Ангельские силки

Энакин пришел в столовую чуть раньше назначенного часа; стол уже был накрыт для ужина на двоих. Умопомрачительно пахло жарким из тарша, навевая воспоминания о кантине Декса на Корусканте, в которую Квай-Гон нередко водил своего падавана, заодно добывая кой-какую информацию. Скайуокер опустился на стул, с аппетитом оглядывая усыпавшие скатерть яства, как вдруг его голову посетила совершенно гениальная идея. Зная о привычке Оби-Вана досаливать еду, Скайуокер переставил солонку поближе к своему месту и сложил подбородок на руки, выжидая. К тому времени, как Оби-Ван соизволил явиться, жаркое могло бы остыть, если бы дроид-официант предусмотрительно не подогревал тарелки. Ощутив присутствие сенатора в Силе, Энакин принялся накладывать себе салат из фруктов с таким видом, будто только что пришел. Поприветствовав Скайуокера сухим кивком, Кеноби молча сел за стол, беря в руки приборы. Его отстраненный вид кольнул сердце. Затем оно сделало кульбит в грудной клетке, когда юноша понял, что сенатор нанес на себя макияж — словно хотел спрятать себя за фарфорово-белой маской, делающей его похожим на бездушную куклу. Третье же наблюдение было как удар под дых. Синяки на левом запястье. Замаскированные тональным кремом, но все же заметные. Порыскав взглядом по столу, Оби-Ван едва заметно поджал губы: — Энакин, передай мне, пожалуйста, соль. Скайуокер мгновенно забыл обо всех своих душевных терзаниях, торжествуя, что его уловка сработала. Он протянул руку к солонке, но не для того, чтобы взять ее, а захватывая в петлю Силы. Точно пылинка в горячем воздухе, она взмыла вверх и направилась к сенатору. Оби-Ван поднял бровь, следя взглядом за предметом. Подплыв к его блюду, солонка осторожно накренилась. Энакин собирался просыпать на жаркое всего несколько крупинок, но у Силы явно были другие планы. Незавинченная крышка солонки плюхнулась в аккуратно нарезанные кусочки мяса, а следом за ней и все ее содержимое. — Нет! — рявкнул Скайуокер, хлопнув ладонью по крышке стола, однако его перебило отчетливое фырканье с другого конца. — Ох, Энакин… — выдавил из себя Оби-Ван, прежде чем разразиться громким смехом. Его веселье было столь заразительным и беззлобным, что падаван с облегчением присоединился к нему, тоже смеясь. Напряжение дрогнуло и отступило вместе с потекшими от слез белилами Кеноби. — А ведь я еще думал попросить тебя обучить меня трюкам джедаев, — сдвинув горку соли в блюдце, Оби-Ван протер лицо полотенцем, чем окончательно превратил свой мейк-ап в черно-белое безобразие. Смех застрял у Скайуокера в горле. — Совет не одобряет раскрытие наших секретов… — падаван запнулся, тщательно подбирая слова. — Простолюдинам? Плебеям? Черни? Энакин окончательно смутился. — Да ладно, не заморачивайся, — махнул рукой Оби-Ван, — Я просто подтруниваю над тобой. Извини, но ты так забавно грузишься — не удержался. Скайуокер с каждой секундой чувствовал себя все более и более растерянным. Сканирование ощущений Кеноби рождало больше вопросов, чем ответов. Затухающая веселость, любопытство, налет беспокойства и тревоги за судьбу Республики подо всем этим. Но ни следа гнева или обиды. Заметив его взгляд, Оби-Ван вопросительно посмотрел в ответ. К и без того смешанным чувствам добавилось восхищение тем, как спокойно мужчина относится к смазанному макияжу на своем лице. Его достоинство и красота проступали бы даже сквозь сантиметровый слой грязи. — Зачем вы накрасились? — решился спросить он прямо. — Говорил с королевой. Она предупреждала меня о бунте на одной из лун Набу, но я не думаю, что эти оборзевшие от безделья горняки — заказчики покушения. — Вы ездили во дворец без меня?! — взвился Энакин. — Успокойся. Общался по голосвязи, конечно же. Хотелось немного утереть ей нос — она ужасно рисует стрелки. Энакин накрыл глаза ладонями, улыбаясь. — Не пугайте меня так больше, Оби-Ван. — Хорошо, не буду. Пожалуйста, поешь, смотри как УА-3 укоризненно на тебя взирает. Глянув мельком на фоторецепторы преданно греющего его тарелку дроида, Скайуокер кивком отпустил его и принялся за еду. *** Держа перед собой подушку и одеяло, словно щит, Энакин ввалился в спальню изумленно смотрящего на него Оби-Вана. — Прежде чем вы что-то скажете, — выпалил он, — Клянусь, что буду бодрствовать всю ночь, дабы не досаждать вам своими подростковыми фантазиями. — Какая очаровательная беспардонность, — процедил Оби-Ван, поплотнее запахивая халат — тот самый, полупрозрачный, сводящий Энакина с ума. Скайуокер сжал зубы, твердо наказывая себе не опускать взгляд ниже лица сенатора. Правда, оставался риск, что и на него молодое тело отреагирует непредсказуемо. — Сенатор, — жалобно проскулил Энакин, — Пожалуйста: да или нет. — Ладно, — улыбнулся Кеноби, — Ты напоминаешь мне дарокила, которого выпинывают в мороз из дома. Меня от твоих щенячьих глазок удар хватит. Довольный падаван расстелил одеяло на полу и сел в позу для медитации. Камин жрал тропические деревья раскаленными зубами; его жар северным сиянием плясал по комнате, расчерчивая изгибы тела Оби-Вана пятнами и полосками: точь-в-точь сытый шанх. Вспомнив о своем намерении не перевозбуждаться, Скайуокер торопливо перевел взор на макушку пытающего инфопланшет сенатора. А затем и вовсе закрыл глаза, представляя себя в Саду Камней Храма. Пока Кеноби не собрался ложиться, можно было провести время с пользой и собраться с силами для того, чтобы попробовать захлопнуть сознание Оби-Вана от докучливых голосов раз и навсегда. «Интересно, не чувство ли вины от осознания того, что всем этим людям невозможно помочь, заставило его возложить на себя ношу сенатора целой звездной системы», — подумал он, прежде чем начать тумблер за тумблером отключать свои эмоции, вслушиваясь в беззвучные перетоки по схемам бесконечной материнской платы Силы. Ассоциации с техникой помогали ему настроиться лучше всего. — Признаться честно, твой сон мне даже понравился, — произнес Оби-Ван, остановив его на полпути к погружению в себя. Скайуокер осторожно приоткрыл один глаз. Ему это не послышалось? Или он уже во время медитации грезит о сексе с Кеноби? Квай-Гон бы этого не выдержал. — Он был чистым и искренним. В наше время — да и в любое время — это дорогого стоит. — Спасибо, Оби-Ван, — помедлив, пробормотал Энакин. Настроение помедитировать тут же улетучилось. Кеноби продолжал что-то чертить на планшете, не замечая, как лоб застывшего, точно изваяние Скайуокера покрывается испариной. — Раз уж ты испросил разрешения остаться и помочь, то у меня к тебе тоже есть одна просьба. Энакин повернул к нему голову, и их взгляды схлестнулись, как волны океана и реки. Что-то такое сильное мерцало в зрачках Оби-Вана Кеноби, словно тысячи черных птиц бились в оконные стекла. — Я ценю твою готовность к самопожертвованию, но не стоит насиловать себя. Попробуй поспать — если, конечно, это можно будет назвать нормальным сном, с такими-то соседями в голове. Юноше померещилось, будто его спину обстреливает тысяча крохотных дредноутов. — Но тогда есть риск, что вы опять увидите это… эту… похабщину. — И что с того? Зато я в твоих снах счастливый, беззаботный, красивый и любимый, — хоть Кеноби и пожал плечами безразлично, в его голос закралась едва уловимая печаль взрослого, знающего, чего он хочет от жизни, но тем не менее одинокого и уставшего мужчины. «Вы и так красивы и любимы,» — хотелось сказать Энакину, но отчего-то он не смог. Пробубнил только: — Я согласен. Ваши сны в обмен на мои, — Скайуокер ответил коротко, чувствуя, что сейчас не время бередить душу сенатора. Да и свою тоже. Оби-Ван пожал его руку в знак благодарности. Пожал и не стал выпускать, сталкивая планшет куда-то на пол. А затем дернул Скайуокера на себя: — Если ты еще и спать будешь на подстилке, как дарокил… Он не договорил, так как Энакин незамедлительно бухнулся рядом, из-за чего остальная часть матраса полуторной кровати слегка подкинула сенатора в воздух. Последовал красноречивый вздох, а затем хлопок в ладоши, и их поглотила красноватая тьма. Пальцы Оби-Вана неожиданно и интимно проделись сквозь вспотевшие и оттого скользкие пальцы Скайуокера, заставив каждый волосок на загривке юноши встать торчком. — Руки не распускать, — шепотом предупредил Кеноби, обдавая лицо напротив своим дыханием. И несмотря на то, что ночь предстояла отнюдь не легкая, Энакин почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.