Господин Время и его хранительница.

"Я ужасен"

Первая мысль что пришла мне в голову после того как я осознал это. "Сколько ей лет, Бруно? Ей через полгода только исполнится 16!" Я метался по своей комнате. Песок, струящийся из всех щелей, раздражал. Только он прерывал ту гробовую тишину, что царила здесь - в моей обители. "Да ладно бы ей просто было бы 16! Она твоя племянница, Viejo idiota." Я упал на колени, хватаясь за волосы. Нет, нет, нет. Это невозможно. Я не могу ее любить. "Она достойна лучшего, чем viejo decrépito con inclinaciones perversas. Боже, Бруно какой ты болван!" Может уйти? Нет, я дал ей обещание. " - Тio Бруно, пообещай мне что никогда больше не уйдешь! Даже в стены Каситы! - Конечно, золотко. Я тебя никогда не брошу! " Воспоминания разрывали голову, как яростные шакалы, а голос в голове все твердил. "Бруно, ты не достоин ее. Ты жалкий трус. Ты сбежал от семьи и прятался 10 лет в стенах своего же родного дома!" А она меня вернула сюда. Даже ступеней в комнате меньше стало! То ли комната поняла что я уже не молод, то ли все зависит от состояния владельца. Я все-таки считаю что второе. "Зачем прекрасной бабочке невзрачный мотылек?" Я лег на песке, поджав ноги под себя. Боже, ее улыбка! Она как магия Изабеллы! Без всяческого волшебства она заставляет все вокруг цвести! А ее смех! Он бесподобный! Он так часто звучит что уже отпечатался где-то в потоке сознания. И я так хотел бы чтобы он звучал еще чаще. "Ты не сможешь всегда быть рядом с ней! Ты умрешь когда она будет в самом рассвете сил!" Я ненавидел себя. Я просто отвратителен, ужасен и... Зависим. От нее. Зависим от ее смеха. Зависим от ее улыбки. Зависим от ее голоса. Зависим от ее присутствия. Но я ее дядя. Я краем глаза заметил, что клиент не забрал свое предсказание. Странно. Я посмотрел на него и понял. Это предсказание отца Сесилии. Он так волновался за девочку и спрашивал, что будет с ней через 10 лет. Но причин для волнения не было. В предсказании она уже молодая девушка, целуется с каким-то парнем на свадьбе. Своей свадьбе. "Мирабель так же скоро будет стоять, и целовать не тебя. Зачем ей странный дядюшка?" Проводя по краю предсказания, я думал. Ведь я уже никогда не буду тем молодым человеком из предсказания. "Никогда" Уже светает... А я даже и не спал. Опять Джульетта злиться будет. Да и Мира... Она же говорила, что мне нужно больше спать. Хотя сама частенько не спит, шьет что-то. Боже. Как же я не хочу спать. Все эти кошмары. Просто ужас. " Помнишь, она как-то раз прибежала к тебе из-за своих кошмаров? Вы лежали в обнимку, и ты заснул. Ты тогда так хорошо выспался! Кошмаров как не бывало!" Это да. Миру иногда мучают кошмары. Но тут ключевое слово иногда. Я же постоянно с ними борюсь. Ладно. Я все-таки взрослый человек. Должен решать свои проблемы сам. И решать проблемы других. Нужно спуститься. Хотя бы на завтрак. А потом опять эти лестницы... Даже подумать страшно. Спустившись, я увидел Мирабель. Ее юбка, синяя как небо, расшитая всяческими орнаментами, хлестала по ногам, пока хозяйка, пританцовая, веселым ураганчиком носилась по кухне. Смех ее был слышен еще около моей комнаты. Какая же она хохотушка. Как же хорошо, что сегодня ее не мучили кошмары. Это меня радует. -Тio Бруно? Что-то ты сегодня рано. Обычно ты раньше семи не спускаешься. - Все про всех знает и все про всех помнит. Прямо-таки молодая Джульетта. Ну что я могу сказать - мамина дочь. - А сколько сейчас времени? - Часы были на стене над дверьми, и я никак не мог на них посмотреть. -Без пятнадцати шесть утра. - Она легким движением пригласила меня присесть. Я сел, положив руки на стол и туда же голову. Мне нравилось наблюдать за этим цветастым уроганчиком энергии. Как она не уставала? - Опять кошмары мучают? - Пододвинув ко мне чашку с кофе, поинтересовалась она. Все знает, все замечает. - Ну... Есть немного. - Немного? Tio Бруно, я конечно все понимаю, но, серьезно, скажи сколько ты поспал на этой неделе? - Мира смотрела на меня со строгостью, как смотрела на меня в молодости Джульетта, когда узнавала, что я из-за кошмаров не сплю уже неделю. - Скажи мне пожалуйста. -Ну... - Сказать ей или нет? Джульетта волноваться будет. Мои глаза бегали пока я думал. Ладно, она хочет мне помочь. - Я не спал... Уже около... - Руки тряслись и кофе в кружке подрагивал. - Пяти... Нет, шести дней. - Сколько-сколько? Шесть дней?!? - Мирабель была ошарашена. Очки сползли с носа. Она быстро поправив их, подбежала ко мне. - Tio Бруно, ради всего святого, почему ты не спишь? Хотя, понятно почему. Я не видела у тебя ни кровати, ни раскладушки. Но это не меняет сути дела. Если ты иногда спишь в кресле, то я уже буду рада. - У меня нет кровати. Я всегда спал в гамаке. И сейчас в нем сплю. Иногда. - В пять-шесть лет это было круто. Ведь в гамаках отдыхали крутые взрослые. - Так! Я подниму этот вопрос за завтраком. Ибо всем нужно спать, в том числе и вам, сеньор Мадригаль. – От этого обращения у меня прибавляется с десяток седых волос. Она просто копия Джульетты, с ее вниманием к деталям, наблюдательностью и заботой ко всем, напором бабушки и обаянием семьи Мадригаль. - Нет! Не говори Джульетте! Прошу тебя, Марипосита! - Нет, нет, нет, НЕТ! - Кому чего не говорить? - Джульетта выглянула из-за угла. - Эм... Ничего. Ничегошеньки, Джульетта. Все просто замечательно. - Джульетта прошла на кухню, и я прошептал Мирабель. - Не нервируй свою мамиту. - Ты уж прости tio Бруно, но я не могу смотреть на то, как ты не спишь уже шестые сутки. - Последние шесть слов она сказала достаточно громко, чтобы Джульетта услышала. Все. Я пропал. - Бруно! После последнего раза, ты обещал мне высыпаться хотя бы раз в два дня! - Руки сестры сложились у нее на груди. - Ты же говорил, что просто привык к креслу и не можешь привыкнуть к кровати. - Вот черт. Сейчас, Мира, пожалуйста, не нужно говорить, что я сплю в гамаке. - Он спит в гамаке, Мам. - Может, я успею пробежать до картины? - В гамаке?!? Мы же заказывали тебе новую кровать, перед тем как родилась Мирабель. Сеньор Чероз сказал, что работа на века! - Это правда. Кровать была хорошая. Как и все которые сделал сеньор Чероз. Они стояли двадцать, а то и тридцать лет. Но ключевое слово - была. - Или ты сломал ее когда... - Нет. - Я знал, что она имела ввиду, и перебил ее ответом на вопрос. И нет, я никогда не приводил в дом ни одной девушки. У меня, конечно, был опыт... Но сейчас не об этом! Я помог Мирабель и Джульетте приготовить завтрак. Это было не совсем сложно, ведь все семейство частенько ело фрукты. Они и были основной частью завтрака. В конце трапезы Джульетта рассказала о моей проблеме. Над Пеппой образовалась маленькая тучка, которая искренне выражала все недовольство. Но когда пришел заспанный Камило, и бездумно провел по облачку рукой оно тут же растворилось. Мне пришлось остаться у Марипоситы, так как моя любимая старшая тройняшка не позволила мне спать в гамаке двенадцать недель (А именно такой срок назначил своей работе сеньор Чероз: был большой поток заказов. Оно и понятно, он был единственным мебельщиком во всем Энканто). Да и она наказала моей любимой племяшке следить, что бы я спал побольше. Я не то, что был против. Да кого я обманываю? Хах, я был счастлив Спасибо Мирабель, за то, что приютила меня целых три месяца в детской. Кровать Антонио была довольно большой. Похоже, Абуэла допускала возможность, что он не получит дар и останется в детской до конца дней своих. Но этого не случилось, и Мира осталась совсем одна. В первый же день я проснулся от хныкающих звуков и шепота. "Я бесполезна" "Я ничтожество" "Зачем я вообще живу?" "Почему он ушел?" Я нужен ей. Со скрипом я поднялся со своей кровати и присел около нее. Она отползла от меня и начала брыкаться. Я взял ее на руки, хоть и еле мог удержать в своих объятиях. Она успокоилась. Я положил ее на место, и лег рядом, обнимая. - Д-дядя Бруно. Не уходи, пожалуйста! Я не смогу без тебя. П-пожалуйста... – С легким шорохом ткани, она свернулась комочком в моих объятьях. Такая беззащитная, как легкая бабочка. Легкий ветерок может снести ее и порвать золотистые крылышки. Эх…Моя горько-сладкая любовь. Такая неправильная, но в то же время – такая нежная и возвышенная. Я не позволю ни одному наглому ветру порвать крылья mi radiante y única mariposita. - Золотко, моя Марипосита, Мирабель. Я не уйду. Никогда. Я всегда буду рядом с тобой. Она заснула. Похоже опять кошмары. Совершенно беспомощная, как птичка. Как же она прекрасна, когда спит. И легкое сопение. И еле видные колыхания ресниц. И легкое дыхание. И чуть вздымающаяся грудь. И приоткрытые губы. И слегка исколотые пальцы… И уже подсохшие дорожки слез. Несколько из них все еще задержались на ее прекрасном лице. В лунном свете они блестели жемчугом на загорелой коже. Так хотелось сцеловать их. Почувствовать эту соль, эту боль. Выплеснуть свою любовь. А после отпечататься соленым воспоминанием на ее устах. Нет. Я не могу. Иначе мне захочется большего. Светает в Энканто довольно рано. И сквозь ставни Каситы пробиваются робкие лучики. Каждый из них проскальзывал сначала по моей голове, а после по голове Мирабель. - Бруно? – В детскую зашла Джульетта. – Какого черта ты в кровати моей дочери?!? - Чшшш…- Я поднес палец к своим губам. У меня тоже были некого рода вопросы. Какого она сегодня так рано встала. – И тебе тоже доброе утро, сестрица. С неохотой я отпустил Мирабель из объятий. Обойдя Джульетту в дверях, я направился на первый этаж. Нужно заварить мятный чай, он хорошо успокаивает нервы и улучшает сон. - Ты не ответил на мой вопрос! – Я глубоко вдохнул. Ох, Джульетта… Знала бы ты как я люблю твою дочь. Как бы я хотел целовать ее. Как бы я хотел прийти к семейству Мадригаль и попросить руку их младшей дочери… - Она плакала сегодня всю ночь. – Я решил сказать это напрямую. – Мне кажется, что ее что-то беспокоит. – Я опущу данное мною обещание не уходить. Вскоре кухня наполнилась запахом мяты. Ее привезли торговцы из-за расколотой горы. Мятного чая у нас было в достатке, так как Пепа, со своей нервозностью, скупала почти половину всей поставки. Она боялась, что он неожиданно закончится. Но, судя по запасам, скорее закончится кипяток, для того что бы весь этот чай заварить. Серебряный поднос с чаем и парой ареп, заботливо приготовленных Джульеттой для дочери, оказался тяжелее, чем я думал. Но приятный дымок от кружки действовал не менее успокаивающе, чем содержимое. Утро отдавало легкой прохладой и остатком ночи, полной слез и сытой обещаниями по горло. Звуков почти не было слышно. Только тихое копошение крыс за стенами, звук приготовления завтрака и шуршание листвы на улице. Дверь в комнату стыдливо скрипнула, впуская временного жильца. Так непривычно, что в комнате есть окна, из которых льется свет, и я не один. Она все так же мило сопит. Раскрытая и совсем беззащитная. -Мирабель. Поднося к ее устам чай и дуя на него дабы, он быстрее остыл, я кое-что понял. Я хочу приносить ей кофе в постель. Я хочу заботиться о ней. Я хочу защитить эту бабочку от всех ветров мира. Я понял, что не смогу оставить это прекрасное существо, которое зовется ласковым именем Мирабель.

***

Каждый день я корил себя за то, что испытывает мое сердце. Каждый раз, когда ее взгляд останавливался на мне, мои ноги подкашивались, земля предательски ускользала из-под ног и все разговоры отходили на третий план, а если и слышались, то сквозь толщу воды, растворяясь в ней, как сахар. Ее смеющийся взгляд, эта синяя юбка и золотистая кожа. Краше пейзажа я и не могу пожелать. Каждый день, перед тем как Мира приносила восстанавливающие арепы, я доставал то самое предсказание. Нет, не то которое она нашла. Осколочек его, в виде песочных часов, я носил под пончо. И всегда ее частичка была со мной. Грела в минуты невыносимого холода. Спасала от неминуемой гибели сердца и разума. Это был мой лучик света и надежды. Я доставал предсказание Сесилии. Где ее целует молодой человек на свадьбе. Мне было больно. Очень больно. И тошно. И противно. Не от вида свадьбы. А от себя. То, что я представлял на месте молодого парня себя, а на месте Сесилии – Мирабель. То, что я чувствовал, было отвратительным. Я не хочу портить ей жизнь. Не хочу быть ветром оборвавшим крылья маленькой бабочке. Но я не могу не смотреть на нее. Спящую напротив, танцующую или читающую. Для меня это было физически невозможно. Вздрагивать и чувствовать огромное количество мурашек по телу, когда она меня обнимает и прижимает к своему хрупкому телу, стало приятной обыденностью. Чувствовать жар от ее прикосновений. Смотреть в шоколадные омуты ее глаз и тонуть в них с улыбкой. Подслушивать, как она рассказывает сказку маленькому Антонио, и переживать за судьбы, проигранные тысячу раз, как в первый. Следить за маленькими ручками в воде, когда она стирает. Наблюдать, как она танцует и как на нее засматриваются все мальчишки поселения. Боже, мне уже пятьдесят один, а я влюбился как мальчишка. Именно как мальчишка. Ведь только подросток любит искренне и чисто. Виртуозно играя на струнах души, без нот, но настолько чисто, безбрежно и неиспорченно. Не может оторваться от предмета обожания. Не может заснуть, думая о ней. Не может перестать видеть ее во всем, что хоть как-либо с ней связано. И млеть от одного взгляда. Острые края такого хорошего предсказания. Они так и манили прорезать кожу, впитать кровь грешника, полюбившего свою племянницу, как девушку. И однажды я повелся у них на поводу. Бордовая рубашка. Как же она спасала меня. Ведь даже запекшаяся кровь не была видна на этой ткани. Не то что свежая. После, я никогда не давал Мирабель стирать мои рубашки. Я хотел, что бы вся моя грязная кровь пачкала мою одежду. Была напоминанием о моем грехопадении. Смывалась в воду и уплывала в даль, и была чистой до момента обратного падения.

***

- Tio Бруно? Что ты делаешь на крыше? – Удивленная Марипосита была самым лучшим, что я видел в своей жизни. И должно было стать последним. Я забрался на самый верх башни и держал нож у груди. Я хотел спрыгнуть с крыши Каситы, проткнув сердце ножом и, переломав все кости, дабы Джульетта не смогла меня спасти, умереть в агонии. Но она не дала. Когда я увидел ее и развернулся, нож блеснул в моих руках. По ее лицу побежали слезы. Ее лицо было полно отчаянья, страха и ужаса. - Бруно! – Она истошно кричала сквозь слезы и аккуратно и спеша ступала по черепице. – Бруно! – Она даже забыла о приставке. Нож выпал из моих рук, звякнул несколько раз по черепице и упал, вонзившись в земную твердь. - Бруно! Пожалуйста, остановись! – Она рыдала. Горячие слезы стекали по ее щекам и падали на холодную крышу. Холодная ночь. Горячие слезы Миры. И обжигающе острый нож в земле. - Бруно! – Робкий шаг. – Бруно! – Она чуть не оступилась. Но смотрела только на меня. – Бруно! Мое сердце, уже порядком изрезанное, разбивалось с каждым моим упоминанием. Лучше бы она следовала старому правилу. - Бруно! Одумайся! – Слезы падали с ее лица все чаще и чаще. У меня так же текли слезы, спускающиеся к сердцу, и острой соленой болью по ранам приводили меня в сознание. - Бруно! Не нужно! – Я спустился ей на встречу. – Бруно! Пожалуйста, не делай этого! – Мы подошли друг другу почти вплотную, меж нами оставалось менее трех метров, но Мирабель твердо шагала ко мне. – Не совершай ошибку. – Она перешла на шепот, который практически утонул в ее слезах. – Ты ведь обещал… - Она обняла меня и стала рыдать мне в плечо. Я думал сделать это незаметно. Камило увел ее развлекаться со своими приятелями. И я решил, что пора. Пора избавить Миру от темного пятна на ее репутации. Пора покаяться перед Девой Марией. Упасть на колени и сказать, что я не мог превозмочь греховную любовь и молился лишь на ее облик. Ей почти семнадцать. Но она уже спасла меня несколько раз.

***

Я помню тот день. День неудавшейся церемонии. Она посмотрела сначала на Альму, а после только на меня. Мы тогда уже были близки. Все гости разошлись в считанные минуты, и я нашел мою девочку. В моей комнате. Она плакала, плакала навзрыд. Она не позволяла себе так плакать в любом другом месте. Знала, что Долорес и так не легко приходится. Я поднял ее и она уткнулась мне в ключицу. Маленькое беззащитное создание, которое я мог укрыть только своими руками. Тогда я спас ее последний раз и удалился в стены на долгие десять лет. На следующее утро состоялся не самый приятный разговор. - Бабушка, а где дядя Бруно? - Звонким голосом спросила только проснувшаяся Мирабель, потирая кулачком сонный глаз. - Я хотела... - Мы не упоминаем Бруно. - Раздался холодный и властный голос моей матери. Мира начала плакать. Джульетта и Луиза проводили ее в комнату и успокаивали ее до полудня. Моя бедная девочка. Сначала не получила дар, а на следующий день тебя предал близкий человек. Я видел это сквозь щель в семейном гобелене. Я ужасный человек, раз оставил ее в момент когда все отвернулись. Она имеет полное право меня ненавидеть. Надеюсь, Джульетта позаботится о ней так, как не смог я.

***

В тот раз печенье принесла не Мира. Джульетта прошла все эти ступени и стояла здесь, потирая уставшие колени. Ее теплый взгляд наполнял холодную пещеру предсказаний до краев. Но она учуяла металлический запах крови и подбежала ко мне. -Брунито! Что ты делаешь? – Она резко взяла мое запястье и отвернула рукав. Я почувствовал сильную боль. – Нет. – В ее глазах потух огонек. Она протерла мою рану своим чистым белым платком. Кровь впиталась в него, расползаясь страшной трещиной. Сестрица дала мне арепу и боль постепенно утихала. – Бруно, расскажи, что тебя гложет? Пожалуйста. Я тебя слезно прошу. Знай, я всегда на твоей стороне. Во что бы то не стало. Ох, Джульетта. Знала бы ты, что заставляет меня корить и карать себя. - Скажи, пожалуйста… - Она почти плакала. Вдох-выдох. - Я полюбил одну девушку. – Я начал издалека. - Ведь это же замечательно. Скажи кто она и мы договоримся о помолвке. – Огонек в глазах снова зажегся. - Тут все не так просто. – Я громко выдохнул. – Она младше меня и на много. - На сколько? - На тридцать пять лет… - Я сказал это отделяя каждое слово. Смотрел в никуда И так большие глаза Джульетты округлились. - Ей… Семнадцать? – Она присела на бедро, утопая в песке. - Да… Почти восемнадцать. Она замечательная, умная, добрая и видит все тайны людей, просто посмотрев на них. – Я начал невольно улыбаться. - Похоже, она и вправду замечательная, судя по тому как ты о ней рассказываешь. – Джульетта улыбнулась мне так, как умеют только девушки семьи Мадригаль. Тепло и ненавязчиво. – Я ее знаю? - Да… Она самый светлый человек, которого я знаю. Ми… - И тут я осекся. -Рабель? -Продолжила Джульетта, с лицом непонимания и потерянности. Ее сердце разбилось на тысячи осколков. Могу поклясться, что даже слышал этот звук. Ведь ее родной брат влюблен в ее младшую дочку. В ее малышку. - Я знаю, что я ужасен. – Я потупил взгляд, скрывшись за занавесой из волос. – Но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю ее. - Минуту мы просидели в оглушающей тишине. - Бруно. – Начала Джульетта, поднимая мою голову за подбородок. – Тебе не говорили, чем еще кроме магии отличается наша семья? – Я отрицательно покачал головой. – Если мы любим – то это уже навсегда. Помнишь, мама хотела выйти замуж еще раз, что бы воспитать нас в полной семье. Нам тогда было по шесть. – В памяти начали всплывать смутные картины прошлого. – Но она не смогла предать траур по отцу своих детей. Помнишь, как я просила маму дать благословение на брак с Августином? – Это я помню хорошо. Битая посуда, слезы и крики. – Она пыталась выдать меня за другого, но я противилась. И спустя год, она дала это благословение. Пеппе никогда не этого не понять. Ведь благословения их с Феликсом брака она дала почти сразу. И вот, теперь ты должен это понять. Я не смогу заставить тебя ее разлюбить. Никто не сможет. И Мирабель абсолютно такая же, до мозга костей. И если она тебя полюбит, я не стану препятствовать вашей любви. Мне самой больно это говорить. Но уж такая привычка у Мадригалей. Любить один раз и на всю оставшуюся жизнь. По моим щекам стала спускаться пара слезинок. Речь Джульетты была настолько проникновенной в тиши пещеры предсказаний. Ей самой больно это говорить. Она боится за свою малышку, за свою Мирабель. - Я обещаю тебе Джульетта, что не прикоснусь к твоей дочери против ее воли. Никогда. – Шепча, я клялся не только своей сестре, но и Мирабель. И самому себе. Молчание продлилось недолго и, отряхая свое голубое платье от песка, Джульетта промолвила. - Я позову Августина. Спустись и жди нас. После пришел Августин, и мы с Джульеттой обрисовали ситуацию. - Что? – Это было первое слово, произнесенное им. – Ах ты…- Он стал шагать в мою сторону. – Тебя придушить мало, monstruo. - Нет! Я не позволю! – Джульетта встала между нами. Между мужем и братом. – Вспомни наш брак! Ты не мог меня разлюбить и я тебя тоже. Моя мама была против, но мы не могли иначе! - Но он твой брат! – И таким же уверенным шагом он продолжил свой путь. Я же стал потихоньку взбираться по лестнице в башню. - Тут уже ничего не поделаешь! Если Мира его полюбит, как он ее, то я считаю что не нужно препятствовать. И тем более это совершенно законно. - Джульетта была совершенно права. По законодательству, которому теперь повиновалось Энканто, брак между дядей и племянницей был возможен. - Альма не одобрит этот брак. – Августин перешел на крик. - Но она же одобрила брак сеньоры Лоренс и сеньора Далоса! – Она крикнула так, что даже я опешил. Это был один из первых браков заключенных в Энканто. Они приходились друг другу дядей и племянницей. Августин лишь выдохнул, но еще несколько недель кидал в мою сторону яростный взгляд, полный разочарования и ненависти.

***

-Касита! Какого черта? Мне нужно уйти! – Я если и проводил свои ночные вылазки, старался остаться незамеченным. Но сегодня я похоже буду пойман с поличным. Легкие шаркающие шаги. Шелест юбок. Это она. Я смотрел на нее через отверстия в виде бабочек. Она поставила новый граммофон на небольшой столик. Легким движением поставила пластинку. Я ее раньше не видел. Похоже новая и секретная. Ведь, я думаю, Мирабель прячет ее. Она завязывает синий пояс на глазах. Начинается танец. Ее движения в начале были чуть робкими, а под конец пояс пропитался солью. Каждый божий день я приходил и смотрел на нее. Она была бесподобной. Движения были легкими и отточенными. Но при этом я не знал чего от нее ожидать. Такова была Мира – предсказуемая и нет одновременно. Это меня в ней и привлекало. - Бруно. Что? Она назвала мое имя? Ладно, может, показалось.

***

Сегодня она спасла меня от смерти. Опять. Я упал в обморок от глубокой раны сделанной счастливым предсказанием. Она плакала, как тогда на крыше. Я решился станцевать с ней этот танец. Все было и обычно и нет одновременно. Я всегда отказывал ей в танце, не потому что я не угонюсь за ней. А потому что потом я не смогу остановиться. - Мирабель… Восемь простых букв, но сколько они скрывают. Мягкая и лучезарная улыбка. Звонкий и мелодичный голос. Глаза, цвета шоколада. Кучерявые волосы, которые щекотали нос, когда мы обнимались, красивые маленькие руки. Запах трав, фруктов и свежести. Открытость, доброта, внимание к деталям, заботливость. За этими восьмью буквами скрывалось огромное сердце. Любящее сердце, готовое обнять весь Энканто. Сердце, от которого отвернулись слишком рано… Тем временем мы танцевали. Легко, непринужденно. Она шептала мое имя. Из ее уст оно звучало пьяняще. Оно пьянило даже сильнее чем настойка Феликса. Я даже почти не касался ее рук. Но туфли… - Ай. – Я сто раз пожалел об этих двух буквах вырвавшихся из горла. Я чуть коснулся руки, но тут же отпрянул. - Нет. – Четкое, холодное, но от этого не менее желанное. Она хочет, что бы я касался ее. Я вел ее и даже не уставал. Это была магия посильнее предсказывания будущего. - Бруно, я люблю тебя. Ч-что? Это не сон? Она сказала… Что любит меня? В конце я придержал ее за тонкую талию и снял повязку, раскрывая свою личность. - Tio Бруно… - Она зажмурилась. Ей, похоже, было более неловко, чем мне. Наше молчание резало уши. -Пойдем. На крышу. – Сердце стучало как бешеное. Я должен сохранять самообладание. Взяв ее за руку, я повел ее к лестнице. Глаза у нее были закрыты. – Открой глаза. Я ведь не прощу себе, если с тобой что-то случится. – Я взял ее хрупкие плечи. Она сначала открыла один, потом другой глаз. Это выглядело очень мило. – Вот и ладно. Тишь ночной Каситы придавала этой ситуации очень личного и интимного характера. Эта тишина не мешалась под ногами, но отлично дополняла шелест юбок Мирабель, пока та обувалась. После, я отчаянно-нерешительно повел ее на крышу. Мы молчали. Солнечное сплетение давило и переворачивало. Я часто нервно сглатывал. «Она не примет тебя и твои чувства!» Но ведь она призналась мне… «Может, тебе послышалось?» Нет, я точно слышал. «Это не отменяет того, что ты испытываешь к ПЛЕМЯННИЦЕ.» Он смаковал каждую букву слова, обозначающего наше родство. « Не такие чувства испытывают правильные дяди к своим правильным племянницам.» Слово правильный, слишком относительно. Оно слишком неконкретно. Какими являются правильные дядя и племянница? «Уж точно не вы. Любящие друг друга не родственной любовью.» Правильный. Это уж точно ни про одного из нас. Я им был одно время, до первых "плохих" предсказаний. Мира тоже не являлась правильной девочкой. Это дает ограничения. А Мира их не терпит. Лестница, которою я принес накануне для этого самого признания. Я готовился к нему, дабы прошло оно без форс мажоров. Окно моей матери, которая не знает ничего. До поры до времени. Она будет сильно разочарована своим единственным сыном. Единственного в ком она видела Педро, моего отца и своего мужа. Мы сидели на крыше, и Мира смотрела, куда-то вниз. Ветер трепал ее волосы. Так хотелось прижать ее к себе, поцеловать и погладить их. Подарить ей всю любовь, которую она заслуживает. А заслуживает она всей любви мира. Но пока что рано. - Ты думаешь, только твой план полетел в пламя свечи? Нет, мой тоже. Но не так как твой. Дай-ка угадаю, ты хотела оттанцевать свое, шепча мое имя, и пойти спать? – Я смотрел на силуэт гор Энканто. Красиво. Но не так как она. - Д-да… - Она настолько покраснела, что я почувствовал жар от ее щек. Voy a estar loco contigo pronto. - И как долго? – Я спросил ее, не надеясь на последующий ответ. Бруно, ты болван. - Два года. – Счет у нас примерно равный. Но у меня два с половиной. - Немалый срок. Знаешь, ведь у желтой бабочки есть и другие смыслы. Она слушала и вникала в каждое мое слово. Я смотрел на нее с надеждой в глазах. Но она опустила глаза. «Может, она не хочет видеть тебя?» Нет. Она бы тогда просто ушла или не пошла со мной на крышу. - Каждый из этих смыслов есть в этой подвеске. –Легким движением головы я показал на ее грудь, на которой гордо висела золотая бабочка. – Первый – это счастье. Такое же, как и ты. – Замечательное и веселое. – Второе – это одиночество. – Которое я испытывал ради тебя в стенах своего дома целых десять лет. – Я предсказал, что ты не будешь ее снимать. Она будет напоминать тебе обо мне, и ты никогда не будешь одинока. Третий , мой личный, это надежда. Помнишь, ту бабочку, которую ты разглядела в моем видении? Она слабо кивнула и я продолжил. -Это и есть надежда. Надежда на лучшее. – И четвертое – это моя сладко-горькая любовь к тебе. Я глубоко вдохнул, чтобы продолжить. – Кстати, могу заметить, что ты очень наблюдательна. – Я достал из-под рубашки свои самые любимые часы. – Это осколок моего предсказания о тебе. То, что ты нашла. Я попросил сделать песочные часы. Она замерла, рассматривая источник слабого зеленого света. Надеюсь, она заметила бабочек, оставленных в честь нее. Их было ровно восемь. -Боже, это прекрасно. – Ахнула она. – Кстати, а как давно ты знаешь? -О чем? О твоих танцах в ночи? Я узнал о них почти сразу. Спасибо Касите и старой привычке… - Я благодарно погладил черепицу. Но почувствовав, что Мира с яростью смотрит на Каситу, которая тогда задержала меня на кухне и раскрыла ее тайну, я добавил. – Не смотри на нее так. Прожжешь. Она лишь задержала меня на кухне. -Какая старая привычка? -Пробираться на кухню ночью и есть выпечку твоей мамиты. – Я выдавил из себя смешок. Помнится в старые-добрые именно она чуть меня не увидела. -Почему ты врал? – Я посмотрел на нее. -Я тебе не врал. Ни разу. – И это было чистой правдой. -О том, что не умеешь танцевать. – Все было правдой, кроме этого. Она шмыгнула носом. Благодаря Пеппе и ее переменчивому настроению, я научился считывать эмоции по щелчку пальцев. И благодарен ей за это. Услышав лишь звук трения ткани, понял, что она замерзла. Утро в Энканто было довольно свежим временем дня. Одним движением я снял нагретое моим телом пончо. Надеюсь, оно ее согреет. -Я не танцевал долгое время и не думал, что смогу за тобой угнаться. –Я протянул пончо Мирабель. – Надень, не хочу, чтоб ты мерзла. Поэтому я и не врал, и не говорил правду. Надев его, она зарылась в него носом и вдыхала его запах. Не прикрыто. Откровенно говоря, ей нравилось мое пончо. И, похоже, большая часть этой симпатии возникала от осознания того что оно мое и от его запаха. Протянув руку, я положил руку на аккуратную спину, дабы разгладить складки на руане. -Нравится? Можешь носить иногда, если хочешь. – Зная, что некоторые девушки носят руаны своих молодых людей вечером, когда холодало, мне казалось это очень милым и знаком огромной любви. В ее глазах сверкнул огонек, и похоже я останусь без пончо… Ну и ладно. Зная, какая она рукодельница, я думаю, что ей не составит труда связать новую руану. Еще лучше, чем прежняя. Мы молчали… И это было настолько умиротворяющим что не передать словами. Мы смотрели друг на друга. Наслаждались первыми лучами рассветного солнца. Слышали, как шелестят листья на деревьях. Я наслаждался ее дыханием. Таким размеренным и тихим. Это было самой прекрасной музыкой. Мне вдруг вспомнилась одна старая песня, и я тихонько стал напевать слова припева. - Есть приятное обстоятельство, - Я смотрел на нее, красива и невероятна, как всегда. . – Я люблю тебя. Уже два с половиной года. Это здорово. Но за это я буду гореть в аду, а до этого в печке твоей мамиты. – Смех вырвался сам собой. Она улыбнулась. Ведь, есть три вещи, на которые можно смотреть вечно. Как течет вода, как горит огонь и как улыбается дорогой тебе человек. Она не была совершенством, как Изабелла. Но даже прядки, выбившиеся из основной копны волос, лишь добавляли ей привлекательности. Очки, красиво обрамлявшие ее глаза, не казались лишними. Пушистые сережки, привлекали взгляд. Все эти маленькие детали делали Мирабель ею. Я хотел прикоснуться к этому созданию бога. Прижаться к ней губами и не отпускать ее пока кислород не закончится. -Позволь. – Немое «Да» и я коснулся сначала ее золотых рук, после дотронулся до мягкой щеки и, в конце, ее губ. Они были сладкими, сочными и мягкими. Я не углублял поцелуй. Я хотел, что бы наш первый поцелуй она запомнила таким же, как и моя любовь к ней. Нежный, как лепесток, по-своему наивный и немного неловкий. Я много читал в своем десятилетнем уединении и, дабы восполнить пустоту в сердце, в том числе и любовные романы. Их было немного, но это не оправдывало того, что все отношения и поцелуи описывались практически одинаково. Герой держит героиню за талию и страстно ее целует. Это происходит где-нибудь под дождем или вечером, после долгой разлуки в свете закатного солнца. Боже, как это избито. Но некоторые моменты из этих книг позволяют мне создавать новеллы. Но уж чего я никак не ожидал, это то, что одна моя новелла будет разыгрываться в моей жизни. С некоторыми изменениями. Она блуждала своими пальчиками по моему затылку, зарывалась ими в волосы и немного оттягивала их. Мне было не больно, ведь она была рядом. А это было куда сильнее всей выпечки Джульетты. Кислород заканчивался, я начинал немного задыхаться. но отпускать ее не хотелось. Казалось, я отпущу, и она рассыплется песком в моих руках. Слишком уж это было хорошо. Моя рука оставалась у нее на щеке, а вторая гладила ее по волосам. Когда мы отпрянули друг от друга, я увидел в ней богиню. Богиню счастья и плодородия. Часто, маленькие жители Энканто называли меня «Господин Время». Похоже, взрослые шушукались обо мне и моем даре видеть сквозь время. И дети это запомнили. Она же была Хранительницей Времени. Моей хранительницей. Она сохраняла мне жизнь не раз и не два. Она вытащила меня из стен. Она спустила меня с крыши. Она вытащила осколки и заживила раны. Она забрала меня с того света, когда я был на три четверти в могиле. Она отогнала все кошмары, одним своим присутствием. Она осветила мой путь к жизни. Она заставила биться уже казавшееся мертвым сердце. Она сохранила самого Господина Время. Сохранила, вопреки ему самому. Она стала моей музой. Как же были глупы все те, кто отвернулись от нее из-за дара. А точнее – из-за его отсутствия. Она даже без дара делала то, чего не смогли бы сделать все мы. Она объединила всех нас. Она была настоящей богиней. -Итак, хранительница времени, сколько мне осталось жить и радоваться? – Прежде чем твой отец переломает все мои кости. -Сегодня воскресенье, так что все будут спать минимум до девяти. – Она вставала так рано. – Так что можем еще чуть-чуть посидеть здесь, а потом мне нужно идти готовить завтрак. - Как ты со всем справляешься,mi vida? -Я лег на ее плечо и вдыхал запах от ее волос. – Кстати, тебе очень идет мое пончо и вообще зеленый. -Я не знаю… - Я не до конца понял к какому из высказываний был ответ. Ее голова легла на моей. Я был совершено спокоен когда увидел суетящуюся Джульетту. Мира стразу испуганно выпрямилась. -Эй, голубки, - Боже, Джульетта, ничего оригинальней не могла придумать? - Давно вы там сидите? - Я, спокойный как удав, лежа на плече перепуганной Мирабель ответил. - Джульетта, не бойся. Я просто хотел показать твоей дочери рассвет! - Смотрите дальше, только к завтраку спуститесь. – Джульетта унеслась на кухню готовить завтрак. -Она знает. – Все таким же невозмутимым голосом, признался я. -Как долго? – Почувствовав легкую дрожь, я начал успокаивать Марипоситу. -Уже около полугода, mi amor. Она приняла мои чувства к тебе практически сразу. – Усталость давала о себе знать поспешным зевком. – А вот Августин хотел меня придушить. – Тут я не лукавил. Все вернулось на прежние места. Моя богиня счастья покрывала мою голову своей. Я ценил этот момент. Ведь теперь я был другим благодаря ей. Благодаря mi Vida, mi Sol, mi Luna, mi Mariposita y mi única fortuna.

Я счастлив.