О нежностях и печали.

— Хочешь конфетку?..

      Двадцать семь лет назад Катя впервые услышала это, тогда ещё радостное, «Хочешь конфетку?» и была чертовски напугана. Сейчас же, вжимая в пол педаль газа, она была полна решимости покончить с тем нечто, что сломало её жизнь. По крайней мере ненависть — это всё, что она смогла вытащить из тяжёлой головы, где все воспоминания не желали показываться их хозяйке.       Вчерашний звонок Сашки, старого давно позабытого друга, отчаянно крутился в голове, мешая следить за дорогой и знаками: — Алло, это дом Кузнецовых? Мне нужна Екатерина Олеговна… — Катя не сразу узнала голос Петрова. Поправила белоснежные волосы, не спуская глаз со своего отражения. — Алло, да, это я. — Мысли беспорядочно крутились в попытках вспомнить человека по ту сторону телефона. — Как я рад тебя слышать, Катюш, — ласковое обращение бьёт по старому, незажившему, вспарывая и раскрывая раны. — Это Саша. Саша Петров. Из Москвы. — Мужчина на секунду замолчал, а затем тихо добавил: — Оно вернулось. Жду тебя…       Катя не успела ничего даже ответить или постараться возразить. Так и осела на пол, потеряв равновесие. Руки будто налились свинцом, упав по обе стороны от туловища, а новенький айфон полетел вслед за ними…       Иномарка резко тормозит, заставляя вернуться в жестокую реальность. Женщина врезалась в знак. В знак с кричащей и по ощущениям источающей зло и ужас надписью — Москва. — Пиздец… — Шепчет Катя, оценивая масштаб поломки. Осознание, что дальше ей, видимо, придётся идти пешком отрезвляет получше мерзкого городка, до которого осталось всего пару километров. — Помочь? — Будто из неоткуда возникает совсем ещё молодой парень, образ его кажется знакомым, будто стёртым кем-то давным-давно из памяти, но женщина отгоняет всё подальше. Кузнецова настораживается, прекрасно понимая, что такому юному и явно перспективному тут делать нечего, поэтому молчит, поджимая губы. Русоволосый расходится в доброжелательной улыбке, вновь стараясь вывести на диалог: — Меня зовут Ваня. Я сюда в командировку приехал. Ну и дыра этот городишко, да? — Что-то отчаянно блокирует Катины воспоминания, не давая ни одной зацепки, но беспокойство и неверие возрастают в геометрической прогрессии. Ей срочно нужно увидеть Сашу, он точно сможет обо всём напомнить, открыть не только раны, но и давно позабытые события, детство. — Катя. — Кратко отвечает, касаясь нагретого капота рукой. Обжигается, моментально одёргивая ладонь. — Блядство… — Аптечка, если что, у меня тоже имеется. — Кажется, Ваня посмеивается, что располагает девушку к нему, но… — Не нужно, я сама разберусь. — Отрезает, убирая за уши, выбившиеся из наспех собранного пучка пряди. — Москва действительно сомнительный городок… Так что держись отсюда подальше, парень. — Наставляет, направляясь к побитой жизнью, а теперь ещё и дорожным знаком, ауди.       Аккуратно выезжает с обочины, радуясь, что машина всё ещё пригодна хотя бы для передвижения и отдаляется от места ДТП.       Катю мелко потрясывает от увиденного в зеркале заднего вида, не зря она сторонилась парня, потому что стоило ей недалеко отъехать и сделать вид, что интерес к новому знакомому потерян, как тот поменялся в лице: ярко-красные полосы прошли по глазам, а на губах расцвела алым безумная улыбка. Кузнецова вновь чуть не съехала с дороги, потерявшись в мыслях и ужасе… а ещё, кажется, близком душе тепле…

***

      Отель встречает доброжелательной девушкой на ресепшене, а номер — ощущением пустоты и безудержным страхом перед встречей со старыми друзьями. Катя не может вспомнить ни одного из них. Даже Сашка, с которым она накануне разговаривала, остаётся в голове лишь чёрным, неясным пятном.       К вечеру вещи так и остаются в рюкзаке, а мысль «Надо валить отсюда нахер» только укрепляется. — Хэй, рад тебя видеть! — По вечной привычке женщина приходит к ресторану за полчаса. На счастье возле входа её останавливает мужчина, в котором смутно проявляется знакомый образ мальчишки из детства — Петров. — Привет! — Тянет гласные Катя, смущённо улыбаясь и вытягивая руки для объятий. — Ты почти не изменился! — Врёт, отходя в бок, чтобы достать сигареты под, кажется, такой же недовольный как когда-то давно, взгляд Саши. — А ты наоборот сильно изменилась… — Шепчет мужчина, вглядываясь в темноту. — Блонд был хорошим решением.       Они стоят в тишине до прихода Эди, Шамы и Серёжи, которых Кузнецова совершенно не узнаёт, но жмёт каждому руки, следом крепко обнимая и громко отшучиваясь на комплименты.       В помещении становится легче. Женщина частично вспоминает далёкое детство, но не забывает и зацепиться за настоящее, чтобы не потонуть в ужасающем прошлом. — Вы ещё не понимаете, зачем я попросил вас приехать… — Катя видит как Саше тяжело даются эти слова, потому накрывает своей узкой ладонью его горячее предплечье. — Слушайте, — будто неожиданно вспоминает что-то мужчина, оглядывая присутствующих. — А где Маз?.. — Кузнецова молчит, прикусывая нижнюю губу. Она видела смерть Ильи, когда выезжала из ставшего за тридцать лет родным Питера. Сознание в тот момент будто отключилось, заставив выехать на встречку. Штраф выписали с бесконечным количеством нулей, но липкий страх окутал далеко не из-за них… — Не знаю, Саш. Это же ты нас позвал. — Отзывается Серёжа, привлекая к себе внимание каждого. — Мы едва ли помним и половину из того, что помнишь ты. Двадцать семь лет ни слуху ни духу со стороны любого из нас. — Петров кивает, снова замолкая. — Позже позвоним ему… — Глухо отзывается Катя, зная, что ответит им далеко не Мазелов. — Что ты хотел сказать, Саш?       Мужчина отчаянно пытается вразумить бывших друзей и заставить их вспомнить всё, что с ними произошло. Но, кажется, внимает каждое слово только единственная в их компании женщина. — Ты меня извини, но я не планирую сдохнуть здесь и сейчас. У меня только всё стало налаживаться, Саш! Думать умеешь? Тогда подумай о каждом из нас! — Шама огрызается. Весь потерянный и бледный он хватает такого же напуганного и ничего не понимающего Эди за руку, садясь в машину. Серёжа уезжает следом, молча пожимая плечами.       В тишине на улице становится ещё более неловко и страшно за разделившихся друзей. Катя ведёт плечами от колющего холода под кожей и поднимает свои грустные глаза на Сашу, как бы прося прощение за всех. — Поговорим завтра, ладно? — Хрипит женщина, выкидывая окурок в мусорку. — Им просто нужно всё проанализировать. Встретимся утром все вместе в отеле. Вот увидишь, всё встанет на свои места. — Кузнецова не понимает, кого хочет больше успокоить этими словами Петрова или себя, но продолжает сбивчиво шептать: — Позвони Мазу, как окажешься дома.       Не дожидаясь ответа, Катя удаляется, желая поскорее забыться в кошмарном сне — в этом городе ей никогда не снилось ничего светлого. Даже Он остался смутным, сомнительным фрагментом, оторванным от общей мерзкой картины — она так и не смогла его привязать ко всему произошедшему ужасу…

***

      Артефакты «Неудачники» ищут несколько мучительных дней. Каждый вспоминает то, из-за чего они вернулись в этот проклятый всем, кем можно, город спустя столько лет.       Свой Катя находит в доме. Приветливая старушка пускает её на порог, а потом и на кухню, спокойно и так, будто ждала её тут все эти годы. Женщина тепло, но не искренне, улыбается, заглядывая той в пустые глаза и улавливая жаждущую жестокость, граничащую с… нежностью?.. Оно. Или всё-таки Он? Помнит её. Помнит чувства, что вспыхнули между ними совершенно неожиданно, потому что маленькая Катя не признала в парне её мечты клоуна-убийцу, испортившего жизни всем в этом городе…       Из дома Кузнецова выходит растрёпанная, злая и в смятении. Ей не нравится, что Он пытается её напугать — в этом нет ни малейшего смысла. Нельзя напугать того, кто готов бросить всё и отправиться с тобой к Мёртвым огням.       Катя вспоминает в этом городе за пару дней всё произошедшее в детстве и, к глубочайшему сожалению, первыми становятся Его глаза. Не по-человечески зелёные, отливающие в кромешной тьме золотом. Как же она их любила… любит.

***

— Нет… — Тянет полным отчаяния и боли женщина, закрывая глаза. Содранные ладони и колени горят, но эта боль не сравнится с той, что причиняют ей сейчас друзья, забивая первую и последнюю её любовь. — Пожалуйста, уходи… — Почти на грани от падения в бездну молит Кузнецова, крепко жмурясь от накатившего страха. Того, что испытывает Он.       Рядом лежащий бездыханным телом Эди уже не пугает, упавшую ему на колени головой, Катю. Она не может пошевелиться. Теперь только наблюдает огромные камни и чувствует все Его страдания, забивая огромный болт на погибшего в схватке друга. Стыдно. И обжигающе больно.

***

      Ледяная вода отрезвляет, но не помогает вновь что-то почувствовать. Катя вымученно улыбается рабочей улыбкой «Неудачникам», первая покидая место событий. Зияющая пустота в груди омывается, стекающими с мокрой насквозь одежды каплями. Мерзость. И это не про грязные воды карьера. — Ты же вернёшься?.. — Разговор по дороге с тишиной раннего утра не помогает унять крупной дрожи и страданий. В этот миг Кузнецова, взвывая, вспоминает Его горячие ладони на своём теле. Ей было тепло. Ей было хорошо. У неё было всё. А теперь — ничего.

***

      Впервые за всю жизнь в Москве Кате снится не кошмар — потрясающий сон: Ваня слабо улыбается, протягивая ладонь, за которую женщина хватается, не думая. Они идут по большому полю с цветами, огибая всё новые и новые невиданной красоты растения. А потом оказываются в месте, отстранённо напоминающем Кузнецовой город: белоснежные сверкающие дорожки, уходящие вдаль, и яркие огоньки, отходящие от конца каждой сияющей серебром тропинки — Рай? — А где мы? — Тихо спрашивает, на секунду пугаясь своего голоса. Он звучит не так прокурено и грубо, скорее звонко и насыщенно, как в детстве… И Катя понимает, что сейчас ей уже не сорок, а примерно шестнадцать. Давно забытые шестнадцать… — Тебе будет удобно, если будешь воспринимать это как город, — хрипло начинает говорить парень, девушке кажется, что он отчаянно старается перебороть боль. Неужели даже здесь его силы на пределе?.. — Почти как Москва. Или любимый тобой Питер… — Воспоминания о жизни вспыхивают в голове одно за другим, но его голос возвращает её в ту реальность, в которой они находятся: — Только Мёртвые огни. Тебе ничего не угрожает и… — Ваня шумно втягивает воздух, останавливаясь и поворачивая голову на неё: — если ты захочешь, можешь остаться здесь. Со мной.       Насыщенные зелёные в её ярко-голубые, искрящиеся от радости и облегчения. Она может остаться с Ним. Она хочет остаться с Ним.       Кивает часто-часто как болванчик, неожиданно притягивая к себе ещё не до конца известное… существо? Не имеет важности, кто Он. Главное, что теперь они будут вместе. — Хочешь конфетку?.. — Ослепительные улыбки трогают две пары губ.

***

      Петров не плачет, стоя подле могилы подруги. Аккуратно протирает памятник с фотографией, которую они сделали все вместе много лет назад. Такие же на надгробиях Эди и Ильи, которые они с разбитым Шамой и потерянным Серёжей посетили сегодня чуть раньше. — Остановка сердца… — Шепчет, затягиваясь сигаретой Пешков. Он не верит, что это стало причиной смерти Кузнецовой. Они все не верят, но оставляют это только в собственных мыслях.       Уже на выезде из Москвы, одиноко сидя в машине, Саша бросает короткие слова, глядя в зеркало заднего вида: — Покойтесь с миром, друзья…

***

— Хочешь конфетку?..