Nobody Wants to Be Lonely

      Она видела его лишь однажды — в компании своего отца во время летнего солнцестояния. Они пили, ели, веселились, и с его лица не сходила улыбка. Он смеялся так громко и ярко, что казалось, мог наполнить счастьем всех и вся вокруг. И голос его был невероятно прекрасен. Воодушевлённая толпа богов настойчиво просила его спеть. И, в конце концов, уговорила. Пока звонкая и бодрая мелодия заставляла богов пускаться в пляс, по щекам Кьёки медленно текли слёзы. Она не понимала, почему больше никто этого не замечал. Вся радость и веселье были целиком и полностью сотканы из лжи, в них не было ни доли правды и искренности. Горе и печаль, исходившие от него, заставляли Кьёку дрожать, а к горлу подступил ком. — В чём дело, дорогая? — спросила мама, когда девушка неожиданно побежала в сторону владыки мёртвых, приглашённых в царство богов из подземного мира в честь большого праздника.       Кьёка остановилась рядом с ним и ухватилась за край его хитона. Он прекратил петь, удивлённо смотря на юную богиню весны, которая едва доставала ему до пояса. — Как вы можете жить с такой грустью в сердце? — спросила Кьёка, продолжая плакать.       Сон резко прервался, вернув богиню в ужасную и отвратительную реальность.

***

— Почему? Почему мне приснилось именно это? Какая-то омерзительная насмешка! Как могла я в детстве сочувствовать такому монстру? — выдохнула Кьёка, обхватив себя руками и всеми силами стараясь сдержать истерику, кажется, уже восьмую на этой неделе.       Ровно месяц прошёл с тех пор, как Изуку — владыка подземного мира, царства мёртвых и смерти, вероломно похитил её, беззащитную, гуляющую вместе с нимфами по прекрасным полям и собирающую ароматные травы. Земля разверзлась, и под покровом адского пламени из недр земли вышел он — в чёрных доспехах и плаще, верхом на безголовом костяном коне, также окутанном пламенем. Нимфы в ужасе разбежались, совершенно забыв, что как зеницу ока должны были беречь свою госпожу. Но к удивлению самой Кьёки, она не почувствовала страха, она вообще не ощутила, что ей хотели причинить вред. — Дядя Изуку, вы проделали столь долгий путь? Вам что-то нужно? — спросила богиня, хоть голос её и дрожал.       Изуку ступил на землю со своего коня и медленным шагом направился к ней. Пусть Кьёка и не чувствовала угрозы, но происходящее всё же не могло быть чем-то нормальным. Она попятилась. — Прости меня за это, но я, правда, больше так не могу, — выдохнул Изуку и щёлкнул пальцами. Лицо его выражало дикую муку. — Что вы задумали?.. — договорить Кьёка не успела.       Её голова стала тяжелеть, а веки предательски закрываться. Последнее, что она запомнила перед погружением в сон, как владыка мёртвых бережно подхватил её. Его руки были такими нежными. После лишь темнота.       Пришла в себя она уже в этих холодных и лишённых жизни покоях. — Он посмел похитить меня и уволочь в своё подземелье! Меня, дочь Бакуго — бога грома и молний, владыки всех богов и самого мира! Какое ты имел на это право?! Почему продолжаешь удерживать здесь?! Выпустите! — закричала Кьёка и разорвала очередную подушку, усыпав пол перьями.       Живот чудовищно заурчал, заставив богиню схватиться за него и согнуться в три погибели. Ещё бы, ведь она ничего не ела весь этот месяц, находясь в заточении. Принять еду от того, кто её похитил, означало бы, что она приняла его гостеприимство и признала себя его гостем. Кьёке в её положении казалось это зверски отвратительным. Вдобавок все знали старинную легенду: если съесть еду из мира мёртвых, то уже никогда не сможешь вернуться в мир живых. И даже боги не могли нарушить это правило. Поэтому Кьёка страдала от лютого голода, от которого, конечно же, не могла умереть, но это знание не избавляло её от боли.       В этот самый момент двери её покоев открылись. На пороге появился призрачный дворецкий с очередным подносом, ломившемся от шикарных блюд и выпивки. — Госпожа, настоятельно рекомендую вам принять пищу, — сказал мёртвый дворецкий. — Господин сильно переживает за вас. — Да неужели? — скрипнула зубами Кьёка, после чего подошла к дворецкому и яростно скинула содержимое подноса на мраморный пол, измазав его амброзией и залив нектаром. — Если он так сильно переживает, то почему не пришёл лично? Почему с того момента, как похитил меня, ни разу ко мне не пришёл? Почему даже новость о том, что я была похищена, я узнала через слуг, а не от него самого?! Жалкий трус! — сказала богиня, подобрала серебряный нож и приставила к своему горлу. — Госпожа, что вы делаете? — воскликнул дворецкий. — Немедленно отведи меня к нему. Сию же минуту. Иначе я сделаю это, — сказала Кьёка, порезав кончиком ножа свою кожу.       Из раны побежала капля ихора, золотой крови богов. — Как думаешь, что твой хозяин сделает с тобой, если узнает, что ты допустил подобное? — злорадно улыбнулась Кьёка.       Сейчас я ему устрою! Ты точно пожалеешь о том, что сделал!

***

— И куда мы едем? — спросила Кьёка у дворецкого, когда они скакали на костяном коне мимо полей скорби.       Кьёка привыкла видеть лишь цветущие луга и вечно зелёные леса, залитые солнечным светом. Всю жизнь её оберегали от всего мрачного и блеклого, не показывая ничего ужасного. И от этого места Кьёке действительно становилось дурно, особенно после покоев, которые выделил ей Изуку. Там он явно пытался воссоздать атмосферу поверхности — поставил кучу светильников и горшков с растениями; стены завесил полотнами, изображающие поля и леса с радостными людьми, с которыми Кьёка любила беззаботно проводить время. И покинув их, всё её существо сжималось от невыносимого отчаяния, которым, казалось, был пропитан сам воздух в этом месте. И хоть поля скорби не были полями наказаний, где неистово истязали грешные души, на глазах Кьёки всё равно навернулись слёзы — сотни тысяч душ, не совершивших за жизнь ни ужасных деяний, ни достаточно благородных, были вынуждены вечно бродить в тумане, в полном одиночестве, не зная ни боли, ни радости, ни даже того, кем они когда-то были. Абсолютная пустота. Что может быть хуже этого? За что Изуку Мидория запер её в этом царстве грусти и безнадёги? Кьёка крепче сжала нож. — Мы едем к концу царства мёртвых. Туда, где находится великая Бездна. Господин часто любит сидеть над её краем и о чём-то размышлять, — ответил мертвец. — Над бездной? Входом в сам Тартар, мир чудовищ и демонов? — сглотнула Кьека. — Да. Не знаю по какой причине, но господин проводит там очень много времени, — сказал дворецкий. — Мы уже близко. Быть может, вы успели передумать? Хуже этого места в мире не существует. — Я увижу его любой ценой! — парировала Кьека, но даже не попыталась скрыть того, что голос её дрожал.       Вскоре впереди показался дворец, построенный прямо на границе с Бездной. Находясь относительно далеко от нее, богиня весны почувствовала небывалое давление, будто бы некая темная и всепоглощающая аура пыталась высосать из неё всё хорошее и радостное. И чем ближе они подъезжали к дворцу, тем это ощущение становилось всё сильнее и сильнее. Дышать тоже стало намного труднее. — Следуйте за мной, госпожа, — сказал призрак и повёл юную богиню к своему повелителю.       Замок был абсолютно пуст и пропитан леденящим холодом. Кьёка сильнее укуталась в свой плащ. По сравнению с этим местом её личные покои просто лучились жизнью. И он проводит в этом ужасном месте столько времени? Какая же должна быть причина, чтобы добровольно себя на такое обрекать?        Призрак привел Кьёку на широкий балкон, вид с которого открывался прямо на бездну. На секунду от ужаса у богини перехватило дыхание. Она упала на колени, всеми силами стараясь заставить себя втянуть воздух. Никакие страшные сказки и байки не могли передать тот липкий страх Бездны, возникающий, когда ты стоишь прямо над ней. Изуку тоже был здесь. Сидел на обсидиановом троне, погружённый в дремоту. В одной руке он держал какую-то книгу, а в другой гроздь начатого винограда. Рядом стоял столик с фруктами, графином вина и кубком.       Увидев его, всё внутри Кьёки наполнилось чувством ярости, которая смогла побороть высасывающую силу Бездны. Поднявшись на ноги, Кьёка подбежала к столику, схватила графин и выплеснула его содержимое в лицо своему похитителю. Изуку медленно открыл глаза, наблюдая, как с его волос капает красная жидкость. Но кажется это его совершено не волновало. Его равнодушные глаза стали размером с блюдца и наполнились испугом при виде Кьёки. — Что ты тут делаешь? — воскликнул он, вставая со своего трона. — Это место способно лишить рассудка такое прекрасное создание, как ты. Ты вся дрожишь! — в его голосе было столько беспокойства.       Изуку подался вперёд, будто бы собирался приобнять её, но Кьёка выставила между ними нож. — Не смей приближаться! — грубо сказала она. — Господин… — подал голос стоявший сзади дворецкий. — Я велел тебе охранять её во что бы то не стало, а ты позволил ей прийти в это место? — в голосе Изуку прозвучал гнев, а склера глаз окрасилась в чёрный цвет. — За это клянусь, что остаток вечности ты проведёшь на полях наказаний! — бог царства мертвых взмахнул рукой и призрак растворился в воздухе. — Нет, он ни в чем не виноват! — заявила Кьёка, пристав нож к своей груди. — Я сказала, что покалечу себя, если он не покажет дорогу к тебе. И если ты накажешь его, то я проткну своё сердце! — решительно сказала она.       Изуку выглядел шокированным. Он, не отрываясь и не моргая, смотрел на нож в руке Кьёки, будто не веря, что она на такое способна. — Думаешь, я шучу? — спросила богиня. Проткнув свою кожу, она погрузила нож в тело и скривилась от боли. — Прошу остановись! Я понял тебя и все исправлю, — обессиленно сказал Изуку, после чего щёлкнул пальцами. — Он снова твой слуга, так что, умоляю, опусти нож.       Кьёка кивнула, вытаскивая нож из груди. Из раны хлынули струйки ихора, окрашивая платье в золотистый цвет. — Прошу, позволь мне исцелить тебя, — Изуку подался вперёд, но снова был вынужден остановиться из-за выставленного вперёд ножа. — Ты бессердечная сволочь! Ради чего ты так нагло и бессовестно похитил меня среди белого дня? Желаешь сделать меня своей женой? Если так, то почему с того момента, как украл, ни разу ни пришёл ко мне? Не сказал и единого слова?! — выкрикнула Кьёка, тяжело дыша и не сдерживая слёзы. — Ты сделал это только ради обладания мной? Как вещью или трофеем? Чтобы наслаждаться чувством, что я принадлежу тебе, заперта в этом ужасном мрачном царстве на веки веков? Словно книгой, стоящей на пыльной полке, которую никто и никогда не прочитает? Вот для чего ты украл меня и лишил солнечного света?       Изуку отвёл взгляд в пол, медленно опустился на свой трон и горько вздохнул, прикрыв лицо рукой. — Мне ужасно стыдно за то, что ты могла подумать о чём-то настолько мерзком. Я знаю, что не имею права просить у тебя прощения, но моя ничтожная трусость довела тебя до состояния, когда ты готова себя покалечить. Прости меня, — казавшийся до этого грозным голос владыки подземелья звучал теперь очень тихо. — К чему мне твои извинения! Ответь на мой вопрос, монстр! — потребовала она.       Изуку встал и на этот раз не стал прятать свои грустные зелёные завораживающие глаза в пол, а посмотрел прямо в глаза Кьёки. — Ты самое великолепное, очаровательное и прекрасное, что есть в этой жизни и в этом мире для меня. После первого нашего взгляда тогда на празднике богов, я был поглощён чувством, которому не знал названия до недавнего времени. Я думал, что был болен чем-то страшным и ужасающим, но боги не могут болеть. Меня бросало в жар от одной мысли о тебе, а вспоминая твой голос, порой, я начинал забывать, как дышать. Дошло до того, что я перестал контролировать свои чувства и эмоции, поддался безумному порыву и похитил тебя, желая видеть, слышать тебя каждый день, ощущать твой аромат, напоминающий о солнечной цветущей дождливой весне, — говорил Изуку, походя к Кьёке. — Я узнал, как называется эта болезнь. Любовь. Болезнь, что заставляла меня долго и мучительно угасать. Я не желал исчезать, и поэтому решился на этот ужасный поступок — твое похищение. — Я же говорила, не приближайся, — пригрозила Кьёка, обхватив рукоять ножа двумя руками, но Изуку, будто бы не слыша этого, продолжал идти вперёд. — Я предупреждаю!       Она думала, что он отступит, а поэтому ударила, но Изуку не сдвинулся с места. Нож вонзился прямо в сердце. Кьёка вскрикнула, прикрыв от ужаса рот. Но Изуку совершенно не изменился в лице, продолжая смотреть на Кьёку. Протянув руку, он поправил её растрёпанную прядь волос. — Эти волосы для меня дороже и прекраснее всех богатств и сокровищ подземного царства, — Изуку улыбнулся, но Кьёка неожиданно отбила его руку и отскочила в сторону. — Немедленно выпусти меня от сюда! Я никогда не буду с тобой, что бы ты там не говорил и не испытывал ко мне! — оскалилась Кьёка.       Ответить Изуку не успел. Чудовищный рев раздался из глубин Тартара. Его сила была столь ужасающей, что земля под ногами задрожала. — Ч-что это такое? — в ужасе сглотнула она, наблюдая, как улыбка сходит с лица Изуку, сменяясь хладнокровием. — В этот раз намного раньше, чем планировалось. Я слабею, это очень плохо, — сказал он, после чего взмахнул рукой.       Кьёка почувствовала, как её покрыл некий барьер. — Уходи немедленно! Без возражений! — отрезал Изуку и хлопнул в ладоши.       Рядом с Кьёкой возникла пара призраков, которые схватили её за руки. Рёв из глубин Тартара становился только сильнее. Богине весны казалось, что её уши вот-вот лопнут, как и рассудок. — Отведите ее в безопасное место, живо! — велел Изуку, надевая возникший из ниоткуда изящный шлем.       Всё его тело моментально покрыли черные доспехи, а в руках появилось копьё. Изуку развернулся и взлетел прямо над пропастью.       Прежде чем призраки успели её утащить, Кьёка заметила, как из глубин Тартара начало подниматься черное-причерное нечто. Существо, пытающееся оттуда вылезти, было настолько отвратительным, что ей физически было больно на него долго смотреть. Бесчисленное множество извивающихся щупалец, тьма мерзких глаз от и до покрывали это невиданное нечто. И Кьёка была уверена, что эта тварь точно была не одна. А Изуку, паривший над Бездной, взмахивая копьем, из которого вырывались реки пламени, поражающие чудищ, заставлял их издавать ещё более безумный рёв. От всего этого зрелища и крика Кьёка потеряла сознание.

***

      Уже больше недели она сидела в своей комнате, никуда не выходила, а если быть точнее, то лежала, почти не отрывая глаз от потолка, и всё пыталась понять, что же она такое увидела. Изуку сражался с изуродованными и поражающими воображение монстрами, при чём ей однозначно казалось, что эта была битва не на жизнь, а на смерть. И ведь наверняка это была однозначно не первая такая схватка. Сколько раз он уже дрался с этими монстрами? Неужели с самого начала своего пребывания здесь? То есть несколько тысяч лет? От одной этой мысли по её белоснежной коже пробежали холодные мурашки. И ещё больше жути захватило ее от предоставления того, что было бы, если бы Изуку проиграл, и эти чудовища вырвались из бездны. — Неужели с самого начала мироздания он сдерживает это страшное нечто в самой бездне? Но что его могло заставить обречь себя на такое? — Кьёка старалась напрягать все свои божественные мозги, но сложить картину в цельный пазл так и не получалось.       Какая-то часть ее пыталась противиться здравому смыслу. Она ненавидела Изуку за похищение и не желала представлять его героем, который долгие столетия в одиночку противостоял какому-то страшному злу в недрах земли, пока все остальные боги и создания наслаждались беззаботной жизнью на поверхности. Но тут Кьёку на мгновение осенило — а если вся эта беззаботная жизнь стала возможной только благодаря Изуку? Если бы эти твари вырвались навверх, то всему бы определено пришел конец. Вся божественная сущность Кьёки начинала дрожать, будто бы инстинктивно помнила, какую опасность в себе несут эти монстры. Но вот только откуда? — Нет! Это неправда! Этот наглый похититель не может быть доблестным героем, сражающимся здесь веками ради всех остальных! Это просто какой-то бред! — Кьёка похлопала себя по щекам, пытаясь убедиться себя в правильности этих слов.       Но это не помогло. Внутри нее всё металось и разрывалось. И самое ужасное — она подсознательно верила, что всё это правда. И Изуку на самом деле никакой не мерзавец. И у него была очень веская и объективная причина похитить ее. С этим точно была связана какая-то страшная тайна, неизвестная ей и тщательно скрываемая. — Но неужели можно его оправдать? — в голосе Кьёки было больше сомнений в этот момент, чем за всю ее жизнь.       В комнату вошёл призрачный дворецкий. — Госпожа, не желаете ли принять ванну? — спросил он, но Кьёка пропустила вопрос мимо ушей, задав свой в ответ. — Что скрывает твой господин? Ты ведь наверняка знаешь, что это были за монстры, от которых тебе приказали меня увести. Это ведь наверняка как-то связано с моим похищением! — сказала богиня весны. — К сожалению, мне запрещено отвечать на этот вопрос. Даже если за молчание меня поразит божественная кара, — ответил ей дворецкий. — Пожалуйста, дай мне хоть какую-нибудь подсказку. Мне… — Кьёка на секунду запнулась. — Мне не хочется верить, что Изуку мерзавец и подлый похититель. Прошу, скажи что это не так, и его поступок можно хоть как-то оправдать. Молю, — попросила богиня весны.        Повисло долгое молчание. Богиня уже не ожидала получить ответ на свой вопрос, но неожиданно призрак заговорил. — Мой господин безумно страдает. Мне больно слышать из ваших уст, хоть вы и имеете на это полное право, слова о том, что он мерзавец. Более благороднейшего и великодушного бога вам не найти. Если бы он не похитил вас, то нас всех ждала бы катастрофа. Пусть он никогда и не навещал вас лично, но каждую ночь он наблюдает за вами издалека. Это придает ему сил. В мире нет ни единого существа, которое могло бы любить вас больше, чем мой господин. И это может спасти весь мир! Прошу, спасите его!       До этого момента Кьёка не знала, что призраки умеют плакать.

***

— Ну и, как это понимать? — воскликнула Кьёка, заставив ничего не подозревающего Изуку вздрогнуть, ведь он определено не ожидал её здесь увидеть.       Эта была их первая встреча после того, как Кьёка увидела его сражение с тварями, что пытались выбраться из Тартара. — Вижу, что у моих слуг-призраков слишком длинные языки. Как же на этот раз ты заставила их расколоться? — решил уточнить Изуку.       Это был небольшой утес над рекой забвения Стикс. С него открывался вид прямо на главный замок Изуку в подземном царстве, а конкретно на ту его сторону, куда выходили окна покоев Кьёки. — Так значит, вместо того, чтобы прийти ко мне и поговорить, правда, не уверена, что я бы сдержалась и не закатила истерику, ты каждую ночь втихаря поглядывал и шпионил за мной отсюда? Да ты самый настоящий маньяк, — сказала она, задрав нос и надув щёки. — Вся смелость ушла на твое похищение. Потом проснулась совесть за содеянное, — развел руками Изуку и тут же скривился от боли, схватившись за руку. — Серьёзная рана в том ужасном бою? Покажи, — попросила богиня. — Не стоит волноваться. Не больше царапины, — стал отмахиваться бог мёртвых. — Сейчас же показывай! — отрезала Кьёка властным тоном.       Изуку осталось только повиноваться. Кьёка села рядом с ним, задрала рукав его рубахи и тут же ахнула. Рука до середины предплечья была полностью чёрной с фиолетовыми венами. Кьёка, стараясь быть как можно нежнее, обхватила своими ладонями раненную руку Изуку. — Расскажи мне всю правду с самого начала без утайки и лжи. Пожалуйста. Поведай то, что так долго тебя терзает. Я ведь чувствую это. Почувствовала ещё во время первой встречи, — попросила богиня весны. — Ты правда желаешь это услышать? — уточнил Изуку, на что Кьека ещё раз кивнула. — А я пока исцелю твою руку, — сказала она и тихо запела, направляя божественную энергию в руку владыки мертвых.       Властелин подземного мира начал свой рассказ. И поведал он о великой тайне, которую скрывали Бакуго и Шото. Весь мир верил, что в великой войне между богами и титанами, более древней расы бессмертных существ, ужасно правивших на планете, повергая всё живое в страх и отчаяние, победили боги, полностью уничтожив всех титанов. И это была поразительная и вопиющая ложь! Даже обладая преимуществом в количестве и владея оружием, способным уничтожать бессмертных, раса богов не смогла окончательно разбить и уничтожить титанов. Вместо этого они были сброшены в самую Бездну — Тартар, где и заперты по сей день. Тысячелетия заточения в адской бездне изуродовали их до неузнаваемости, превратили в самых лютых и уродливых монстров, которых только видел мир. Они жаждали вырваться и отомстить богам за поражение и заточение. И Изуку здесь не просто повелитель царства мёртвых. Он страж врат Тартара! Он был обязан следить за тем, чтобы эти монстры никогда не смогли покинуть пределов своей тюремной ямы. В этом и заключалась ужасная правда! Титаны вовсе не уничтожены, и боги нагло соврали о своей грандиозной победе в Великой Войне. — Но почему мой отец Бакуго и дядя Шото заставили тебя стать стражем, навеки покинуть мир людей и охранять врата в полном одиночестве? — не понимала Кьёка.       Изуку горько усмехнулся. — Здесь не было обмана или лжи. Силой меня тоже никто туда не заманивал. Я вызвался сам, — сказал Мидория. — Сам согласился стать стражем бездны с этими чудищами? — ахнула Кьёка. — Да. История любит это забывать, но я всё-таки старший брат из всех верховных и первородных богов. Сначала иду я, а только потом Шото и Бакуго — король всего мироздания. За столько тысячелетий они, возможно, успели стать слишком горделивыми и хвастаться своей силой и могуществом перед людьми, но я помню, как дрожали их руки, ноги и голос, когда титаны летели в бездну. Помню их слёзы, крики и вопли боли и страха. Эта война, изменившая рельеф планеты, смогла сильно их надломить, морально расколоть их души. И я не мог допустить, чтобы их состояние ухудшилось. Старшие должны заботиться о младших. Поэтому я и спустился в Тартар, стал владыкой подземного мира и хранителем врат Тартара. Я думал, что сильнее и крепче, чем все остальные. Думал, что смогу справиться, выдержать всё это, — вздохнул Изуку.       Кьёка чувствовала, исцеляя руку Изуку, как она слабо, но дрожала. И вовсе не от боли от раны. Эта боль была намного глубже. Кто сказал, что его состояние было лучше, чем у её дяди и отца? Но вместо этого он должен был подать пример, сказать, что они победили и есть надежда на будущее. Вероятно, тогда он спас всех остальных тем, что единолично вызвался спуститься в самый мрак. Но кто же тогда спасёт его самого? — Ты слабеешь, — наконец сказала Кьёка. — Что? Конечно же, нет. Как ты могла такое подумать? — попытался отмахнуться Изуку, при этом весь покраснев. — Я же просила не врать мне, — сделала замечание Кьёка. — Наверху усилились землетрясения, бури случаются намного чаще, а моря так и норовят выйти из своих берегов. И всё потому, что титаны стали лезть намного чаще, а ты медленно угасаешь, теряя свою былую силу. Ты абсолютный дурак, — Кьёка неожиданно дала Изуку щелбан. — За что? — воскликнул Изуку, потирая пострадавший лоб.       Он посмотрел на свою руку, которую Кьёка уже отпустила. Она была полностью здоровой, ни что даже не намекало на то, что в этом месте недавно был уродливый шрам. Кьёка нежно взяла Изуку за щёки и посмотрела ему прямо в глаза. — Даже самый сильный бог не сможет тысячи лет продержаться в полном одиночестве. Прости, что я так плохо думала о тебе. Ты похитил меня вовсе не из желания обладать. Ты хотел, чтобы рядом с тобой появился хоть кто-то, кто бы смог поддержать и понять тебя. Ты устал держать в себе пустоту и тоску, которые долгие столетия отравляли твою душу. И ты, глупый дурак, довёл себя до того, что начал угасать, и чуть не позволил титанам вырваться и уничтожить мир. Только истинный болван мог так долго терпеть, — Кьёка резко потянула Изуку за щеки, из-за чего бог мёртвых начал издавать болезненные звуки. — Ты должен был рассказать об этом своим братьям и сёстрам намного раньше! — Прости, прости, только не тяни больше, — попросил Изуку.       Кьёка выдохнула и перестала тянуть, вместо этого став поглаживать несчастные щёки бога подземного царства. — Скажи, почему ты решил выбрать на эту роль именно меня? — спросила Кьёка. — Я был так очарован и тронут тобой на том балу, что сомнений в том, кого бы я хотел видеть рядом с собой, у меня больше и не было. Я знаю, что поступил очень низко, похитив тебя, но тогда я уже не видел иного выхода, — ответил Изуку. — Понятно. Закрой, пожалуйста, глаза, — попросила богиня. — Зачем? — на всякий случай решил уточнить Изуку. — Просто сделай это, — Кьёка предупредительно потянула его щёки. — Дважды повторять не надо, — Изуку послушно закрыл глаза.       И через несколько мгновений почувствовал прикосновение тёплых губ к своим ледяным. Оно было очень коротким, но невероятно нежным и заботливым. Изуку открыл глаза, но прежде чем попытался что-то сказать, красная как рак богиня весны закрыла ему рот ладонью. — Я долго обдумывала это и, в конце концов, решила, что ты не настолько мерзкий, как мне могло показаться в начале. Вернее, мне не могло этого не показаться. Когда тебя похищают, ясное дело, мнение о похитителе у жертвы будет не самое лучшее. Но после всего, что ты рассказал, я окончательно убедилась, что ты невероятно благородный бог, хоть при этом и невероятно глупый. Сам знаешь почему. Но я готова, может быть и не так быстро, но попробовать простить тебя и дать второй шанс. Разумеется, только ради того, чтобы тебе стало лучше и к тебе вернулась сила для сдерживания титанов. Не более! Н-но ты тоже показался мне довольно милым ещё тогда, при нашей первой встрече, — Кьёка настойчиво смотрела в землю.       Изуку ещё несколько минут не мог поверить в то, что услышал. Она, и правда, готова дать ему шанс? — Только не пойми меня неправильно! И не думай о себе слишком много! — неожиданно смущающаяся богиня весны после такой искренности перешла в оборонительный режим, немного зашипев. — Это самый лучший день в моей жизни. Подобного я не ощущал даже в тот момент, когда мы заточили титанов, — признался Изуку. — Но мне, правда, очень стыдно за то, что я сделал. Если ты хочешь, я готов вернуться тебя назад, пусть и… — Довольно об этом, — прервала его Кьёка, обернулась и взяла в руки корзину, стоящую всё это время у неё за спиной. — Я уже всё решила. А ты теперь должен взять на себя ответственность! Я же всё-таки твоя жена, — Кьёка прикрыла лицо руками, пытаясь опять спрятать своё алое лицо.       В корзине было вино, фрукты, сыр и хлеб, а также скатерть и столовые приборы. Полный набор для пикника. — Ты, правда, хочешь отведать пищу вместе со мной? — Изуку всё ещё казалось, что это был блаженный сон. — Неужели это так странно для мужа и жены? — спросила Кьёка.       Раз она согласилась разделить с ним трапезу, то это значило, что богиня весны больше никогда не сможет покинуть подземное царство. Она решила стать поддержкой и столпом для Изуку, который так долго нёс в одиночку этот ужасный груз на своих плечах. — Н-нет, вовсе нет. Я-я…спустя такое долго, я буду есть не в одиночестве. Даже не представляю, кто в этот момент может быть более счастливее меня, — Изуку улыбнулся.       По настоящему! Без лжи и притворства. И эта улыбка была так ослепительна, что Кьёка не знала, куда же спрятаться от умиления. Быть может, это вовсе не наказание? Быть может, судьба подарила ей невероятный подарок, сведя их с Изуку вместе? И ей всё ещё было страшно, действительно ли она сможет его полюбить его не только на словах? Но его улыбка была такой чистой и яркой, а руки такими ласковыми и заботливыми. А эти зелёные кудряшки, слабо покачивающиеся на ветру. Что-то внутри Кьёки подсказывало, что ей вовсе и не стоило волноваться.