Черно-серый

       Благо, понадобилась всего неделя для того, чтобы Нил пошел на поправку. Послушался он Соломона Давидовича — дома стал сидеть, при том Галю отправлял решать вопросы с работой. Ей, кстати сказать, что довольно удивительно, заниматься этим пришлось по душе. Надоело дома с ребенком сидеть, посему и прогулки, пусть с посредственными целями, в радость. Видно, даже столь печальные места, где предоставлялись ритуальные услуги, и, собственно, шел поиск человека в похоронный оркестр, не могли испортить ее настроя. А это очень даже хорошо.        Страшно, при том, было оставлять больного один на один с совсем еще некрепким организмом. Разумеется, какие меры отец предпринимал, чтоб Сема не разболелся, ужасные, внимания не заслуживают. Но, тем не менее, иного выхода из ситуации Собакин не видел — давал ему свои же таблетки, микстуры с пилюлями, правда, расколотые напополам. Повезло — такие попытки укрепить иммунитет ничем плохим не закончились. Все эти действия, конечно, проходили в тайне от врача. И не стал бы, вероятно, Нил на дом его вызывать, если бы не Элина…        Она явилась всего спустя сутки, несмотря на то, как нехорошо они попрощались. Стала извиняться, доктора самостоятельно подобрала. Все это поражало как Нила, так и Галю. Вторая же, все реже дома появлялась — нашла работу в том детском саду, где Сема бывал. Мальчика пока обратно, в коллектив малышей, не отправляли — денег пока мало, а какие есть, в большей степени уходят на лечение нездорового. Как снова заработок он домой понесет, так можно этим заняться. Пока же, зато, у молодого папы, был шанс как-то проявиться. Очень опасный для их обоих, но все же, шанс. Они играли в прятки, с мячиком, над фортепиано чутка поиздевались и, конечно, много разговаривали.        В эти минуты, даже несколько забывался старший, терялся в детских занятиях, словно сам становился таким же маленьким. При Галине же, что довольно печально, он не позволял себе устраивать подобных развлечений, даже так, спустя много лет, в попытке лица не терять. Это уже не имело никакого смысла — привычка. Находясь же наедине с мальчиком, превращался в настоящего петрушку. Это было довольно весело, хоть и понятно, что развлечения подобные продлятся не долго — когда Нил снова возьмется за работу, на игры времени останется совсем мало.        Печально и то, что Сема, как и многие другие мальчишки, был довольно активным: ему хотелось часто бегать, шуметь, заниматься активной деятельностью. Потому же многие занятия сына оставались для Нила закрытыми, и с печалью он лишь наблюдал как маленький, с тем же мячиком, носится, прыгает, да скачет. Он часто носился по коридору, чем выводил папу, но тот держался и старался направить энергию в иное русло.        Радостно они, в общем-то, вместе время проводили. Все эти занятия частенько Эля прерывала, но без злого умысла. На сей же ноте стоит к ней вернуться. Врач, невесть откуда ей приведенный, оказался человеком важным, а харизма его… Больше походит на ученого, иль политика. Кратко говоря, серьезный человек оказался. Премного благодарен был Нил за должное лечение, рецепты к пилюлям, которые были нужны. Благодаря столь умному человеку, вероятней всего, он и смог так быстро поправиться. Разумеется, на одном лишь аспирине долго бы еще просидел, а уж голос восстановить крайне сложно без нужных сиропов, капель с бальзамами. Слышать себя не хрипящего, как оказалось, очень приятно.        К удивлению, и большому сожалению Собакина, Эля зачастила с походами домой — поначалу с доктором, а затем, под предлогом помощи с уходом за ребенком когда Галя отсутствует. Пусть Нил был, как уже сказано, в состоянии самостоятельно за Семой следить, лишний раз пытался конфликт не начинать — он все еще вор. Об этом старался не вспоминать, боялся вовсе, что тайное станет явным.        В очередной раз стучало сердце, а глаза под лоб лезли, когда с самого утра Элина в гости являлась. Это был как раз один из крайних дней, когда исполнитель дома планировал высиживать — потом к Соломону Давидовичу, или же, по его же наитию, в оркестр. Стук в дверь уже не пугал, как первое время после побоев, а выводил из себя. В самом деле, хотелось придумать тысячи причин, лишь бы домой она боле не приходила, но ни одну из них произнести вслух не мог, пока о кольце молчит.        Разумеется, Галя его не носила по одной лишь причине — велико. В ином же случае слетело б оно так же, как с пальцев предыдущей владелицы. Отложила невеста его до тех времен, когда подогнать сможет до своих размеров, а пока ни времени, ни денег. Хорошо сложилось! Истинная хозяйка не увидит, да и с невестой они совсем не близки — хвастаться не станет. Хоть счастлив был таким приятным совпадениям Собакин, все же надеялся поскорее от наскучившей гостьи избавиться — плохо, что в лице его, по всей видимости, продолжает видеть какую-то надежду. Поводов с последней встречи, тем не менее, он старался не давать. Тут же происходит серьезное противоречие — сказал, что жены не имеет, при том ведет себя отстраненно.        Думается, Элина крайне ценила то, что Нил перестал чистить перышки пред тем, как в гости ее пустить, у него появилась к себе некая небрежность. Хорошего, в самом деле было в этом мало, гораздо больше поразительного. Чего такого в нем увидела, что любым принять готова? А уж, тем паче, с ребенком! Достаточно печально осознавать — сильные чувства, видно, испытывала. Это грустно, и стоило бы рубить все мысли на ту тему с плеча.        Тем не менее, через тоску, вновь встречал ее на пороге. Ждал, когда она в более уютную одежду перенется, при том, задаваясь одним вопросом… Зачем? Вела она себя уж так, словно к себе домой заходила, каждый угол знала, когда чего требовалось — перестала спрашивать. Так постепенно, видно, старалась свои порядки построить. Заметно все это, разумеется, в глаза бросается. При том, и не скажи чего лишнего про желание обвенчаться с Галей — сразу про кражу все станет ясно. При том, Нил даже подумывал, что две девушки сговорились, ведь он обещал оставаться верным. Чужие чувства, оказывается, довольно сложно понимать. И никого бы не обидеть, и Семе как-то помочь, и себя не огорчить. Все ж, от мыслей о свадьбе ему становилось все радостней. — Как хорошо на улице! — восклицала Эля. — Неужели вам не хочется прогуляться? — Я завтра нагуляюсь, — сегодня она принесла вино, которое выглядело довольно завлекательно, а вместе с тем, немного фруктов. Гостинцы, тем не менее, мало радости приносили, учитывая неопределенность их взаимоотношений. Как, в целом, ее тетя с «дядей» к столь частым визитам относятся? Если ж она объяснила им, что Нил свободен, значит, в глазах Соломона Давидовича он выглядит уже не лучшим образом. И ребенок, выходит, незаконнорожденный, и та, которую теплыми словами одаривал, чужой человек — так выглядит со стороны. А зачем к столь ветреному дочь Агаты Михайловны отпускать? Хотя, может быть, работодатель вовсе о девушке не думал. Сложно понять что к чему. — Куда намереваетесь пойти? — она, так непринужденно, нервозности в глазах напротив не замечая, искала штопор. Нил счел ее поведение за бестактность, но все же, одно его несколько удивляло — пока удается избегать амикошонства. Хотя бы так… Уже хоть кой какие границы соблюдаются. Чего хочет достичь кристально ясно, но темы отношений все не поднимает. Видать, первого шага ждет. Ну уж нет. Не выйдет. — На работу, — с некоторым вопросом отвечал. Кажется, она совсем забыла, что Нил все еще кормилец и поилец. Несмотря на то, что Галя изъявила желание потрудиться, нисколько не отменяет его должности опоры семьи.        Заведомо зная где бокалы искать, девушка потянулась за ними, хоть с бутылкой еще не разобралась — этим занялся Собакин. Она же несколько поникла, желая поскорей выпить. Это был первый раз, когда бы они вместе стали потреблять алкоголь. Радовало, разумеется, что пить планируют вино, не водку или коньяк. Не при Семе же! — Мне это и хотелось бы обсудить, — с осторожностью, даже с грацией, разливала она красное. — Для того, давайте выпьем?        Совсем непривычно, когда в собственном доме за тобой ухаживают так, как делают с гостями. Не лучшее, надо сказать, чувство. Середина дня, а они распивать планируют… Давно, крайне давно, такового в его жизни не было. Хоть сын занят дневным сном, к его пробуждению, надо надеяться, бутылка опустеет, а взрослые — протрезвеют. Хотя, впрочем, объемов не больно много — не опьянеют, лишь каплю, может быть, окосеют. Лишь из вежливости, чудится, Нил соглашался, точно специально отсаживаясь на кресло поодаль. Чокнулись за выздоровление, да принялись распивать.        Заинтриговало, конечно, вступление. Но, тем не менее, оно не больно волновало, он был, в какой-то степени, уж готов ко всему. Плохое, судя по происходящему, Эля не скажет — из любви. Может, иной заработок предложить хочет? И все, казалось, глазки строила, и все чего-то из Нила вытянуть пыталась. Ему же, пока в лоб не скажи, ничего не ясно. Да как, в общем-то, без слов он должен что-то понять?        Примерно, если судить по внешнему виду, Элина была возраста избранницы, может быть, даже старше на пару лет. Но, что поразительно, поведение, а особенно в минуты недовольства, напоминало совсем иное. Вероятней всего, она выбрала позицию «девочки», и хотела ее придерживаться. Есть любители такого поведения, да Собакину оно оставалось непонятным. Со своим, некогда женихом, она, наверное, именно так себя проявляла — это стало одной из причин, почему тот позвал ее замуж. А в общем, кто знает? Все это лишь предположения, кои, и то, всплывают от скуки.        И вот, глядя на нее, поражался сам себе, и задавался одним лишь вопросом — чему не рад? Если бы раньше к нему, точно рыба в сети, сама себя обрекая, постоянно приходила симпатичная девушка — радовался бы. А тут это внимание — почти горе. Ничего плохого в ней не было, во всех смыслах, кроме столь импульсивного характера, хороша, потому и обидеть чем-то не хочется. Вздыхал он, во всем этом в очередной раз путаясь, но крайне желая выпутаться. — Что вы хотели обсудить? — немного погодя, наконец спросил. Домашнее вино — это очень вкусно, но от сути не должно отвлекать. Уж более того, как всем известно, у Нила проблемы с алкоголем — сейчас забудется, резко пить станет, быстро захмелеет. Дама закидывала ногу на ногу, немного робела, немного краснела. — Споете для меня? — Нил заглядывался на ее золотые кудри, которые чем-то напоминали змеек, или, может быть, даже ржавую пружину. Но, что ж она такое говорила? Это было очень неожиданно, потому мыслительные процессы, в какой-то степени, приостанавливало. — Горло ведь боле не болит?        Растерялся он от очередной бестактности, и сам немного побелел. — Я полагаю, голос лучше до завтра поберечь, — несколько глупо так с темы сползать. — Давайте заплачу? После вина — самое то! — наивно думать, что от пары глотков, хоть что-то со связками произойдет — они были совсем не теплыми. — Тогда можно считать, ваш рабочий день начнется с данной минуты, а вы хоть каплю поупражняетесь пред иными сложностями. Насколько мне известно, артисты распеваются перед тем, как полноценно что-то исполнять? — Желательно, — говорил он как-то понуро, и, честно признаться, еще хотел отдыхать, связок не напрягать. Свободные дни — это чудесно, хоть очень затратно. — Если говорить на совесть — в моем случае обязательно. Все ж, после болезни, длительного перерыва… — Это замечательно. Покажите, научите меня? — все же, Собакин робел и сомневался. Не педагог он, стыдно крайне таковое представлять, очень даже неудобно. — Я дам вам шесть за пение и обучение. Сойдет? — А если постараетесь — семь, — себя же передразнивал, печально к фортепиано направляясь. Благо, до него не далеко — в той же комнате, правда, от кресел со столиком чуть поодаль. Девушка посмеялась, и довольно сильно обрадовалась, ведь задуманное ей потихоньку свершается. Сталось как-то празднично и завлекательно.        Принялся учить он ее некоторым нотам, ухищрениям, как голос свой начать чувствовать. Разумеется, Нил понимал, нету смысла в том, что Эля слушает — все равно ничего не запомнит. Тем не менее, денежка лишней не станет. А уж более того, такая. О том, чтоб за одно выступление получить столько, кажется, только мечтать. Хотя и, конечно, когда иные поют для кого-то лично, как ему известно, получают в разы больше. К сожалению, подобной популярности не имеет, да и выступать никто не зовет. Как же хорошо жилось ему, если бы слова Бухарина оказались правдой и после выступления пришла популярность. Значится, Галя была права, не все решают деньги в данном случае. А уж те, которые потрачены не на те нужды — более того! С иной же стороны, чудится, фляжник все ж попытки предпринимал, чтоб от Нила нисколько не зависеть. Не вышло.        Представлять себя в роли учителя было вполне себе занимательно. Ему думалось, это гораздо более притягательное занятие, нежели петь пред пьяницами. Правда, спроса на таковую деятельность нет. Да и сам себя он зарывал, считая, что в нем никто преподавателя не разглядит. Все же, мечтать не вредно, как говорится. Из всех идей, куда свою кандидатуру пытался пристроить — эта лучшая. Может, все же стоит, чуть позже, и в этом проявиться?        Исполнять же, собственно, сами песни оказалось достаточно тяжело. Он был оконфужен, ведь последний раз пел для кого-то лично в Городках, еще до того, как о существовании Семы узнал. Делать же это чужому человеку, исполняя те просьбы, которые не хотелось бы — дело иное. Хотелось, чтоб поскорей все завершилось. Тем не менее, старался, раздумывая, на что может потратить полученное. Значит, все ж, в Эле хоть какой-то толк есть. — Пиль, — когда песнь подходила к концу, так внезапно и неожиданно, в карман его зеленого халата она подложила оплату. Собственно, данная выходка была Нилу неприятна, но дабы не уподобляться — допел. Затем медленно, чтоб пальцы не прищемить, крышку фортепиано закрыл. Только после этого она должна была вручить заработанное. Конечно, как по указанию, бросаться бы, срываться, да резко останавливаться, он не стал, после оплаты работы.        Одиннадцать. И не двенадцать, и не десять! Это явная насмешка, напоминающая лишний раз о ситуации в гримерке. Принял он, в какой-то степени, данную сумму за издевку, попытку в грязь лицом опустить, сравнение с блудницей… Но молчал, конечно, на сей счет. Нехорошо, тем не менее, получилось. Двойне нехорошо! Ей должно быть стыдно, не ему.        Поблагодарил, тем не менее, к вину задорно возвращаясь. Теперь каплю сильней хотелось выпить, после столь тонкого унижения. Лишь бы не опьянеть, плохо будет. Тем не менее, не умел он определять когда чуть подвыпил, а когда трезв. В пожаре или чист как стеклышко — иного состояния не понимал. Из-за столь резкого слова в свою сторону, благодарить Элину совсем не хотелось. Ее саму, чудится, пустое «спасибо» не волновало, в отличие от того, почему же Собакин дивана не занимает — садится на кресло. Ведь им, думалось ей, сейчас никто не мешает, чтоб находиться так близко, как только это возможно. — Больше денег не будет, — тихо проговорила. Тон речи был какой-то страдательный. — Вы и так мне дали много, — честно признался, бокал допив. — Я про Соломона Давидовича… — Почему?..        Замечая, что приятелю потреблять нечего, подлила, да сама скорее от вина избавилась. В желудках обоих, вероятно, тепло уж пылало от таких резкостей. И оба чувствовали, как тревожно сердце бьется — разговор серьезный ждет. Нил чуть щурился, от чего на лице появлялись, ироничные для него «гусиные лапки». От интриги, даже более того, не спешил за алкоголем тянуться. Выходит, предложение спеть для нее — только часть от общей темы. — А их нет. За ваши выступления платила Агата Михайловна, у мужа стаскивая. Ну а раз он теперь в больнице, так и заработка она не имеет. — Значится, сокращаете меня? У вас, верно, останутся другие певички с песенниками в кафе? — было не обидно, не грустно и даже не печально. Из-за того, что Нил обречен вечно в мыслях параноика барахтаться, как оказалось, были и плюсы — к такому исходу был готов. У него уже, по существу, появилась работа, которая будет нужна ближайшие года. С ней, из-за отсутствия людей с кошельками, плотней коих только животы их хозяев, не погонят как с кафе или кабаре. В таковом случае, даже хороший исход — не будет ощущения, что живет на пороховой бочке. — Я так и полагал, что они мне, мои же деньги выдают, в сути… Больно много, по меркам полуувядшего заведения, получал. Но, спасибо на том. — Я не сильна в экономике…        Немного, но он переживал, от того сам себе воздух перекрывая. Посему же вдохнул, и резко выдохнул — со стороны это выглядело, мягко говоря, странно. — Простым словом говоря, муж вашей тети сильно мне задолжал. Для Соломона Давидовича, выходит, бесплатно выступал, раз уж труд мой оплачивался с кармана Бухарина. Интересно, — потянул, разглядывая, как вино переливается в солнечном закате.        Стушевавшись, замолчала Элина, точно печалясь о чем-то. Она выглядела подавленной, хотя к теме этой относилась очень поверхностно. В сути же, являлась только лишь посланником, можно даже сказать, вестником, нисколько не участником происходящего. Соответственно, злиться на нее тут не за что. Да Нил и, в общем-то, во всю эту цепочку девушку не вмешивал, как ей могло бы показаться. Случилось как случилось, и он был благодарен, что Агата Михайловна нашла такой необычный, но все же, способ деньги вернуть. — Наверное, мне нужно извиниться, — зачем-то добавила она. — Нет-нет, не стоит. Не думайте об этом, лучше пейте, — заметил он, как кожа над губой Эли, чутка покраснела от вина. Выглядело это очень даже мило. — Вы думать не станете — и я не буду. Спасибо, что мне донесли обо всем. — При том, если правильно понимаю, когда у Соломона Давидовича будет шанс увеличить состав его работников — он будет вас ждать обратно. Сами, думаю, прекрасно понимаете…        Нил улыбнулся, медленно переваривая все услышанное. По крайней мере, их сотрудничество приостановилось на вполне себе приятной и очень ожидаемой ноте. Было бы удивительно, если б все обернулось иначе. Но, за то чистосердечное признание, тем не менее, троих продолжал уважать. И их, можно сказать дружественные, отношения после услышанного не должны закончится. Спокойно отреагировал, да больше готовил себя к работе в оркестре. Что конкретно там придется делать — неясно. Благо, место на должность, за эту неделю, никуда не улетучилось, даже более того, было забронировано Галей. За это ей, конечно же, большое спасибо.        Тему разговора они резко сменили, хотя Собакину все хотелось вернуться обратно — узнать что да как, больше покопаться произошедшем. Понимал, что смысла в этом нет, лучше уж смириться. Но снова в голову лезет, покоя не дает. В какой-то степени, все произошедшее — тоже обман. Этот, в самом деле, более разумный и понятный для него, чем Бухариновские… И все же, хочется напиться. Но от полусладкого, в его годы, уже поднимается давление, а потом болит голова. А может, дело не в годах — в печальном опыте зависимого.        Если б не Сема — сорвался, много потребил, не думая, что будет потом. Оставлять же сына на попечение малознакомому человеку — затея не из лучших. Боле того, уж если невеста вернется, да застанет его пьяным, так свадьбы, думается, точно не будет. Она ведь четко дала понять, что побаивается остаться не любимой женой, а воспитательницей в заточении. И хотя, разумеется, такие цели Нил не преследовал, боялся не тем мозг невесты одурманить.        Хотя распивать, в общем-то, особо было нечего, когда бутылочка закончилась, он немного опьянел. Так же, как видно, чувствовала себя и Элина. Может быть, спутница была каплю веселей. Снова тремор, словно «недопил», да еще больше влить в себя хочется, довести организм до того, чтоб упасть и забыться — физически, уже не морально, как в двадцать лет, тянет. Мерзость.        Наконец, послышалось, как ключ крутится в замочной скважине. Сталось Собакину радостно от возвращения Галины. Тут, нужно отметить, и старшему, и младшему. Семочка, как оказалось, уже не спал, но до возвращения ее не выходил, предпочитая в присутствии Эли игры в одиночку. При том, как понял, что воспитательница домой воротилась — из детской выбежал, прямиком ко входу направляясь, стал звать. Ее же, в отличие от отца, продолжал по имени окликать. Мальчик никогда мать не заимеет, как и человека, кого сможет так называть, зато и лжи по поводу смерти Маши тоже на своем пути не встретит. Можно сказать, история, когда дитё записывает отчима или мачеху в родители, пока проходила его стороной. Однако, по тому, как он к ней тянется, было видно, что эти формальности не нужны.        Когда же Нил с Элей, каплю качаясь, вышли навстречу, несколько опешили, заметив на пороге не одну Галю. В коридоре бегали дети, и сталось как-то шумно, что уши хочется закрыть. Все переглянулись, а Сема, прижавшись к ней, нисколько отходить не планировал. — Здравствуйте, — обратилась невеста к Эле. — Я как чувствовала, что вы у нас. Нил, Элина Федотовна, знакомьтесь, это Степан Брониславович. Это сыновья его, старший — Коленька, младший — Гошенька.        Держался хозяин, дабы рот не приоткрыть, брови не приподнять, и в целом, эмоцию удивления по случайности не показать. В этой немой реакции было лишь одно — бешенство. Все ждали, пока обстановка хоть каплю разъяснится, покуда Галю жених взглядом поедал. Что это за поведение? Желалось ее при всех пристыдить, а если не так — отвести на личный разговор. Однако, если так сделает, непрошенным гостям сразу ясно станет — их не ждали. А если в них, все ж, толк какой есть, так зря к себе плохое внимание привлечет. Может, какой план имеет… В любом случае, это нужно обговаривать.        Галя же, любезно и почтительно обхаживала мужчину с ребятами, недобрые взгляды на себя принимала. Думалось, они и были целью всего происходящего. Хотелось Собакиным получить чуть больше информации, помимо той, что была столь резко брошена. Жених ее был зол. Крайне зол. Так хотелось это вскрикнуть! Думалось, еще каплю, и со всеми этими потрясениями нервный срыв будет. Даже Сема не больно рад мальчишек видеть, желая снова родную девушку к себе прижать, а не новые знакомства заводить. Можно предположить, характер у него довольно тихий, даже скромный и домашний. Есть вероятность полагать, что это не характер — то, что слепили из мальчика события. Но сейчас все равно не об этом.        Чувствовал себя Нил несколько, словно заранее, подбитым, глядя на Степана Брониславовича. Мужчина тот был явно в расцвете сил, и сам хорошо это понимал, видно, усердно над собой занимаясь. У него были грубые плечи, сильная шея, тяжелый взгляд и большая грудь. Глядя на ему подобных, невольно начинаешь завидовать, но несколько побаиваться — такая дубинушка! Дети его, на вид лет восемь и, может, года два, выглядели, что поразительно, тоже достаточно внушительно. Но, что Собакин заприметил, в отличие от их отца, достаточно неряшливо: у обоих чернявые волосы подстрижены коротко, несколько неровно, на одежде следы какой-то грязи. Не ему судить, но тем не менее, все ж интересно выходит.        Сам же Нил, протягивая свою, чем-то напоминающую вичку, руку для знакомства, поражался, какая же грубая кожа у нового знакомца. И эта дубовая улыбка тонких потрескавшихся губ… — Мой друг, — довольно серьезное заявление от Галины, надо сказать. — Давно знакомы, и вот, никак не ожидала, что повстречаюсь с ним на новой работе. Как нам Алиса сказала? — поглядела на сердитого, но скрывающего то, и крайне озадаченного, жениха. — Семочке нужны сверстники, чтоб говорить начал. Разве плохо, что в моем окружении так же есть люди с детьми? — Это изумительно, Галюша. Проходите, — улыбался, точно блаженный, Собакин. Все это благолепие разрывало его изнутри, что боле, в общем-то, ничего поделать и не мог. Так же умильно реагировал Степан Брониславович, в гостиную направляясь. Все без исключения следовали за ним, и лишь Семочка отставал — ему хотелось, чтоб внимание Гали только ему принадлежало. Замечал, что ей пока не до него, да сильно расстраивался. Отец настроений его, как никто другой, разделял.        Они же вместе расположились на софе. Оба стали наблюдать за происходящим смирно, никому не мешая, молча. Из всей этой толпы обоим желалось выделить всего одного человека, а что самое обидное — этот человек прекрасно данные мысли, точно в невесомом потоке ловил, знал. Тем не менее, ему можно доверять как никому иному. Странно все это, но представление, видно, должно продолжиться. И каждый раз, когда видел Нил, что Галя на него глядит — сразу брови сводил, как бы намекая, в очередной раз, как происходящее ему не нравится.        Она достала из-за пазухи ее любимый, как мы уже смогли убедиться, бальзам, на стол поставила. Громко, да так, что в ушах больно сталось. Столько детей вокруг… Зачем же? Кто пить станет? Совершенно растерянный, не понимающий свою, без пяти минут, жену, Собакин вздохнул. Все еще молчал, точно плыл по течению всех резкостей и событий.        Помимо денег, в кармашках своих он носил папиросы, расческу и спички. На сей раз, решил он Сему в порядок привести (и себя бы стоило, но для того нужно встать из-за стола, пойти к зеркалу, хотя от других не нужно отрываться). Волосы малыша после сна торчали дыбом, что, конечно, не очень хорошо. Они оставались прямыми и жиденькими, потому расчёсывались без какого-либо труда — одно удовольствие, дергать не приходится, распутывать особо нечего, потому ему не больно.        Это занятие было довольно увлекательным, достаточно приятным и даже отвлекало от проблем насущных. Особенно приятно, что Сема не дергался, никуда не рвался, точно кукла сидел. Нил задумался о том, как было бы интересно заниматься тем же самым, если б у него была дочь — работы побольше. Но работа эта, как уже сказано, не утомительная. Думал он, в какую сторону волосы зачесать, как получше уложить… А если бы это была девочка? А если бы у нее была длинна? Может, когда-то это он сможет не только представлять, но об этом еще очень-очень рано думать. Пока решил только одно — остановиться на проборе влево.        Итак, пока все куда-то спешили, что-то на стол ставили, что-то обсуждали, хотелось себя зарыть куда-нибудь поглубже. Эля разговаривала с Галей о каких-то бытовых вопросах, пока пришедшие дети, вместе со Степаном, краткими взглядами изучали квартиру. Сема же тем временем привыкал к новой укладке, маленькой ручкой приглаживая, но не портя. Тогда отец его решил, что мальчик не доволен — отдал гребешок, дабы тот сам делал с собой что хочет. Но маленький, к его удивлению, поднялся, встал ногами на диван, да потянулся к голове папы. Сталось как-то щекотно и смешно, хотя несколько боязно, что пряди превратятся в колтун. Хотя старался Семен, все же какая-то часть волос начала путаться, но папа его, в свою очередь мер во избежание проблем не предпринимал. Потом сам как-нибудь решит. Улыбался, чувствуя как тихонько сын к нему прикасается. — Семочка, — наконец, Галя села в кресло напротив, — ребята, идите к детскую. Не отвлекайте взрослых.        Конечно же, Семочка ничего не понял. А может все ему было кристально ясно, но виду не подал — поглядел на девушку в момент ее монолога, да вернулся к деятельности. Отрываться, как видно, не больно желал. К тому же, несколько робел пред незнакомцами, точно намертво привязавшись к отцу. Сам Собакин, к сожалению, сказанное пропустил мимо ушей. — Нил, пусть идет, довольно баловаться, — и ей пришлось обратиться к нему напрямую. Медленно улыбку с лица спуская, он вникал в суть услышанного. — Все, хватит. Ступай, — потому пришлось предпринять усилия, дабы опустить мальчика на пол. Хотел было он раскапризниться, но сил в себе, в окружении таких непонятных, на это не нашел. Волей судьбы, с печальным взглядом, Сема от отца отдалялся — Коля за руку взял, да, младшим братом его, повел в указанное место. Оставалось лишь посожалеть ему, да мысленно пожелать удачи. Так печально провожал сына папа, а волнение в его душе, точно покачивающиеся волны.        Далее развлекать себя было нечем. Лишь в ту секунду, Нил заприметил стопки на столе и сталось как-то мерзко. После вина то! По телу побежали мурашки, и вся эта культура выпивать в мгновенье стала чуждой. Не то, чтоб от алкоголя отказался, но подумал, что спокойным быть, когда в доме незнакомые люди, не может. Он только запьянеет, и сразу же с Галей или Семой чего-то случится. Нет уж, такого допустить нельзя, даже если план невесты имеет какой-то вес. Она хоть и не глупая, за себя, как известно, не всегда в ответе.        Тем не менее, отрываться от компании не стал, выпил за знакомство, печально вздохнув. Тут одну выпроводить не всегда получается, а еще несколько новых привели. В голове уже путаница от имен, кои нужно, в общем-то, постараться запомнить. Неудобно будет, если позабудет, неправильно обратится.        Галина принялась что-то рассказывать, живо глядя на Степана, с яркими эмоциями на Элю, лишь изредка обращая внимание на своего жениха. К тому же, первый словно все время норовил к ней прикоснуться. Нилу сталось крайне тоскливо и обидно, поскольку хотелось проводить время с ней, а не с этой массой. Почувствовал себя ненужным настолько, что из квартиры собственной желалось уйти, хотя бы до окончания нежелательного сбора. Наверное, он бы обязательно это сделал, если бы, опять же, не Сема. Никого не осуждал, но переживал, что же может выйти из всего этого общения. Трепетало сердце от плохих предчувствий, а натягивать улыбку, дабы всем угодить, теперь не получалось. Все это уже надоело, и хотелось, хотя бы последний день, провести в спокойствии. Далее ведь, несмотря ни на что, с людьми придется общаться ежедневно, вне зависимости от какого-либо желания это делать.        Только расстройство, даже разочарование, занимало его мысли. Почти ничего не говорил, больше слушал, окунаясь в тему детского сада. Друг Гали, до того Нилу неизвестный, как ей уже было сказано, привел своих детей на новую работу — там и разговорились. Казалось жениху, она на общение со Степаном никакого права не имеет. Задавался Собакин одним только вопросом — а сказала ли она ему, что теперь невеста? Возможно, все эти настроения можно было свалить на ревность. И вот, с каждой рюмкой грустил он все больше. Совсем не весело, мучительно хочется спрятаться ото всех. Зачем все это так и не мог выяснить.        Наверное, к большим процентам только оправившийся организм не был готов — Нил достаточно быстро потерялся. При том, пытался останавливаться, повторял про себя, что трезв, и туман внутри старательно развевал. Снова не понимал, в каком конкретно состоянии находится — тост за тостом делал вид что пьет, хоть выходило это с трудом. Соревновался он, соответственно, со Степаном, в надежде, чтоб никто, даже мысленно, не сравнил его с девушками — Галя с Элей попивали достаточно медленно, наслаждаясь каждой секундой. Как хотелось, чтоб это скорее закончилось, не приходилось бы больше строить из себя бессмертного и толстокожего. — Степан Брониславович, — сердце закололо от мысли, что имя не правильно запомнил, но такая участь на сей раз Нила пронесла. — А как вы с Галиной познакомились? — все они, хотя говорили о многом, меж собой этой темы избегали. Потому, в попытке оттянуть очередную дозу алкоголя, решил дать себе времени отрезветь. При том, надо заметить, так нехорошо чувствовал себя только Собакин — остальные, может быть, лишь каплю были навеселе. Он закусывал печеньем, наскоро водой запивая — от того становилось легче.        Мужчина же, либо достаточно зрелый, переступающий на новый порог возраста, парень, несколько замялся. Галя посмотрела на обоих с неодобрением. — На ее предыдущей работе, — все же, изловчился, и нашел чего сказать. Нила это сокрытие тайн рассмешило, и он, откинувшись на спинку софы, задумался о происходящем еще раз… И все же, зачем этот друг здесь? Отойти бы с Галей, да разложить все тет-а-тет. — Какое совпадение, — еще раз напоминая себе о том, что она не всегда была его единственной, на несколько нетрезвую голову, опять рассердился. Этот факт отказывался принимать, ровно как и все остальное, связанное с ее прошлым. — Я тоже.