Дети гениев

Темная Империя, Восточный тракт Караван оборотней шел неспешно, скрипя колесами и стуча копытами. С последней стоянки прошло больше суток, и все, от лошадей до пассажиров, успели порядочно устать от мелькающих по бокам пролесков и полей. Передвигался караван так: часть повозок тащили лошади, часть — самые крупные из оборотней. Ночевали прямо вдоль тракта, кто в повозках, кто на земле. Подъехав к лесочку, до которого можно было дойти из нескольких деревень, или к крупному населенному пункту, разбивали стойбище и раскладывали товары на красных одеялах. Пара-тройка молодых оборотней оббегала окрестные селения с вестью о начавшемся торжище, но порой селяне и сами узнавали об этом заранее и с самого рассвета направлялись в лес, приносили свой товар и покупали оборотничий, за деньги или натуральный обмен. Регана-Йорана быстро припахали к работе: таскать ведра с водой, поить лошадей и присматривать за покупателями. Ему это не слишком нравилось, особенно учитывая, что Уллу освободили от всей работы по причине беременности, и она только и делала, что вальяжно прогуливалась, сидела на солнышке и подтрунивала над Йораном. Он постепенно привыкал к своему новому имени, и новым знакомым представлялся именно им. Правда, отзываться на него он еще не привык, и потому большая часть молодых оборотниц, поначалу почему-то активно желавших с ним общаться, посовещалась и сочла, что у него, должно быть, проблемы с головой, и распространила эту информацию на весь табор. Он не сразу понял, почему на следующем стойбище ему доверили значительно меньше работы, и почему оборотни разговаривают с ним медленно, сопровождая слова жестами. Во время переезда каравана он подговорил Уллу разузнать, и сильно об этом пожалел — она чуть с телеги не упала от хохота, когда переговорила с оборотницами. — Хотя, ты знаешь, — тихо сказала она ему на ухо. — Я, кажется, догадываюсь, кто распустил эти слухи. И она бросила взгляд на соседнюю повозку, незаметно подсказывая ему направление. Он повернул голову и встретился глазами с той самой наглой торговкой, которая украла его одежду, оставив куковать в речке. Она, между прочим, оказалась далеко не просто торговкой, а младшей и любимой внучкой баро. Сидевшая рядом с ней сестра, единственная огненно-рыжая оборотница в таборе, захихикала в ладошку. — Да уж, ей, кажется, доставляет особое удовольствие мне гадить. — буркнул он, отвернувшись от желтоглазой. — Да уж. — каким-то странным тоном протянула Улла, хитро на него поглядывая, но он не понял, почему. Спрашивать, что она имела в виду, он не стал — не было желания. Если Улла с присоединением к табору повеселела, то Реган, наоборот, мрачнел с каждым днем. Ему не давал покоя приближающийся переход через границу, поддельные документы с фальшивым именем, хранящиеся в нагрудном кармане, и неотвратимое ощущение, что его жизнь ему уже не принадлежит. Еще пару недель назад ему невыносима была столица и стены городского дома Тьеров. Сегодня же, от мысли, что привычное окружение осталось далеко за спиной, а впереди — только неизвестность и чужая, непонятная страна, ему становилось тоскливо и по-детски боязно. По ночам ему снились кошмары про возвращение в отчий дом, после которых он просыпался, видел над собой кроны деревьев и погружался в смесь облегчения и предательского разочарования. К тому же, к душевной тяжести примешивалась физическая — от покачиваний телеги его почти постоянно тошнило. Он в очередной раз сглотнул вязкую слюну и уставился вперед, на приближающийся в такт лошадиным копытам лесок. Солнце клонилось к закату. Оборотни спереди каравана засвистели и загалдели, передавая, что пора съезжать с тракта в сторону леса. Реган с облегчением выдохнул. Вдруг оборотень-возница слишком резко дернул поводья, телега качнулась и Регану пришлось все-таки перегнуться через борт телеги и выплеснуть все, что накопилось. — Так и не поймешь, кто из вас на сносях. — хохотнул возница, глядя на его зеленоватое лицо. Краснота неба еще не успела смениться чернильной синевой, а звезды — высыпать на небосвод сахарной крошкой, как обротни уже разбили шатры, наскоро поужинали вяленым мясом и улеглись спать — чтобы назавтра встать с рассветом и начать бойкую торговлю. Парочка оборотней пойдет к тракту — продать что-нибудь, если удастся, проезжающим по нему путникам, а заодно показать, что в лесу есть, чем поживиться. Кто-то отправится в лес — охранять ярмарку или провожать покупателей к товару. Остальные рассядутся, скрестив ноги, у красных одеял, рекламируя свой товар. И так всю жизнь. Жуть, подумал Йоран. С другой стороны, иного они и не знают, и живут себе счастливо. Может, родись он оборотнем в таборе, не знал бы никаких проблем, кроме как где товар добыть, да как его выгоднее продать. Как спокойна была бы жизнь, но при этом не скучна — постоянный переезд на новое место, новые люди, которые его не знают и смотрят пустым взглядом мимо него, не узнавая отпрыска знатной фамилии… И не пришлось бы ехать с Уллой ни в какую Нерию. С этими мыслями он еще немного поворочался, слушая дыхание спящих оборотней и стрекотание сверчков, и, наконец, уснул. Стойбище проснулось ни свет, ни заря, и шумные приготовления к базарному дню заставили Йорана разлепить глаза. Просыпаться, однако, было на удивление легко, на свежем воздухе спалось сладко и крепко. — Йоран! Ты че, дрыхнешь до сих пор? — в шатер просунулась кудлатая голова Барлая. — Пошли, надо дрова для костра натаскать. Йоран поднялся, похрустел спиной и натянул сапоги. Точнее — попытался, так как все мозоли тут же нещадно заныли, особенно та, с которой он накануне содрал кожу. — Бездна. — тихо выругался он. Йоран вышел на улицу босиком, камни и трава неприятно кололись, мозоли саднили — в общем, настроение у него сразу испортилось. И потому на прошедшую мимо желтоглазую торговку он сердито зыркнул исподлобья. — И тебе доброе утро. — сказала девчонка, которую, к слову, звали Ягори, уперев руки в бока. Йорану больше всего на свете хотелось пожелать ей провалиться в Бездну. — Кому ты успел упустить свои сапоги? — поддела она его. — Я занят. — буркнул Йоран и пошел к импровизированной лесопилке. — И че ты приперся босиком?! — возмутился Барлай. — Ща тебе бревно прилетит или топор, за сколько твои пальцы продавать будем? — Можно подумать, от топора сапоги спасут. — ответил Йоран. Барлай махнул на него рукой и поручил таскать поленья в центр стойбища, где вечером планировали разжечь большой костер. На базар, тем временем, начинали прибывать люди с окрестных сел. Нелюдей практически не было — не так далеко было до человеческих королевств, и пространство вокруг становилось стабильнее, что для среднестатистического жителя Империи ощущалось как духота. Таскать поленья было исключительно тупым занятием, но Йорану нравилось чувствовать, как работают его мышцы. Нравилось видеть и результат — быстро растущую кучу поленьев. Йоран принялся таскать поленья уже не в центр, а за торговые ряды — про запас. Оживленные звуки стойбища перекрывали пение птиц и шелест деревьев, он периодически то тут, то там перехватывал кусочки забавных разговоров. За определенными исключениями, оборотничье стойбище было прекрасно — свежо, весело, оно заставляло кровь бежать по венам, он чувствовал себя молодым и живым. Но все-таки немножко утомленным, с чем он и сел на кучу дров и закурил. За дровами его было почти не видно, но ему было прекрасно слышно бойкую торговлю за спиной. Он вдыхал ароматный табачный дым, ноги немного побаливали. — Не нашел еще свои сапоги? — раздался рядом голос. Йоран открыл один глаз, чтобы взглянуть на нарушительницу его идиллии. — Ты мне такой момент портишь. — честно сказал он; но настроение его было уже лучше. — Я ноги натер. — Я заметила. — Что за вопросы тогда? — Шутка называется. — недовольно цокнула Ягори. — Не смешно. — вынес вердикт Йоран и затянулся. — Я тебе мазь принесла от мозолей, чтобы ты больше не ходил по стойбищу, как цапля. — рассердилась девушка. Йоран взглянул на нее удивленно: — Что там, яд гадюки? — Да, у себя нацедила. — Правда мазь? — спросил он. — Да. — Ну, спасибо. Никто не шелохнулся: он курил, сидя на дровах, она стояла с деревянной ступкой в руке. Йорану стало немного неловко, но, с другой стороны, она его все еще бесила. Ягори оглянулась в сторону торжища и присела рядом на корточки. — Я сам могу! — восклинул он, когда она, набрав сероватой массы, потянулась к его ногам. — Ну, на. — она протянула ему ладонь с горкой мази. Йорану не хотелось ее трогать, поэтому он набрал из ступки и намазал свои многострадальные ноги. В составе, очевидно, была мята, потому что приятный холодок сразу охватил и успокоил саднящие мозоли. — Намажешь еще перед сном. — она протянула ему ступку с остатками и ушла, больше не взглянув на него. Странная она какая-то. Йоран на всякий случай понюхал мазь, но пахла она довольно приятными травами. Пробовать не стал. Курить за кучей дров уже не было так приятно, как раньше, и потому он отправился на поиски Уллы. Нашел он ее у берега мелкой речки — она чистила зубы, сидя на коленях. Йоран понял, что не помнит, когда в последний раз сам этим занимался и устыдился. — Не помешаю? — он присел рядом с женщиной на корточки. Она отрицательно помотала головой. — Поделись порошком. — она протянула ему деревянную баночку с крышкой. Йоран набрал в рот воды, сыпанул порошка и с полминуты пополоскал, чувствуя, как крупицы зубного порошка царапают десны. — А то от меня пасет, наверное. — сказал он, сплюнув на землю. — Бывает иногда. — Улла тоже сплюнула белую пену. — Могла бы и соврать. — Кто ж тебе правду скажет, как не я. — хмыкнула девушка. Они немного посидели на берегу. Отсюда шума ярмарки почти не было слышно. Он снова думал о жизни этих оборотней. Может, ему попроситься присоединиться к их стойбищу? Барлаю он, кажется, нравится. Может, он замолвит за него словечко перед баро… А как же тогда Улла? Неужели он сможет бросить ее на произвол судьбы с ребенком под сердцем? — Мне страшно. — сказал Йоран. — Чего ты боишься? Он неопределенно пожал плечами: — Нерии. Улла посмотрела на него широко раскрытыми глазами и прыснула: — Почему? — Потому что я ничего о ней не знаю. — Нерия, как Нерия. Неужели, совсем ничего не занешь? — спросила она. — Я знаю, что нерийцев в Империи недолюбливают. — сказал Йоран. — Их везде недолюбливают, ага. Что-то еще? — Ну это, наверное, стереотип, но я слышал, что они пьют много эля и ничего не делают. — Некоторые из них правда пьют много эля и ничего не делают. — улыбнулась Улла. — Тогда почему… — он задумался, подбирая слова. — Тогда почему от Нерии веет жутью? Он ждал, что она снова засмеется, но она ответила вполне серьезно: — Потому что обычный нерийский чародей по силе может тягаться с темными магами, а их чары не отслеживаются поисковыми заклинаниями. — То есть, сильные маги? И все? — он с сильными магами знаком был непонаслышке. — Непредсказуемые сильные маги. Но ты не бойся, — успокоила она. — чародеи живут закрыто и стараются не привлекать внимания. Да их и не так много последние тридцать лет. — А почему? — не понял Йоран. — Ты что, историю в школе не учил? — спросила Улла. — Я не ходил в школу. — напомнил он. Улла вздохнула: — Точно, твой личный учитель стал заикаться. Ничего не слышал про заговор против Императора тридцать лет назад? — Что-то припоминаю. — задумался Йоран. — Но при чем тут нерйиские чародеи? — Участвовали. — пожала плечами Улла. — Что-то политическое. Кого-то казнили, многих пересажали или как-то еще наказали… В общем, не бойся чародеев, они сидят тихо-мирно. И Нерии не бойся. Йоран покивал головой, соглашаясь с ее словами. Стало до жути интересно узнать про этот заговор, но Улле, кажется, было не слишком приятно об этом говорить. — Погоди-ка. — осенило его. — А ты не чародейка? Она снова посмотрела на него удивленно. Он напомнил ей про ритуалы защиты вокруг из ночлежек и кучу амулетов, которые она на себе носила. В ответ на это она только улыбнулась — Это просто народные приметы. Пошли лучше посмотрим, что там происходит. Вернувшись на стойбище, он узнал, что повод для большого костра этим вечером — свадьба внучки баро. В честь такого событие торжище заканчивалось раньше обычного, а активные приготовления уже, тем временем, велись. Невестой была огненно рыжая сестра Ягори, которую под локти увела в новый шатер кучка молодых оборотниц, видимо, наводить красоту. Ноги у Йорана болели меньше, и он рискнул натянуть сапоги. Его, и даже Уллу, тут же припахали к готовке (хотя он, в основном, таскал ведра). Планировалось зажарить на костре рыбу и лесных птиц, которых сегодня наловили оборотни. Судя по бочкам, укаченных в сторону ручья, планировалось также дружно напиться всем стойбищем. Когда солнце зашло и наступили сумерки, старшие оборотни разожгли костер. Выглядела оборотническая свадьба крайне оригинально. Молодые обортницы, помогавшие невесте со сборами, высыпали из ее шатра, тоже все украшенные лентами и ярко накрашенные. Жених в красной рубахе, которую ему шила его будущая жена, набрал полную грудь воздуха и шагнул в шатер. Вышел он оттуда, держа свою невесту на руках, чтобы отнести ее к костру, где уже ждала баро. Стоя перед главой табора, которая в честь праздника не потрудилась выглядеть менее жутко, но надела какой-то странный головной убор, жених и невеста склонили головы и протянула баро ладони. Старуха обмотала их сцепленные ладони своей косой и произнесла: — Как связаны ваши руки, так связаны отныне и ваши судьбы. Как создается ваша семья на глазах у табора, так и жить вы будете, ничего не тая и ни от кого не скрываясь. Огонь и вода, река и дорога, оборотни рождаются и умирают, а связь ваша вечна. Йоран подумал, что слышал речи и поинтереснее, но оборотни тихо внимали словам старухи. Молодожени по очереди наклонились и поцеловали косу, лежавшую поверх их ладоней. Йоран увидел, как жених тихонько сжал ладонь невести и улыбнулся ей. Она потупила глаза, но тоже улыбнулась. — Так живите же вы, как мы жили веками, и не давайте этим дорогам затихнуть без оборотничьего воя. — заключила баро. Оборотни заулюлюкали и завыли, и начался свадебный пир. В жизни кочевника не так уж много поводов для праздника или других радостей, и потому веселиться оборотни умеют. Огромный костер давал свет на несколько метров вокруг, и оборотни весело болтали, поздравляли молодых и жарили мясо на огне. От запаха жареной птицы у Йорана рот наполнился слюной. По знаку Барлая он подкинул в костер пару дров и уцепил себе птичку на вертеле. Они с Уллой разделили ее, сидя на земле. Большой костер пускал искры, а языки его пламени словно пытались дотянуться до луны. Утолив первый голод, оборотни принялись танцевать. Девушки, взяв цветастые шали, изображалт танец мотыльков, яркие юбки и платки мелькали в свете костра. Вскоре присоединились и молодые обротни, и танец стал похож на охоту, где двое охотников старались ухватить в кольцо своих рук как можно больше «птиц», а те ускользали, хохоча и взмахивая шалями. Смотря на танцы оборотней, он одновременно чувствовал, что его тянет присоединиться к беспорядочным движениям, свидетелем которым были только костер и ночь; и в то же время он не мог отделаться от ощущения, что он один осознает всю нелепость этих некрасивых, в-общем-то, дерганий, а все остальные предаются этому слиянию с ночью и окружающей природой. Может, ему нужно было родиться оборотнем, чтобы в полной мере понять это чувство. Из мыслей его вытащила Ягори — в буквальном смысле. Она схватила его за руку и, сверкнув желтыми глазами, потянула в хоровод танцующих оборотней. От удивления Йоран даже не стал сопротивляться и дерзить. А может ему, на самом деле, хотелось быть затянутым этим танцем, как стихией. В ушах у него стучало сердце, так, что окружающий гам стал почти не слышен. Он вдруг отчетливо услыхал треск костра, журчание далекой речки и кваканье лягушек. Он словно растворился в ночи, став частью хоровода и позабыв, кто он и как его когда-то звали… Из забытья его вытащила сосоедка слева, наступив ему на ногу. К нему вернулся слух, и он словно очнулся. От снова слышных звуков пения и барабанов, пляшущего пламени и танцев у Йорана закружилась голова. Ему вдруг показалось до стыдного глупым то, как он танцевал вместе с кочевниками у костра. Он вышел из хоровода, сцепив руки Ягори и девчонки слева и пошел от костра к тому месту, где днем они говорили с Уллой. Ему хотелось оказаться подальше от центра стойбища. Но дойти ему было не суждено: внезапно уха его коснулся странный звук. В недоумении он остановился и прислушался. Тихо журчала мелководная речка, стрекотали цикады, в отдалении табор праздновал радостное событие. Он уже почти было поверил, что услышанный им звук был просто уханьем совы, как он повторился. И это определенно был женский стон! Йоран поднялся и осторожно двинулся в сторону, с которой исходил звук, испугавшись, что случилось что-то плохое. Вдруг стон повторился, взяв ноту повыше, и парню стало ясно, что издавшая его девушка не страдала совершенно! Ей было очень даже хорошо. Кроме того, ей вторил глухой мужской голос. Смекнув, что к чему, Реган, никогда не страдавший вуаеризмом, покраснел до кончиков ушей, развенулся и пошел в другую сторону. Усевшись на тихое местечко на берегу, он стал раздраженно подергивать травинки, растущие у воды. Он разозлился на собственную дурость. Посидев еще немного, он вынужден был признать, что злился он на то бессознательное, что заговорило в нем внезапно. То, что он не любил больше всего — темное, аристократическое, выпестованное на уроках с личным учителем в комнатах с личной ванной и гардеробной, половину содержимого которой он не надевал ни разу. То, что жило во всех членах его семьи, в их огне и силе, гордом подбородке и темных глазах, которые он унаследовал. «Так не пойдет, Йоран. — сказал он сам себе. — Йоран, не Реган. И уж точно не Тьер! Больше нет.» — Йоран. — прошептал он, пробуя на язык певучесть своего нового имени. Из всей семьи, разумеется, выделялась мама. Благодаря ей одной он и не был законченным высокомерным засранцем. И все же подсознательное чувство, что он лучше остальных, было в нем сильно. Это была какая-то непоколебимая уверенность в своей исключительности. Не только в том, что он лучше, сильнее и заслуживает большего, но и в том, что его страдания — самые глубокие, а эмоции — самые важные. Он яростно потер лицо ладонями, как будто пытаясь содрать его. Йоран стянул ботинки, подкатал штаны и вошел в реку. Прохладная вода обволокла ноги, оставив на волосках пузырьки воздуха. Он поплескал немного себе в лицо, постепенно успокаиваясь. В конце концов, та жизнь уже безвозвратно оставлена за спиной. И пусть от этого сосет под ложечкой, пути назад у Регана Тьера уже нет. Потому что нет его самого, есть только Йоран Улкомай, нищий сын нерийки и человека, временно путешествующий с оборотничьим табором, чтобы добраться на родину матери. Легенду придумала Улла — он, откоровенно говоря, считал, что она совершенно тривиальна, но так было даже лучше. — Как водичка? — этот вопрос, как и голос, он уже слышал. Поэтому вместо ответа он, не отрывая взгляда от желтоглазой торговки, вышел из реки и взял сапоги в руки. — Сама проверить не хочешь? — иронично спросил он под смех девчонки. — Я помогу. Ягори шутливо попятилась, с опаской глядя, как он обувается. Йоран также шутливо шагнул к ней, будто и впрямь намереваясь кинуть ее в речку. — Пойдем, я лучше покажу тебе кое-что. — она дружелюбно наклонила голову. — Что? — Узнаешь. — она лукаво улыбнулась. — Я тебе не доверяю. — откровенно сказал он. — Говори здесь. Ягори закатила глаза с таким видом, будто говорила с несмышленным ребенком, подошла к нему и, схватив его за ворот, встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Недолгий поцелуй остался без ответа, и она не без недовольства разорвала прикосновение. — Ты чего творишь? — опешил Йоран, так и застывший с нелепо разведенными руками. — Ты мне нравишься. Оставайся со мной в таборе. — с вызовом спросила Ягори; ее щеки при этом пылали ярче костра, так что их было виджно даже в темноте. Она широко открытыми желтыми глазами смотрела на него, явно ожидая ответа. Перспектива до конца дней трястись в караване от ярмарки к ярмарке замаячила слишком близко, и разом растеряла всю привлекательность. Он в красках представил, как им с Ягори устраивают такую же свадьбу с большим костром и нелепыми танцами, как им выделяют отдельный шатер, пока у них не появится первый ребенок, затем второй, третий… И все они будут такими же желтоглазыми и наглыми, и с малых лет будут знать кого можно надуть, а с кем стоит быть поосторожнее. И жизнь его превратится в порочный круг: разложиться-поторговаться-добыть товар-сложиться-отправиться на новое место, а дальше все по новой. И везде, везде эта жуткая морщинистая бабка, волчьими глазами пронизывающая насквозь. Йорана передернуло. До конца жизни быть на побегушках, спать вповалку в шатре и бесконечно переезжать с места на место, дыша пылью тракта?! Да ни за что в жизни! Не для него, под каким бы именем он не ходил по свету, было это жалкое существование. Поэтому он бесстрастно посмотрел в лицо Ягори и сказал: — Кесарю кесарево. — Чего? — непонятливо наморщила нос она. — Вот именно. — усмехнулся он, развернулся и пошел назад к стойбищу.

***

Столица Темной Империи, человеческий квартал Чистенькие улицы человеческого квартала в половину второго пополудни были совершенно безлюдны. Из открытых окон, выплевывающих тонкий тюль, доносились детские голоса, бренчание ложек и запахи обеда; из того или другого окна доносились строгие голоса матерей, бабушек или нянь, успокаивающих разошедщихся детей. В доме с зеленой крышей, до недавнего времени принадлежавшего семье Вэли, тоже было время обеда. Его новая владелица сидела в кресле-качалке, как и всегда в отсутсвие мужа, кусочничая сахарным печеньем с чаем. Кроме нее в доме никого не было, так как горничная приходила ближе к вечеру, незадолго до возвращения хозяина дома. Привычки новых хозяев дома Дэриан выяснил за пару дней наблюдений и теперь, определив самое подходящее время, открыл переход в бывший кабинет Яноро Вэли. Оказавшись внутри, он первым делом наложил заклятие тишины и запер дверь, чтобы не тревожить женщину. Завершив все приготовления, он задумчиво уставился на стену, в которой был спрятан тайник. На вид стена была совершенно обычная, но Дэриан уже знал, что в полости за ней спрятаны ответы на его вопросы. Он покрепче перехватил непривычное оружие, и ударил по стене, стараясь бить аккуратно, чтобы не повредить содержимое. Факт наложения нерийских чар был несомненный, однако, отправив запрос в имперский реестр чародеев, он узнал, что Улла Вэли в нем не числится. Впрочем, это не значило, что она не знала чародея, промышляющего нелегально. Перелопатив кучу книг, в которых хоть как-то упоминалось нериское чародейство — а найти полноценный толковый справочник оказалось нереально, — Дэриан пришел к выводу, что лучше всего против нерийских защитных заклинаний действует грубая сила. Лом вошел в стену, как в масло. Отложив его, Дэриан руками отломал куски стены, увеличивая дыру, и в нетерпении запустил руки внутрь. Пальцы нащупали бумагу и что-то вроде шкатулки. Последнюю он ухватил и вытащил на свет… Чтобы разочаровано выдохнуть — это был просто фотоальбом. Он быстро пролистал страницы, удивленно остановившись на одной: с фотокарточки на него смотрел Реган. Он сидел на стуле, оперевшись рукой на спинку, а за ним стояла Улла, слегка наклонившись вперед, а рядом — Яноро с каким-то мужчиной. Но не изображение брата зацепило Дэриана, — он знал, в конце концов, что он тут часто бывал. Он еще раз вгляделся в карточку, силясь понять, что же с ней не так. И вдруг он понял: Реган на ней улыбался. Хмыкнув, он захлопнул альбом и положил его обратно в тайник. Выудив и пролистав еще несколько исписанных стихами и нотами тетрадей, он отбросил их все в сторону. Туда же полетели нитяные амулеты, открытки, свадебные клятвы, и прочие памятные для владельца, но бесполезные для дела вещи. Через четверть часа он был окончательно разочарован. Он рассчитывал найти в тайнике нечто важное, но тот оказался всего лишь сентиментальным хранилищем Яноро Вэли, с не представлявшими для Дэриана никакой ценности письмами, исписанными стихами тетрадями и безделушками. Никакого даже, хотя бы, дневника! Дэриан разочаровано осмотрел лежащие у ног вещи; вдруг он заметил, что из фотоальбома торчит какой-то листок бумаги. Дэриан развернул его, и взгляду его предстало написанное нервным почерком короткое письмо. «То, что ты сделал, не лезет ни в какие ворота!» — прочитал Дэриан, — «Так дела не делаются, Яноро! Мне с большим трудом удалось их успокоить, и я взялся за это исключительно потому, что дорожу тобой! Надеюсь на твое благоразумие.» Экпрессивный, но неинформативный текст был подписан «Твой преданный И.», и в каждой букве сквозила обида. На обратной стороне была открытка, одна из тех, которые везде продают на Смерть Зимы повсюду. Дэриан положил открытку и фотографию брата в нагрудный карман — последнюю он решил отдать маме — и разочарованно огляделся. Тут ловить больше было нечего. Взмахом руки он вернул все в прежнее состояние и посмотрел на часы — у него еще было время успеть на собрание, о котором его предупредила Дрея. Дэриан надеялся хоть так узнать о ходе дела. Дэриан специально ждал до последней минуты и, когда собрание, наконец, началось, тихо проскользнул в общий кабинет, как будто так и надо было. Лорд Тьер бросил на него недовольный взгляд, но выгонять его при подчиненных не стал, на что у Дэриана и был расчет. Он занял свободный стул у стены. Члены комнады Риана Тьера уже были на своих рабочих местах. — Элгет, можешь начинать. — сказал лорд Тьер. — Как и говорил ранее, никаких следов магии. — начал вампир. — Я бы сказал, что это банальный акт вандализма кучки неразумной молодежи, которую, несомненно, кто-то подставил. Но этот кто-то ни в одном из городов, где были восстания, не появлялся. Впрочем, — Ан Элгет сделал паузу и бросил взгляд на Дэриана. — Лорд Тьер подал мне пару дней назад интересную идею, это ведь вполне могут быть нерийские чародеи. — Как это банально — обвинить во всем нерийцев. — высказался Веар Нейс. — Но замечание дельное. — втсавил Коннор. — Их же хрен найдешь. — Изучи список чародеев, кто живет в Империи или был здесь в последнее время. — сказал лорд Тьер вампиру. — Нейс, что насчет списков аристократов? — Аристократы и богема. — последнее слово морф произнес насмешливо. — Там интересная штука: есть, оказывается, среди творческой элиты нашего государства несколько групп, которые друга друга недолюбливают… В общем, в одной из групп замешаны все, причем, это самая влиятельная и состоящая из известных всем вам имен. — Неужели Корнелия? — схватился за грудь дроу. Веар Нейс лишь многозначительно дернул бровями. Прекрасную певицу с не менее прекрасным голосом знали почти все. — Хватит паясничать. — бросил лорд Тьер. — Арестованы? — Кого нашли, конечно. Кого нет — ищут. — серьезно ответил морф. Дэриан внимательно слушал отчеты остальных членов комнады, и картина вырисовывалась близкая к его предположениям: заговор кучки аристократов и целого ряда известных по всей Империи людей искусства. Дэриан сидел нервно, ожидания услышать имена своих друзей. Его охватила тоска о горькой судьбе хорошего, по своей сути, начинания. Какими же идиотами, они, все-таки, оказались. Все это время ими, лордами из самых знатных семей, вертели мелкте аристократы, а то и вовсе какие-то певцы, музыканты и художники. Если им повезет, и они выйдут из этого дела, никто из лордов не осмелиться даже намекнуть о возрождении дела Ордена. Они хотели проложить дорогу к настоящему равенству в Империи, но излишней наивностью на долгие годы закрыли для себя эту дверь. Петиция об отказе от особых привилегий лежала у него за пазухой, напоминая о несбывшейся мечте нового поколения Темной аристократии. — Что насчет Ордена, леди Кавья? — спросил лорд Тьер. — По результатам допроса схваченного подозреваемого составлен список участников. — она взялу в руки лежавшую на столе коричневую кожаную папку. — Я предполагала, что «орден» — это пафосное название для той самой богемной кучки, но… Посмотрите лучше сами. Дрея Кавья подошла к начальнику, протягивая ему папку. Ее тонкий стан был напряжен, тонкие губы поджаты. Из собранных волос выбилась прядь. Вдруг она, повернув к Дэриану голову, тихо сказала: — Прости, но это ради нашего блага. У Дэриана сердце ухнуло вниз. Он перевел взгляд на отца и по взгляду черных глаз понял, что в списке участников Ордена значится имя Дэриана Тьера.