Люблю, когда мы воюем

Как-то так получалось, что Хёнджин всеми фибрами души ненавидел выскочку Кан Минсо, но каждое Рождество они оказывались в одной компании и сидели с кислыми минами друг напротив друга под звон колокольчиков и бокалов с шампанским, а ближе к полуночи обменивались гневными тирадами, что писались и переписывались на протяжении года, чтобы именно в этот сказочный день быть озвученными. В прошлом году они ссорились в доме их бывшей одногруппницы, застряв там из-за сильного снегопада как последние неудачники. В позапрошлом испортили празднование всей группе, так как не смогли поделить комнату в отеле, всерьёз подравшись из-за какого-то несчастного кресла где-то в то время, когда Мария тужилась изо всех сил, пытаясь родить Иисуса. До этого ссорились на рождественских вечеринках, на горнолыжном курорте и везде, где только можно было, а в этом году был уникальный шанс сделать это на новой локации. Хёнджин скривился, демонстрируя своё отвращение настолько явно, насколько это вообще было возможно, и Минсо выпучила глаза, глядя на него с упрёком, а рот открывая точно в такт, вместе с десятком четырёхлеток, что усердно зубрили «Last Christmas», чтобы продемонстрировать родителям, пришедшим на утренник, что вложенные в садик с английским уклоном деньги не были выброшены на ветер. Они были спрятаны в огромный карман директрисы, хлопающей в ладоши, только бы подбодрить малышей. Не факт, что кому-то это было нужно — Хёнджин видел, как один из детей колупался пальцем в носу, совсем забыв о песне. — Какие молодцы! — первой заголосила Минсо, как только концертмейстер убрала руки от клавиш. Хёнджин демонстративно медленно и громко похлопал, но так, чтобы Минсо ни в коем случае не решила, что ему действительно понравилась. Это были особые хлопки, от которых как у Хёнджина, так и у Минсо руки чесались, но у неё — от желания ему врезать. — А теперь выступит группа 1-2, — огласила директриса, приподнимаясь со своего места. — Наш господин Хван лично ставил для детишек танец. Женщина потрепала Хёнджина по плечу, чтобы он встал и поклонился родителям, отвлекая их внимание от всё так же колупающего в носу мальчика. «Наверняка нейрохирургом вырастет, так скоро и до мозга доколупается», — с раздражением подумал Хёнджин, а Минсо, словно прочитав его мысли, довольно громко хмыкнула. Но может он что-то перепутал, и так она отреагировала на его низкий поклон. После Хёнджин сел на прежнее место, рядом с другими воспитателями, а его группа сама, пошатываясь и рискуя разрушить идеальную шеренгу, потопала в центр небольшого зала, громко стуча праздничными туфлями по паркету. В его понимании, это уже был огромный успех — его дети сами вышли и заняли позиции, которые он вдалбливал в их маленькие светлые головы полгода, пока готовил танец. Сколько же нервов было затрачено на каждого ребёнка, сколько седых волос получило своё начало в этих занятиях… Но зато Хёнджин был очень горд, когда зазвучала музыка и дети, невпопад, в разные стороны, но начали движение. С задних рядов донеслось удивлённое аханье, а потом умилительные стоны и кричащий шёпот: «Мне нужно это заснять!» Широченная улыбка и полное спокойствие на лице Хёнджина, вне зависимости от того, кто путал движения и, как мишка, косолапо выплясывал, обязаны были вывести Минсо из себя. Но на него она почти не смотрела, уделяя время своей группе и выступающим, хлопая вместе со всеми и улыбаясь до боли в щеках. Нужно было просто вытерпеть ещё два выступления, поговорить с каждым родителем лично, доказывая, что его ребёнок самый особенный и выдающийся, напомнить, что каникулы заканчиваются второго января, а потом пережить корпоратив. И всё — свобода от детских криков и прилипшей к стене рисовой каши на целую неделю! Минсо не могла дождаться, когда всё закончится, и она отправится домой, смотреть наполненные рождественской атмосферой фильмы, есть пропитанные домашние брауни, переключать режимы мерцания огоньков на ёлке и, возможно, режимы на своём лучшем друге — вибраторе. Хёнджин тоже не мог дождаться окончания этого всего, чтобы просто завалиться на диван, опустошить баночку пива и храпеть в своё удовольствие как минимум до полудня следующего дня. Аплодисменты очень подняли ему настроение, и он встал вновь, чтобы ещё раз поклониться. — Индюк, — расслышал он негромкий комментарий Минсо. — Что сказала? — спросил он обманчиво-дружелюбным тоном. — Индюк ты, налюбоваться собой не можешь… — А ты курица, — огрызнулся он, добавляя: — Так же горлопанишь. Девушка сжала губы в трубочку, глядя на Хёнджина исподлобья, испытывая его, и он вступил в игру, глядя на неё почти так же. Обменивались они максимально недружелюбными взглядами до окончания всех песен и поклонов, а потом не прекращали игру в гляделки из разных частей зала, позируя для родителей, что хотели запечатлеть своих чад рядом с их учителями. Хёнджин был уверен, что эти муки не стоили того, всё равно эти фото будут стёрты, попав под категорию «ненужные», как только возникнет вопрос недостатка памяти на устройстве. — Пока-пока! — Минсо всем махала рукой, не спеша уходить из зала после разговоров с родителями. Всё дело в конспирации. Такой тактики придерживались все новички, потому что именно им предстояло запереть за последним родителем или ребёнком дверь и ринуться в другую часть зала, где была кладовка, а в ней — стол и миллионы судочков с едой, притащенных из дома. Хёнджин и не думал, что Минсо будет подпрыгивать от нетерпения, так предвкушая начало корпоратива. Очень терпеливая по отношению к детям и их родителям, она ещё никогда никого не подгоняла, но не в этот раз. Она же первой и поспешила захлопнуть двери зала за гостями, что переместились на второй этаж переодевать детей в дутые штаны и пуховики с сапогами. — Стол, — напомнила она Хёнджину, чтобы он не смел тормозить. Было ещё двое «младшеньких», которые принялись в быстром темпе перетаскивать в угол украшенную ёлку, переносить стол в центр зала и расставлять по периметру скамейки. Минсо была главная по еде, а Хёнджин — по физическому труду. Работая над чем-то вместе, а не наперекор, они справились за рекордные десять минут, и ещё дожидались остальных коллег. К тому времени, как все расселись за столом и была открыта первая бутылка соджу, на улице окончательно стемнело. Через огромные плотно закрытые окна были видны фонари, а в их тёплом жёлтом свете — крупные снежинки, что засыпали Сеул. Засмотревшись на эту красоту, Минсо невольно стала фантазировать о том, как будет возвращаться домой, ловя языком эти самые снежинки, как будет хрустеть снег под ногами, как покраснеют нос и щёки от холода, и как приятно после будет оказаться дома. — Не спи, — Хёнджин поддел её локтем, удерживая полную бутылку с соджу на весу и наклоняя её всё больше с каждой секундой, пока прозрачная капелька не приземлилась на чёрную юбку Минсо, вызвав у неё стон негодования. — Упс. Это должно было оказаться в твоей рюмке. Его наглая улыбка всегда так бесила. Вероятно, «наглая» это было сугубо её наблюдением, потому что все остальные считали улыбку Хёнджина красивой и милой, но вечно он делал это с издёвкой. Она подставила свою рюмку под горлышко, а затем отобрала у него бутылку, наполняя его стакан, в котором уже было пиво. Хёнджин рассуждал так: сейчас выпьет около трёх бомбочек с соджу и пивом здесь, чтобы пережить этот кошмар, отойдёт за дорогу до дома в такую холодину, и для лучшего сна опрокинет ещё баночку алкоголя. И голова болеть не будет, и почувствует себя хоть немного лучше в этот вечер. Но главное, всё же, что похмелья избежит. Когда тебе немного за двадцать пять, всегда нужно беспокоиться о таком заранее. — Спасибо, — он подтянул стакан сразу к губам, не дожидаясь громких тостов и поздравлений. Всё равно ведь лучше, чем когда Минсо дойдёт до нужной кондиции и выскажет ему, не будет. Стоит заранее настроиться на её «тост» и успеть попробовать корзиночки с сыром и грибами, что она принесла. Сказала, что сама готовила, но Хёнджин покупал подозрительно похожую выпечку в пекарне напротив своего дома. — Ох, как вкусно, — заговорил он с набитым ртом, запихиваясь корзиночками и обращаясь непосредственно к Минсо: — Не поделишься рецептом по старой дружбе? Хотя наверняка всем хотелось бы услышать, как ты приготовила тесто… — Жуй молча, — прошипела девушка. Хёнджин не мог и дня протянуть, чтобы как-нибудь не зацепить её. Порою он специально проходил длинный коридор между их классами, чтобы сделать ей замечание, выставив недостаточно компетентной перед другими воспитателями и нянечками. А она всегда находила минутку перед обедом на улице, чтобы подговорить какое-то наивное дитя из своей или из его группы поиграть с Хёнджином в «снежки» из грязи или пнуть его ногой посильнее — ему такое точно понравится. Минсо даже не могла вспомнить, с чего это всё началось, а Хёнджин думал, что это из-за той работы на первом курсе, которую он у неё списал и умудрился сдать первым. Это была подстава подстав, но разве она не знала, что на бюджете как на войне — кто первый, того и стипендия. Какое-то время Хёнджин ещё переживал, что поступил плохо, но когда их недосказанности стали выливаться в ссоры вселенских масштабов и доходить до драк, в чём-то Минсо оказалась права — ему и правда нравилось, когда били посильнее. — А что принёс ты? — она как бы нечаянно задела его ногой под столом, так пытаясь привлечь внимание, которое прежде было похищено стаканом с выпивкой. — Я? — удивился Хёнджин. — А разве не только девочки несли? В её глазах так и мерцала бегущая строка с написанным капсом: «СЕКСИСТ». — Я просто паршиво готовлю и никто бы это не ел, потому решил не утруждать себя и не подвергать промыванию ваши желудки. Не благодари, — он сделал глоток из своего стакана. Тоска в его взгляде всячески намекала, что лепетания директрисы по поводу отличного утренника его ничуть не волновали. Пережили и слава Богу. Теперь будут готовиться к следующему утреннику, а там и новая группа наберётся… И потечёт жизнь Хёнджина плавно, по наклонной, как говорится. — В этом году вышел славный концерт, — подметил господин Ки — заслуженный завсегдатай детского сада и просто кладовщик. — Спасибо, — поблагодарила на радостях Минсо. Она всегда очень переживала, когда нужно было готовить что-то масштабное и сталкиваться с родителями лицом к лицу, чтобы продемонстрировать свои ужасные навыки пения. Это стоило ей двух таблеток успокоительного. — Это наверняка не про твоих детей было сказано, — подметил Хёнджин. — Еле сдержался, чтобы уши руками не закрывать… На сторону Минсо встал концертмейстер, защищая её и малышей, а Хёнджин только кивал с гадкой усмешкой на лице, словно ему приносили удовольствия чужие оправдания. Если бы у них в коллективе существовали какие-нибудь «почётные звания», Хёнджин был бы главной язвой. — Твои вообще ни разу ногой в такт не топнули, — Минсо сложила руки на груди, бормоча обиженно, точно как ребёнок. — Так и было задумано, — ответил Хёнджин, — полёт авторской фантазии — топанья ногами мимо музыки. — А у меня пение мимо нот! — с напором сказала Минсо. Директриса поцокала языком, что удивительно совпало с повисшей за столом гробовой тишиной, так как всем не терпелось послушать ругань младшеньких. В позапрошлом году, учась на третьем курсе, они проходили в этом самом детском саду практику, поскольку оба жили неподалёку. Тогда весь коллектив мог практически ежедневно потешаться с их споров. Так что, когда после окончания обучения им двоим была предложена работа и они оба охотно согласились, никто не сомневался, что эти соревнования с метаний молний друг в друга вернутся в повседневную жизнь детского сада. — Постоянно ведёте себя как разведённая пара, — сказала директриса. — Когда же вы научитесь ладить? Ваши вечные споры заставляют думать, что мы чего-то о вас двоих не знаем… — Чего это? — насупился Хёнджин. Молодая воспитательница Юн хитро улыбнулась, немного наклоняясь вперёд и окидывая собравшихся за столом быстрым взглядом. — Что вы, ребята, встречаетесь и своими выходками пытаетесь скрыть от нас правду, — предположила она. — Или что вы расстались, учась в университете, и теперь вставляете один другому палки в колёса, — добавила вторая воспитательница. Хёнджин и Минсо одновременно прыснули, впервые в жизни чувствуя некую сплочённость и обмениваясь взглядами не в попытках пристыдить или испепелить, а в поисках поддержки. — Мы? — изумилась Минсо. — Исключено, — хохоча, сказал Хёнджин. Их наигранный громкий смех ещё долгое время вызывал скептические взгляды, а у Минсо в горле настолько пересохло, что она чуть не закашлялась в предсмертных муках, уже жалея, что эта тема была поднята. — А зря, — заключила директриса, — вам бы эту вашу энергию в другое русло… Если вы понимаете, о чём я. — Верно, — поддакнул господин Ки, — вы молодые, активные, всю свою страсть могли бы выражать иным способом. Хёнджин округлил глаза от удивления. Он скосил взгляд на Минсо, чтобы увидеть, что она тоже смотрит на него и выглядит не менее растерянной. Так значит, не у него одного проскочили грязные мысли. — Например, — вклинилась воспитательница Юн, — взять на себя уборку после корпоратива. Она отберёт у вас достаточно энергии, чтобы не осталось сил на ссоры… Минсо опрокинула последнюю рюмку соджу, вскакивая из-за стола и разглаживая юбку, которую считала «праздничной» из-за пары сияющих бусинок, что особенно красиво переливались в свете ламп в зале. — Простите, сегодня никак не могу, — сказала она. — Рождество, все дела… — Да, я тоже, — Хёнджин не стал допивать свою бомбочку, вставая следом, — моя рыбка сойдёт с ума от одиночества, если вернусь домой поздно. Он махнул рукой на чьи-то возмущения по поводу того, что у младших сейчас совсем нет уважения к старшим. Ему и в радость было, что этот неловкий разговор дал им с Минсо такой шанс сбежать преждевременно. — Они точно встречаются, — донеслось до него перед выходом из зала, — готов сотню поставить… Хёнджин бросился бегом за своей курткой, торопясь сбежать из садика до Минсо, но когда оказался непосредственно на улице, после тёплого, пахнущего мандаринами и подтаявшими шоколадными конфетами помещения, невольно остановился под навесом, глядя на то, как падает снег. Он мог сколько угодно убеждать себя, что просто любуется, но на самом деле всем нутром содрогнулся, когда Минсо вышла минутой позже, поправляя шапку и поднимая плечи, чтобы ветер под шарф не задувал. — Они сошли с ума, — огласила она, точно зная, что он слышит. — Стопроцентно, — согласился Хёджин, одновременно с ней спускаясь по качественно вычищенным ступенькам и далее направляясь к калитке по присыпанной песком и только выпавшим снегом дорожке. — Они издеваются, потому что мы только первый год работаем. — Наверное, — Минсо была бы и рада кивнуть, но опускать плечи и двигать головой не хотелось. Хёнджин не стал надеяться, что она откроет калитку и выпустит их двоих, и сам решился высунуть руки из карманов, отмораживая пальцы ледяным металлом. — Так… — Минсо не могла ходить в тишине. — Давно у тебя есть рыбка? — Нет, — ответил Хёнджин, — у меня нет рыбки. Это был повод уйти. Она закатила глаза. Только решила, что он хоть немного взялся за голову, как он снова солгал. Прямо как на первом курсе со списанной работой. — У тебя особо развит лживый ген, ты в курсе? Хёнджин выдохнул облачко пара вместе со смешком. — А у самой нет? Врёшь про какие-то планы, когда очевидно, что ты пойдёшь домой рыдать под «Реальную любовь». — Почему сразу рыдать? — вспыхнула Минсо. На её вопрос Хёнджин сначала пожал плечами, а обдумав, как бы сказать помягче, объяснил: — Просто ты такая. Эмоциональная, вечно взволнованная и готова расплакаться из-за любой ерунды. Он пару раз во время учёбы был свидетелем её слёз и подозревал, что когда-то бывал и их причиной. — Уверен, ты будешь хлюпать носом, когда придёт время выпускать группу из садика, — сказал он, попутно качая головой, будто вовсе не одобрял подобных чувств. Минсо ничего не сказала в свою защиту, потому что знала, что он прав. Это только сегодня она выжата как лимон и всё ещё в процессе привыкания к своей первой группе детишек, но позже она непременно будет скучать по ним и вспоминать даже этот провальный утренник как нечто прекрасное, что за душу берёт и от чего сердце щемит. — Мне туда, — напомнил Хёнджин, указывая в сторону улочки магазинов и супермаркетов. — А мне туда, — Минсо указала в противоположную сторону, намекая, что ей нужно преодолеть одну узкую дорогу, а потом спуститься в длинный и тёмный подземный переход и идти до разноцветных новостроек. Впервые у них был шанс разойтись в сочельник без ссор и криков, но Хёнджин чувствовал, что это неправильно. Не перемирие, а тот факт, что Минсо пойдёт совершенно одна домой, когда вокруг уже достаточно пьяных людей, жаждущих попасть в приключение в канун Рождества. — Подожди, — он догнал её в три больших шага, нечаянно задевая её плечо своим, — я вспомнил, что мне нужно кое-что докупить на той стороне. Переведу тебя через переход. — Не нужно, — Минсо знала, что он снова обманывает, потому что у его дома магазинов было в десять раз больше и каких угодно. — Я уже всё равно решил купить это и заодно довести тебя до дома. — Необычно, — негромко сказала Минсо. — Зачастую ты доводишь меня только до исступления. У Хёнджина её слова вызвали улыбку. — Я стараюсь, — весело сказал он, идя по-прежнему близко, так, что их куртки иногда тёрлись, издавая тихие шуршащие звуки. Снег практически не падал, но на шапке Минсо уже образовался белый холодный слой, а Хёнджин снежинки из волос вытрушивал, зарываясь в них пальцами. Он так увлёкся этим занятием, что не заметил, как скоро они оказались у спуска в подземный переход. Минсо сразу подошла к перилам, придерживаясь левой рукой и выглядывая из-за шарфа на свои ноги, чтобы не убиться. Хёнджин же был бесстрашным идиотом и решил попытать удачу так, поскользнувшись уже на первой ступеньке и вцепившись в руку Минсо. — Кхм, просто подошвы скользкие, — сказал он себе и ей, не выпуская её куртку из своих пальцев ещё пару секунд, пока они преодолевали верхние ступеньки. Зато внизу Хёнджин вновь спрятал руки в карманы и притворился, что секундной слабости не было, как и улыбки Минсо из-за его чрезмерной самоуверенности. В переходе никого не было, выходит, и бояться было нечего. Она бы и сама спокойно дошла — каждый день ведь так ходит и всегда по темени, потому что из детского сада раньше шести никак не уйти, а иногда и допоздна засиживаться приходится, потакая некоторым особо «занятым» родителям. — Ты когда собираешься заполнять журнал? — чтобы разбавить тишину, спросила девушка. — В начале каникул или в конце? — А что там заполнять? — удивился Хёнджин. — Я обычно прямо перед приходом детей имена и фамилии дописываю и отмечаю… Это могло бы вызвать шок у Минсо, которая на год вперёд всё расписывала, если бы она не была знакома с Хёнджином так долго. Это абсолютно в его стиле — делать всё в последний момент. Раз университет не смог в нём этого исправить, тогда Минсо не стоит и пытаться. Она обрадовалась, вынырнув из перехода на знакомую улицу и уже отсюда видя верхушку голубой девятиэтажки, в которой жила. Ей хотелось ускорить шаг, проскочив крохотный парк по пути к дому, но Хёнджин не дал ей сбежать. Как истинный болван, он ухватился за капюшон её куртки, не пуская. — С ума сошла? — возмутился он. — Не видишь, сколько там льда? Если сломаешь ногу, недели не хватит, чтобы восстановиться, а тогда я заберу твою группу к себе и научу их исключительно плохим вещам. Минсо не думала, что там настолько уж скользко. Все дорожки обрабатывают, а лёд убирают. Упрямясь, она потащила Хёнджина быстрее, топая по пустой велодорожке и всё ещё ощущая, как он тянет её за капюшон. Нет, чтобы нормально под руку взять, вечно он как особенный себя ведёт. — Что тебе купить нужно? — пытаясь его подловить, спросила Минсо. — Корм для рыбки, — нашёлся Хёнджин. — Ты же сказал, что у тебя нет рыбки! — Нет рыбки, — подтвердил он, указывая правой рукой на один из двух поворотов. — Туда к твоему дому, да? Минсо надулась, обижаясь не на его заботу, а на то, как он её преподносил. Сам себе что-то решил, сам принялся исполнять. — Ты ведёшь себя подозрительно мило сегодня. На тебя такое впечатление произвели слова директрисы и остальных? Возомнил себе, что мы встречаемся? Ему так нравилось, когда Минсо выходила из себя. Он не мог объяснить почему — у этого не было как таковых причин, — но ему была по душе их ненавязчивая детская вражда на ровном месте. Это было способно развеселить в самый серый и пасмурный день. — Может и возомнил, — не стал отрицать он. — Послушал сегодня твой божественный вой сирены, и так сразу и влюбился. Минсо двинула ему локтем в бок, заставляя временно выпустить её капюшон из хватки. — Критикуешь меня, а сам постеснялся на концерте с детьми станцевать. Видимо, не так уж ты и хорош, как думаешь. Хёнджин и с этим спорить не стал. Действительно постеснялся. Это Минсо от горшка два вершка, а он рядом с четырёхлетками как фонарь в небеса. Они же ему по колено, как с ними можно танцевать и бессовестно воровать внимание зрителей? Минсо ответа не ждала, она вообще жаждала быстрее спуститься с невысокой горочки, а там уже и её дом будет, но с горочкой как-то не сложилось — тонкий слой снега замаскировал гладкий прозрачный лёд, который работники явно нарочно оставили для всеобщей потехи — такое ведь удовольствие стать свидетелем чьего-нибудь спуска на заднице или разбитого носа. Ступив на тропу боли и страданий и заскользив сапожками вниз, Минсо впервые обрадовалась, что Хёнджин ухватил её за шкирку, не дав ей приземлиться на копчик одной — он решил сделать это вместе, рухнув первым и тем самым успев подложить Минсо под голову свою руку, когда они, совсем как в детстве на обложках для книг, поехали вниз, стараясь тормозить ногами. Спуск длился всего пару секунд, но Хёнджин довольно сильно ударился правым локтем, а ещё почувствовал себя невесть кем, прижимая к себе Минсо, только чтобы она не опередила его и не добралась до ровной заледенелой подъездной дорожки первой. Сама же Минсо о подобных соревнованиях совсем не думала. Скованная страхом и полуобъятиями Хёнджина, она чувствовала лишь клубок нервов, в который обратилось всё ниже шеи. Смесь испуга и восторга была похоже на то, что испытываешь при спуске на американских горках, и ощущения после были такими же — один раз попробовала и хватит. — Ох, блин, — застонал парень рядом, приоткрывая глаза и глядя в тёмное небо, с которого изредка долетали одинокие снежинки. — Не то слово, — Минсо упёрлась ладонью в его грудь, пытаясь сесть. — Ты на черта меня схватил? Из положения сидя было проще пересаживаться на корточки, но на ногах она и секунды не удержалась, распластавшись вновь, только теперь на Хёнджине. Её голова уткнулась в его грудь, и она стала бодаться, не оставляя попыток как-нибудь встать. — Сам не знаю, — Хёнджин ловил её кисти, чтобы она не давила на живот, потому что он как бы наелся и напился, и не нужно это всё выдавливать из него, — хотел подтолкнуть, но как-то нечаянно поехал вместе с тобой… Вскоре он поймал её ладони, холодные после бесчисленных попыток ухватиться за лёд, и сжал пальцами. — Не шевелись секунду, я помогу тебе подняться, — сказал он, сам осторожно усаживаясь и понимая, что до подъезда Минсо осталось всего ничего. Если бы она не была в юбке и тоненьких колготках, он бы предложил ей доползти до лестницы на коленях, потому что на таком льду без коньков всё равно особо не пройдёшься. И всё же говорить он ничего не говорил, дабы не нарваться на недовольный взгляд, просто придерживал её за руки, наблюдая за тем, как её ноги то и дело разъезжаются, рискуя усадить её на шпагат. Это было так смешно, как и красные влажные губы, которые Минсо без конца облизывала, сосредоточенная на своих ногах, что Хёнджин не удержался от смеха. Думал, она его тут же прибьёт, но из неё самой смешок вырвался, стоило ей вновь рухнуть на парня, придавив его собой. — Всё, тут на Рождество и останемся, — озвучил он свой прогноз, опуская свою ладонь ей на бедро и придерживаясь за её юбку, чтобы сесть ровнее. Он чувствовал её горячее дыхание, оно лёгким дуновением обжигало его щёки и замёрзший нос, а Минсо, в свою очередь, чувствовала его дыхание. Иногда белый пар застилал глаза, и всякий раз, как она выныривала из него, выражение лица Хёнджина менялось. Сначала он откровенно насмехался, потом просто улыбался, а под конец вдруг стал каким-то задумчивым и почти не моргал, глядя на Минсо, пока у самого глаза слезились. Она расселась у него на коленях, хватаясь рукой за мужское плечо, чтобы и самой не упасть и ему не дать вновь разлечься на льду, наслаждаясь зимним беззвёздным небом в одиночку. Её пальцы он чувствовал через куртку, прямо как она чувствовала его ладонь на своём бедре. Они и раньше оказывалось в такой близости — когда дрались до первой крови за что-нибудь бессмысленное и никому другому ненужное, — но у самой Минсо этот случай никак не вязался с их ссорами. Обычно ей было обидно, досадно, но прямо сейчас веселье и искорки плясали в её карих глазах. Она с удовольствием смотрела на Хёнджина, а не с раздражением, и он поймал себя на мысли, что это, возможно, даже приятнее, чем злой прищур, который зачастую доставался ему. Минсо сомкнула губы, с трудом сглатывая, потому что во рту пересохло. Не в первый раз за этот вечер. А Хёнджин лишь усугубил её назревающую тахикардию, свободной рукой потянувшись к съехавшей шапке. Нужно было натянуть её пониже, потому что у Минсо уже уши торчали. Поправить нормально Хёнджину не удалось — руки криво росли — и потому шапка опустилась так низко, что закрыла её глаза. — Эй! — она разжала пальцы, убирая руку с его плеча и планируя немедленно исправить ситуацию. Хёнджин опередил её буквально на миллисекунду, наклоняясь вперёд до тех пор, пока носом не уткнулся в шерстяную ткань, а губами в губы Минсо. Он ждал, что если её рука и опустится вновь на его плечо, то с ударом, но вдруг почувствовал её пальцы на своей щеке. Она ласково поглаживала его, спускаясь к подбородку, а её губы охотно отзывались на каждое действие Хёнджина, вытягиваясь вперёд, чтобы не разрывать поцелуй, и приоткрываясь, чтобы его язык смог скользнуть к ней в рот, сталкиваясь с её языком. Хёнджин обнял Минсо крепче, притягивая её ещё ближе к себе, не оставляя между ними и сантиметра расстояния. Он наклонял голову вправо, ловил её губы своими, дышал тяжело через нос, набирая сумасшедший темп, и вовсе не планировал отстраняться. Он бы предпочёл такое молчание их привычным крикам, хоть знал, что Рождество будет не Рождество, если Минсо не выскажется напоследок. — Хёнджин, — она отклонилась назад, таки подтягивая шапку повыше и глядя на парня во все глаза, — ты простудишься, если ещё немного посидишь на льду. Он хотел сказать: «Ну и к чёрту», — но у самого и правда уже всё отмёрзло, а вес Минсо только усугублял закоченение конечностей. Пришлось согласно кивнуть, нехотя убирая руки от её тела и с третьей попытки ставя её на ноги. Она тоже в стороне не осталась, таща Хёнджина вверх за руки и вскоре вновь оказываясь в его объятиях, больше по прихоти льда под ногами, нежели из собственного желания. Но прижиматься к его груди было ужасно приятно. Он был большим, высоким, крепким, ещё и так бережно обхватывал девичьи плечи руками, осторожно стряхивая снег с её куртки. — Что ж, — он не прекращал водить ладонью по её спине, поглаживая, — вот мы и пришли. — Я бы сказала, вот мы и приехали. — Да, точно, приехали, — Хёнджин рассеянно взглянул на подъём, который ему как-то предстояло преодолеть по пути домой. Как Минсо умудрялась по утрам добираться до садика? Интересно, какой пресс уже накачали смехом люди, что следят за камерами в этом парке? — Слушай, — она привлекла его внимание тяжёлым вздохом, осторожно отстраняясь, но всё ещё держась за его куртку, — не знаю, что это было… — Поцелуй, — подсказал Хёнджин. — Это был поцелуй, но ты продолжай, пожалуйста. Он был серьёзно настроен на разговор, а Минсо совсем нет. Она опустила плечи, уже не волнуясь за ветер, потому что вся буквально горела, каждый миллиметр кожи полыхал, особенно когда Хёнджин так внимательно смотрел. — Извини, не могу, — она зажмурилась. — Так неловко говорить с тобой об этом. Мы же не такие. — А какие? — спросил Хёнджин. После продолжительной паузы она рискнула взглянуть на него. Он смотрел вопросительно, с нетерпением ожидая ответа. В свете фонаря, балансируя на льду, он выглядел так восхитительно, что у кого угодно дыхание бы перехватило. Минсо не была исключением. — Мы недовольные, раздражённые, конкурирующие, — нашла она несколько подходящих эпитетов. — И ты назвал меня курицей. — А ты меня индюком, — парировал Хёнджин, не понимая, почему она так противится случившемуся. — Но разве не в этом наша изюминка? Так злюсь на тебя, что не могу отпустить и позволить тебе уйти. Минсо незамедлительно кивнула. — Да, я тоже, — сказала она, — но господин Ки рискует выиграть сто тысяч вон… — Ну и пускай уже выиграет, — Хёнджин сгрёб Минсо в охапку, покачиваясь на льду и начиная движение в сторону её подъезда. — К тому же, у нас есть шанс всех обдурить. Они сами нам подсказали план — просто ведём себя как обычно в коллективе, а в свободное от работы время можем немного передохнуть от ссор. Минсо так и знала, что Хёнджин ни в чём ей не уступит. Он будет прикрываться отношениями, чтобы на очередном утреннике самодовольно улыбаться и злорадствовать, что его группе хлопают активнее. Это такая огромная часть его, что от неё будет непросто избавиться. Хёнджин подвёл Минсо к ступенькам. На них не было очевидного слоя льда, но это вовсе не значило, что никто не поскользнётся, буквально вешаясь на перила. Минсо была готова поклясться, что ещё утром всё не было так плохо. Наверняка их с Хёнджином купидон всё подстроил. Ну или Санта, раз, в теории, в этот вечер его очередь раздавать подарки. Минсо вот уже предчувствовала свой — огромный синяк на правой ягодице. А у Хёнджина со временем появится похожий на локте. — Не уверена, что умею хорошо притворяться, — сказала девушка, благодарно улыбаясь Хвану, поскольку тот страховал её как мог, поднимаясь по ступеньке за раз следом. Она его не приглашала, но он сам себя пригласил и уверенно хватался за ручку двери, планируя зайти в подъезд. Если уж вызвался провожать, то убедится в том, что она добралась до самого дома в целости и сохранности. — О, ещё как умеешь, — подколол он её. — Вспомни, какую драму ломала в том году перед выпуском, когда у нас темы совпали. Ты на кафедре почти в обморок падала, чтобы куратор за тобой тему закрепил… Хёнджин на это совсем не злился. Ему было не особо принципиально, по чему диплом писать, главное, что уже выпустился из университета и забыл его как страшный сон. Или большую его часть, где не было этих будоражащих душу стычек с Минсо. — Тогда мне и правда было нехорошо, — буркнула она, сворачивая в коридор на первом этаже и направляясь к своей квартире. — Ты такой невнимательный… — А ты слишком злопамятная. — Я? — Минсо остановилась у двери своей квартиры, окидывая Хёнджина осуждающим взглядом. — А кто вспомнил кафедру и дипломные работы? Хоть бы раз что-то хорошее сказал, так нет! Даже особенный момент может испортить. Хёнджин в ответ рассмеялся, кивая на все её замечания. — Прости, слишком люблю, когда мы воюем. Но готов сдаваться за поцелуи в девяти из десяти случаев, — он покачнулся на ногах, убирая руки за спину и отлично играя смущённого, хотя Минсо знала, что у него нет ни стыда, ни совести, и подобное ему даже не грозит. — Ты ведь впустишь меня к себе? — Это ещё зачем? — Минсо спрашивала этим загадочным тоном на грани улыбки, что давало Хёнджину поводы полагать, что она просто мучает его. — Что значит «зачем»? Ты забыла, какой там лёд на ступеньках? Я не хочу убиться, придётся отсидеться до завтра у тебя, — его восторженный голос сдавал его с потрохами, но Хёнджину было всё равно. — К тому же, разве мы не обсуждали, что будем праздновать одни? Не лучше ли вместе? — Кто сказал, что я буду одна? — она забурчала, но сама потянулась за ключом от квартиры. — Со мной будут Билли Мэк и Джо, Джульет, Питер и Марк, Джейми и Аурелия, Дэниел и Сэм, Дэвид и Натали… Она могла бы продолжать вечно перечислять имена героев этого своего фильма, но посчитала более важным упомянуть кое-кого другого: — Ну и Хван Хёнджин тоже может присоединиться при условии, что на сегодня наши войны закончены. Хёнджин быстро закивал, подходя к ней поближе, утыкаясь подбородком в её макушку и подталкивая дверь рукой, чтобы заглянуть в квартиру. Ему было очень интересно. — Так и быть, — на радостях сказал он, — сегодня буду воевать максимум за кружку с какао и твоё внимание, Минсо.