На страницах глянца

Саундтрек:

In A Manner Of Speaking — Nouvelle Vague, Camille

      Демонстрационный зал встречает её приятным тёплым светом, что приносит облегчение после долгой работы в швейном отделе. Глаза горят от яркого освещения, а в голове слишком много мыслей о том, что её детская мечта являла собой не самое радужное воплощение.       И всё же её сердце бьётся чаще, когда взгляд находит ленты из цветного сатина, доставленные сегодня утром, а пальцы проводят по шероховатой поверхности сияющего люрекса из никелевой нити, свёрнутого в аккуратные рулоны. Воздух здесь всегда наполнен сладковато-пудровым ароматом хлопка, запахом газетной бумаги для эскизов и престижем.       Гермиона осматривает стол, за который садится, и придвигает к себе ежедневник, стараясь прогнать усталость. Она думает о том, сколько пунктов вычеркнет сегодня под «понедельником» и сколько шоколадных батончиков съест, когда наконец доберётся до дома и включит своё любимое ток-шоу.       — Если я не попаду домой в ближайший час, мадам Малкин найдёт меня свалившейся от переутомления на рабочем месте, — Чжоу проходит мимо неё к входной двери, снимая с высокой вешалки пальто.       Гермиона сочувствующе поджимает губы и стирает с пальцев оставшийся на них мел, прежде чем взять ручку.       — В который раз Дафна вносит изменения? Я припоминаю три случая, о которых ты говорила.       Её напарница со стоном выдыхает, поворачиваясь. Она знала Чжоу только второй день, но уже успела понять, что в запасе той не слишком большое количество терпения.       — Пять, Гермиона. Пять раз. Сначала ей не нравились рукава, теперь ещё и перешивать лиф. Очевидно, этой девушке всё равно, сколько родительских денег она оставит здесь, — Чжоу закатывает глаза. — В один момент, при вносе очередной правки, я даже назвала ей сумму, в которую обойдётся вся работа. И знаешь что? Она посмотрела на меня как на идиотку.       Платье, которое заказала Дафна Гринграсс — одна из постоянных клиенток ателье мадам Малкин, — было ослепительно красивым. Ручная вышивка украшала почти всю верхнюю часть наряда, а камни у зоны декольте блестели так, что, каждый раз проходя мимо, Гермиона хотела зажмуриться или прикрыть глаза.       Ей действительно жаль, что Чжоу приходится превращать его создание в ненавистную рутину, на которую её обрекает заказчица.       — Она его не заслуживает, — заключает она.       «Иногда лучшие вещи достаются худшим людям» — к сожалению, Гермиона приняла эту несправедливость уже довольно давно.       — Знаешь, ты мне нравишься всё больше и больше, — Чжоу лукаво улыбается и прислоняется к двери. Свисающие с её пальца ключи от серебристого форда поблёскивают на свету. — Тебя подвезти?       Гермиона качает головой.       — Мне нужно здесь закончить. Увидимся завтра.       — Хорошо. Не задерживайся, в последние часы рабочего дня обычно никого не бывает, — она салютует ей на прощание и исчезает с переливом колокольчиков на входной двери.       Десять минут проходят в тишине. Она вычёркивает из плана на день выполненные задачи и переносит на завтра оставшиеся. Контроль, основательность и сосредоточенность — её лучшие друзья со времён колледжа. Впрочем, как и нервная привычка кусать губы.       Новый звон колокольчиков оповещает её о том, что в помещении она снова не одна. Гермиона не поднимает голову, продолжая дописывать новый пункт под выделенным красным «вторником».       — Чжоу, если ты что-то забыла, ключи в…       Она всё же отрывает взгляд от ежедневника и запинается на полуслове.       — Добрый вечер, — низкий хрипловатый голос выбивает её из колеи, и за незаметным неожиданным вдохом следует полная остановка дыхания.       Взрослый мужчина перед ней остаётся центром её сосредоточенности до того момента, пока её глаза не начинают слезиться, напоминая о такой удручающей необходимости, как моргать.       Его пальто слегка влажное из-за ненавязчивого дождя, посетившего улицы Лондона, но платиновые волосы всё ещё лежат идеально. Острые скулы, тёмно-серые глаза и короткая щетина, дополняющая этот мужественный образ, заставляют её сильно прикусить губу.       И он… чертовски высокий. Настолько высокий и устрашающе-красивый, что Лондонский «Шард» меркнет на его фоне вместе с его семьюдесятью этажами и фасадом, облицованным холодным стеклом.       Гермиона прочищает горло и сжимает край стола, прежде чем встать.       — Добрый вечер.       Он проводит по ней взглядом, и его глаза как-то по-особенному сверкают, стоит лишь ему заметить её явное смущение перед ним. Когда он снимает верхнюю одежду, её голова уже кажется слишком тяжёлой, что является либо следствием усталости, либо результатом внезапного волнения.       Вроде бы, он представился. Гермиона старается взять себя в руки.       На нём очень хороший, дорогой костюм. А его владелец — немногословен. Он коротко обозначает то, чего хочет.       Стандартно. Неинтересно.       Но почему-то это не помогает успокоить её ускорившийся пульс.       — Мне нужно снять мерки, — она поворачивается, прерывая зрительный контакт, и берёт со стола сантиметровую ленту. Её голос отчего-то повысился и звучит по-детски. Она мысленно возводит глаза к потолку, хваля свой «профессионализм».       Гермиона со всей своей уверенностью может сказать, что никогда не встречала кого-то со столь отличающейся внешностью. Её уводит куда-то далеко от того, что на данный момент от неё требуется.       Соберись.       Очевидно он заказывает костюмы не в первый раз. И по объективным причинам это, скорее всего, для него в порядке вещей. С настолько внушительным ростом и широкими плечами невозможно подобрать костюм в обычных бутиках. По крайней мере, так, чтобы повторить идеальную посадку вещи, сшитой на заказ.       Конечно же, он выбирает «bespoke» пошив. Она и не ожидала другого.       Тщательный крой и индивидуальные лекала станут тем, без чего не обойдётся эта работа. Двадцать индивидуальных мерок, почти полностью ручная работа, элитная ткань от лучших мировых фабрик… Из Гермионы постепенно уходит усталость, уступая место возбуждению.       — Что ж, — она подходит ближе и с каждым шагом будто становится всё меньше и меньше перед ним. Серебристые глаза не отрываются от неё, когда Гермиона тянется к его плечу, чтобы начать, — это займёт какое-то время.       Он безмолвно кивает, а Гермиона заставляет себя отвести взгляд от его лица. Она приступает к работе.       Плечевые швы рубашки — как ориентиры. Она протягивает ленту сверху по плечу, за шеей и дальше, — до следующего плечевого сустава. С каждым проходящим делением под пальцами её щёки, кажется, начинает покалывать всё сильнее. Необязывающее напряжение во всём теле плещется где-то в глубине, призывно омывая солёными волнами её чувство самоконтроля.       Когда на чистой странице её ежедневника появляются первые числа, она убирает волосы в высокий пучок. Это был более трудоёмкий процесс, нежели Гермиона думала ранее.       Ей приходится расстегнуть первые две пуговицы его рубашки, чтобы продолжить работу. Она краснеет. Край ленты ложится на точку основания шеи сзади, а спереди замыкается над яремной впадиной.       Господи, просто не дай ей поднять взгляд.       — Давно вы здесь работаете? — спрашивает он.       Гермиона пошатывается на месте от неожиданности.       — Второй день.       Он не отвечает, что она нашла бы невежливым, если бы не прижималась к нему практически вплотную, делая очередные замеры. Украденный взгляд, пойманный тогда, когда она наконец отстраняется, вынуждает её заметить лёгкий интерес, с которым он продолжает наблюдать за ней.       Лента ложится на его бёдра. Гермионе приходится слегка наклониться, чтобы снять мерки, и теперь ей кажется, что у неё жар. Она прогоняет в голове последние несколько дней, ища повод для своей мнимой «простуды».       Всё что угодно, чтобы не осознавать эту маленькую прелюдию, которая сейчас происходит между ними.       Спустя пять минут она наконец близится к тому, чтобы закончить. Гермиона повторяет некоторые измерения, исключая погрешности. Её окутывает запах хлопка и бумаги, смешиваясь с его парфюмом. Почти незаметный, приятный флёр морочит ей голову, превосходя все шаблонные запахи, которые, как она думала, ей раньше нравились.       Это ужасно глупо, но через некоторое время Гермиона сдаётся и придвигает пуф, забираясь на него, чтобы продолжить, в то время как её дыхание явно намекает на то, что ей следовало бы сделать перерыв.       К её удивлению, уголок его губ приподнимается, полностью перехватывая её внимание. В его взгляде — плохо скрытое тёплое веселье. И Гермиона задаётся вопросом, как давно оно создаёт эти чарующие отблески.       — Мисс Грейнджер, что вы делаете? — голос мадам Малкин вырывает её из раздумий. Женщина останавливается в дверях, смотря на неё во все глаза.       Гермиона открывает рот, чтобы ответить, но хозяйка ателье опережает её.       — Мистер Малфой — наш постоянный клиент, у нас есть его параметры, — она кидает взгляд на пуф, на котором стоит Гермиона, и поджимает губы.       Гермиона моргает и поворачивается к своему клиенту, сужая глаза в ответ на весёлый блеск в его взгляде.       Он не предупредил её.

***

      Чжоу веселится, когда следующим утром слышит эту историю от мадам Малкин, предпочитающей на завтрак бокал шампанского вместо круассанов, которые принесла Гермиона. Не то чтобы она сделала это из-за своего вчерашнего смущения перед нанимательницей, но и без этого тоже не обошлось.       Если бы только Гермиона не была такой растерянной вчера, соизволив запомнить имя своего вечернего посетителя и проверив его в базе клиентов, этой глупой ситуации бы не произошло. Но стоило заметить, её также можно было избежать, если бы Драко Малфой того пожелал.       — Мистер Малфой владелец «DM Architecture», если вы, конечно, интересуетесь архитектурой, — объяснила ей утром мадам Малкин, грациозно отставив бокал и вернувшись к записям на своём столе. Гермиона всегда поражалась её изяществу. Хоть женщина и была далеко не молода, её внешность была безупречной. — Как и его отец, и мать — Люциус и Нарцисса, — он выбирает это ателье уже много лет. Я помню его ещё мальчишкой.       Что ж, а она запомнила его тем, кто заставил пальцы на её ногах поджиматься одним только своим взглядом.       Гермиона мотает головой, сбрасывая эти откровенно поджигающие мысли. Последнее, чего бы ей сейчас хотелось, так это сгореть от неловкости прямо перед этой особенно проницательной женщиной.       В обеденный перерыв она решает забежать в кафе, располагающееся на другом конце улицы. Гермиона чувствует себя вымотанной, поэтому заказывает холодный кофе, прежде чем занять столик на веранде.       С её места прекрасно видна вывеска ателье мадам Малкин. Проходящие мимо девушки оглядываются на витрину, где красуются личные работы владелицы — восхитительные вечерние платья, когда-то украшавшие лондонские подиумы.       Её глаза обводят улицу, ни на чём не фокусируясь, пока она в секундном замешательстве не моргает, а сердечный ритм перестаёт быть ровным.       Боже, он будет сниться ей в её лучших кошмарах.       Высокий мужчина, нарушивший её покой прошлым вечером, занимает столик на противоположном конце веранды, держа в руках утреннюю газету. Его длинные пальцы аккуратно отгибают развороты, а взгляд скользит по страницам. Он изредка подносит чашку чёрного кофе к губам, будто та не более чем надоедающая девица, отнимающая его время. Гермионе кажется, что он полностью поглощён новостями, пока его глаза в мгновение не устремляются в её сторону, перехватывая любую попытку отступить.       Между её губами зажата тонкая розовая соломинка. Ежедневник остаётся лежать раскрытым, но её внимание целиком и полностью принадлежит ему.       Она думает о том, какого чёрта он здесь делает. А потом нехотя поднимает голову, и видит то, на что раньше никогда не обращала внимание — довольно лаконичную вывеску «DM Architecture».       Гермиона мысленно фыркает от всей комичности ситуации и силой опускает глаза к листам перед собой. Возможно, она снова посмотрит на него, когда закончит с составлением расписания на оставшийся день.       Но её планам не суждено сбыться, потому как на протяжении десяти минут она продолжает чувствовать адресованный ей внимательный взгляд. Её интерес мешается с остаточным смущением после вчерашнего в какую-то особенно волнующую смесь, и она встаёт, направляясь к дверям.       Гермиона останавливается у входа во внутреннюю часть кафе и поворачивается. Закусывает губу и делает шаг в обратном направлении, ощущая покалывание в животе.       Он всё равно ждал её.       Малфой даже не удивляется, когда она легко пересекает веранду, оказываясь у его стола. Гермиона всё ещё немного раздражена, но не настолько, чтобы устраивать представления. Да и она не из тех, кто бы стал.       Поэтому она только складывает руки на груди и произносит:       — Ты заставил меня краснеть перед мадам Малкин.       Да, вот так она и начнёт. Гермиона и сама не знает, чего добивается. Он не выглядит как человек, который извиняется, но в данный момент она не хочет об этом думать.       Его глаза вспыхивают при её словах. Формальности были отброшены так же, как и его утренняя газета только что. При дневном свете он всё так же красив, как и при тусклом освещении демонстрационного зала. Ей становится интересно, насколько он старше неё.       Секунда уходит на то, чтобы на его губах растянулась сдержанная ухмылка. Словно следующими своими словами он не намерен обидеть её.       — Не то чтобы твои щёки были другого оттенка до её прихода, Грейнджер, — мягко отвечает он, что идёт вразрез со смыслом слов. Будто ей не двадцать один, а на десяток меньше. Но от этого почему-то Гермиона не чувствует себя слишком оскорблённой.       И всё же:       — Это грубо, Малфой, — его фамилия на губах ощущается как что-то своенравное, но раз он решил, что может позволить себе это, почему не может она? Ведь действительно грубо. Она бы даже сказала — нахально.       — В такт сервису «Ателье мадам Малкин» — он с насмешкой приподнимает чашку кофе, зная, что она блефует, а Гермиона в то время засматривается на его руки, не понимая, что творится с её разумом в его присутствии. — Может, присядешь?       Она из последних сил хмыкает. Гермиона не потеряет голову, когда он так нагло воспользовался её интересом, уходя от ответа. Потому что он взаимный, и она видит это.       — Не знаю. Ты вполне можешь продолжать прожигать во мне дыры взглядом с другого конца веранды.       «Как грубо»       Уголок его губ опасно приподнимается.       — Мистер Малфой, вы нужны внутри, — мужской голос обрывает их беседу, но Малфой ещё какое-то время не отрывает от неё глаз.       Скорее всего, один из его секретарей, думает она. Но эти мысли остаются дотлевать кучкой пепла, стоит лишь его глазам спуститься к губам Гермионы. Она видит, как что-то в нём предупреждающе сигналит о приближающейся опасности, но Малфой ловко обесточивает это чувство, заменяя его чем-то более тёмным.       В момент всё пропадает. Он справляется с собой.       — Что ж, приятно было снова вас увидеть, мисс Грейнджер, — Малфой с нотками игривой вежливости склоняет голову.       Гермиона почти закатывает глаза при этих словах. Она не признаётся себе в том, что хочет услышать что-то ещё, кроме прощания. Не сейчас.       Когда он встаёт, она сглатывает, чувствуя, как по закромам памяти скользит воспоминание о том, насколько твёрдыми были мышцы его широких плеч под её пальцами.       Ею движет что-то необъяснимое. Ею движет безрассудная симпатия с привкусом острой опасности.       О чёрт, она бесповоротно увлечена и чувствует себя глупо по этой причине. Интересно, Малфой иногда поддаётся отсутствию здравого смысла? Или в его стезе только логика, конструктивность и резонность? В любом случае, её личные контроль, основательность и сосредоточенность уже давно потеряли власть над девушкой.       Малфой не равняется с ней — скорее, возвышается. Он поворачивается вполоборота, прежде чем со сверкающим ехидством взглядом бросить:       — У вас немного размазалась помада, — она буквально слышит, как он ухмыляется, — в правом нижнем углу.       Спустя десять минут она стоит напротив зеркала в туалете кафе, где поправляет макияж.       Её помада и правда размазалась, и Гермиона думает о том, что, скорее всего, она будет краснеть перед этим мужчиной постоянно. По прошествии неполного дня это уже происходило слишком большое количество раз. И, к её стыду, ему даже было не обязательно находиться рядом в такие моменты.       Кисточка из флакона с помадой съезжает за контур губ, когда её телефон вибрирует в кармане, оповещая о прибытии нового сообщения. Гермиона недовольно хмурится и проводит пальцем по экрану блокировки.       Р: Мы можем встретиться, Гермиона? Я знаю, ты сказала, что лучше не делать этого, но я очень хочу поговорить о нас. Не важно где, просто назови место. Я буду там.       Она тяжело выдыхает и оставляет сообщение без ответа. Одно из бесчисленных в течение следующих нескольких дней.