Побег

Гон не знает, куда они бегут, но доверяет ему. Замолкает, когда Хисока утягивает его за угол и крепко обнимает, прижимая Гона к своей груди в удушающей хватке. Гон ждет. Хисока пахнет гвоздиками и сладостями, и он теплый — почему Гон не думал, что он будет теплым? Он также не думал, что Хисока спасет его. Хисока отпускает его, но Гон не отстраняется. Делает шаг назад только тогда, когда Хисока мягко отталкивает его, положив руку ему на плечо. — Они ушли, — говорит он. Его голос нежный, как и всегда, но Гон знает, что он говорит ласковее только с ним. Откуда он знает об этом? Возможно, из-за его взгляда. Он кивает, и Хисока берет его за руку. Улица почти безлюдна, но Гон все равно чуть не пропускает фокус, который показывают перед ним. Куртка, наброшенная на плечи Гона, бейсболка, чтобы скрыть волосы Хисоки, и футболка, которую тот натягивает на себя, как только они сворачивают на другую улицу. Из-за этого Гон не может оторвать от него взгляда, хотя и знает, что не должен так пристально смотреть. В футболке и бейсболке Хисока не выглядит как Хисока. — Сюда. Пока они стоят у пешеходного перехода, незнакомая девушка улыбается ему, и Гон лишь надеется, что с Киллуа все в порядке — он не думает, что его брат допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось. Хисока сказал, что не допустит. Хисока обещал. Хисока подхватил его на руки, пока Гон пытался докричаться до Киллуа. Гон отворачивается от ее пристального взгляда. Была ли она одной из них? Он ничего не чувствует, его нэн почти истощен. Он прижимается к боку Хисоки и вздрагивает, когда в его волосы зарывается ладонь. — Он миленький, правда? — говорит Хисока, и его голос тоже не похож на голос Хисоки. Тягучая сладкая интонация в его словах начисто отсутствует, и девушка тихо смеется. На ее щеках румянец, и Гон поднимает взгляд на Хисоку — осознает, что… возможно… он симпатичный. Наверное, это из-за футболки. — Да! Твой..? — Брат, — спокойно отвечает Хисока. — Не сын? — уточняет она. Гон приобнимает Хисоку за талию. Должно быть, она одна из них. Куроро, прислонившись к дверному косяку их комнаты, поздней ночью после тренировки рассказывал им обоим, что Пауков очень много. Их глаза повсюду. Гон бросает на нее недовольный взгляд. — Братик, зеленый загорелся. — Он указывает пальцем на светофор. Чувствует с трудом подавленную дрожь, пробежавшую по телу Хисоки от его добровольного прикосновения. Улыбка девушки угасает, и Гон задается вопросом, заметила ли она это. Что бы там ни было в глазах Хисоки, это дает Гону понять, что никто другой не посмеет причинить ему боль в присутствии Хисоки. — Действительно❤️, — соглашается Хисока. Они переходят дорогу, и девушка остается позади, Гон быстро шагает за Хисокой в своих ботинках, которые он поспешно натянул, разбуженный криками. Он даже не знает, кто напал на них — нет, кто напал на Труппу. Он не один из них. Три месяца в той комнате, но ему никогда не стать одним из них. И затем Хисока, с его постоянно ощущаемой, пусть и невидимой жаждой крови. Схватил его, будто он был ценной посылкой, и унес его прочь. Здесь слишком громко. Громко, и оживленно, и угнетающе, и Гон, спотыкаясь, почти бесшумно следует за ним. Рука Хисоки такая большая поверх его ладони. Такая теплая, и он понимает, что они направляются к берегу — чувствует запах воды и соли в воздухе, и чем ближе они подходят, тем сильнее пахнет морем. Запах успокаивает его. Хисока никому не позволит его забрать. Он надеется, что с Киллуа все в порядке. — Сюда, направо. Шепот, указывающий направление, и Гон сворачивает в темный переулок, как ему и сказали. Не возмущается, когда его поднимают и сажают на крышку закрытого мусорного бака — Хисока пристально смотрит на него. Все вокруг воняет рыбой, макияж Хисоки размазался. Гон принимает поцелуй — Труппа научила его принимать все, что ему дают. Несмотря на это, поцелуй быстро прерывается. — Хм-м, — тянет Хисока. — Пока еще не созрел. Все тело Гона в синяках с тех пор, как Увогин вернулся в логово пьяным в последний раз. Он моргает, не сводя взгляда с фокусника перед собой. Вытирает рот тыльной стороной ладони. Хисока даже на вкус сладкий. Последние три месяца научили его, что поцелуи бывают сладкими только в сказках. Хисока не смотрит на него. Он отрывает деревянные планки от верхней части небольшого ящика, встряхивает его, прежде чем осмотреть. — Ты поместишься, — удовлетворенно говорит он, и Гон снова моргает. Ловкость рук. Смотри! Сначала сюда, потом туда. Никогда прямо на фокусника. Портовый грузчик заходит на корабль, неся в руках ящик с продуктами для вечеринки. Бизнесмен с сыном пропадают из их каюты. («Я не убивал их», — заверил его Хисока, и Гон лишь моргнул в ответ. Они с Киллуа уже запятнаны кровью с головы до ног. Пауки, обученные охоте.) Они выходят из каюты только под вечер. Гон принял душ (теплый), затем прилег на несколько часов. Когда он проснулся, Хисока переодевался рядом с ним, его широкие плечи расправились, когда он натянул рубашку. Она плотно облегала его мышцы, пока он застегивал пуговицы. Ловкость рук… Настоящий портовый грузчик уносит с судна последнее грязное постельное белье. К тому моменту, когда обнаружат дипломата и его сына, они с Хисокой будут в открытых водах. Еще больше времени займет подтверждение личности тех двоих, их документы пропали. Хисока держит Гона за руку, пока они идут по длинным коридорам, и Гон не знает, является ли это частью их маскировки, но все равно крепко сжимает его руку в ответ. Его шорты слишком узкие, а волосы, заправленные за уши, ощущаются непривычно, но Хисока дал ему выбор между укладкой и окрашиванием, а тетя Мито убьет его, если- Гон сглатывает, его взгляд теплеет. Он не может поверить, что увидится с ней снова. Хисока показал ему фото Киллуа, грязного и раздраженного, стоящего рядом с Курапикой, и Гон заплакал впервые за эти долгие недели. — Иллуми передает благодарность за помощь его брату, — сказал Хисока. Гон плакал навзрыд, слишком сильно, чтобы поинтересоваться, почему они с Хисокой здесь, а Курапика там. Все кажется таким ярким и сюрреалистичным, и он одевается в то, что дал ему Хисока, а потом они идут ужинать. Пока он ест, он чувствует, будто пробуждается. Всплывает со дна океана. Хисока смотрит на него с легкой улыбкой. Они почти не разговаривают. Гон не знает, разрешено ли ему это — не знает, почему все происходящее вокруг такое странное. Хотя, возможно, он знает почему. Он слабее Хисоки. Слабее всех Пауков, и одна мысль об этом угнетает его. Поев, они поднимаются по внутреннему трапу и идут вдоль поручней, и Гон впервые видит широкую палубу яхты, на которой они находятся. Сияющие яркие гирлянды, натянутые от левого до правого борта, освещают темное море вокруг них теплым желтым светом. Люди толпятся на палубе, но Гон не чувствует страха, он чувствует себя сытым. Немного сонным. — У тебя есть вопросы? — спрашивает его Хисока. И у него есть. Знает ли Курапика, где они сейчас? Знает ли его тетя? Знает ли он сам, где он дрейфует по морю с джокером в костюме? Он качает головой. — Сейчас это не имеет значения, — тихо произносит он. (Знают ли они, что он натворил? Страх пронизывает его, словно ток.) Хисока хмыкает, и кончики его губ (красивых, накрашенных, как однажды заметил Гон и с тех пор не мог перестать смотреть на них) дают Гону понять, что тот недоволен. Из-за этого Гон нервничает и отпускает его руку, чтобы подойти к поручням и заглянуть вниз. Пусть они и плывут тихо, вода выглядит неспокойной. Гон сглатывает и делает шаг назад. Останавливается, когда упирается спиной в теплую грудь. — Ты должен понять несколько вещей, — шепчет Хисока. Гон смотрит вниз. В раздробленном отражении луна превратилась в сверкающую пыль, плывущую по воде. — Они знают, как ты выглядишь, — продолжает Хисока. — И знают, чем ты… занимался. Это известно не широкой публике, но все же многим. И пока твоего друга защищает имя его семьи, ты совершенно одинок. Гону все равно. Принимать душ было больно, напор воды бил по синякам. Даже сейчас он чувствует сильную усталость. — У меня есть друзья, — качает головой Гон. Его голос звучит глухо, волосы щекочут уши. Волосы Хисоки не уложены и спадают тому на глаза, когда он наклоняется к Гону. Его голос звучит непривычно глубоко так близко над ухом Гона, и в этот раз очередь Гона вздрагивать, чувствуя себя беспомощным. — И ты бы стал ими рисковать? Голос Хисоки словно карамель на яблоке. Гон — яркий огонек, затерянный в море. — Стал бы ты рисковать своими друзьями и семьей, понимая, скольких людей настроил против себя, пока выполнял грязную работу за Пауков? Ты знаешь, насколько опасны были твои противники. Он не знает. Не отвечает. — Или ты можешь не рассказывать им. Притворись перед ними, будто исчез, и рискуй мной. Пусть они будут в безопасности. Я могу позаботиться о тебе лучше, чем они❤️. Его слова теплом овевают ухо Гона. Когда он отстраняется… Гон не хочет, чтобы тот уходил. Он чувствует себя так, будто перенесся из кошмара в грёзы, так и не проснувшись. — Кем мы станем? — Мы можем стать кем угодно. Уехать куда угодно. Ты можешь быть собой, а я всегда буду рядом. — Всегда? — переспрашивает Гон, и его голос дрожит от того, как редко он его использовал. Последнее время он почти не разговаривал даже с Киллуа. — Всегда, — раздается мурлыканье за его спиной, и поцелуй оказывается теплым, таким теплым. Быстрым, но когда они возвращаются в каюту — долгим и страстным. Рука Хисоки на его челюсти, и Гон не знает, как к нему прикоснуться, не уверен, чего он хочет. Не может остановиться и тянется за новыми поцелуями, прижимаясь ближе, когда Хисока отстраняется. Забирается к нему на колени, когда Хисока садится обратно на кровать. Раздвигает ноги, обхватывая его бока, и его тело знает, чего ожидать — даже несмотря на синяки, даже несмотря на усталость. Хисока лежит под ним неподвижно. Никаких указаний, никаких приказов. Гон раздевает его так, будто снимает кожуру со фрукта, затем подготавливает себя. — Медленнее, — говорит Хисока, когда он начинает дрожать, и Гон спешит еще сильнее. Прикусывает зубами его шею, чувствует натянутые мышцы, когда Хисока напрягается под ним. Прижимается к нему еще ближе, кожа к коже, и Гон чувствует, как его тело горит, будто в огне. Вздрагивает, когда Хисока кладет руки ему на бедра. — Медленнее, — повторяет Хисока, но Гон все равно опускается на него, принимая его целиком в свое тело, и глаза Хисоки сужаются в щелочки — тонкие лучи света на гребне волны. Гон покачивает бедрами и чувствует его так глубоко в себе. Глубже, чем океан под ними, и Хисока вздрагивает и стонет. Вся эта сила под ним, контролируемая движениями его бедер, и Гон думает, что всегда хотел бы видеть его под собой — тут же тесно сжимается от этой мысли. Тяжелые ладони обхватывают его бедра, но, как и раньше, он не боится, и место, которое освободил собой страх, наполняется теплом и светом. Пока не раскаливается добела, будто красивая гирлянда, подвешенная высоко над водой. Простыни под ними намокают, и Гон слезает с кровати, чтобы, пошатываясь, встать, пока Хисока снимает с них оставшуюся одежду и убирает ее в корзину для грязного белья, а затем переносит Гона на другую кровать. — Куда мы направляемся? — спрашивает он Хисоку, и его голос звучит тихо в темноте, только для них двоих. — Куда ты захочешь. — Когда мы доберемся туда? — Рано или поздно. — И ты не оставишь меня одного? — Никогда❤️, — шепчет Хисока. (Возможно, он даже готов сдержать обещание.)