Порко-алфавит

Если бы меня спросили, какая часть работа учителя была моей самой нелюбимой, я бы без раздумий ответил: воспитательная деятельность. Ну правда: я мог понять в начальной школе, где учителя имеют дело действительно с детьми; среднюю даже - там подростки гормонами думают, а не головой. Но старшеклассники? Эти здоровые лбы, где каждый второй был выше меня? Смеетесь, что ли? Да и некогда им особо было бесчинствовать. С подготовкой к экзаменам-то. У них обычно едва времени хватало, чтобы вообще хоть чем-то заниматься, кроме бесконечных тестов и уроков. Ну, так думала большая часть педсостава. И я в том числе, признаться, так думал. Подвела, как оказалось, эта самая чрезмерная подготовка. Спровоцировала бунт на корабле. Сподвигла к революции. Побудила к протестам… кхм, что-то я увлекся. У меня, вообще-то, в целом класс был прилежный: никогда не было такого, чтобы они отличались дурной славой в школе. Милые, интеллигентные ребята, которые и на конфликты-то никогда не шли: маленький гуманитарный коллектив, все спокойные как на подбор, ну, кроме, разве что, пары индивидуумов, но помимо них, с розгой, пожалуй, никто знаком-то и не был. А сейчас замачивался даже не пучок - чуть ли не целый куст срезать пришлось. Сами и срезали, ходили по школьному двору, сразу после их неудачного бунта на физ-ре. Все шестнадцать человек. Для меня что-то немыслимое. Я вздохнул, приоткрыл дверь кабинета и выглянул в коридор. Некоторые отличники плакали - боялись, должно быть, что в личное дело попадет и на поступление повлияет. Но в остальном царила хмурая, гробовая тишина. На меня не взглянул никто. - Ефимов. Ты первый. Прислонившийся к стене староста выпрямился, отряхнул от осыпавшейся шпаклевки пиджак и, все так же молча, вошел ко мне в кабинет, прикрыв за собой дверь. - Объясни мне, что это было, - попросил я, стараясь сделать голос как можно строже. Получилось, надо сказать, не очень. - Зачем весь этот балаган? Ефимов продолжал молчать, но зато теперь смотрел на меня: тяжело, исподлобья. Хотелось поежиться. Такого я себе позволить не мог и вместо этого, подождав ответа еще с полминуты, не получив его и повторно вздохнув, взял из ведра розгу и указал ей на стоящую рядом лавку: - Раздевайся, Ефимов, и ложись. Шестнадцать. За каждого из вас. Молчал каждый.