потерянный медиатор

Frosty curtains are circling in the moonlight, Milk from the cat’s plate take off to the moon, Fireflies are like constellations.

      Время на часах остановилось на трёх часах ночи и двадцати шести минутах. Джуен через уголок одеяла подглядывает за луной в широком сером небе и задумывается, поверит ли им в следующий раз она, отдаст ли обжигающие звезды. Если бы он был на ее месте, то нет, он бы не отдал. И Джисока никогда бы в жизни не отдал никому на свете. Прозрачные шторы танцуют под мелодию холодного ветра, и в груди так легко, словно он сейчас может взлететь и испариться в ночном небосводе. Джуен старается мечтать о сахарных облаках, о том, как с лёгкостью откусит от луны кусок и на языке будет таять белым шоколадом. Джуен думает о Джисоке, об его улыбке и маленьких, но теплых руках. О его мерцающих глазах, в которых растянулись яркие гирлянды. Со скрипом в старенькой кровати Джуен встаёт. В лунном свете ему кажется, что из шкафа на него смотрят волшебные феи и хихикают, прекрасно понимая, что их слышат. Джуен знает и всегда знал, что это его большая фантазия, но ему никогда не хотелось вырастать из сказок. Он не любил этот мир за его реальность. Он вообще не любил реальность. Джуен хотел бы быть мармеладным королем, а Джисок был бы его сокровищем, самым драгоценным и сладким. От приторности лицо непроизвольно сжимается, и Джуен немного дёргается. На часах перевалило за четыре утра, а Джуен при лунном свете что-то яро чиркает, закусив губы. На бумаге трупно-белого цвета у парня выходили сбитые, подкосившиеся и остроконечные слова, образующиеся в красивые предложения. Они были глубоко закрыты на ключ в самом сердце Джуена. И когда сладко спящую тишину будит противный звук будильника, Джуен понимает, что луне пора ложится спать, уступая ловким и хитрым щупальцам солнца. А еще это означало, что можно было позвонить Чонсу и высказать все, что так долго кровоточило его грудную клетку изнутри. На этаже ниже он слышит, как пищит лампочка, и это значило, что бабушка тоже начинала свой день. У Джуена же он не заканчивался. Парень еще долго поглядывает на свою внезапно пожелтевшую бумагу и становится стыдно за все, что он делает. Зачем ему это все? И нужно ли это все Джисоку? Джуен никогда не понимал, как главные герои в абсолютно всех сопливых мелодрамах всегда сгрызали пальцы в кровь, а мозги дымились, когда их всё-таки захватывала в плен эта любовь. И, кажется, только сейчас он понял, что на самом деле все так и есть. Джуен далеко не отошел. — Чонсу, мне нужно тебе выговорится. Я доверяю тебе больше всех. – Спокойным тоном, но сердце бешено стучит в грудной клетке. На том конце слышится протяжный зевок. На часах время перепрыгнуло только к восьми утра. — А ты уверен, что я оправдываю твои слова? – Джуен чувствовал, как Чонсу было тяжело концентрировать свой сонный, еще видевший сны мозг и дать хоть что-то логически выстроенное и связанное. — Помнишь, как в шестом классе я рассказал всему классу о том, что это ты тогда съел пирожок нашего учителя Чхве. — И к чему ты клонишь? — Что я не человек, которому можно что-то доверять. Я либо проболтаюсь, либо забуду. Третьего не дано. — Раздражаешь, Чонсу. – Парень лишь хмыкает в ответ. – Слушай.. Потому что Джуен знал своего друга как пять пальцев. Знал, что тот не любит серьезные разговоры и тем более звонки в ужасную рань. Но все равно всегда был рядом. И Чонсу все выслушал. О том, как Джуен считает себя ужасным ребенком, о том, как он топил себя в агонии все эти года, как закрывался в школьной подсобке и, забиваясь в угол, выплескивал свои волны эмоций. О том, как он ощущал прорастающую лозу через его легкие прямиком в гортань и задыхался на холодном полу, отсчитывая, сколько ему еще осталось. А потом он нашел выход в холодном, остром и колком. И полюбил толстовки. Чонсу кусает свои губы, чтобы не взвыть от подступающих слез. В руках плотно сжимается белое с узорами одеяло, а теплое солнце из раскрытого окна ослепляло. И Джуен улыбается так грустно, потому что вспоминает, как упал на автобусной остановке в самый ливень и смешивал свой позор с дождем. Ему было больше всего стыдно перед дедушкой. — Я больше так не делаю, уже год. И Чонсу затихает. Возможно, чтобы прийти в себя, собрать в своей голове разбежавшиеся мысли. Джуен слишком долго пялится на свою одиноко лежавшую нокию на столе. Погода отдавала ранним летом, но парню впервые в жизни было холодно. — И потом я встретил Джисока. В голове промелькает череда воспоминаний, как вспышек. Вот они дарят друг другу кроткие взгляды из окна, вот Джуен хочет коснуться Джисока еще раз, а последнее было особенно теплым и драгоценным. Их ночное «свидание», так его решил назвать Джисок, и Джуен был абсолютно не против. На кончиках пальцах еще остались невидимые, почти растаявшие касания парня и Джуен непроизвольно дотрагивается до них в надежде снова вернуться туда хоть на минутку. — Ты так сильно любишь Джисока? – Было слышен немного хриплый голос Чонсу, но тот слишком хорошо умел скрываться. — Я правда люблю его? — Джуен тускнеет. — Джуен-а, я за тебя сказать не могу. Только ты в ответсвенности за свои чувства, только ты можешь понять это. — А если я ошибаюсь? Если я себя обманываю и Джисока обманываю своими загонами.. Чонсу на том конце тяжело вздыхает. — Джуен, послушай пожалуйста. – Чонсу слегка прокашливается. — Лично я могу сказать, что Джисок буквально заставляет тебя сиять, как самая яркая звезда во всей галактике. Ты снова тот Джуен из 8 класса. Такой веселый, беззаботный, такой воодушевлённый. И я так скучал по такому тебе. — Я стал хуже? Нет, стой. Не отвечай, я и так знаю. Чонсу кусает губы, Джуен щурится от слишком яркого солнца — Ты не стал хуже, но тебе и правда нужна помощь. И я думаю, что Джисок – это одна из ступеней. — Джуен прыскает и сразу же ощущает, как тяжелый груз с плеч крахом падает в невидимую пропасть. Он смог. — Спасибо.. — Тебе спасибо. Спасибо, что доверился мне. Пожалуйста, знай, что я, Гониль-хён, Сынмин, Хёнджун и Джисок всегда будем рядом с тобой. И ты всегда можешь прийти к нам, когда в сердце снова прорастает злосчастная лоза. Я думаю, Джисок особенно. — О чем ты? — А вот это ты узнаешь уже сам. – Чонсу еще что-то говорит, потом из его уст вырывается тихое «Пока» и он кладёт трубку. И Джуену не остается ничего, кроме как закончить этот короткий, но эмоциональный разговор. На душе стало легче, но на сердце все те же замки, скрепленные страхами. В голове отскакивает пинг-понг и Джуен растерян. Он ничего не знает. Что ему нужно делать в таких ситуациях? Как вести себя? Что говорить? Бабушка давно заварила чай, открыла старое окно, чтобы утренний ветер разогнал все сонные мушки, а на красной скатерти покачивалась тень листьев из сада. Старушка сама ушла работать в огороде, поэтому в доме было по волшебному загадочно и уютно. Пока привычную гармонию не прерывает сообщение из телефона.

Джисоки С новым солнечным днём тебя, моя звёздочка. Ты сегодня занят? Так получилось, что я сегодня буду рядом с вами и отдал бы галактику за встречу с тобой.

Джуен запоминает напечатанные буквы у себя в памяти, проводит аккуратно пальцами и шепчет, шепчет, шепчет, пока слова не потеряют свой смысл, а губы не устанут. И улыбается, как самый настоящий влюбленный придурок. Парень мысленно возвращается к разговору с Чонсу, и произнесённые слова гремят громом. Он должен попробовать. Я. Джисок-а, доброго утречка! Я тоже очень хочу увидеть тебя, поэтому не против! Пальцы горят от написаного, и Джуен тысячу раз успел пожалеть и попытаться все исправить, пока не поздно, но рядом с пылающим сообщением появляется иконка «Прочитано» и где-то через пару километров от дома Джуена сейчас прыгает от радости Джисок. Они общаются еще какое-то время. Звук кнопок раздается в комнате все громче и громче. Джуен, завернувшись в одеяло и спрятав свое красное лицо в море подушек, заплетается в своих словах и, кажется, засыпает где-то в середине, потому что недостаток сна отчётливо сказывался на состоянии парня. Главное, чтобы он не проспал встречу с Джисоком. — Джуен-а, Джууен-а! Время на часах перевалило за полдень, а дубовая дверь, не предназначенная для частого стука, кряхтела и выплевывала опилки. Это была бабушка Джуена, которая, заподозрив слишком ужасающую тишину сверху и отсутствие внука, пошла проверять его живое состояние. Красивый выразительный нос сейчас мирно утыкался в пышную, как домашние пирожные, подушку, а одеяло укрывало от самых страшных чудищ. Они водились даже в дневное время. Одна нога Джуена из-за своей длины свисала с кровати и ее переодически щекотало подкроватное существо. Парень неосознанно хихикал. Ему возможно снилась сладкая малина, шершавые руки дедушки, которыми он держал сборник сказок и улыбка Джисока. Джуен рукой тянется вперед, в надежде коснуться до парня, но силуэт расплывается, как круги на воде. — Джуен! Тело вздрагивает от излишне знакомого голоса, которого не должно быть в этом доме. Парень вскакивает с кровати, пытаясь хоть как-то привести ее в порядок. За стеной слышится тихое копошение, и Джуен, не выдержав, открывает дверь. Перед ним встают двое людей: старенькая бабушка и чуть ниже ростом парень, а точнее тот самый обладатель утонченной улыбки Джисок. — Джисок..? – Парень напротив глупо хихикает и подходит чуть ближе. Колени щелкают, как орехи, и Джуену кажется, что за ним то ли пропасть, то ли стена. В любом случае ему конец. — Ты проспал. – Джисок делает шаг ближе. Джуен глотает вязкую слюну. — Что мне еще оставалось делать, как не прийти к тебе? И снова эта улыбка. Джуену кажется, что у него зависимость. Джисоку, кажется, тоже и это определенно нравится. Вокруг него летают волшебные нимфы, осыпая пыльцой и цветками, которые он поливал у себя во дворе в тот день. Теплые руки касаются колючего свитера с рябиной. Джуен даже не помнит, откуда сгреб эту ягодку. — Ощущение, что я с ходячим трупом разговариваю. – Джисок указательным пальцем аккуратно, как фарфора касается, дотрагивается до впалой щеки Джуена. Тело лихорадочно трясет. Возможно, он заболел? Или это влияние стоящего чуда перед ним? — Не переживай, я даже рад, что смогу у тебя дома побыть, чем в такую жару на улице. Ура, он спас ангелочка. Проход в комнату был узким, и Джисок ненароком касается своими руками плеч Джуена. Неприятный материал приятно ложился на кожу, поглаживая ее. Джисок смотрит на парня по волшебному и его затягивает в комнату. Джуен спешит следом. Окно, которое стояло симметрично к двери, свободно освещало длинноватую комнату, поднимая всю пыль с высоких полок шкафа, старого торшера около кровати Джуена и гитару на плакате Люка Хеммингса, которая постепенно выцветала. Джисок потом его обязательно перевесит, если, конечно, этот следующий раз будет. — У тебя комната такая гладко выбритая. Джисок замирает на секунду, обрисовывая этот маленький островок. Джуен подглядывает со спины, пытаясь сдержать разрезающуюся улыбку. Пальцы чешутся, костяшки болят в желании коснуться хоть чуть-чуть. Как в ту ночь. В ступни зарывается мягкий ковер. Джисок глаза закрывает и представляет себя на широком лугу. Вот рядом пролетают птицы на юг, со спины слышится розовое море, а облака сделаны из пушистых волокон. Цвета волос Чонсу такие же светлые, как и он сам. Воздух в вихре окутывает тело и подхватывает. Джисок летит стремительно вниз и попадает в теплые руки Джуена. — Т- ты в порядке? – Джисок слишком громкий для этого дома. Джисок плачет от смеха, и Джуен сначала не понимает, в чем дело. Медленно пальцами прокрадывается к лицу и щупает, трогает, касается, переживает. И Джисок затихает. И, кажется, в его глазах разрастается целая галактика. — Все хорошо, Джуени. – Слова оседают на подкорке головы и вибрируют. Джуен растеряно хмыкает и отсаживается. Возможно, Джисок немного разочарован из-за этого. Но лишь немного. Капельку. Нет, он хочет зарыться в объятиях Джуена, почувствовать его надежность в районе сердца. Чтобы он сдул всю пургу в грудине и не отходил. Ни на шаг. Хочется, чтобы Джуен осознал сам себя. Джисок еще понял это в первый день. Даже раньше. — О, Джисока! — Седой старик перебирал лепестки своих гортензий перед стареньким магазинчиком. — Здравствуйте, мистер. Парень неловко кончики волос перебирает в пальцах и улыбается. Он слышал, что сегодня должны были завести его любимую клубничную соду, которую давно перестали продавать рядом с его домом. Путь был далеким, но ради ее он готов на все. Это был его не первый раз, возможно, уже двадцать пятый за месяц. Старик достает из пыльной коробки три баночки розового цвета, они отдают металлом из-за упаковки и приторной химозой. Монетки звонко падают на стеклянную витрину, и холодные руки обхватывают липкую этикетку. Сердце отстукивало новым ритмом.

— Еще один раунд, и я выиграю! – Мужской голос доносился где-то в другом конце магазина. Он казался знакомым, но в тоже время казалось, что всю его память медленно высасывали из головы.

Джисок, как кошечка, подходит к тряпочной ширме и заглядывает, так нагло, но с каким любопытством. Перед таким же старым автоматом стояли двое парней, его ровесники. Одного из них Джисок узнает сразу - это был Чонсу. Он видел его множество раз в доме у Хёнджуна, в компании Гониль-хёна и Сынмина. Но второй. Он видел его впервые. И что-то липкое пролилось у него на сердце, что не отодрать ничем. Щеки розовеют, хотя он выпил лишь приторность. Джисок смотрит еще и еще, и хочется чуть подольше, но прохладный ветер заходит в магазин, и парень понимает, что начинает темнеть. Он и так далеко от своего дома. Звонкие голоса, мягкий смех и махровые чувства остаются в том магазине, около той подсобки и спрятаны глубоко в ящичке, на самом дне. Джисок каждую ночь будет открывать его ключиком и любоваться, протирать от пыли и влюбляться. — Тебе нравится клубничная сода? Джуен от внезапного вопроса голову ввысь поднимает, отрывая свой пустой взгляд от пола, и губы слегка приоткрывает. Джисок смотрит спокойно, но бог знает, что кипит у него в груди. Сладкая карамель в огромном котле скоро превратится в твердое лакомство, а пока это похоже больше на извергающийся вулкан. Джуену хочется руки свои куда-то деть, потому что с каждой секундой становится холоднее. В заднем кармане лежит мятная жвачка, которую парень забыл выложить еще неделю назад. — Не знаю. – Отвечает честно Джуен. — Ни разу не пробовал. И Джисока трясет. Он пытается встать, но его ноги путаются между собой, и парень чуть не падает. Его успевает ухватить Джуен. Снова. Длинные пальцы на талии Джисока отдавались огненным пламенем, глубокими кровоточащими ранами, и Джуен краснеет алым закатом. Джисок разучился дышать. — Я.. я как раз купил.. – Джуен убирает руки, и Джисоку кажется, что он заболел. Его тело все лихорадочно бьет электрошокером. — Пару баночек. Джисок выныривает из комнаты и убегает на первый этаж. Доносится тихое копошение в пакете, смех бабушки и нервное: — Нет, нам ничего не надо. Спасибо. Через минуты две Джисок возвращается. Вдалеке он казался в два раза выше дверного проема, но с каждым шагом он уменьшался. Он неуверенно садится рядом с Джуеном, все еще стараясь держать дистанцию. И почему то именно это так отвратительно и скуляще заселось у него в голове с мыслью, что Джисоку некомфортно с ним. Джуен руки свои в рукавах свитера с рябиной прячет и сгорает стремительно быстро, как спичка. Он хотел быть свечой. — Что-то случилось? – Джисок останавливается на середине, еще не все газированные пузыри вышли из банки. Он смотрит с волнением и непониманием. Иногда ему хотелось узнать, что же такое пожирало его светлого, чудесного и веселого Джуена. С каким монстром он сталкивается наедине? — Все хорошо, просто чуть-чуть замерз. И Джисок хотел бы заплакать, но все его слезы уже давно были пролиты. Потому что Джуен врет. И от этого больно самому Джисоку. Клубничная сода в руках обоих. Джуен аккуратно нос к напитку подносит и принюхивается. Пахнет сладко и так знакомо. Но он.. никогда не пил это раньше? И эта сладость заливается в мозг, заставляя воспоминания пробуждаться. И первое, что Джуен абстрактно видит – это зеленый медиатор, который он нашел на полу в школьном коридоре. Потерянный медиатор, который оказался Джисока. — Так ты знал? – Джуен поворачивается в сторону парня и замирает. Потому что Джисок плачет. Он плачет и улыбается, и теперь Джуену все-все понятно. — Джисок, скажи мне, пожалуйста. – Он голову вниз опускает и кивает. Хрустальные капли пропитывают ковер собой. Тело окутало огнем. — Я знал, еще с того магазина. Вы тогда с Чонсу играли в тот автомат. — И каждое слово, как громовая молния, поражая беспомощное тело. — Я хотел остаться чуть подольше, чтобы ты смог заметить меня. Чтобы мой образ остался в твоей памяти, но в итоге это ты поселился у меня в голове. И каждую ночь ты приходил ко мне во снах и я плакал. Потому что я понял, что моя жизнь без тебя – это черно-белое кино, это как играть на гитаре без медиатора.. — Поэтому ты.. – Джуену не хотелось спрашивать дальше. Но он боялся молчать и просто слушал. — Да. Поэтому я оставил свой медиатор на полу, хоть и не был уверен, но надеялся.. – о боже как же я надеялся. —..что именно ты его найдешь. — И я нашел. — И ты нашел. Джуен резко с пола вскакивает и отходит в угол, как загнанная собака. Джисок хочет подойти ближе, но парень сжимается еще сильнее. Джисока трясет, а Джуену кажется, что с него сняли всю кожу и оставили умирать кровоточащего. — Мне.. уйти? – Джуен заплаканные глаза поднимает на Джисока, и сердце болит то ли от внешнего вида все еще его любимого человека, то ли от болезненного предательства, которое он услышал от него. — Чонсу знал? — Что.. знал? Джуен губы свои бесконтрольно кусает. От волнения. — Про тебя, про.. про все это. Джисок взгляд в пол бросает и молчит. Джуен и так знает, и его тошнит. Но он должен услышать это именно от Джисока. Иначе он не поверит сам себе. — Да, он знал. – Что-то вдребезги падает и разбивается внутри обоих. — Джуен, знали все. И Джуен выбегает из комнаты, несется по ступеням, срывает куртку с вешалки и хлопает входной дверью. На улице душно, а Джуену холодно. И больно. И в тоже время так радостно. Потому что он все еще безумно любит Джисока. И Джисок любит его в ответ. Но он просто не может. Сейчас он не может. И Джуен очень надеется, что Джисок останется, будет его ждать и он будет молить о прощении в ногах. Но это после, это не сейчас. Сейчас Джуену хотелось напиться, разбиться, пересчитать свои кости и превратится в труху. Поэтому он набирает номер Гониля. — Джуен? – Голос на том конце казался заспанным, но это просто был Гониль. Спокойный и рассудительный. — Уж не ожидал о тебя усл-.. — Ты тоже все знал? — Слишком едко. Джуен кусает свою щеку. — Что? – С каждым нервным вдохом и выдохом собеседника Гониль пробуждался сильнее. — Ты о чем, Джуен? Что-то случилось? — Про Джисока. – Гониль слушает. — Про магазин, про его любовь, про клубничную соду, про школу и этот медиатор. Про то, что все оказывается прекрасно знали, что я сука люблю его, а сам я все это время мучался и изводил себя. И Гониль виновато молчит. — Джуен, послушай.. — Скажи мне! – Птицы вокруг шумно взлетают, поднимая пыль в воздух. — Да, Джуен. Я знал. – Джуену хочется что-нибудь пнуть. — Но послушай меня, Джуен. Я это понял сам, тогда на пляже. Это было так кристально очевидно, что я искренне считал, что этим же вечером вы признаетесь друг другу. И Гониль во всем прав. — Можно я к тебе приду? – Джуен кулаком вытирает подступившие слезы. Гониль хмыкает. — А почему не к Чонсу, вы же лучшие друзья? — С ним будет тяжелее. И он.. тоже знал. Не хочу, просто не хочу. — У меня из алкоголя только пиво. — Насрать. И так пойдет. И Гониль диктует ему адрес. Джуен сверяет автобусные остановки с нужным ему номером автобуса и перебирает тяжелую мелочь в руках. В голове, как в тумане пробивается образ Джисока, но парень смахивает его рукой. Только мысль о том, что он оставил в той холодной, сырой и пропитанной болью комнате Джисока, рвет его грудь пополам. Какое-то время он встает перед выбором, куда же пойти: вернуться домой в надежде, что Джисок мирно посапывает у него на кровати, и не волновать бабушку, или выплакаться в плечо Гониль-хёна, рассказать все, что его терзает и убивает. И, возможно, к радости, а возможно и к сожалению второй выбор выигрывает.

***

      С их последнего разговора прошло ровно три часа. Солнце уже садилось, улица становилась темнее, волшебные облака превратились в жутких серых монстров. Джисок сидел перед окном и безжизненно рассматривал красивые лепестки тюльпанов в саду. Вся духота с улицы перебралась в комнату, и парню пришлось снять с себя толстовку. Благо бабушка Джуена дала ему футболку внука, чтобы переодеться. Она волновалась не меньше, возможно даже больше. Но что-то в ее груди успокаивало ее, словно она знала эту черту характера Джуена. И знала, что он вернется. Джисок теперь пах Джуеном. И от этого приятно клонило в сон. Долгое отсутствие пищи в животе сказывалось на состояние парня, и в конце концов, ему пришлось спуститься к ужину. Это был горячий куриный бульон и домашние пирожки. Возможно, он самую малость завидовал Джуену. У него никогда не было бабушки с дедушкой, лишь одна мама, которая много и усердно пахала ради будущего своего ребёнка. И возможно, в этом и есть его первое различие с Джуеном. Мысли о нем были жестоким покоранием. Каждый образ его был мукой. Сквозняк игрался с входной дверью, а для Джисока каждый стук являлся надежой. Такой болезненной и наивной. Старушка с горестью в глазах наблюдала, как прекрасный бутон увядал на глазах. Она первая заметила перемены. И глубоко в душе была счастлива, что Джисок был тем самым. Но из-за характера Джуена страдали оба. — Я вижу, как сильно ты любишь его и как он сильно любит тебя. – Женщина подходит к Джисоку со спины и обнимает, стараясь успокоить. — Джуену нужно время, я это знаю. Не мучай себя долгими ожиданиями, иди спать. Я уверена, что только выйдя за порог этого дома, он уже сожалел о содеянном и хотел вернуться, но его гордость не позволила ему. Джисок молчаливо кивает. Тепло, как родное, успокаивает. — Он у меня раненный птенчик. – Женщина целует Джисока в висок и отходит, чтобы забрать пустые тарелки. — Ему нужно собрать себя самому. И Джисок слушается. Он звонит матери со словами, что останется ночевать у Джуена. Она долгое время молчит, но соглашается. Родное «спокойной ночи» не согревает, как раньше. В комнате Джуена все пахнет им и ощущается им. В какой-то степени кажется, что сейчас он моргнет и в углу, благодаря невидимому прожектору, проявится Джуен. Все еще запуганный, душевно израненный и тысячью вопросами в голове. Джисок ступает в комнату глубже. В темноте он находит светильник и включает. Комната загорается желтым, согревая все вещи здесь и самого Джисока изнутри. Лица на плакатах теперь можно было разглядеть, а гитара Люка Хеммингса была не такой уж и выцветшей. Парень мебель осматривает и к шкафу вплотную подходит. Хочется посмотреть, узнать Джуена получше, но осознание того, что он без спроса шарится в его вещах, пока сам хозяин комнаты непонятно где, неприятно и болезненно втыкалось штыками в живот и спину Джисока. Но он все равно открывает дверцу, и пыль клубами резко вываливается из наполненного мраком мирка. Джисок сначала чихает, потом сменяется на кашель. Неужели Джуен сюда практически не заглядывает и совсем не убирается? Парень включает фонарик на телефоне и заглядывает поглубже. На полках стояли различные пустые банки от газировок, где-то лежали фантики от конфет, которые давно перестали продавать, какая-то мелочь, учебники с начальной школы и серая тряпка в самом углу. Она и привлекает внимание Джисока. Он тянется в ее сторону и аккуратно достает. На ощупь она скрывала что-то маленькое и квадратное. Сама тряпка, казалось, была половой и очень сухой. Развернув, Джисока охватывает ступор. Это была рамка с фотографией внутри, но лица людей на ней было практически не различить. Эта фотография словно хранилась несколько столетий, потому что точно была выцветшей. Куда похуже той гитары. И ведь оно принадлежит Джуену. Так почему он спрятал ее так глубоко? Было много вопросов, но Джисок понимал, что лез слишком глубоко. Это Джуен должен был решиться и рассказать ему об этой фотографии, а может, и вообще не посчитал бы нужным. Он снова все портит. На часах был час ночи и пятнадцать минут. Тиканье часов не давало сойти с ума от умертвляющей тишины. — Уж не думал, что ты найдешь фотографию моих родителей. Голос. Голос, от которого по спине бегут миллионы мурашек, дребезжат мысли и путаются слова. Голос, обладателя которого хочется заткнуть нежным поцелуем и уткнуться в плечо, тихо рыдая от своей ничтожности. Голос, который много часов назад дрожал от боли. Сейчас же он был расслабленный и вялый. Джисок поворачивается слишком быстро и застывает. Джуен стоял в дверном проеме и смотрел, разглядывал, взирал, поедал. И только сейчас до него дошло, что на нем кроме футболки самого Джуена и своих боксеров ничего не было. — Ты надел мою футболку? Тебе идет. Шаг вперед. Джисок глотает вязкую слюну и тянется за своими джинсами, но Джуен оказывается быстрее и утягивает парня в крепкие объятия. Большие руки приятно грели в районе талии, скрепляясь в замок на животе. — От тебя несет пивом.. ты пил? – Джисок смотрит вверх на Джуена. Он же никогда не пьет. — Всего одну баночку. – мурчит Джуен. — Гониль-хён больше не позволил. Он был с Гонилем.. хорошо. Что-то тяжелое рассыпается в груди Джисока. Возможно, это волнение за Джуена и где он мог бы быть все это время. Резкая сонливость проявилась из-за этого тоже. Он бы просто физически не смог уснуть, пока Джуена не было бы дома. Даже если бы он спал внизу на диване - не важно. Главное, что он был в порядке. — Прости меня.. пожалуйста, прости. – Джуен укладывает голову на плечо Джисока и глаза закрывает. — Я.. хотел выпить больше, но от этого мне было бы еще хуже. Ты не представляешь, я думал лишь о тебе. Ты, ты и только ты, как ты меня успокаивал и целовал и я хотел уже не просыпаться от этого сна, но хён сказал, что мне нужно поговорить с тобой.. Джисок молчит. — Пожалуйста, выслушай меня. — Джуен, ты пьяный. — Я не пьяный. Джуен был пьяный. И Джисок боялся, что на утро тот ничего не вспомнит, и им будет неловко. Но спорить он не хотел. — Хорошо. Что ты хочешь рассказать? – Джисок не выдерживает и протяжно зевает. — Я слушаю. Он отходит от Джисока и парень думает о том, что руки Джуена предназначены для его талии. Джуен садится на кровать и сначала молчит, упираясь взглядом в пол. Пьяный Джуен пытался собрать свои мысли воедино, но получалось у него это плохо. Джисок еще никогда не видел, чтобы человек мог настолько пьянеть от одной банки пива. Но в этом и была первая уникальность Джуена. — Давай мы ляжем и ты мне все скажешь, хорошо? — Мгм. – Кажется Джуен был на грани сна и попытки бодрствования. Когда в комнате снова становится темно, а на узкой кровати еле-еле помещаются двое крупных подростков, Джуен сквозь сон начинает свой монолог. И Джисок слушает, уткнувшись наполовину в подушку. Джуен иногда плакал, иногда смущался, иногда смеялся так громко, что приходилось затыкать его обеими руками или даже подушкой. Где-то под конец Джуен наконец-то засыпает, бормоча что-то совершенно непонятное в шею Джисока. Тот в итоге так и не засыпает, оставаясь на страже сна своего прекрасного принца, вслушиваясь в его умиротворенное дыхание и сердцебиение. Той ночью Джисок нежно поцеловал Джуена в лоб, забирая все кошмары. Но это останется одним из немногих секретов Джисока в его маленьком ящичке. Который он будет открывать ключиком и перебирать свои воспоминания, как старые фотографии. Он желает, чтобы ни одна из них не выцвела, как та, которая сейчас лежала на полу, так и нетронутая никем.