Вопреки

Кейго, вопреки распространенному мнению хорошо умеет делать две вещи: молчать и думать. И пускай на публику ему приходилось из раза в раза натягивать улыбку до ушей, бегать рядом со Старателем и практически щебетать не умолкая, он анализировал, делал выводы и принимал решения действительно со скоростью, оправдывающей его героический псевдоним. Комиссия развивала в нем умение подстраиваться под любого человека, быть услужливым, весёлым, грустным, когда это надо, уметь находить точки соприкосновения со всеми, кто мало-мальски понимал речь. Поэтому он просто не мог не проводить параллелей между Даби, за которым он наблюдал ежедневно по несколько часов, бесцельно убивая в Лиге остатки своего свободного времени и ещё одним до боли знакомым кадром. Черт возьми, они даже орали одинаково, прежде чем начать сжигать всё вокруг. Одинаково противно, его слух с трудом это переносил. Таками смотрел на Даби, который, по хозяйски расположившись на его кухне, собирал в своём кофе какую-то мешанину вкусов и на его сетчатке буквально горела картина со Старателем, пьющим отвратительное месиво с кофеином, которое ему принесли ассистенты. Даби хмыкал на любую услышанную глупость и Кейго даже не надо было поворачиваться, чтобы понять, что его глаза закатились (ладно, допустим ему в принципе не надо было поворачиваться, учитывая его причуду, но, эй, он же имел право выпендриваться своим предчувствием и умением сравнивать людей?). Да и, блять, эти же самые чертовы глаза буквально кричали о том, что Даби явно не был случайным ребёнком с улицы. Кейго лично общался со всеми членами семьи Тодороки, и Шото со своей «отцовской половиной» был ярким сигналом о том, что стоило бы крепко задуматься над этим. Стоит признать, что инстинкты самосохранения у Кейго работали не всегда так хорошо, как мозги. Но даже учитывая это, он сначала решает спросить Лигу, прежде чем идти с этим вопросом непосредственно к Даби. — Даби внебрачный сын Старателя или типа того, да? Он говорит это Тоге и Твайсу, которые вдвоём пытались заплести на голове Химико адекватную косичку и Компрессу, отдыхающему в кресле. Всё трое, стоит им лишь услышать вопрос, замолкают. — Ястреб-сан, — тихо шепчет Тога, — мы ну… не общаемся на тему семьи здесь. Компресс согласно мычит. — У большинства здесь какая-то хуйня с семьёй, понимаешь? А устраивать психологический кружок не анонимных страдальцев мы особо желанием не горим, — он разводит руками, — И если мы как-то еще переехали через это, то Даби вообще остро реагирует на эту тему, так что лучше при нем даже не начинай. Кейго сглатывает и хмурится. Ему стыдно не за сам вопрос. По крайней мере, он узнал какую-то информацию, пускай абсолютно бесполезную. Но поганое чувство внутри вопило, что он смог пережить все свои проблемы, он не скатился на дно как все члены Лиги. — В этом и есть проблема системы, — продолжает Компресс. Он встаёт с кресла и идёт к нему, — просто кого-то не успели спасти. Однажды ты поймёшь. Он хлопает его по плечу и выходит из комнаты. Тога зовет его к ним на диван, но даже в их компании он не перестаёт лихорадочно размышлять и находить несостыковки в своих суждениях. Это был какой-то бред. Даби не мог не быть родственником Старателя, и тогда все слова Компресса про семью были бы полным бредом. Энджи же не чертов преступник, не злодей, он был закрыт от детей, но он не мог довести их до того чтобы стать злодеями. Это не вписывалось в привычную картину мира Ястреба, он думал, каким образом Даби умудрился попасть в Лигу, живя в благополучной семье. Как вообще Старатель оставил его после такого в живых, и почему никто не знает про его существование? — Бред какой-то, — шепчет он себе под нос. * В следующий раз он идёт вопреки. Этот вопрос терзал его на протяжении недели, когда он наблюдал за Старателем с разных ракурсов и даже подсовывал ему тихонько перья в одежду, что оказалось безрезультатно, но Кейго сделал вывод, что огонь Даби жжёт его перья больнее. Энджи не открывает свою семейную жизнь, а Ястреб понимает, что лезть в неё ещё больше, чем он уже залез, было бы в высшей степени подозрительно и навлекло бы ненужное внимание со стороны номера один. И тогда он решает спросить Даби напрямую, потому что он все равно бы не нашёл ответов в Лиге, и лучше уж в лицо, чем за спиной, верно? Комиссия бы придушила его за это, он был уверен. А ещё Даби имел теперь отвратительную привычку оставаться у него дома, поэтому грех было не воспользоваться случаем. — Как ты относишься к Старателю? — он падает на стул напротив него и улыбается. Даби давится своим утренним кофе и смотрит на него с красноречивым вопросом во взгляде. — С чего ты вдруг упоминаешь эту мразь в моем присутствии в семь утра? — Вы очень похожи, на самом деле, — Кейго радостно улыбается и допивает свой тысячу раз переслащенный латте, — вы даже ведёте себя одинаково. И ненавидишь ты его больше остальных. — Бред, — фыркает Даби, — я всех героев ненавижу одинаково. — И меня? — А тебя, — он недовольно косится на распушившегося Кейго, — особенно. За такие вопросы в семь утра убить мало. Таками хохочет и выхватывает чужую пустую чашку, ставя вместе со своей в посудомойку. — Теряешь хватку, о самый страшный злодей Японии после Шигараки Томуры. Я уже минуты две как должен гореть и в слезах просить пощады. — Не дождёшься, — ворчит Даби, — мне ещё с тебя информация нужна, птенчик. Они в тишине занимаются своими делами. Кейго, свободный на сегодня от патрулей, садится за отчётность, а Даби оккупирует его диван и, по-хозяйски развалившись, листает каналы на телевизоре. — Старатель мне отцом приходится. Ну, чтоб ты знал, — тихо сообщает он в тишине. Кейго вздергивается и переваривает информацию несколько мгновений. — Это я понял где-то неделю назад, — говорит Ястреб в ответ, — меня больше интересует, ну… — Каким образом сын Старателя стал разыскиваемым злодеем? Кейго кивает и смотрит исподлобья. Даби сухо усмехается и его перья напрягаются. — Слушай, я помню тот бред, который ты мне нёс про то что Старатель спас тебя и всякое такое. Но, блять, он ни разу не такой, — Даби говорит медленно, смотрит внимательно за реакцией Ястреба, — все говорят, что в нашей семье много детей, потому что у родителей любовь была, но это нихуя не так. Он просто хотел себе идеального отпрыска и он у него теперь есть. — Шото Тодороки? — Ястреб разворачивается к нему всем корпусом. — Да, — Даби прикрывает глаза, — я бы очень хотел встретиться с ним не как злодей с будущим героем, знаешь? Мне говорили, он выступает против отца. Я бы хотел посмотреть на это, — он опять усмехается, — но этот ублюдок не разрешал нам общаться с ним. Это единственное, что я помню, кроме того что я вроде как сдох по его словам. — То есть младших Тодороки четверо, — шепчет Кейго, — но это же отвратительно, как можно так поступать со своими детьми! — Птенчик, я думаю, кто-нибудь в Лиге уже сказал тебе, что кого-то не успевают спасти. Но нас бы и не успели. Никто не хочет идти против второго героя, это чревато определёнными последствиями. — Я не понимаю, — Ястреб встаёт и подходит к нему, — я знаю, что он спасает жизни ежедневно, я видел это своими глазами, он не может так поступать со своей семьёй. Даби откидывается на спинку дивана и открывает глаза. Смотрит ехидно и хрипло смеётся. — Именно поэтому я тебе и не доверяю, понял? Ты действительно хороший, Кейго. Такие как ты не идут в Лигу, они горят желанием спасать. А ещё это лечить надо, это нездорово как-то. Иди сюда. Он раскрывает объятия и Ястреб довольный сваливается в них, прижимаясь ближе к теплу чужого тела. — Прости меня, — он кладёт голову на его плечо и закрывает их обоих крыльями, — я бы хотел спасти тебя, если бы мог. — Не волнуйся, птенчик, я сожгу всех тех, от кого меня надо было спасать. И Кейго впервые, вопреки всему, не опасается этой угрозы.