Стадии принятия

      Она просто находилась в слепой и глубокой полудреме. Одна, как могло показаться на первый взгляд... – Ты ведь тоже это чувствуешь? – отдалось где-то неподалёку тихим знакомым голосом. – Эту темную смолу, что ты в голове обозначила как пустоту, она так липко и неприятно обволакивает твое истощенное и ничтожное тело, моя дорогая... – медленно подходила к Мэнди странная невысокая фигура, поскрипывая как дерево на ветру... Но кто она, что ей нужно? – Слышишь этот тихий зов совести из далёких глубин сознания, похожий на шум морского прибоя... – её тонкий и язвительный голос так близко, так знаком, и так тошнотворно мерзок... – Помнишь ли ты все те слова, что лились из твоего тонкого горла и сгнившего сердца? – заткнись! Заткнись! Заткнись! – Ты всех бросила, забыла и уничтожила... – она выдохнула. – Но ценой чего? Новой жизни? Любви? Тут сухо. Пусто. И почему-то темно.       – Хей, Мэнди! – мило и крайне сентиментально приветствует девушку по стационарному телефону уже изрядно надоевшая подруга. Самое интересное то, что она звонила десятками раз за день, не ради каких-то важных дел, а просто спросить: "как дела?", "не голодная ли Мэнди?", ведь из дома она не выходит, а кушать надо, организм не стальной, и последнее, очень бесившее, "могут ли они вместе погулять?", с фразой в конце: "хотя бы часик".       Ну, в принципе, сладкая принцесса отмечала в голове, что ее это уже не бесило, она скорее уже смирилась с тем, что у Дженет сильный недостаток внимания от персоны, до который она опять решила докопаться. Она просто за тебя волнуется и дорожит тобой. – Слушай, сегодня лавка с мороженым будет работать до поздна... – Джен. – потирая свои еле открытые глаза, недовольно бурчала бывшая работница всё ещё "закрытой на техобслуживание" лавки. – Я понимаю, что тебе хочется со мной поговорить, может повеселиться, но... – она тяжело вздохнула и словно пршипела как от боли. – Я не хочу. – Ладно, извини. – на другом конце провода послышался тихий всхлип и голос собеседницы чуть задрожал.       – Мэнди, я же знаю, что по крайней мере, меня слышно через твой купол зоны комфорта, – спокойно, чуть насмешливо, продолжала тень. – Ответь же, зачем ты отталкиваешь от себя людей? – Я не отталкиваю. – грубо парировала девушка и закрыла лицо руками.       В лавке сладостей слышится громкий хлопок и неожиданный резкий взрыв, из-за чего множество покупателей недовольно прокричали, устроили, опасную для помещения внутри, суматоху и раскидали часть товара, что пришел как раз относительно недавно. Инициатором сей паники, ну конечно же, всеми любимый и знакомый шут, который своими "няшными приколами" доводил похоже не только Мэнди. Девушка, можно сказать, чуть-чуть ревновала в этом плане. Ревнует шутки Честера к другим людям, это уже идиотизм какой-то. Бросив свои дела в служебном кабинете, а именно спокойную проверку наличия туши на своих ресницах, она злобно и специально агрессивно топает ногами по полу из плитки, что была похожа на леденцы, прямо к эпицентру всей разрухи в магазинчике и лишь окинув взглядом всю толпу нашла знакомую полосатую шапку и малиновые волосы. – Че-е-естер! – взревела девушка и все резко остановились, смотря прямо на нее. Десятки пар глаз: детских, взрослых. – Что ты устроил?! – скрепя зубами, она выходила из себя, наблюдая как разноцветное конфетти покрыло посетителей, высокие стены помещения, пол, ее излюбленный трон. Все было в этом чертовом конфетти. И в мать ее краске... Акриловой. Предстоит самая крутая и долгая уборка в её жизни.       – Посмотри на себя. – голос стал ещё тише. – На свои руки. – легкие ладони водили по кистям рук, переходили на тонкие ляшки. – На ноги, волосы. – в глазах Мэнди стала появляться она же сама, словно стоя перед зеркалом... И появлялись движения бегающих рук по ее телу. Все замечания звучали как серьезный и недовольный укор. – Ты уже не выглядишь также хорошо, как раньше... Твоя кожа побледнела, глаза красные, твои шикарные волосы теперь как солома... – Я не виновата в этом. – обман, жалкий и смешной. Честер...       "Но я люблю тебя!" – моментально всплывает в голове и девица вертит ей из стороны в сторону, пытаясь забыть его лицо, голос. Он ужасен! Ужасен! Ужасен!       – Ты должна принять помощь от него. – обнимает со спины саму себя и дышит в грязный и засаленный затылок, славно согревая. – Нет! – отрывается Мэнди от объятий и громко кричит, начиная свой самый быстрый побег в жизни. Ноги дрожат, но шаг всё же широкий, она уже далеко от этой странной особы, но всё равно продолжает набирать темп, шаг за шагом. Шаг за шагом... Но всё же, как-то украдкой получается поймать взгляд своих же глаз. Только у тени они более добрые, ясные, счастливые, словно божественные. Но сама выглядит как-то не так, как бы не реалистично.       – А представь, что ты станешь королевой! – маленькая Дженет радостно развела руками в стороны, притворяясь звёздочкой и падает на деревянный пол шалашика. – Такая красивая, яркая и блистящая... Как леденец!       – Я прошу, послушай меня. – говорила под пеленой эха клонированная версия и шла вперёд, прямо к уставшей и еле дышащей Мэнди, что скрючилась стоя в три погибели, пытаясь восстановить дыхание. Теневая уверенно расправила чуть широкие плечи и уставилась на уже измотанную всем на свете девушку. – Тебя любят. – приторно сладко, даже слаще, чем все конфеты и тортики в сладкой лавке Мэнди, говорила она сама себе, как бы, уверяя в этом, точнее пытаясь. – И хотят твоей любви. "Хотят твоей любви..." – постоянно, как на пленке, проигрывала в голове девчушка и тихо начинала плакать, падая на колени и проваливаясь прямо в неизвестность.       Девушка моментально просыпается в холодном поту, откидывая от себя теплое пуховое одеяло движением левой руки, под которым спит практически всё время и, нервно пытаясь отдышаться, сидит на кровати, жадно глотая воздух. Истерика. Она хватается за грязную и неухоженную за долгое время голову, взъерошивает и взбивает в большие колтуны светлые волосы, делая их в виде небольшого светлого куста, метая паникующих взгляд усталых глаз из стороны в сторону, оглядывая каждый сантиметр небольшой комнаты: светлые окна, запертая дверь, расставленная в хаотичном местоположении мебель. Но сейчас нужны часы. Да, часы. Сколько времени?... Плоский циферблат ломаными цифрами показывает ровно три утра и восемнадцать минут. Сердце постепенно восстанавливает свой темп, лёгкие свободно пропускают воздух в свою обитель, но в висках всё ещё слабо тянуло и думать не представляло никаких сил. Утреннее летнее солнце приветствовало ее ранними лучиками оранжево-розового цвета. Она просто, по-детски счастливо смотрела в окно, почему-то готовясь опять сдирать коленки как на летних каникулах вместе со старшеклассниками или лазать по деревьям с одногодками. Плести фенечки с Дженет в их "суперсекретном шалаше только для девочек и хорька по имени Горошек", сбегать из магазинов, набив при этом карманы вкусными конфетами или печеньем, кидать в окно одному из местных красавчиков школы камни, как бы показывая протест, мол, нам плевать на тебя, а потом обсуждать какой он всё-таки "нереальный мужчина" и всё такое. Как же тогда было хорошо. И всего этого уже никогда не будет. По сильно впалой щеке скатилась маленькая, еле заметная слезинка.       Мэнди неловко и тихо сидит в светлом длинном и очень неуютном больничном коридоре, печально ждёт своей очереди, она все же умная, додумалась записаться к врачу, трясясь и не понимая, почему ей так тревожно. За ненужного и неудобного сейчас ребёнка, что мало того был зачат просто ужасным способом и человеком? Или за свою, и без того низкую и слабую репутацию, и даже не как кондитер или продавец, а просто человек? Она нервно и кратко вздыхает, слабо мнет листовку с записью в нужный кабинет пополам, вдоль, во все направления какие может, хотя прекрасно знает, что лучше так не делать, ибо каждый человек просто невероятно привередлив в любом деле. "Надо же как-то и чем-то себя занять." – оправдывает себя девушка и рассматривает белую дверь соседнего кабинета. Называют ее фамилию. Она заходит в кабинет, с полным ощущением и уверенностью, что беременна, сейчас это даже подтвердиться, но... – У вас просто сбит цикл. – перебирая различные бумажки на своем деревянном столе, лепетал доктор. – Не катастрофически, конечно, но советую нормализовать свой сон и сбалансированно питаться. – он начал что-то крайне активно записывать. В ней нет ничего живого. Не подумайте, что она умерла внутри, это тоже, но и в плане новой для этого мира жизни. Тогда к чему все эти перепады настроения? Вечная тошнота и рвота? Самовнушение? Она сонно и озлобленно уставилась на работника клиники тупым взглядом, не понимая, где он так ловко и ну очень несмешно научился шутить, но тот лишь кратко выдохнул, тихо напевая какую-то мелодию, и протянул небольшую справку прямо в ладонь смуглой. О чем она девушке не было интересно, Мэнди лишь заметила название потёртых букв на старой "специальной жёлтой бумаге для лечебных учреждений". Ни ребенка, ни чести, ничего. Какая же классная жизнь!       Мэнди тихо сидит на кровати, укутанная полностью в теплое одеяло, рассматривая узор из засохшей крови от прошлого цикла на пододеяльнике, еле различимые цветочки и листочки. В то время как на простыне, светлой, и тоже чуть испачканной, были белоснежно-розовые облака, как на рассвете. Интересно, почему пододеяльник с цветочками, а простыня с облаками? Из разных наборов просто. Логично. На ней не было лица. она устала, ведь за сегодня сделала целых три серьезных и тяжёлых для нее дела: походила в чистых и теплых, она вешала их предварительно на батарею, носочках по прибранной не так давно квартире, попила просто вкуснейший мятный чай с нежной и последней булочкой из холодильника и пролежала матрас в кровати до самых глубоких дыр. Ну согласитесь, это самые что ни на есть важнейшие дела в жизни каждого. Хотелось плакать. Хотя нет. Умереть. Или всё вместе? Как же скучно. И плохо, до желания унижать себя перед зеркалом абсолютно за всё.       – Ну же, посмотри правде в глаза...– тихо шепчет свой же голос и нежно, прямо как любящая мама, тянет за тонкое и маленькое плечо, тепло улыбаясь. Она приходит в каждый сон, напоминая о себе, о поступках Мэнди, Честера, обо всём. Это своеобразный вид совести и тихой ненависти к себе... – Я хочу, чтобы всё было нормально. – воет в кофту самой себя принцесса сладкой лавки и смотрит в пол заплаканными глазами. – Ты ведь знаешь, что так не будет? – Знаю. – отвечает в пустоту своей квартиры девица и зарывается в одеяло ещё глубже. Ее лицо проводило тихий и спокойный закат через окно в ее спальне.