Поцелованная солнцем

Она на первую вечеринку уже нетрезвая приходит. Не понимает ничего, но уверенно через охранника проходит, на девочек остальных смотрит, шатается, кулаками безразборно машет, некоторым колкости говорит. Но не она, сейчас Матильда бушует, драк и скандалов хочет, залить в себя побольше алкоголя, как всегда хаос творит. Угрожает девушке с дредами на голове, не понимает ничего пока та на пол кидает. Боль в теле отзывается, мозг совсем отключается, речь несвязная, по волосам её бережно рука тёплая гладит, веснушки необычные в глаза бросились, веки закрылись устало, отдохнуть желают. Вспоминает, как рада была, когда узнала что на проект её взяли, как верещала, с подругами обнималась. Как собиралась, перед поездкой слишком много выпила, не сдержалась просто, повод ведь был. Уже представляла какой выйдет, надеялась, что совсем без проблем и привычек вредных, а сама себя не с лучшей стороны показала, а вдруг её выгонят за такое? Скажут, вам нужно что-то большее чем наша школа. Алкоголичкой и наркоманкой назовут, выгонят с позором. В холодном поту просыпается, хочет волосы, лезущие в лицо, убрать. Руки не слушаются, пугается очень, думает, что без рук оказалась, в школу пацанок ехала, а попала не туда куда-то. Паникует уже, представляет, как живёт без рук, как будет учиться ногами ложку держать, прямо как в видео каком-то из тик тока, что видела. Думает, будет ли вообще жить. Вдруг она сейчас в логове маньяка, и больше не выберется? Додумалась наконец-то взгляд опустить, руки видит свои к кровати привязанные, состояние отпускает сразу. Накрутила всего лишь себя, но страшно пиздецки было. Возможно, испытание такое? Кто дольше выдержит быть привязанным. Проснулась только вот, и лезет бред в голову всякий. К ней в палату заходят, говорят, что не испытание это, перепила она, пару раз по голове настучали, вот и в больнице сейчас. Хохочут над ней как над ребёнком маленьким, объясняют, что скоро сможет к девочкам остальным присоединиться, а она уже встречу предвкушает, дождаться не может. Форму красивую на себя надевает, налюбоваться не может, к лицу ей слишком, покружилась чуть-чуть, уже к выходу в свет готовится. Вот только не сказал ей никто, что на испытание попадёт сразу, что кидать взгляды на неё недобрые будут, а она ведь не помнит ничего даже, не знает, что случилось. Сжимается вся, улыбку доброжелательную выдавливает, к девочкам всем остальным встаёт, нелепо возле себя чемодан с вещами ставит. С одноклассницами здоровается, самую необычную замечает, с веснушками на лице огромными, словно солнцем поцелованная. Вспоминает сразу, как её по голове ласково-ласково гладили пока она отходняк ловила, теплотой с ней делились так. Заботливый жест приятно в душе отдавался, и те самые веснушки вспоминает, думает, что обязательно пообщается с ней. Хочется очень, как и спросить, почему сделала так. Задание легко проходит, даже незаметно совсем, они уже с психологом на встрече сидят, обсуждают задание это. Виолетта слушать внимательно пытается, но глаза сами сонно закрываются, взгляд с женщины этой то на руки свои переводит, то вообще мимо неё смотрит, из последних сил держится, пока она к ней не обращается. Спрашивает, не скучно ли сидеть ей тут, если хочет уйти — может. Голова лишь кивает отрицательно, рассказывает, что побочка у неё такая, не специально, усидеть сложно на месте просто, извиняется за это, неловко становится ей. *** В дом они вместе с девочками уставшие приходят, ей экскурсию устраивают, показывают что где, на спальном месте имя её на табличке висит, сразу нашла своё. На первом этаже чай всей компанией пьют, рассказывает немного о себе, просит прощения за первую вечеринку. Узнаёт, что получила нехило так, смеётся с этого, мол, обиды не держит, пьяные ведь были, не страшно. Узнаёт каждую девочку, на Рони, солнцем поцелованной, дольше всех взгляд свой задерживает, руку протягивает, улыбки не скрывает. Некоторым девочкам, особо любопытным, татуировки свои показывает, говоря, что сама бить умеет, пусть записываются, по дружбе скидку сделает. Смеётся много, коннект находит с одноклассницами, замечает, что все те угрожающие взгляды смягчились, легче дышать стало. Виолетта себя с самых хороших сторон показывает, сразу пару подруг себе заводит, с Рони больше всех общается. Пока на кухне теперь одни сидят, она спрашивает всё-таки, что за жест с её стороны был необычный такой. Слышит в ответ, что казалось, словно ей нужно было это, успокоить хотела хоть немного, так сладко и приторно, как ощущается, когда обращается к ней, ласково Виля говорит, непривычно и приятно, только она так делает, только ей так можно, только из её уст звучит так. На каждом испытании с психологом вместе договорились сидеть. Так и делают. А ей трудно о проблемах своих рассказывать, словно ком некий не даёт, тогда её руку в свою берут, сразу намного легче становится. Она о зависимостях поделилась, слушала внимательно психолога, на каждом испытании старалась. С Рони больше всех скорешилась из девочек, и времени больше всего проводят, обо всём на свете говорят, шутки свои собственные, которые только они понимают, шутят, не отлипают друг от друга, что тут говорить, у них даже койки рядом. Теперь все их лучшими подружками называют, а Виолетта продолжает на веснушках свои взгляды оставлять, незаметно совсем, даже для самой себя. На вечеринках пить меньше стала, с подруги пример берёт. Кажется, что после их знакомства все проблемы так далеко-далеко в прошлом, словно их и не было вовсе, радует очень всё это. Первый срыв происходит, когда они поссорились, из-за мелочи словно, даже непонятно как так получилось, но она выпивает много, слишком много, больше дозволенного. Понимает, что она смотрит за этим всем, будто на зло делает, испытание проваливает, не хочет, чтобы её сейчас вообще трогали, на пьяную голову даже не понимает, что получает ленту чёрную. После церемонии спиной к виновнице срыва лежит, обиделась ведь, говорить с ней не хочет, одеялом с головой накрывается, а сон никак не идёт. Почти трезвая уже, голова спать хочет, но не выходит никак, ворочается, под скрип койки глаза жмурит, слышит как зовут её, так, как она только. Вилей называют, а эта самая Виля не может не повернуться, обиду давит в себе, от которой уже и не осталось ничего вообще. Видит глаза, что направлены на неё, видит, как её рукой подзывают. Не может отказать. Подходит тихонько, чтобы не увидел никто, дыхание затаила своё, слушает чужое, сжалась, напряглась вся, посмотреть не может. Расслабляется, когда Рони на спину ложится, смеётся с чужой скованности, молчит, но даже это молчание похоже на слова, особенные какие-то, они и так друг друга понимают. Лунный свет в комнату через окно панорамное попадает, освещая лицо в веснушках, а в голове как всегда «солнцем поцелованная». Именно это прозвище дала ей, но не рассказывает никому, только она так может называть её. Чувствует, как у неё сердце колотится, слишком долго смотрит. Подруга обращается к ней, шуточно ругает за такое, напоминает о чёрной ленте и берёт обещание, что проказница не будет пить больше. Виолетта кивает, зачарованная этим моментом, на свою кровать уходить не хочет, но приходится, девочки не должны видеть их вместе. Это только их секрет. *** Время всё так же проходит, быстро очень. А Виолетта всё чаще смотрит совсем не так, как раньше, на Рони её. Только в голове девушку своей называла, втайне ото всех. Сердце каждый раз кувырки делает от касаний незамысловатых, случайных, ничего не значащих. Тёплая рука чаще по макушке гладит её, в жесте успокоительном, когда особо трудно становится. А Виолетта свою благодарность ночью выражает, уже без стыда ложится на кровать чужую, делая её общей, считая её одной на двоих, истории рассказывает разные. Говорит про сложности на некоторых испытаниях, рассказывает, что легче стало ей, считает вместе с Рони дни, сколько не пьёт уже. Там же они и месяц чистоты Виолетты отмечают, молча, глазами, взглядами, руками, которые никак места себе не найдут. Понимают ведь друг друга и так, комфорт ощущают, общий секрет делят, один на двоих. Виолетта теперь засыпает с мыслями только о ней, о взаимности тихо мечтая, желает, чтобы приснилась ей, чтобы хоть там счастливы были, чтобы на неё не как на подругу смотрели, хочется ей очень. Всё меняется однажды. Очередной выгон, очередные смешки подружек лучших, пальцы переплетённые. Мгновение. Красный нос Виолетты, глаза со слезами солёными, Рони, с которой брошь снимают, конец церемонии. Они обнимают друг друга вдали от камер, от людей, только вдвоём хотят побыть. Поцелованная солнцем свои губы невесомо на шее оставляет, в излюбленном жесте по голове гладит, говорит, чтобы её Виля держалась, не раскисала сильно. Улыбку выдавливает, признаёт, что скучать будет, руку не отпускает, пока к девочкам не возвращаются, просит одноклассниц присмотреть за подругой своей, словно мамочка какая-то, с улыбкой на лице уезжает. В эту же ночь Виолетта без стыда на чужой постеле засыпает, ей можно, ей нужно. Она снова срывается. Пьёт, кричит, крушит всё, по Рони до безумия скучает, материт себя, обещание не сдержала, выпила. Вспоминает, как они вместе считали дни трезвости её, в голове просит прощения, будто услышать сможет. Чёрная лента на груди обычным делом стала, привыкла к этим выговорам, мимо ушей пропускает, всё больше в себе разочаровывается, понимает, что запускает себя. Две недели на волоске, приходит осознание, что нужно перестать. Уже представляет, как за экраном именно она будет горда ею. Удивляет всех, белую ленту получает, алкоголь несколько недель не употребляет, всё так же на чужом месте засыпает, на своём не спится, на своём не так удобно, на своём не хочется. Однажды меняется всё, ту самую прилежную ученицу на одиннадцатой неделе из школы выперли, мол, дали всё что могли, дальше сама справишься, домой пора уже. Она речь толкает, что все семьей стали для неё. Обиду и чувство несправедливости подавляет, уходит гордо и красиво, понимает, что будет по девочкам скучать, уже привыкла, но знает, что теперь солнцем поцелованная ждать может её. Виолетта хочет веснушки те зацеловать, снова пальцы со своими скрепить, улыбку увидеть на лице родном, рассказать о том, что чувствует, о том, что испытывала в самые романтичные ночи в её жизни. Быстро аккаунт находит её, сообщает, что вернулась, шутки шутит, чтобы ждали с распростёртыми объятиями, улыбается, когда видит, что по ней правда скучали и ждали. Уже через неделю всего Рони на пороге стоит её. Виолетта налетает, пищит, в квартиру пускает, со своей собакой знакомит, о которой тараторила всегда, называя любимицей, понимает, какой разговор их ждёт, оттянуть пытается. Боится услышать в свой адрес слова, что сломают, глаза на веснушках задерживает. Ночью они на большой кровати вместе лежат, но так тесно друг к другу, близко очень, прямо как там. Без стеснения руки родные на талию ложатся, к себе пододвигают, не отпускают. Кончиками носов касаются друг друга, губы целуют её ласково очень, фейерверки внутри взрывая, сердце слишком сильно заставляют стучать. Поцелованная солнцем первая признаётся, говорит как сильно скучала, что только про Вилю свою думала, а Виля лицо прячет в изгибе шеи чужой, носом шмыгает, пока рука по голове гладит, пока улыбка на лице чужом появляется, а слух ласкает признание тихое, такое особенное. Скоро на теле Рони татуировка будет красоваться новая. Спрятанная ото всех буква «В», собственноручно набитая Вилей её, которая счастливее всех будет. А Виолетта, в свою очередь, солнце небольшое набьёт, не скажет, что оно означает, пока поцелованная солнцем свои губы нежные будет оставлять на чернилах каждую ночь. Теперь, она может без стеснения, не скрывая, наслаждаясь, называть её только своей.