поисках новых подопытных экземпляров в такую погоду желания не было. Однажды Фиддлфорд вернулся из магазина с сильным кашлем. — Кажется, я не на шутку простудился, в горло как будто иглы натыкали. Где твой дневник? Я поищу рецепт лекарства, хорошо? — М-да, погода собачья, неудивительно, что ты всё-таки подхватил заразу, — сокрушённо ответил Форд, — а зачем дневник, уже не веришь в традиционную медицину? Возьми в аптечке таблетки от кашля и выпей горячего чаю. Завтра будешь как новенький. — Тебе жалко что ли? Я же знаю, что в твоём дневнике есть рецепты получше! Будь добр, встань из-за стола и принеси дневник, мне, вообще-то, плохо! Форд пожал плечами и пошёл в комнату за дневником. Подходя к двери, он услышал приглушённое мычание, будто кто-то звал на помощь. Он рывком открыл дверь. В тумбочке сидел связанный Фиддлфорд с кляпом во рту. Прутья стальной клетки были выломаны, а сама клетка была пуста. Шейп Шифтер!.. Форд подскочил к Фиддлфорду, дрожащими руками развязал его и вытащил кляп. Фиддлфорд трясся всем телом, не в состоянии вымолвить хоть слово, по его щекам текли слёзы, а глазах явственно читался вопрос: «За что?» — Прости. Прости, умоляю… Я опять всё испортил, ты был прав! — шептал Форд, прижимая Фиддлфорда к себе и отчаянно ругая себя за очередную ошибку, за ещё одну беспечную выходку, из-за которой самому дорогому человеку в его жизни пришлось пережить очередной ужас. — Он… Он сбежал… — Я знаю, Фиддс, я знаю. Ругай меня, кричи, можешь даже побить, я заслужил. Но потом, слышишь? Сейчас нам надо спасаться. Мы поймаем эту тварь и заморозим. Вместе мы справимся, хорошо? — У тебя есть план?.. — немного успокоившись, спросил Фиддлфорд. — Есть. Ему нужен дневник, мы дадим ему фальшивку. Я сделаю всё сам, ты просто прикроешь меня. Держи, — Форд протянул Фиддлфорду рацию. Аэрозольная краска и книги, к счастью, были в комнате. «Руководство по сантехнике» с красной обложкой идеально подходило на роль приманки. С помощью краски Форд изобразил на книге золотистую руку с шестью пальцами, а затем прошёл через запасной туннель к криогенной комнате, оставив в ней приманку. Вернувшись тем же путём в кабинет наблюдений, он постарался всеми силами сохранять спокойный вид. — Вот чёрт, я забыл дневник в криогенной комнате, — обратился он к лже-Фиддлфорду, который уже согнул подлокотники стула своими «руками». Не успел Форд договорить, как оборотень помчался в криогенную комнату. Как только Шейп Шифтер вбежал в криокапсулу, Форд резко нажал на кнопку заморозки. Бронированное стекло криокапсулы опустилось за секунду, и ёмкость наполнилась жидким азотом. Шейп Шифтер заорал страшным голосом, принял форму, похожую на получеловека-полунасекомого, пару раз ударился о стекло и застыл навеки. Форд упал на колени и безудержно зарыдал. Питомец, к которому он привязался всей душой, оказался чудовищем, и его пришлось убить собственными руками. Фиддлфорд пострадал по его вине. Вся их работа могла рухнуть в одночасье, да что там работа — их жизнь висела на волоске! Небеса в который раз наказывали его за самонадеянность. — Форд, ответь!! Приём! — донёсся из рации встревоженный голос Фиддлфорда. — Всё… нормально, — кое-как выговорил Форд, — я справился. Фиддлфорд влетел в кабинет, мельком глянул через стеклянную перегородку, откуда были видны криокамеры, а затем опустился на колени рядом с Фордом, ласково обнимая его и поглаживая по спине. — Ну всё, тише, не надо, ты же справился. Я не в обиде, честно. Хочешь, я куплю тебе кошку? Или двух? Или собаку? Ты какие породы любишь? — он нёс успокаивающую чушь и чуть не плакал сам. Форд дёргано пожал плечами, и Фиддлфорд продолжил: — Тогда выберу на свой вкус. А ты мне купишь енота, я их всегда обожал. Будет у нас большой дом, не хуже, чем у этих твоих Нортвестов, и тогда можно будет и кошек, и собак, и енотов держать, кого хочешь, главное — чтобы земных. Всё будет хорошо. Я с тобой. Форду было стыдно как никогда раньше. Не только за свою вину, но и за то, что вместо извинений он сидит и льёт слёзы, а Фиддлфорд, который мог абсолютно справедливо обидеться, утешает его, хотя сам находится в мягко говоря не лучшем состоянии. «Прекратить истерику!» — приказал себе Форд, вытер слёзы и, глядя Фиддлфорду в глаза, произнёс: — Клянусь, я больше никогда… — Да знаю я твоё «никогда», — устало отмахнулся Фиддлфорд, — уже засекаю время до следующего ЧП. Да, кстати, обнули счётчик дней без происшествий. Меняя табличку на счётчике, Форд мысленно молился, чтобы это было в последний раз. — Добрейшего вечерка! — Билл, как всегда, являлся когда ему заблагорассудится. — Здравствуй, Билл, — невесело ответил Форд. Даже во сне он чувствовал горечь из-за инцидента с Шейп Шифтером. — Выбиваешься из графика, приятель. И я даже в курсе, почему, — Билл зашёл с козырей. — Билл, если ты про бункер, я уже свернул эту идею. В приоритете только портал. — Нет, вы только посмотрите на него: «в приоритете только портал»! — издевательски передразнивал его Билл, паря в воздухе. — Чем больше я наблюдаю за тобой, тем больше мне кажется, что в приоритете у тебя любовные шашни. — Одно другому не мешает, — выпалил Форд. Билл материализовал пуфик, плюхнулся в него и прямолинейно заявил: — Мешает. Он тебе не пара. Форд не представлял, что когда-нибудь будет спорить со своей Музой, но сейчас у него появилось желание не просто спорить, а ругаться. — Мои личные дела тебя не касаются, ты сам это говорил! — он почти выкрикнул эти слова. — Какие итальянские страсти! — рассмеялся Билл и вновь взлетел, — придержи коней, Ромео. Я тебе не мама и не директор школы, и с кем ты спишь, меня не интересует, повторюсь. Но с этим твоим Фиддлфордом ты не просто спишь, а ещё и работаешь над идеей, которую подал тебе я. Вот ответь мне, сколько раз тебе приходилось его спасать? Сколько раз он порывался уйти из проекта? Сколько раз не доверял тебе? — И оказывался прав. Вообще-то, все неприятности случались по моей вине, — спокойно ответил Форд. Ссориться с Биллом он передумал, решил вместо этого применить свои скудные навыки дипломатии. — Не пойми меня превратно, я же просто беспокоюсь за гения, мною вдохновлённого, — заговорил Билл елейным голосом, кругами летая возле головы Форда, — и я хочу, чтобы тебя окружали верные товарищи. Уверен ли ты, что твой спутник не бросит тебя на полпути? Можешь не отвечать мне, ответь себе. Я ведь всего лишь желаю тебе добра. — Уверен, — чётко ответил Форд, не покривив душой. — Зря, мой дорогой Стэнфорд, зря. Доверяй, но проверяй. Впрочем, повторюсь снова, это твоё сугубо личное дело. Партейку? — Билл взмахнул рукой, создавая второй пуфик и шахматную доску. Форд выдохнул с облегчением, поняв, что Билл больше не собирается читать ему мораль хотя бы в эту встречу, и усевшись, сделал первый ход ферзём. Рождественское убранство Гравити Фолз не уступало какому-нибудь столичному. Жители украшали город кто во что горазд, наряжали ели и сосны, растущие прямо во дворах и на лесных опушках, развешивали электрические гирлянды на окнах, ставили фигурки Санта-Клаусов и оленей на тротуарах. На улицах и в магазинах непрестанно звучал Jingle Bells, а все разговоры были о том, кто как будет встречать Рождество. В толпе мелькали новые лица: чьи-то дети приезжали на каникулы или в отпуск навестить родителей. Город жил ожиданием праздника, и хотя Форд и Фиддлфорд не были фанатами рождественской суеты, не поддаться всеобщему праздничному настроению они просто не могли. Молодая, ещё низкая ёлка во дворе будто была создана для этого Рождества. Достаточно было встать на стремянку, чтобы нарядить её с головы до ног. Форд даже не пожалел для гирлянды утащенных из НЛО ламп, чтобы иллюминация была круче, чем вся остальная подсветка в городе. На макушке ели красовался знак атома — символ науки. Наступил Сочельник. Форд и Фиддлфорд смотрели по телевизору праздничный концерт и шутили, что из года в год лица на эстраде остаются те же самые — можно записать концерт на десять лет вперёд и просто переозвучивать число наступающего года. В честь праздника они даже озаботились приготовлением рождественского ужина, пару раз чуть не поругавшись из-за рецепта. Они ели индейку, получившуюся весьма неплохо, пили шампанское и обнимались, радуясь наступающему празднику и тому, что они вместе. За минуту до двенадцати в телевизоре показалась главная и единственная площадь Гравити Фолз — пусть и маленького, но всё-таки города с собственным телевещанием. Вдоль церкви начала опускаться звезда, а часы отсчитывали секунды до Рождества. — Загадывай желание, — тихо сказал Форд. Фиддлфорд зажмурился. Помня про важность чёткой формулировки желаний, он изо всех сил подумал: «Хочу быть с тобой всегда, Форд. И чтобы без происшествий». Десять, одиннадцать… Двенадцать! Где-то вдалеке послышался свист фейерверков. — С Рождеством, Фиддс, — Форд счастливо улыбнулся и потянулся за поцелуем, Фиддлфорд с готовностью ответил на это, и через пару секунд они уже были на полу. О да, они планировали отметить праздник именно так, но сначала… — У меня… У меня для тебя подарок, — произнёс Фиддлфорд в короткую паузу между поцелуями. — Эй, мы же договаривались! — ответил Форд с наигранным возмущением. Они и вправду договаривались не дарить друг другу ничего, ибо зачем все эти условности? Преподнести сюрприз можно в любое время, необязательно привязывать это к конкретной дате. Но в глубине души оба знали, что массовое увлечение рождественскими подарками захватит и их. Фиддлфорд ловко вывернулся, залез под диван и достал оттуда коробку, перевязанную подарочной лентой. Форд с заинтересованным выражением лица распаковал подарок. В коробке лежал тёплый светло-бордовый свитер и широким воротником. — Зимний вариант, чтобы ты не мёрз на прогулках, — смущённо сказал Фиддлфорд. — Ты правда прятал его под диваном? — со смехом сказал Форд, поднявшись с пола. — Теперь это лучший свитер в моём гардеробе, и ты просто не представляешь, насколько я счастлив. Ты прелесть, знал об этом? Спасибо от всей души. Обняв Фиддлфорда за талию, он заявил: — Между прочим, я тоже подсуетился с презентом. Он немного необычный, но уверен, ты оценишь. Жди здесь. Фиддлфорд был заинтригован: что за необычный сюрприз приготовил для него Форд? Хотелось надеяться, что не очередную опасную штуковину! «Это же просто ковёр», — подумал Фиддлфорд, когда Форд вернулся в комнату. — Ты, наверно, подумал, что это просто ковёр, — сказал Форд, раскладывая принесённый ковёр на полу, — но это не совсем так. Это эксперимент № 78, специально к Рождеству. Однотонно-голубой махровый ковёр был обрамлён в нескольких дюймах от краёв жёлтой линией с закруглёнными углами. В центре была такая же жёлтая окружность, а внутри этой окружности — две полукруглые стрелки, упирающиеся друг в друга. — Обещаю, на этот раз никакого подвоха. Тебе понравится. Просто потрись ногами о ворс. Недоверчиво покосившись, Фиддлфорд всё же последовал совету и принялся усердно шаркать по ковру. Форд делал то же самое. — А теперь дай пять… шесть… нет, пять… Ай чёрт, просто дай руку! — Форд выставил вперёд ладонь, и Фиддлфорд, всё ещё не понимая, что за сюрприз им предстоит, протянул руку в ответ. Раздался треск электрического разряда, и обоих отбросило на пол. — Опять твои штучки, — недовольно произнёс Фиддлфорд, обхватив руками голову. Он в недоумении провёл по волосам, ощупал лицо, посмотрел на свои руки с шестью пальцами… Что?! Завертевшись на месте и осмотрев себя со всех сторон, насколько позволял угол обзора, он понял: у него было тело Форда, а напротив, ехидно ухмыляясь, сидел он сам, который на самом деле был Форд. — А-аа! — завопил он, — что это такое, что ты опять задумал?!! — Сработало! Сра-бо-та-ло! — Форд несколько раз повторил жест «есть!» и, придвинувшись ближе, объяснил: — Это электронный ковёр. Статическое электричество провоцирует обмен электронов в атомах, и объекты меняются телами. Ну, как тебе сюрприз? Только не говори, что тебе никогда не хотелось посмотреть на себя со стороны. Ну или, например… побыть мной? Мне вот всегда хотелось побыть тобой. Почувствовать то, что чувствуешь ты. Понимаешь, к чему я? Фиддлфорд вскинул голову, глядя в пылающие вожделением собственные глаза, которыми сейчас смотрел Форд, и поймал себя на мысли: неужели в такие моменты его взгляд настолько… пошлый?! Оценить себя со стороны и примерить тело своего спутника было восхитительной возможностью. Форд поистине был затейником и мастером сюрпризов. — Тогда вперёд, — Фиддлфорд упал спиной на ковёр, раскинув руки, — спорим, что ты не сделаешь это лучше меня. Форд застонал сквозь стиснутые зубы и навалился сверху. Похоже, он всерьёз принял вызов, потому что действовал с таким напором и такой страстью, как никогда раньше. А может, дело было в обмене телами — впрочем, спустя несколько минут Фиддлфорд перестал размышлять об этом и просто отключил мысли, отдаваясь поглощающему желанию. Фиддлфорд открывал для себя, что шесть пальцев — это невероятно круто, вот почему он обычно так заводился, когда Форд сжимал и тискал его в самых чувствительных местах. Что спортивное телосложение даёт возможность держать партнёра почти на весу, не прекращая движения. Что, оказывается, спадающая чёлка при тесном контакте щекочет грудь, и это вызывает дополнительную порцию ощущений… Новый разряд статического электричества вернул обоих в собственные тела. Форда это явно не заботило: — Плевать. Ещё, ну же! Фиддлфорд невербально согласился; на таком пике эмоций действительно было плевать, кто в чьём теле находится: они обладали друг другом, вскрикивали в унисон, оставляли следы пальцев на спинах друг друга, и не только их тела, но и их души сплавлялись в единое целое. Трение о ковёр снова и снова вызывало электростатический импульс. Несколько раз их выкидывало обратно в свои тела и обратно, но они не останавливались ни на секунду. Когда их накрыл финальный шквал, они даже не осознавали, кто есть кто. Фиддлфорд долго возвращался к реальности и пытался поймать хоть одну связную мысль. В этот раз их слияние было настолько ярким, что после него весь мир казался серой копией себя. Кое-как утихомирив эмоции, он открыл глаза и поглядел на собственные руки. Пальцев было пять, а значит, он находился в собственном теле. Он снова закрыл глаза, чуть было не провалившись в сон, и услышал голос Форда: — Ну, и как тебе сюрприз? — Ты псих, — краем губ усмехнулся Фиддлфорд, — но мне понравилось. — Ты мне скажи, тебя каждый раз так плющит? Я думал, сдохну от количества ощущений. — Я не понимаю, ты сейчас мне льстишь или себе? Да я то же самое могу о тебе сказать, у тебя вообще тормоза есть? — Не-а, — хрипло засмеялся Форд, — ни в жизни, ни в постели. Тормоза для слабаков, а я слишком крутой парень. Думаю, ты в этом убедился. Он как бы невзначай положил руку Фиддлфорду на грудь, проводя пальцем по соску и поднимаясь выше, к чувствительной коже на шее… — Да подожди ты! — Фиддлфорд вскочил и начал торопливо натягивать джинсы, — говорю же, ты маньяк! У тебя есть на уме что-то кроме? — Аномалии, но ты их не любишь, а секс любишь, так что только это и остаётся. Фиддлфорд с улыбкой уселся на диван. Как ни крути, а Форд был прав: заниматься любовью было куда приятнее, а главное, безопаснее, чем возиться со странными существами. — Так что ещё разок на ковре, и никаких аномалий на ближайшую неделю, идёт? — настаивал Форд. — Предложение, от которого невозможно отказаться, — с сарказмом сказал Фиддлфорд. Такой расклад ему определённо нравился. 1983-й год наступил под аккомпанемент нецензурной брани, с каждым днём всё в большем количестве вылетавшей из уст Форда. Бывало, что во всей фразе печатными были лишь слова «не» и «успеваем». Тестовую активацию портала, изначально назначенную на февраль, Форд перенёс на конец января, не потрудившись объяснить Фиддлфорду причину своего решения. Спешить приходилось не только с доработкой самого портала, но и с электронной начинкой для куклы, которую туда предстояло запустить для испытаний. Манекен, в шутку наречённый именем «Юрий» в честь космонавта-первопроходца, был напичкан измерителями всех показателей, какие только могут быть: температура, давление, гравитационные перегрузки, радиационный фон… Был даже встроенный электронный симулятор нервной системы и жизненно важных органов человека. — Я отказываюсь работать в такой атмосфере. Ничего не случится, если мы запустим портал в феврале. Да хоть в марте! — нервно говорил Фиддлфорд. Форд чуть ли не бегал кругами по лаборатории с чашкой кофе в одной руке и чертежами в другой. — Фиддс, мы всё успеем в январе, надо только чуть-чуть поднажать, — он пытался изобразить ласковый голос, но Фиддлфорд прекрасно различал раздражение. — В сотый раз спрашиваю: зачем? Кто тебе поставил эти сроки?! — Никто! Я сам их установил, это мой проект! Чем раньше — тем лучше! «Ты говорил, что это наш проект!» — хотел крикнуть Фиддлфорд, но осёкся. Это ведь и впрямь была задумка Форда, справедливо, что он сам решает, когда запустить портал. Тем более, что они успеют к концу января, надо просто чуть поменьше спать… Они работали чуть ли не по двадцать часов в день, а закончив работу, моментально засыпали. На то, чтобы дарить друг другу любовь, не оставалось времени, но ведь они по-прежнему были вместе, а отдохнуть и насладиться счастьем можно будет после завершения проекта… Раз за разом Фиддлфорд убеждал себя в этом и на все истеричные реплики Форда отвечал лаской и терпением. Но однажды терпение дало трещину. С хроническим недосыпом не справлялась даже тринадцатая по счёту чашка кофе. Доносившиеся из магнитофона мелодии блюграсса, всегда столь милые сердцу, теперь казались отвратительной какофонией. На дворе стояла полночь, будильник был заведён на четыре часа утра, как и в прошлый раз, и в позапрошлый… Но Фиддлфорд держался, пытался не заснуть, хотя бы чтобы не обидеть Форда, который искренне считал, что кофе и блюграсс это хорошая идея, чтобы держать его в тонусе. — Эй, Фиддс! Подсветка! — Что «подсветка»? — недовольно отозвался Фиддлфорд. — Ставим. Сейчас. Тащи стремянку. — Сейчас?! Я думал, закончим с реле и всё! — Не-а. Иначе не успеем, — Форд вставил пару крепких выражений, — давай, ещё по кофейку. Так жить больше было нельзя. — Я ушёл спать. К себе в комнату! Сам пей свой кофе, — выкрикнул Фиддлфорд. Он вышел из лаборатории и вызвал лифт, больше не говоря ни слова. Форд поехал вместе с ним, и как только они поднялись в дом, спросил повышенным тоном: — Мне считать это ссорой?! Фиддлфорд вздохнул. — Похоже, ты планируешь работать до утра, а потом до следующей ночи, а я слишком устал и хочу спать. К тому же, мне нужно хорошенько обо всём подумать. Наедине. Встретимся утром. — Обо всём?! Не соизволишь уточнить?! — Не соизволю. Ты не в том состоянии, чтобы понять. Ты вообще перестал понимать что-либо, ты думаешь, что можешь выйти за пределы своих возможностей, но не забывай, что случилось с Икаром! — Он недостаточно сильно махал крыльями!! Не оборачиваясь, Фиддлфорд зашагал по лестнице на второй этаж. Форд сдержал секундный порыв броситься следом, схватить Фиддлфорда за руку и выяснить, о чём там он собирается думать наедине. Вместо этого он вновь спустился в лабораторию, сел за стол и отчаянно застучал кулаком по деревянной поверхности. Всё снова рушилось. «Не забывай, что случилось с Икаром». Он — не Икар. Фиддлфорду либо придётся смириться с тем фактом, что в спутники жизни он выбрал максималиста, либо… — Сам соберу эту чёртову подсветку! — заорал Форд в пустоту. Нужно было поработать ещё три часа, чтобы не выбиться из обновлённого графика… Стоять на стремянке было терпимо, но когда он садился за стол, его неумолимо тянуло в сон. И в какой-то момент он не смог бороться с собой. — Доброй ночи, гений! Впрочем, судя по твоему виду, не такая уж она и добрая! — Муза навестила его именно тогда, когда он так нуждался в этом. — Тебе не кажется, что сон — пустая трата времени? — спросил Билл. — Подумай, во сне ты пропускаешь едва ли не треть жизни! На этот вопрос Форд ответил утвердительно, в последнее время он всё чаще завидовал Биллу. Будучи бестелесным сгустком энергии, тот мог не есть и не спать, он был свободен от всех физических и биологических ограничений. — Могу помочь тебе не терять драгоценные минуты. Предлагаю сделку. Ты разрешаешь мне вселяться в твоё бренное тело, а я работаю за тебя, пока ты спишь. Так ты и проект вовремя закончишь, и избавишься от этих ужасных синяков под глазами. Скажу честно, ты чертовски плохо выглядишь! — в голос рассмеялся Билл. — Ты будто читаешь мои мысли! — воскликнул Форд. — Я же в твоём разуме, конечно, я их читаю! По рукам? — Билл протянул тонкую руку. — Но… — Ах да. Предвижу, что ты спросишь. Он ничего не узнает. А если и узнает, какая разница? Ты ещё не понял, что твой Фиддлфорд, мягко говоря, мнительный парень? Может, ему вообще не понравятся итоги проекта, и что тогда, всё свернёшь? Ты уже почти у цели! По рукам? — повторил Билл. Зажмурившись, Форд крепко пожал руку своего наставника, и синее пламя вспыхнуло вокруг сцепленных ладоней. Сделка состоялась. — Не желаете ли утреннего кофе, месье? — Форд, изображая французский акцент, потряс спящего Фиддлфорда за плечо. — М-м… что? Который час? — спросонья захлопал глазами Фиддлфорд. — Уже за полдень. Доброе утро, солнышко. Надеюсь, ты выспался. Извини, я… Я не знаю, что на меня вчера нашло. Мне не стоило так над тобой издеваться, это всё нервы. Мир? — с надеждой спросил Форд, глядя Фиддлфорду в глаза. — Мир, — выдохнул Фиддлфорд, приподнявшись с кровати и обняв Форда, — ты тоже прости, зря я на тебя наорал, до последнего притворялся, что я в норме, а потом психанул… — Ничего страшного, не извиняйся, давай о хорошем, — Форд передал ему чашку кофе и показал принесённые с собой бумаги, — смотри, что у меня есть. Сдерживая смех, он наблюдал изумление в глазах Фиддлфорда, смотревшего на написанные убористым почерком вычисления на трёх листах. — Ты сделал это за ночь?! — Пришлось помучиться, зато теперь мы точно уложимся в график. И я больше не буду заставлять тебя не спать ночами. Ну, по крайней мере, из-за проекта, — добавив в голос чувственные нотки, Форд недвусмысленно погладил Фиддлфорда по бедру. — Что, хочешь по-настоящему заслужить прощение? — сбившимся голосом произнёс Фиддлфорд. Форд хотел. С учётом того, что за последние пару недель возможности выразить любовь на физическом уровне не было из-за вороха работы, желание умножалось на два. — Ты даже не представляешь как. Хотя зачем представлять, сейчас узнаешь на деле. — Ну, удиви меня, — ухмыльнулся Фиддлфорд, отставляя в сторону чашку кофе. Благодаря помощи Музы жить стало куда веселее. Чертежи дополнялись новыми данными будто сами собой, Форду с Фиддлфордом оставалось лишь нажимать нужные кнопки и правильно присоединять провода. Можно было больше не жертвовать едой, сном и близостью, времени хватало на всё. Единственное, что беспокоило Форда — это боль в правом глазу, появившаяся после той судьбоносной сделки. Глаз не только болел, но ещё и видел кое-как; для чтения Форду даже приходилось пользоваться моноклем помимо очков. Он списывал это на проблемы с сосудами и клятвенно обещал себе дойти-таки до поликлиники сразу после испытания портала. В один из дней он приехал из магазина на такси. Заскочив в дом, он позвал Фиддлфорда помочь выгрузить покупки, и вместе они перенесли в дом с десяток ковров, игнорируя вопросы таксиста «Переезжаете? Или торгуете?» Развернув ковры, Форд услышал закономерный вопрос Фиддлфорда: — Что это такое? Все ковры, кроме одного, были одинаковыми: на красном фоне был изображён Билл с ногами и протянутыми вверх руками, из которых струилось пламя. На том же, что отличался от других, Билл был без рук и ног. — Всевидящее око, масонский символ, — принялся объяснять Форд, — символизирует Великого Архитектора Вселенной. Это знак сокрытой истины и причины всего сущего, он призывает к мудрости и обращается к совести… — Я знаю, что такое «Всевидящее око»! — Фиддлфорд оборвал импровизированную лекцию, — ты мне ответь, почему оно… такое? И зачем тебе эти художества? — Надеюсь, ты уже заметил, что без связи с потусторонним миром в нашем деле не обошлось. Фиддс, за семь лет в этом городе я кое-что успел изучить в этой сфере. Процентов так девяносто всего написанного в оккультных книгах — это, скорее всего, бред, хотя читать было занятно. А вот оставшиеся десять… В общем, там действительно есть ключи к дверям в другие миры. Так вот, Всевидящее око — это тоже один из ключей. Если правильно расположить символы в комнате и проводить нужные ритуалы, то успех обеспечен. А почему оно такое… Ну, какое было, такое и купил! Мне просто повезло найти эти ковры на рынке. Форд лгал. Ни на каком рынке таких ковров не было. Вряд ли вообще такие ковры могли продаваться хоть на одном рынке мира. Он заказал их у небольшой частной фабрики текстиля в ближайшем крупном городе. Предприятие выставило поистине грабительский счёт за срочность, но Форд не жалел денег. Раз Муза сказала, что антураж и ритуалы необходимы, значит, он обеспечит это. Строго говоря, на рынке он тоже побывал и принёс оттуда старинные канделябры, большие парафиновые свечи и стеклянные пирамидки. — Тоже мне, колдун нашёлся, — ворчал Фиддлфорд, помогая расставлять и развешивать всё это великолепие по кабинету, — а ещё меня высмеивал за суеверия. Завтра пентаграммы рисовать начнёшь? — Если это надо будет для дела, то да, — серьёзно ответил Форд. Попутно он обдумывал, как объяснить Фиддлфорду, что через пару дней доставят скульптуру Билла, покрытую чистым золотом, и в итоге решил сказать, что какой-то заезжий торговец распродаёт за бесценок коллекцию масонской атрибутики. Из-за летящей с ковров пыли больной глаз разболелся ещё сильнее. Форд поморщился и поднёс руку к лицу. Заметив это, Фиддлфорд встревоженно спросил: — Всё в порядке? Ты неважно выглядишь. — В порядке, — Форд попытался улыбнуться, — просто голова трещит от всей этой работы, тебе ли не понять. — Я-то прекрасно понимаю. Если бы не я, ты бы так и пил кофе галлонами и умер от сердечного приступа, как дурак. Хорошо, что я настоял на сне и ты отделался просто трещащей головой. Идём, напою тебя чаем. Зачем ж так себя загонять… Потягивая горячий чай в кресле перед камином и слушая успокаивающую болтовню Фиддлфорда, Форд ощущал себя самым счастливым человеком на свете. У него был лучший в мире спутник жизни, прощающий ему все недостатки, лучший друг, безвозмездно дарующий ему гениальные идеи, и лучший проект, который вот-вот будет осуществлён благодаря им обоим. И пускай Билл скептически отзывается о Фиддлфорде, а Фиддлфорд вообще не знает о существовании Билла — это не страшно. Форд даже немного гордился тем, что смог сохранить баланс и после всех трудностей не рассорился ни с одним из них. Он представлял, как удивится Фиддлфорд, когда он откроет ему тайну. Возможно, он поначалу испугается, но когда в полной мере осознает, какие возможности могут открыться при поддержке Билла, то обязательно примет дружбу Форда с космической сущностью. Билл же, в свою очередь, перестанет завуалированно называть Фиддлфорда слабаком, и может, даже подарит ему часть своих секретов лично. Форд представлял, как напишет в своём дневнике: «Мои мечты сбылись». До дня икс оставалась неделя. Фиддлфорд, хоть и не выражал никаких опасений вслух, всем видом показывал обеспокоенность, временами переходящую в панику. Если раньше он перепроверял расчёты по пять раз, то сейчас делал это по десять. Дрожащие коленки стали привычным делом. Форд, напротив, был абсолютно спокоен, в том числе благодаря медитациям в окружении свечей и пирамидок и установки связи с Биллом во время этих ритуалов. Он сильно сокрушался по поводу нерешительности своего спутника, но не упрекал его, а только беззлобно посмеивался и повторял: «Всё будет нормально, Фиддс. Не о чем волноваться». Портал был полностью достроен, нужно было лишь правильно настроить подачу топлива, чтобы ненароком не разогнать двигатель на полную мощность и не устроить блэкаут во всём городе, как это было в прошлый раз при тесте двигателя. Форд был в двух шагах от доказательства Великой всеобщей теории ненормальности. Теперь он понимал, как чувствовали себя Ньютон, Эйнштейн и другие светила науки за миг до того, как вошли в историю. Совсем скоро в списке великих имён появится его собственное. А Фиддлфорд, похоже, начал перепроверять расчёты уже по пятнадцать раз. И он пришёл к неутешительному выводу: система была нестабильна. До конца постройки Фиддлфорд не мог заметить этого, нужна была вся совокупность данных, чтобы картина сложилась целиком. Сейчас же он ясно видел: малейшая неисправность гипердвигателя может вызвать пространственно-временной парадокс, малейший перебой в антигравитационных модулях поднимет в воздух не только весь город, а минимум весь штат. Если что-то пойдёт не так, портал вообще может поглотить всё сущее. Почему Форд — самый умный человек из всех, кого Фиддлфорд знал, — не заметил этого? Вероятно, он был полностью ослеплён мечтами о лаврах, его сознание просто не допускало мысли о том, что эксперимент может окончиться провалом. Нужно было его предупредить — но как? Фиддлфорд отлично знал, что будет, если начать отговаривать Форда за три дня до активации портала. Он просто наорёт на него, и это пробьёт серьёзную трещину в их отношениях. Нужны были веские аргументы, и Фиддлфорд принялся за ещё одну важную работу. Уютный ресторанчик со смешным названием «Обед Жирнушки», единственный в Гравити Фолз, был полон посетителей. Похоже, люди любили проводить здесь вечера, тем более что в городе было немного развлечений и мест, чтобы собраться всей компанией. Форд и Фиддлфорд ужинали здесь впервые. Обычно они избегали общества, но сегодня был особенный вечер: последний перед тестовым запуском. Несколько раз они ловили на себе взгляды с оттенком лёгкого любопытства и даже услышали, как за соседним столиком ребёнок младшего школьного возраста обратился к сидящей рядом молодой женщине: «Мама, это же те дяденьки, которые в лесу лампочки включают!» «Тайлер, тише, это невежливо!» — громким шёпотом одёрнула сына женщина и посмотрела на них извиняющимся взглядом. Форд пошёл к барной стойке, чтобы заказать пару коктейлей. Фиддлфорд остался ждать его за столом, и пока смешливая пышнотелая официантка с такой же пышной причёской наполняла стаканы, он рисовал на салфетке график, морально готовясь к серьёзному разговору. Взяв коктейли, Форд уселся за стол, протянул один стакан Фиддлфорду и с воодушевлением произнёс тост: — Что ж. Полгода работы, сотни исписанных страниц, десятки сконструированных приборов и одно великое открытие. Завтра всё изменится, Фиддс. За наш успех! Но Фиддлфорд не спешил чокаться стаканами. — Нет, — коротко сказал он, буравя взглядом стол. — Что?! — Я хорошенько всё обдумал ещё раз. На, — он бросил вскользь по столу исчёрканную синей ручкой салфетку с графиком. Ось ординат была подписана «нестабильность», ось абсцисс — «вероятность провала». От нуля шла вверх ветвь параболы со стрелкой. — Зря ты смеялся над моей осторожностью, — заговорил Фиддлфорд, стараясь унять дрожь в голосе, — я перепроверял всё по десять раз не из прихоти, я чувствовал, что что-то не так, и интуиция меня не подвела. У портала масса недостатков. Вернее говоря, он весь — один сплошной недостаток, и запуск может вызвать фатальные последствия. Необходимо пересмотреть весь план и все наработки, чтобы не подвергнуть опасности город… да и всю планету. Нужно отложить испытания. Как минимум — отложить. — Что ты несёшь, чёрт тебя дери? Я не собираюсь ничего откладывать! — злобно прошипел Форд. Казалось, даже его очки сверкнули гневом. — Тебе всё мало опасностей? Тебе не хватило Шейп Шифтера? Сколько можно, Форд?! Я больше не собираюсь поддаваться твоему безрассудству! Или, может, ты связался с тёмными силами, и они заставляют тебя действовать против всего человечества? Если так, то ответь, какой демон надоумил тебя на этот портал! Видя, как выражение лица Форда меняется с гневного на растерянное, Фиддлфорд немного умерил пыл. В конце концов, он предвидел такую реакцию, и его задачей было не разозлить Форда, а, наоборот, воззвать к голосу разума. Он вытащил из сумки папку, достал оттуда толстую стопку бумаг и дрожащими руками протянул их Форду. На титульном листе крупным шрифтом было напечатано: «Невероятные аномалии Гравити Фолз». — Пожалуйста, прочти это, — спокойным голосом сказал он, — я работал три дня без перерыва и записал всю хронику твоих великих открытий. Это твоя диссертация, Форд. Я взял на себя твой труд и каталогизировал всех аномальных существ, объекты и артефакты. Можешь считать, что это мой подарок тебе. Фиддлфорд перелистнул на последнюю страницу, где стояла подпись: «Стэнфорд Пайнс». Форд переводил ошарашенный взгляд с бумаг на Фиддлфорда и обратно, не произнося не слова. Прежде чем он успел что-то сказать, Фиддлфорд торопливо заговорил вновь: — Форд, этого достаточно, чтобы все твои мечты сбылись. Без всякой теории ненормальности. Опубликуй это, и будут у тебя и сотни миллионов, и обеды с Саганом, и ужины с Рейганом, и закрытые правительственные конференции, и фото на обложках всех журналов, и твоё имя в учебниках истории. Не нужно тестировать портал, это слишком рискованно. Если не думаешь о себе — подумай о других. Подумай обо мне. Забудь про портал и теорию, опубликуй это, утри всем нос, вернись к нормальной жизни и двигайся дальше. Умоляю. Форд ещё несколько секунд смотрел в замешательстве, а затем толкнул стопку листов в сторону Фиддлфорда и выкрикнул: — Либо завтра в восемь мы проводим испытания, либо катись на все четыре стороны!! На секунду вокруг стало тихо. Проходящая мимо весёлая официантка остановилась и строго посмотрела на них. Форд не смутился под её взглядом. — Принесите счёт, мэм, — с нажимом проговорил он. Официантка неодобрительно помотала головой, отошла к стойке и вернулась с чеком. Оставив на столе несколько долларов, Форд вышел из кафе размашистым шагом. Сгущающаяся темнота улиц не шла ни в какое сравнение с темнотой в душе Форда. Какое разочарование: любимый человек, спутник жизни, с которым он прошёл через все трудности, опасности, ссоры и примирения, вот так просто сдаётся, предаёт и бросает его! Тогда, когда победа уже почти в руках! Видит бог, он уже мысленно подбирал правильные слова, чтобы рассказать Фиддлфорду правду о Билле. Хорошо, что не успел. Хорошо, что Фиддлфорд показал ему «диссертацию» раньше, чем узнал его самую сокровенную тайну. Не была ли эта работа намёком на то, что Фиддлфорд решил присвоить все открытия себе? Что ему стоит опубликовать её уже под своим именем, самому открыть Великую всеобщую теорию ненормальности, оставив Форда ни с чем, затеять нечестную игру и победить в ней, словно Эдисон, победивший Теслу в «Войне токов»? Нет, Форд не допустит такого. Он не позволит себе быть обманутым. Даже если ради этого придётся пожертвовать любовью. Он бесцельно бродил по городу, дрожа от холода и гнева. Дойдя до озера, он спрятал руки в карманы пальто, чтобы хоть немного согреться, и нащупал в кармане какой-то маленький предмет. Это было кольцо — подарок Ручной ведьмы, сумасшедшей гадалки с ярмарки. Камень на нём был чёрным. «Если же кольцо черно, значит, всё обречено». К чёрту. Суеверия для слабаков. Он учёный. И завтра он станет великим. Форд с размаху швырнул кольцо в озеро и нехотя поплёлся домой. Вернуться незаметно не получилось. Фиддлфорд ждал его прямо в прихожей и облегчённо вздохнул, когда Форд переступил порог. — Где ты был? Я с ума сходил от беспокойства! — взволнованно сказал он. — Что ж не догнал? — буркнул Форд. Как бы он ни был зол, он отчаянно цеплялся за шанс сохранить любовь. — Дал тебе время остыть. Форд, я принял решение, — он подошёл ближе, взял Форда за руки и посмотрел в глаза, — мы запустим портал. Ради тебя я готов рискнуть всем. Помирать — так вместе. Форд и хотел бы дальше изображать обиду, но не смог. Глядя, как Фиддлфорд перебарывает свои страхи и сомнения, он таял от эмоций. Подозрения насчёт нечестности своего спутника внезапно показались сущим бредом, игрой воображения на нервной почве. Он порывисто обнял Фиддлфорда и тихо сказал: — Не надо помирать, мы ещё слишком молоды. И ещё не успели прославиться. Смелость города берёт, в курсе? Всё будет хорошо, Фиддс. Обещаю. — Не надо обещать зара… — Тс-с. Приложив палец к губам Фиддлфорда, Форд уверенно произнёс: — Я люблю тебя. И вложил в поцелуй всю страсть, на которую только был способен. Самообладания хватило только на то, чтобы дойти до дивана в гостиной. Они любили друг друга как никогда раньше. Все ощущения умножались на два, пальцы со всей силы царапали влажную от пота обшивку дивана, сдавленное «не-ет», превращалось в сладострастное «да! ещё раз так…», шеи горели от засосов… Вот оно, то состояние перехода, о котором говорил Фиддлфорд полгода назад! Как падающие звёзды, как опускающееся закатное солнце. Когда истончающаяся ткань реальности выдёргивает наружу все чувства из глубин души. Когда уже не остаётся сил, но невозможно не продолжить. «— Устал? — Ничего подобного!» Когда падают все ограничители. «Хватит сдерживаться. Сильнее, чтоб тебя!» …когда ты рассыпаешься на атомы и собираешься вновь.