Потерянный и найденный

Три дня спустя Нил все еще понятия не имел, что думать об Эндрю. Очевидно, он был здесь не просто так. Потерянный в каком-то смысле, как и все остальные. Вероятно, что-то связанное со снами, из-за которых он едва спал по три полных часа за раз. Но в глубине его глаз было что-то такое, чего Нил не совсем понял. Некоторые люди могли бы описать это как жестокость, как манию, возникшую из желания причинить вред. Но Нил вырос в окружении жестокости, видел ее в крови на столе за завтраком и в криках, когда он пытался заснуть. Свет в глазах Эндрю не был жестокостью. Это было ближе к отчаянию, почти. Как будто Эндрю был не более чем кроликом, которого бросили в яму с волками, но, клянусь Богом, он собирался бороться со всем, что в нем было, чтобы выбраться. Но все равно, Эндрю как будто видел, как его сожрут. Он расстроил Нила. Он был тверд в том смысле, в каком почти ничего в этом месте не было с тех пор, как он сюда попал, но он был таким переменчивым. Он мог раскалиться как железо, а затем стать холодным как лед в течение нескольких минут. В его словах не было никакого смысла. Итак, Нил вызвал его на игру экси. За исключением того, что это расстраивало его еще больше, потому что Эндрю был хорош. Корт не был настоящим кортом для экси – у него были стены и полы, от которых мячи могли отскакивать, но здесь их было в дефиците. Потерять целый стадион немного сложнее, чем пару носков. Но они справились достаточно хорошо. В свое время, копаясь в мусоре, Нилу удалось найти несколько старых, ржавых или погнутых шлемов для экси или лакросса. И в этом месте было более чем достаточно рулеток, маркировочной ленты и полупустых ведер с краской, чтобы они могли, по крайней мере, прилично разметить обычный корт. Линии корта представляли собой беспорядочную смесь цветов и странного не совсем песка, который покрывал здесь пол. В их первой игре с ним Эндрю не пропустил ни одного гола. Казалось, он вообще почти не двигался, но все равно не было никакого гудения, сигнализирующего о том, что Нил набрал очко. Рене, стоявшая в воротах позади него, просто вздохнула, а Дэн, стоявшая рядом с ней, нахмурился. Мэтт и Элисон оба были самодовольны – Мэтт широко ухмылялся, но держался подальше от Эндрю, чтобы его не охватило желание хлопнуть его по спине, и он не обнаружил, что к его ребрам прижат еще один нож. Гордость Элисон была спокойнее. Легкая улыбка и необычное веселье, танцующее в ее глазах. Ни один из них ничего не сказал Эндрю. Во второй игре Нил набрал одно очко. Для этого потребовался один из его любимых и самых хитрых приемов. Быстрый бег и внезапное переключение с одной руки на другую, чтобы убедить вратаря, что он забьет с одной стороны, передавая мяч за спину. Это был ход, который Нил никогда раньше не пробовал – однажды он видел, как Кевин или кто–то другой делал это по телевизору, - но он всегда хотел этого. У них не было времени сыграть в третью игру. И сегодня они этого не сделали бы. Дэн отправлял их всех в “поход за припасами”, который за годы, прошедшие с тех пор, как они с Мэттом начали делить палатку, стал эвфемизмом для “отвали”. Эндрю поднял брови, когда их всех выслали из лагеря, но не стал комментировать это, пока они не оказались достаточно далеко от лагеря. —Это просто способ для них убрать нас с дороги, чтобы они могли трахаться, верно? - спросил он мягким тоном. Нил закинул руки за шею и сказал: —О да, конечно. Он слышал, как Эндрю закатил глаза. —Что бы это вообще значило в таком месте, как это? -спросил он. —Это не значит, что нам не нужно есть. —Все, что может быть полезным, -ответил Нил, —это зжигалки, сигареты, старые трубки. Ты был бы удивлен тем, что ты можешь найти в этих кучах. —Держу пари,- сухо сказал Эндрю. Он едва увернулся от шара экси, который Нил запустил ему в голову. Выражение лица Эндрю, казалось, не изменилось, но Нил увидел, как что-то промелькнуло в его глазах. Саркастичный и серьёзный. Он кивнул на ракетку, лежащую у ног Эндрю, и ухмыльнулся. Эндрю закатил глаза, но наклонился, чтобы поднять ее. Они ушли гораздо дальше, чем планировал Нил, отрабатывая проходные упражнения и броски за пределы свай, с которыми он был наиболее знаком. Это была своего рода новая местность – новые холмы мусора, в которых он не копался. Они с Эндрю рухнули на одного из них. —Разве они не собираются начать беспокоиться о своем золотом ребенке? —спросил Эндрю. —Пока нет. Время здесь шаткое, так что глупо паниковать, если кто-то не вернулся на несколько дней в лагерь, когда для него, возможно, еще не прошло и нескольких дней. —Это так хреново, —вздохнул Эндрю. Это было так неожиданно, что Нил расхохотался. Он чувствовал, что Эндрю наблюдает за ним. —Да, наверное, —сказал он, как только снова отдышался. Он поймал взгляд Эндрю, но тот отвернулся. Эндрю, очевидно, что-то увидел в их куче, потому что он вытянулся поперек, и полоска его живота выглянула наружу, когда рубашка задралась. Он выпрямился и провел по ней рукой. Маленькая серебряная радужная булавка. —У моего двоюродного брата какое-то время была такая в рюкзаке, - тихо сказал Эндрю. —Булавка для гордости? —спросил Нил. —Да... мы никогда не могли получить ничего, пока жили с его родителями, поэтому, когда мы переехали, он выложился по полной. —Ты тоже стараешься изо всех сил? Эндрю поднял бровь, не впечатленный. —Это довольно дерьмовый способ спросить меня, гей ли я, Джостен. Нил пожал плечами. Утонченность никогда не входила в число его сильных сторон. Эндрю закатил глаза, но булавку не убрал. —Ты? — спросил он вместо этого. —Возможно, —ответил Нил. Эндрю хмыкнул, но больше ничего не сказал. На обратном пути они перебирали груды. Эндрю был более предан делу, чем ожидал Нил, но ему пришлось сдержать смех, когда Эндрю ткнул в него маленькой булавкой. Серо-фиолетовая стрелка, мигающая на Нила. Здесь было трудно следить за временем. Они спали – Дэн настаивала, хотя никто из них на самом деле не чувствовал, что им это нужно, хотя бы для того, чтобы дать своим мыслям передышку, но было трудно понять, когда наступит день. Не было никакого меняющегося света, и часы, которые они нашли, всегда показывали разное время. Сон, который снился Эндрю, был беспокойным и наполненным знакомыми снами. Жестокие режущие слова, прошептанные Аароном, Ники, даже Нилом. «Ты думаешь, они хотят, чтобы ты вернулся?» В большинстве случаев было легко очнуться от них – никто из них не был из тех, кто использует слова, произносимые шепотом в тишине, в качестве оружия. Их улыбки были неправильными – жестокими и мрачными, и все такое, как улыбка монстра на их фотографиях. Эндрю знал, что его семья не была монстрами. Был еще один, преследующий его во снах, чтобы напомнить ему об этом – пальцы на боку, задирающие рубашку. Нилу обычно приходилось будить его после таких разговоров. Эти сны всегда оставляли у него ощущение оторванности, отсутствия времени. Он уже не знал, как долго пребывал здесь. Между играми в экси и трапезами у костра Эндрю чувствовал себя более комфортно с людьми в лагере. Особенно Рене. Она нашла его после одного из его снов, бросила один взгляд на пот на его лбу и вздымающуюся грудь и привела его к чистому участку за пределами лагеря, который был скрыт от всех внутри. Она бросила ему пару боксерских перчаток, и Эндрю смог сжечь большую часть беспокойной энергии, о которой он и не подозревал. Нил сжигал все остальное, раздражая его так сильно, что Эндрю приходилось использовать всю свою энергию, чтобы не ударить его. Или целовать его. Он не знал, сколько времени им потребовалось, чтобы открыться друг другу. Это могло занять месяцы. Эндрю нашел старую куртку Ravens в одном из их запасов и не смог удержаться, чтобы не провести большим пальцем по вышивке. Он чувствует вопросительный взгляд Нила на своей голове. —Мы с братьями играли за них. Нил удивленно хмыкнул. —Кевином? Эндрю фыркнул. —Да. —Очень удивлен, что он остался там после смерти своей мамы, —сказал Нил. Было странно слышать, как он говорит о Кевине так, как будто они знали друг друга. —Я скрывал худшее от него и Аарона. —Взяв это на себя? Эндрю пожал плечами. —Это было единственное место, которое могло принять нас троих – меня, Аарона и нашего двоюродного брата на стипендию. Хорошая медицинская программа и наполовину приличные консультанты. Хотя они ненавидели это, —вздохнул он, сбрасывая свитер. —Ненавидел меня за то, что я заставил их это сделать. Нил долго молчал. Он пошел дальше, и Эндрю последовал за ним, пока не уперся в кучу, стоявшую напротив старого рекламного щита со стилизованным изображением заката. —Я почти уверен, что ненавидел свою маму, —тихо сказал он. —Хотя я все еще люблю ее, все еще ценю то, что она сделала для меня. Настала очередь Эндрю посмотреть на него с вопросом в глазах. —Она умерла, когда мы исчезли, ты знаешь, —сказал он все еще мягким голосом. Это было почти ностальгически. —Я помню, как услышал выстрел, а затем жар от него прошел мимо. Нам удалось пересечь границу, но она так устала, так испугалась. Она стала безрассудной. Я сжег нашу машину с ней и похоронил ее на пляже. Начал ходить, а потом оказался здесь. Рене нашла меня после этого. —Ты не ошибся насчет проблем с мамой, —сказал Эндрю, но в его голосе не было тепла. Он наклонился к Нилу, чтобы соприкоснуться их плечами. Он закурил сигарету и наблюдал, как Нил вдыхает дым. Они сидели в тишине, пока Нил не вздохнул и тихо не спросил: —Можно я поцелую тебя, Эндрю?.. Вопрос был тихим, как никакой другой никогда не был. Спокойный, терпеливый и искренний – как будто он действительно принял бы “нет” в качестве ответа. Эндрю почувствовал, как дрожь пробежала по его рукам. Они не дрожали – не совсем, – но это был сознательный выбор - держать их ровно. —Да или нет? —уставился он на него. —Да, —выдохнул Нил, сокращая дистанцию. Поцелуй был электрическим, гроза молний в паре губ и мягкое прикосновение мозолистых рук к задней части шеи Эндрю. Это был электрический разряд, но это не был шторм. Налетел шторм, перевернул и сделал неустойчивым. Он удалил и бросил тебя по кругу. Это было заземление, закрепление. У Эндрю закружилась голова от осознания того, что у него есть цель, желание, к чему нужно стремиться. Позже он оглядывался назад на тот момент и задавался вопросом, почему его тогда не забрали, что заставило его решить, что все еще неправильно, что его выгнали. Он был так счастлив, целуя Нила, что ему казалось, будто его уничтожают. Много лет назад Эндрю пренебрег надеждой. Так было лучше. Если бы он оцепенел, он мог бы оставаться на постоянной горизонтальной линии – не идеальной, но, по крайней мере, пригодной для жизни – вместо пиков и впадин синусоидального графика – провалов и ям, которые в конечном итоге стали бы слишком большими, чтобы он мог выползти. Когда он вышел из системы, он подумал, что надежда будет первым, что он вернет – это была одна из первых вещей, которые Бетти пыталась ему сказать: —Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы выжить, тебе позволено иметь хорошие вещи и тебе позволено радоваться этим вещам. Вместо этого он оказался в месте, возможно, еще худшем, чем раньше. Он мог видеть надежду, мог желать, желать и жаждать прижать ее к себе и позволить ей согреть его, но цинизм подсказывал ему, что он только обожжется. Он застрял на полпути между возможностью ясно видеть надежду и все, что она могла ему дать, но тяжесть на ноге мешала ему протянуть руку. Он замерзал, и, возможно, такая холодная кожа никогда больше не сможет прикоснуться ни к чему такому горячему. Но этот поцелуй обжег, и Эндрю не почувствовал боли. Он подвинулся, углубляя поцелуй, жаждая его, как человек, застрявший снаружи в зимнюю бурю, жаждал бы огня. Он чувствовал себя безрассудным и опасным, и это было волнующе. Он чувствовал улыбку Нила под своими губами, и ему хотелось что-то сказать, хотелось посмеяться над Нилом за то, что он смеялся над ним, но он хотел этого слишком сильно. Было ли ему позволено быть таким теплым? Была ли ему позволена эта надежда? В их третьей игре экси Эндрю позволил себе почувствовать эту надежду. Они победили, Эндрю блокировал все голы другой команды, а Нил бежал так быстро, как только мог унести его ветер. Он так широко улыбался, голубые глаза горели, когда он обратил их на Эндрю. Гордый, самодовольный и искренне счастливый. —Да или нет? —спросил он, и Эндрю рассмеялся в ответ, ответив “да”, и упал в его объятия. А потом Нил споткнулся и упал на пол, его руки внезапно опустели. Эндрю снова оказался на старой улице.   *** Он снова попытался пробежаться трусцой вверх и вниз по улице, попытался воспроизвести свои шаги так близко, как только мог вспомнить, но все еще застрял на Ричмонде. Он не мог найти дорогу назад. Он вернулся в офис.   ***   Они оба молчали во время поездки на машине из больницы – на этом настоял Ники – в квартиру Эндрю. Эндрю вошел, приподняв бровь, когда Аарон последовал за ним, но ничего не сказал. Это был один из многих признаков, говоривших ему о том, что с его братом что-то глубоко, глубоко не так. На его плечи легла новая тяжесть, в глазах появилась мертвенность, которой Аарон никогда раньше не видел. Он никогда не думал о своем брате как об особенно обнадеживающем человеке – надежда была легкой, легкой, доброй и нежной, а Эндрю был резким, злым и опасным. Но только теперь, когда это прошло, стало очевидно, что в нем всегда что-то горело, раскаленное голубое пламя, которое заставляло его продолжать, несмотря ни на что. Было тревожно, что что-то могло отнять то, чего не смогли даже тринадцать лет в приемной семье. Лицо Эндрю, как обычно, было пустым, но все еще отсутствующим, как будто он не просто скрывал свои эмоции, но настолько погрузился в апатию, что даже не мог собраться с силами, чтобы почувствовать их. Наконец Эндрю повернулся к нему. —Почему ты все еще здесь? —спросил он ровным голосом. —Я хочу помочь. Что-то не так.. —осторожно сказал Аарон. —Я не болен. —Я знаю, я смотрел твою карту в больнице. Аарон решил не чувствовать себя виноватым из-за этого. —Это ты тоже просили провести гинекологический осмотр? —легкомысленно спросил Эндрю. —Да. Я хотел быть готовым, если это будет еще одна ситуация с Дрейком. Эндрю фыркнул, но ничего не сказал. Через мгновение Аарон последовал за ним в спальню и с удивлением увидел Эндрю, сидящего на кровати и уставившегося в стену. Он поколебался, но присоединился к своему брату. Они всегда были одного роста, но присутствие Эндрю всегда заставляло его казаться намного крупнее, по крайней мере, по духу, чем Аарон когда-либо мог быть. Сейчас он чувствовал себя таким маленьким, как будто слегка сильный ветерок разнесет все его на части, и он уплывет прочь. Аарон видел своего брата подавленным – знал ужас, тяжесть и тьму, которые его брат мог нести с собой, когда мир давал ему самое худшее и ожидал, что он выдержит его тяжесть. Это было что-то совершенно новое. —Я не собираюсь болеть в своей собственной постели. —Я хочу помочь Эндрю. —Тебе не нужно... —Мне все равно! —крикнул Аарон, и он почувствовал, как его учитель ругает его – никогда не сердись на пациента, – но он проигнорировал это. —Я собираюсь помочь! Потому что ты мой брат. Потому что однажды ты случайно появился в моей жизни в моем лице и был первым человеком, который сказал мне: “это неправильно”, а потом ты испортил всю мою жизнь, чтобы исправить это. —Я не наркоман, с которым нужно нянчиться, потому что он перестает принимать лекарства. «ТЫ НЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ, КТО ЗАБОТИТСЯ ОБ ЭНДРЮ!» Мать Аарона никогда не кричала, когда он рос. Она ругалась и била, но никогда не кричала. Громкость звучала странно для его ушей, как будто она все еще отдавалась эхом по комнате. Эндрю смотрел на него, и он мог прочесть удивление в его глазах. Вероятно, это отражалось в его собственных. —Извини, —пробормотал он, отводя взгляд. Он не хотел ссориться со своим братом, не совсем, но что еще он должен был делать с беспорядочным комом эмоций, который он чувствовал в своем горле. —Единственный способ исправить это - это найти способ вернуться туда, —тихо сказал Эндрю. —Назад куда? Эндрю, что случилось? —Это было там, в другом месте, с потерянными вещами на дороге, и там был экси и другие... —О чем ты говоришь? В твоих словах нет никакого смысла! —Аарон пытался подавить отчаянные нотки в своем голосе, но не мог полностью скрыть их. —Это потому, что в этом не было смысла! —Эндрю опустил руку на голову, свернувшись калачиком, слишком маленький, чтобы быть тем братом, которого знал Аарон. Он предположил, что это было свидетельством прогресса, которого они достигли за последние несколько лет, что Эндрю вообще позволил ему увидеть его таким. “ —Это было... где-то в другом месте. Там были люди, люди, которые пропали без вести. Это было место для потерянных вещей… Аарон понял, каким должен был быть конец предложения, смог прочитать его в меланхоличном тоне Эндрю и невысказанных словах – я не потерялся там. —Ты можешь плакать, Эндрю.. —Мои слезы давно высохли, брат. Аарону захотелось протянуть руку, положить руку на спину близнеца и предложить ему хоть какое-то утешение, какое он мог бы получить при физическом контакте. Он не понимал достаточно, чтобы предложить утешение каким-либо другим способом, но он подумал о ножах своего брата и о том, как он мягко вздрагивал в течение трех лет после того, как Ники нашел их, и о том, как он все еще иногда держался слишком напряженно, когда кто-то подходил, чтобы обнять его, и он не мог.   Была поздняя ночь, когда Аарон встал с кровати. Эндрю последовал за ним и спросил: —Ты уходишь? —как раз в тот момент, когда он снова натягивал пальто. —Ты хочешь, чтобы я остался? —спросил Аарон. Эндрю молчал. —Я останусь, если ты попросишь меня об этом. По-прежнему ничего. Аарон ушел.   *** Он снова заглянул в офис через несколько дней. —Ты мог бы пойти с нами, —сказал он, не совсем встречаясь взглядом с Эндрю, но и не избегая его. —Я не хочу, —ответил тот. —Ты не должен быть сейчас один, Эндрю”. Голос Аарона звучал устало. —Я не один. Так оно и было, но не так, как думал Аарон. —Тебе нужно быть с семьей, а не с коллегами. —Они не меньшая моя семья, чем ты. Эндрю не позволил бы себе – или кому–либо еще - забыть, что Ваймак и Кевин сделали для него. —Эндрю, ты... Объявление в новостях прервало их спор, и Эндрю с Аароном уставились на громкие слова: «Мясник найден застреленным в особняке Балтимора» Эндрю вдруг так сильно затосковал по Нилу, что ему стало больно, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не рухнуть окончательно. Глаза на фотографии в телевизоре были того же цвета, но наполнены злобой, которой никогда не было в глазах, которые Эндрю узнал, волосы были чуть темнее, чем у Нила, как будто они были запятнаны кровью, которую Мясник проливал на протяжении всей своей жизни. Эндрю мог представить себе реакцию Нила на эту новость. У него было бы пустое лицо от шока, а потом он бы улыбнулся. Улыбка, очень похожая на ту, которую он надевал, когда играл особенно сложную игру, но более резкая, более кровавая. Улыбка человека, взволнованного тем, что плохой человек получил по заслугам. Он был бы в восторге, но позже той ночью они лежали бы вместе, и Нил так тихо спрашивал: —Я в безопасности?… —Эндрю знал, как у него перехватит дыхание от эмоций, как он притянет Нила ближе и просто обнимет его так крепко, как только сможет. Он оплакивал то, что они потеряли, то, чем им так и не удалось поделиться. И он был более чем когда-либо полон решимости привести Нила сюда. Был способ устроить жизнь за пределами этого места. Ваймак был бы рад увидеть остальных лисов, они могли бы основать новый “лагерь для потерянных и сломленных". Бетси и Эбби тоже могли бы помочь. Нил все еще был потерян, но Эндрю собирался найти его. Он собирался найти его и вытащить отсюда.