Цветы ни в чём не виноваты

Соми проснулась, как ей показалось, от пиликанья электронного замка входной двери. Тэхён ушёл. Скорее всего оставил поцелуй на губах, он говорил, что делал так всегда, но она не просыпалась. Девушка поспешила облизать губы, чтобы почувствовать хоть такую связь со своим мужчиной, и, наверно, почувствовала, или ей уже мерещилось от опьянения любовью. Соми сладко потянулась и повернулась на бок, где на подушке со стороны Тэхёна, пустой и уже остывшей, лежала ветка фиолетовой эустомы, один цветок которой распустился полностью, два других его догоняли, и ещё пять ждали своего часа, чтобы раскрыться, а пока белели незрелостью бутонов. Девушка с улыбкой потянулась и взяла прекрасный нежный цветок в руки, втянула тонкий аромат, провела кончиками пальцев по шёлковым лепесткам. Записка рядом из плотной светло-фиолетовой бумаги знакомым почерком желала удачи. К такому вниманию невозможно привыкнуть, да и не хотелось. Тэхён был первым во всём, первым ворвался в молодое буйное сердце, не обременённое ни горестями, ни особыми радостями. Первым показал, что такое любовь и счастье, первым проявил мужскую заботу и наполнил жизнь смыслами. Вот только уходил он слишком рано, всегда до того, как она просыпалась. И никогда не будил, оставляя после себя лёгкий шлейф духов, смятую постель и обязательно какой-нибудь подарок. На прошлой неделе это был VIP-билет на мюзикл, на который Соми давно мечтала попасть. Правда, рядом лежала записка с извинениями, что он сам пойти не может. И Соми знала, что он — её только один раз в неделю, только в темноте, с плотно закрытыми дверьми, с затянутыми жалюзи окнами, только наедине друг с другом. Да только она — его уже давно и, кажется, навсегда и везде. Девушка опустила свежесрезанную ветку любимого цветка в стеклянную вазу на кухне, в последний раз вдохнула аромат, вспоминая так быстро ускользнувшую у них ночь, и направилась навстречу новому дню, где ей предстояло проявить себя. Первая выставка её работ. Первая в галерее такого масштаба. Заявлено было какое-то космическое, по мнению скромной, не привыкшей к общению с публикой девушки, количество гостей. Её просили приготовить речь, да и Соми сама понимала, что придётся много говорить, улыбаться и быть открытой. От этого лишь сильнее волновалась и теребила пальцы, одергивала себя, вспоминая про впервые в жизни сделанный накануне маникюр, но снова волновалась и снова теребила, не в силах справиться с чувствами. Соми с детства увлекалась живописью, её учителя в различных кружках по рисованию восхищались талантом и пророчили большое будущее молодому дарованию. Но никто из них не мог дать больше, чем девушка уже умела сама, по наитию, от природы. Пришлось сменить с десяток таких школ, многих учителей, и вот сейчас её наставник, прославленный в стране и в мире художник, успокаивающим тоном говорил что-то по телефону, просил не переживать, верить в себя, напомнил, что обязательно приедет поддержать, и настраивал на лучшее. Звонили родители, кое-кто из друзей и коллег по колледжу. Но один-единственный номер не высветился на экране даже ближе к вечеру, когда стилисты колдовали над восходящей звездой в мире искусств, делали ей причёску и макияж. И это тоже было впервые, если не считать причёску, которую Соми сделала на свадьбу старшей сестры. Художница смотрела на себя в зеркало, поворачивала голову в разные стороны, пытаясь отыскать себя в новом образе, и думала, понравилось бы это Тэхёну. Он всегда был красив, ухожен, с идеальными укладками, костюмами — сам идеальный. По его признанию, только Соми и видела его взъерошенным, сонным, неумытым. И всё равно для неё идеальным. Ведь она никогда не красилась, волосы завязывала в пучок, а когда писала картины, уходя в процесс с головой на многие часы, а то и дни-недели, совсем не заботилась о своём внешнем виде. Растянутая, но удобная одежда, почти вся перепачканная красками, стоптанные кеды, и две резинки для волос, красная и чёрная, выбираемые на ощупь, а не по сочетанию с образом. Соми сама казалась себе простой, тихой. Нет, она не была забитой и неуверенной в себе, просто не знала, к чему все сложности и лишние телодвижения, если она всё равно жила в своей студии, если выбиралась из неё реже, чем ела. А ведь про еду часто забывала, отчего была непозволительно худой при её немаленьком росте. Но сегодня в отражении зеркала на неё смотрела красивая, статная молодая женщина, которую смогли увидеть и раскрыть неброским макияжем опытные стилисты. И Соми закусила губу, начинающую расплываться в довольной улыбке, полагая, что именно такая она могла бы достойно стоять рядом с её Тэхёном, принять его руку и не скрывать своего счастья. Правда, Тэхён так и не позвонил, хотя телефон не выпускался из рук, как спасательный круг, как последнее средство от нервозности, которая с каждой минутой накрывала сильнее. Ей бы только голос услышать. Или аромат почувствовать. Соми усмехнулась своим мыслям, понимала, что желала невозможного. Но цветок могла бы прихватить с собой, не додумалась. Торжественное открытие выставки, праздничная речь ведущего, немного нервная и смущённая речь Соми, сотни гостей, которые разбрелись по большому залу с несколькими тематическими зонами — всё прошло для молодой художницы, как в тумане. Спасал менеджер, взявший на себя всё, кроме написания самих картин, он указывал девушке, что делать и как себя вести, склонялся и шептал над ухом имена гостей, тем самым давая понять, кому нужно уделить внимания больше, улыбаться шире, поклониться глубже. Сама бы Соми истуканом застыла ещё на входе и не смогла бы сдвинуться с места в течение всего мероприятия. А то бы и убежала. Писать картины проще… В середине вечера накал напряжения угас, гости просто осматривали картины, некоторые из которых уже купили, общались друг с другом, найдя себе собеседников по статусу и интересам. Они живо обсуждали сюжеты картин, явственный стиль художника и — Соми слышала, проходя мимо — пытались понять, о чём говорит им автор. Девушка глянула на картину, где длинные тонкие пальцы, явно мужские, натянули вниз полоску жалюзи, чтобы приоткрыть их, вокруг стояла темнота, и только небольшой луч от уличного фонаря освещал руки мужчины, желавшего посмотреть, что там, за пределами комнаты. Тогда Соми готовила им поздний ужин, а когда обернулась к Тэхёну, увидела, как мужчина стоял у окна и смотрел в раскрытую пальцами щель жалюзи на улицу, о чём-то крепко задумавшись, что даже не сразу услышал голос девушки. Он выглядел грустным и опечаленным, с навалившимися трудностями, но без возможности их решения. А девушка с деревянной лопаткой, которой помешивала ужин в сотейнике, ничем не могла помочь. На картине рядом длинные тонкие пальцы, явно мужские, обнимали обнажённые плечи, скорее девичьи, худые, хрупкие. Соми покрылась мурашками от воспоминаний. Тэхён тогда пришёл как обычно поздно, буквально вытащил художницу из её комнаты-студии, отправил в душ, где не было запасной одежды, поэтому девушке пришлось выйти из ванной в одном полотенце. Мужчина ждал в спальне, сидел на краю кровати, широко расставил ноги и опустил локти на колени, устало потирая лицо ладонями. Он снова о чём-то думал, но когда увидел девушку, разгорячённую водой, выпрямился. Соми хотела быстро схватить одежду и снова шмыгнуть в ванную, но ночной гость поймал её, обхватил сзади за талию, соединяя руки на влажном полотенце в районе живота. Уткнулся носом в изгиб шеи, глубоко вдохнул и впервые прошептал в самую кожу: «Ты такая красивая». Его пальцы тоненько, еле уловимо прошлись по плечу, пока девушка замерла и даже задержала дыхание от невыносимой близости и интимности момента, от которых сводило кончики пальцев на ногах и что-то внизу живота, что-то для неё неизвестное. Тэхён с улыбкой отпустил переодеваться. А мурашки по плечу бегали ещё долго. Пока Соми буквально не вырисовала их на холсте, передавая свою первую близость с мужчиной, первое столь чувственное касание к своей коже, первое неизведанное. Как и на той картине, что напротив. Те же пальцы проводят линию по женскому животу, ведут вниз, хотя гости галереи, что сейчас обсуждали полотно, думали, что вверх, они не видели картины целиком. Это их первый раз. Тэхён был нежным, настолько нежным, что Соми топилась в его руках, как мёд, растекалась безвольно, не в силах собрать себя и соединить. Соединял Тэхён. Оглаживал девичье тело, облекая ласку в форму нежных изгибов, целовал своими горячими губами, тихо шептал слова, от которых девушка теряла рассудок. А Тэхён соединял. Их тела, их души вместе. Соми тогда мало чего запомнила и вряд ли могла внятно описать словами случившееся в её спальне. Но картина родилась сама из фантомных ощущений, из воспоминаний тела, которое долго после того, как Тэхён утром ушёл, помнило каждое прикосновение и каждый поцелуй. В студии стояла ещё одна картина, которую художница никому не показывала и даже не пыталась выставить в галерее. Там те же пальцы медленно проводят по тонким чувствительным складкам между девичьих ног. Соми писала эту картину в трансе, поэтому сама удивилась и даже покраснела, хоть и была в студии одна, когда нанесла последний мазок и сделала шаг назад от холста. — У вас такие чувственные работы, — проговорил кто-то рядом с задумавшейся Соми. Девушка улыбнулась, смущаясь своим мыслям. — И не подумаешь, что такая скромная девушка пишет такие откровенные картины, — заметил другой мужчина, сузив свои глаза с хитринкой, он только что обошёл другую тематическую зону выставки. Там в необычном порядке на разных уровнях высоты расположились картины разных размеров и форм, но объединяла их одна тема: губы. Одни и те же губы, хотя гости навряд ли это поняли. В самом центре стены повесили небольшую картину квадратной формы. Губы склонились над другими губами, открытыми, жаждущими, трепещущими. Там, за кадром, остались прикрытые девичьи глаза с дрожащими ресницами, сильные мужские руки, прижимающие крепко к себе и пробирающиеся под растянутую с каплями краски футболку. Тэхён всегда целовал страстно, насыщал поцелуи концентрированными чувствами, лишал кислорода и разума. Он укутывал в тепло своих рук, дарил сладкие поцелуи, рассыпая их мелким бисером по шее и плечам, а потом переходил к острым, не менее вкусным, обжигающим и заставляющим полыхать. На картине слева губы целовали тонкую девичью кисть, её тыльную сторону. Тэхён пришёл тогда вдохновлённым, от чего-то до лёгкого безумия радостный, схватил ничего не понимающую Соми и увлёк в танец, от которого подкосились ноги из-за неумелых движений девушки и из-за чувств, которые мужчина вкладывал в их общие движения. Он поднял её выше, крепко ухватил за талию, чтобы не упала, и кружил, кружил по гостиной, ловко огибал мебель в комнате, не пригодной для вальсирования. А затем отпустил, посадил на диван, упал на одно колено и поцеловал руку, как благородный кавалер даме на балу. И смеялся заливисто и счастливо, с морщинками в уголках глаз. — Это очень красиво, — каким-то загадочным голосом одна немолодая дама проговорила, склонившись над ухом второй, а затем заметила автора и улыбнулась, повторив своё мнение о картине. — Спасибо, — Соми поклонилась на комплимент и подняла взгляд на полотно, на которое рукой указала посетительница. Губы тянулись с поцелуем к изгибу шеи, тонкой и — это останется известным только девушке — окрашенной небольшим краснеющим пятном. Тэхён несколько раз попросил прощение за оставленный — сам не понимал как — засос на нежной шее. Говорил, что отдался страсти, потерял голову, забылся, а потом корил себя, что сделал больно. Соми смущённо улыбалась, ведь неделю назад утром, когда гостя уже не было дома, увидела в зеркале пятнышко на шее и долго его разглядывала, гладила и признавалась себе, что ей нравится носить его метки на себе. — А почему вы подписываете работы, как Софи? — раздался вопрос от стоящей рядом компании молодых людей. В правом нижнем углу каждой картины стояло фирменное «Софи», написанное латиницей. Это имя появилось вместе с Тэхёном, когда в колледже искусств девушка столкнулась с ним в коридоре. Соми несла большую раму, а Ким заблудился на многочисленных поворотах. Его мягкое: «Вы художница?», её кивок, «Давайте я помогу вам донести это. А вы затем проводите меня до правого крыла?», кабинет, где на мольберте стояла почти законченная картина, «Это ваше?», снова её кивок и скромно опущенные глаза, «Красиво, как в Париже», «Вы были в Париже?», «Нет, но думаю, он выглядит так. Как вас зовут?», «Соми», «Соми... Тогда вы будете Софи, это так по-французски», её хихиканье. Эта картина первой была подписана «Софи», а на клочке бумаги был записан номер телефона, на который уже вечером пришла смс: «Привет, Софи! Дорисовала Париж?» — Соми, пройди в тот зал, там Ким Сэмун, крупный бизнесмен с женой, они хотят купить картину, — к самому уху художницы склонился менеджер и, не переставая улыбаться, проговорил шёпотом наставление. Девушка кивнула и последовала за ним в третью часть выставки. Здесь были вежливые поклоны, восхищение молодым талантом и прямые намёки, какую именно картину хотят купить. Тэхён сидел на краю кровати, уже была ночь, но его что-то волновало, он не мог уснуть. Мужчина смотрел на закрытое жалюзи окно, откуда всё же проникал еле заметный свет с улицы. Соми видела его профиль, растрёпанные чёрные волосы, завитые недавно, оттого волнистые и непослушные. Видела, как обнажённая спина то поднималась, то опускалась от размеренного дыхания. А пальцы неосознанно водили узоры по складкам простыней. Девушка тогда присела рядом, взяла его руку в свою и сама стала успокаивающе водить пальчиками. Примерно так они и просидели остаток ночи, только утром Соми проснулась на краю кровати, аккуратно укрытая одеялом. Тогда Соми ощущала, что с её мужчиной что-то происходит, как пришёл, он сказал, что сильно устал, а в итоге не спал всю ночь. Она гладила его, ластилась к нему, а он лишь смотрел, слабо отвечал, впитывал, напитывался. Девушке было сложно понять, когда Тэхён ей мало чего говорил про себя, свою работу, окружение. Ему нужна была поддержка, Соми её дала как могла. Утром он ушёл, а девушка путалась в сомнениях и догадках, смогла ли она помочь своему мужчине, выгладила ли его печали, смогла ли согреть… Не зная ответов, она нанесла на холст сначала просто очертания мужского профиля, потом тщательно и детально вырисовала волосы, забавные и милые кудряшки, а потом долго смотрела на результат, мысленно находясь не здесь. Они никогда нигде не были, кроме её квартиры. Мечтать о совместных путешествиях, да даже обычных вылазках хоть в магазин, не имело смысла, она это понимала. Но рука снова взяла кисть, макнула её в голубой, и вскоре показалось небо, а затем и плескавшееся волнами с белой пеной море. Художник может воплотить на полотнах любую картину, даже запретную, даже желанную. Даже неосуществимую. — Эта картина не продаётся, — тихо проговорила художница и указала рукой на соответствующую надпись под рамкой. Жена бизнесмена терпеливо улыбнулась, вдохнула больше воздуха, не привыкшая получать отказы, и зашла с новой попытки: — Поэтому мы и обращаемся именно к вам, к автору этого шедевра. Мы готовы заплатить любые деньги. Соми искала помощи в глазах менеджера, тот вежливо улыбался мужчине и его жене, переступал с носка на пятку и мельком бросал взгляды на подопечную. До выставки они обговорили такой нюанс, как невозможность продажи этой, одной-единственной, картины. Но и менеджер не мог предположить, что именно она и именно Ким Сэмуну. — Простите, но это невозможно, — убрав с лица ненужную улыбку, упорствовала художница. — Какую угодно, только не эту. Она мне дорога. Заметив меняющееся на раздражённое выражение лица женщины напротив, облизнула губы и отвела взгляд. — А давайте, — менеджер неожиданно хлопнул в ладоши, привлекая внимание всех к себе, — Соми просто напишет вам такую же картину. Она будет уникальна и написала только для вас. Соми также учтёт ваши пожелания, — он, улыбаясь широко и доброжелательно, посмотрел на девушку с надеждой. Та кивнула, поджимая губы, её картина останется её, остальное не важно. Когда ситуация получила разрешение, участники обменялись контактами и договорились созвониться, Соми осталась одна и смогла окинуть взглядом свои работы, красивым порядком развешенные на белой стене. Эта часть выставки отличалась от остальных. Для гостей — наличием цветов, кроме чёрного и белого. Для самой Соми — вымыслом. На этих картинах художница позволила себе выписать свои мечты, вынести их на холст яркими красками, дорисовать то, чего не видели глаза, но что видело сердце. Море и голубое небо, небольшой деревенский домик и дерево хурмы, увешанное плодами, цветущую сакуру и дождь. Соми представляла, как смотрит на Тэхёна на фоне, которого никогда не будет в их жизни, и как будто воплощала свои мечты, бесплодные, но яркие и заманчивые. В руках завибрировал телефон, уведомление со знакомого аккаунта в соцсети оповестило о новом посте. Полная карусель фотографий. Соми знала, что блог вёл не заявленный хозяин, хотя рядом с именем красовалась голубая звёздочка подтверждения личности. Соми ощутимо прикусила губу, наплевав на нанесённый блеск. Бар или ресторан, много людей в кадре, их явно не снимали специально, они не позировали, а занимались своими делами. Тэхён что-то сосредоточенно читал на большом белом листе, потом поднял голову и внимательно слушал мужчину перед собой, затем повернулся назад, жестикулировал и выглядел крайне серьёзным. Соми даже улыбнулась. Следующие фотографии были затемнёнными, как будто в помещении выключили свет. Тэхён сидел на мягком диванчике, обвившим полукругом стол, за которым сидело ещё несколько человек, мужчин и женщин. Он потянул руку к бокалу, который поднёс ко рту, поставил обратно, облизывая губы. К нему подошла девушка в чёрном топе, короткой кожаной юбке, длинных лакированных сапогах на шпильке. Она склонилась над мужчиной, что-то явно говорила на ухо, отчего тот хитро улыбнулся, а затем присела к нему на колени, обхватываемая одной рукой за талию, а вторая устроилась на обнажённом бедре. Подпись к фотографиям явно радовалась красивой паре: «Правда, мы отлично смотримся вместе?» Соми стало дурно. Она облизала пересохшие губы и сглотнула. Подняла взгляд и увидела свою мечту о море и Тэхёне. Понимала, что бессмысленно мечтать, осознавала, в какие рамки поставлена их жизнь. И всё равно испытала боль. Ведь он приходил, хоть и так редко. Ведь он обнимал и целовал. Ведь «ты такая красивая». Ведь… …она влюбилась. Выставка закончилась подготовленной заранее речью, благодарностями и напутствиями менеджера, которого Соми уже не слышала. Домой девушка зашла чуть раньше, чем привезли цветы — огромное количество разнообразных подаренных на выставке букетов. Художница апатично разглядывала их, решив, что завтра с утра разнесёт соседям, справедливо думая, что никто не откажется от такой красоты. В дверь позвонили снова, Соми даже не успела, да ещё и не собиралась переодеться. Возможно вторая партия цветов, ведь их правда было много. На пороге стоял молодой уставший парень, но улыбался и протягивал всего лишь один букет. Как только девушка его приняла, он поклонился и ушёл, оставляя шлейф непонимания. Соми прошла на кухню, сняла тонкую крафтовую упаковку и наконец заплакала. В нежной светло-фиолетовой бумаге уместился букет насыщенно-фиолетовых эустом, источавших дурманящий аромат. Девушка гладила лепестки и плакала, некрасиво шмыгая носом и вздрагивая всем телом. После слёз пришло опустошение. Бархатистые лепестки принесли успокоение. Соми заглянула внутрь букета, ожидаемо увидев там записку. Знакомым аккуратным почерком были изложены надежды, что всё прошло хорошо, и сожаления, что его не было рядом. Девушка хмыкнула, искривив рот в усмешке, вытерла тыльной стороной ладони слёзы на щеках. Схватила букет вместе с упаковкой и занесла его над мусорным ведром. Её остановил тонкий аромат и новые подкатившие слёзы. Цветы ни в чём не виноваты. Тем более такие красивые. Тем более с такой историей, их историей. Букет эустом единственный был подрезан и разместился в стеклянной вазе, в той же, где уже стояла утренняя ветка точно такого же цветка. Соми думала о том, сможет ли относиться к этим цветам по-другому, и не знала ответ. Зато смогла снять платье, умыть лицо холодной водой, завязать волосы в пучок, даже не пытаясь сохранить изящную причёску. И вошла в свою мастерскую. Привычные очертания мужской фигуры, Соми, наверно, напишет их и в темноте. За ним деревянный дом в окружении сада, прекрасного и цветущего. Длинные пальцы касаются лепестков фиолетовой эустомы, а губы раскрываются в восхищении. Девушка вздрогнула от стука в дверь её студии. Она дергано двинулась назад, замечая, как ручка опустилась вниз и дверь немного приоткрылась. — Софи, ты здесь? — раздался шёпот знакомого с хрипотцой голоса. — Софи? Дверь раскрылась шире, и в проёме показалась макушка чёрных волнистых волос. Тэхён заглянул внутрь, тут же натыкаясь взглядом на испуганное лицо девушки. — Я тебя напугал, — опечалился гость. — Я тебя звал много раз, тебя нигде не было, и я решил… Его глаза увидели полотно с недоделанной картиной и снова посмотрели на замершую художницу. — Я подожду на кухне, приготовлю что-нибудь. — Нет! — выкрикнула Соми и тут же сжалась в комок. — Почему? — Подойди, — тихо позвала она. Тэхён никогда здесь не был, честно не переступал порог студии — логова, как он в шутку называл. И сейчас неуверенно делал шаг вперёд, как бы проверяя серьёзность намерений девушки. Он встал рядом, с беспокойством и волнением глядя на Соми, которая казалась холодной и чужой, которая не смотрела на него, не показывала былой радости от их встречи. Она лишь махнула рукой, указывая на свою работу. — Это я? — севшим голосом спросил мужчина, оглядывая картину, каждый её кусочек и элемент, которые уже были нанесены на холст, какие детально, какие только наброском. Соми кивнула. — Почему ты здесь? — спросила она, складывая по местам рабочий инструмент. — Хотел повидаться с тобой, узнать про выставку, порадоваться с тобой, ведь, наверняка, она прошла успешно, я в тебя верю. — Да? — равнодушие вырвалось, да и девушка уже сама ничего не хотела скрывать. — Что-то случилось на выставке? Но Соми уже вышла из комнаты, помыла руки в ванной, куда за ней последовал Тэхён, медленно вытерла полотенцем и прошла на кухню. — Сколько раз я тебе говорила не подписывать записки своим почерком, тебя могут спалить, — не глядя в глаза гостю, начала ругать его художница. — Ты из-за этого на меня злишься или что? — не понимал мужчина, озадаченный странным поведением Соми. Но та лишь пожала плечами, открыла свой телефон и показала Тэхёну фотографии из аккаунта, подписанного его именем. Мужчина смотрел, листал и улыбался. — Мы сегодня снимали эту сцену. Только я не знал, что фотографии выставят в открытый доступ, это же спойлер… Его повествование оборвалось внезапно, Тэхён замолчал и резко вскинул голову. — Ты из-за этих фото? Ким развернул экран, где светилась фотография, на которой девушка в откровенном наряде сидит на коленях мужчины, а он обнимает её и недвусмысленно держит руку на женском бедре. — Софи, ты из-за этого, что ли? — повторил он вопрос и двинулся следом за отворачивающейся девушкой. — Это наш фильм! Софи, я же говорил, что у меня съёмки, что фильм не детский, это всего лишь одна из сцен. Ты меня слышишь? Тэхён подошёл вплотную, обхватил женское лицо ладонями и поднял вверх, призывая взглянуть на него. Соми смотрела на его шею, подбородок, нос — куда угодно, но не в глаза, что только вырвало тяжёлый вздох у мужчины. — Это, правда, наш фильм, всего лишь одна сцена в баре, не самая приятная, но это только актриса, у нас с ней всего пара общих сцен, не больше. Я не знаю, что нашло на стафф, что они так подписали эти фото. Блин, Софи, ну пожалуйста… На глазах девушки снова появились слёзы, маленькие прозрачные капельки набухали и под собственной тяжестью скатывались вниз, прокладывая две дорожки на щеках. Их тут же ловили мужские пальцы, нежно стирали и оглаживали. — Я так хотел быть с тобой сегодня, в такой важный для тебя день. Я бы хотел быть там с тобой, хотел бы посмотреть твои картины. Уверен, они прекрасные, как и ты сама. Соми шмыгнула носом и всё же подняла взгляд к мужским глазам, обеспокоенным и искренним. — Это, правда, ваш фильм? — сипло пробормотала она. — Правда, — Тэхён кивнул для убедительности. — Я не могу рассказать сюжет, иначе потом тебе будет неинтересно смотреть. Ты ведь посмотришь со мной, когда фильм выйдет? — спросил с надеждой в голосе и в глазах. Девушка снова шмыгнула, облизала губы и слегка отодвинулась, широкими мазками вытирая щёки ладонями. Она кивнула: — Посмотрю. Тэхён облегчённо вздохнул и расплылся в улыбке. — Мне нравишься ты! Даже когда хмуришься и плачешь. Но улыбка на твоих губах мне нравится всё-таки чуточку больше, — Тэхён улыбался так лучезарно и открыто, что девушка не могла устоять и сама улыбалась, прогоняя бредовую тоску. — Вот так-то лучше. А теперь одевайся! Соми удивлённо захлопала ресницами. — Хочу увидеть, какой ты была на выставке. И… покажешь мне свои картины? Мужчина достал из заднего кармана прямоугольный светло-фиолетовый конверт, из которого выудил такого же цвета плотную бумагу, и развернул девушке. — Пригласительное? — не понимала до сих пор она. — Договориться с управляющим галереи на эксклюзивное посещение выставки в ночное время было сложно, — Тэхён даже слегка расширил глаза, чтобы показать степень сложности сего действа. — Но уговорить твоего менеджера ничего тебе не говорить — просто что-то за гранью. Как ты с ним вообще работаешь? Непрошибаемый человек! Ким жаловался, а Соми не верила своим ушам. Но мужчина жаловался с таким милым видом, надувал губы, обиженно их поджимал и хлопал глазами, что казалось, вот-вот заплачет от несправедливости мироустройства. И девушка не могла не засмеяться. — Покажи мне свои картины, — резко сменил своё настроение на серьёзное и протянул вперёд руки. — Я так долго ждал, чтобы увидеть их. Соми переоделась обратно в платье, которое слегка помялось, брошенное на кровать. Крутилась около зеркала, пытаясь вернуть причёску, но задумка оказалась тщетной после небрежного пучка и плотной резинки. Девушка удручённо вздохнула и просто раскинула волосы по плечам. — Ты прекрасна, — произнёс Тэхён, стоящий позади, и с восхищением вглядывался в женское лицо в отражении. В галерее на удивление горел свет, у входа их ждали два работника, которых Соми видела вечером. Они поклонились и предложили пройти, а после удалились, закрыв за гостями дверь. Художница оглядела пустое помещение и висящие на стенах полотна, ничто не мешало сейчас охватить взглядом сразу весь зал. Девушка нервно облизала губы и обернулась. Тэхён замер, двигались только его глаза, которые переходили с одной картины на другую и жадно впитывали увиденное. Мужчина даже приоткрыл рот и несколько раз пошевелил губами, как будто что-то говорил, но без звука. Он выдохнул и прошёл вперёд. Рука указывала на полотно, но повисала в воздухе, а слова так и не были произнесены. Тэхён переходил к другому полотну и закусывал губы, а затем резко срывался к соседней картине, в замешательстве оглядывая изображение. — Не могу поверить… — наконец выдохнул он, остановился и зачесал волосы назад. — На них на всех… я? Мужчина повернулся к девушке, что до сих пор молчаливо следовала за ним, наблюдала и нервничала. В его взгляде сверкало изумление. И любовь. Ким подошёл ближе, взял Соми за руку, нежно огладил большим пальцем тыльную сторону ладони и тихо произнёс: — Они изумительны… такие красивые… благодарю… В его глазах на самом деле плескалась и выливалась ярким блеском за края благодарность. Тэхён сам сиял осознанием и радостью от него. Он смотрел на девушку перед ним, хрупкую и нежную, простую и красивую, такую талантливую и открытую только для него. В этот момент он благодарил мир и бога, быстро, но осознанно и твёрдо принимая решение. Перевёл взгляд на ту самую картину с морем и голубым небом и хитро прищурился, вспоминая похожую, незаконченную в студии Соми, с деревней и садом. — Море или деревня? — снова взглянул в лицо озадаченной Соми, которая, судя по всему, не собиралась отвечать из-за непонимания. — Что ты выбираешь первым: море или деревню? Куда мы поедем сначала? — Но… — У меня скоро закончатся съёмки. Наверно, уже пора это сделать — выбраться из твоей, пусть и милой, квартиры и выйти в свет.