Нам не стать королями.

      Донхёк не любит быть кому-то обязанным. Джухён не стала ему подругой или союзницей, чтобы просить у нее такую помощь, но речь идет о чем-то настолько важном, что Ченлэ пожертвовал собственной безопасностью. На кухне сегодня пусто, но благо он находит Джухён быстро, в компании Сыльги… И стоит ему вспомнить о том, что она стражница и развернуться, Сыльги подзывает его. «Сколько раз я уже подставил самого же себя?», — мысленно спрашивает Донхёк, уверенно шагая в сторону девушек. — «Достаточно, чтобы оказаться в этой ситуации». — Не страшно разгуливать по замку, когда идет собрание? — спрашивает стражница, склонив голову вбок. Донхёк удивленно понимает, что его сердце перед ней дребезжит и заходится — он боится ее больше, чем Марка. Парень напряженно вздыхает. — Слышала, что к тебе направили нескольких стражников. — Мне нужно попасть в библиотеку рядом с конференц-залом, — на выдохе произносит Донхёк, отводя взгляд. — Нам сказал Ченлэ, — кивает Джухён, крепко сжав в руках полотенце. — Единственный вход в главный корпус охраняется двумя патрулями. К тому же, ты совсем забыл про камеры в коридорах и так спокойно идешь туда? — Сейчас все заняты тем, что охраняют снаружи главный корпус, поэтому за тобой еще не пришли, — говорит Сыльги, — но, как только все закончится, эти записи все равно всплывут. — Помогите мне, — сдается Донхёк, посмотрев на девушек. — Мне нужно узнать, что обсуждается на собрании. Это действительно вопрос жизни и смерти. — Мы понимаем, Донхёк, — отзывается Джухён и достает форму садовника, вручая ее парню: — Сыльги постарается удалить записи с тобой. Стражникам поступил приказ сторожить покои, а значит они охраняют снаружи. Неизвестно, когда они обнаружат, что тебя там нет. Донхёк, — девушка хмурится, — тебе нужно быть быстрее них. Один неверный шаг, и тебя отправят туда, куда ты так боишься попасть. — На казнь, — завершает Сыльги, кивнув. Донхёк глубоко вздыхает, крепче сжимая форму в руках, — Если на собрании речь все же о плане твоей казни, мы поможем, но до этого момента тебе лучше быть осторожнее.       Донхёк кивает. На разговоры нет времени, поэтому, переодевшись, он сразу двигается в сторону двух патрулей. Грандиозного план, проработанного до мелочей у них не был, но Донхёк убедил их, что сможет, ведь уже не раз такое вытворял. Форма садовника была слегка великовата, для вида ему дали инвентарь и панаму с гербом королевства, которая закрывала бóльшую часть лица. Не то, чтобы Донхёк был сильно верующим, но, когда Джухён помолилась за него, ему стало легче. Сыльги скупо пожелала удачи и Донхёк воодушевился этим — в собственной армии союзников он больше всего хотел видеть ее во главе… Возможно, когда-нибудь?       Большая корзинка с разными вещами, предназначенных для ухода за садом, оказывается тяжелой, Донхёк обнимает ее двумя руками. Панама едва дает взглянуть вперед, приходится смотреть со слегка приподнятой головой. Массивная обувь скрипит, когда Донхёк идет по коридору. После двух недель в туфлях, что цокали при ходьбе, было непривычно, казалось, что он шумит больше обычного, что только нервирует. «Ченлэ еще поплатится за то, что усыпил Юту, нельзя, чтобы это было напрасно», — напоминает себе Донхёк, громко вздохнув, стоя прямо перед коридором, что ведет к главному корпусу. Кивнув самому себе, он смотрит на часы — минута, и патруль будет перед ним, а когда они пойдут обратно, он увяжется за ними.       Что на все это скажет Марк, Донхёк мог только предполагать. Несомненно, он будет зол, может даже разочарован. За эти две недели Донхёк вел себя наилучшим образом, если можно так сказать. Он все еще не виделся с Королем, или Тэёном, причин для этих встреч не было. Может, он огрызался, отказывался есть, грубил Марку как только вздумается и насколько хватит воображения, но это не выходило за пределы. Сейчас он идет напрямую к своей погибели. Или к полному уничтожению доверия Марка, если оно вообще было. От этой мысли Донхёк снова ежится, внутри сжимается тугой ком — он лишится последней гарантии своей безопасности (хоть и вполне шаткой).       Слышатся шаги патруля и Донхёк прячется в коридоре, крепче сжимая корзину в руках. Он не был уверен, помнит ли вся стража его на лицо, он не особо опасный преступник и здесь о нем зачастую просто забывают, но вероятность того, что стражникам велели помнить о Молодом революционере в стенах замках не исчезала никогда. Глубоко выдохнув, когда тяжелые ботинки стражников разворачиваются, Донхёк ждет еще какую-то минуту, чтобы идти в отрыве от патруля. Когда он шагает по коридору, успокаивает только то, что здесь много другой прислуги, и некоторые так же направляются в сторону главного корпуса. Донхёк пытается убедить себя, что он не выделяется, ему бы еще сгорбиться и стараться не так сильно прятать лицо, тогда все точно получится.       Парень невольно вспоминает день, когда впервые оказался здесь и как они с Доёном внимательно рассматривали стены, потолки, абсолютно все. Он пытается взглянуть на развешанные картины вокруг, приподняв голову, и с ужасом осознает, что его панама едва держится на голове и готова слететь при любом наклоне. Донхёк выдыхает, опуская голову — нельзя делать резких движений. Он мельком посматривает на слуг, которые проходят мимо, но тем было все равно на садовника, его не узнавали. Это все равно успокаивало, даже если немного.       Патруль подходит к концу коридора и Донхёк понимает, что сейчас будет самый важный момент. Они развернуться и еще какое-то время Донхёк будет идти им навстречу, под их внимательными взглядами, которые не упускают ничего подозрительного мимо. Он слегка поправляет панаму и еще крепче прижимает к себе корзину, поднимая голову так, чтобы увидеть приближающийся патруль из-под панамы. Они разворачиваются, их тяжелые, увесистые ботинки шумно шагают по паркету навстречу Донхёку, и он улавливает взглядом только их туловища, но так даже лучше. От накатившего адреналина в крови, Донхёку хочется смеяться, это чувство неповиновения вернулось к нему. Донхёк только сейчас понимает, что скучал.       Четыре ряда стражников проходят в метре от него, Донхёк улыбается краем губ — Аллилуйя. Это сродни чувству, когда он стоял на митинге с лозунгом в руках, вроде незначительная, но победа. Вспоминая об этом, Донхёк глубоко вздыхает, в миг оказавшись в другом коридоре. Между ними не было времени на то, чтобы переждать, дождаться, чтобы патруль развернулся и увязаться за ними. Это становится проблемой, потому что патруль идет на него, а значит чуть позже пойдет за ним. Большую часть коридора он пройдет под взорами стражников. Донхёк не позволяет себе запаниковать, но сердце начинает биться чуть быстрее. Это чувство его заводит.       Очередные четыре ряда стражников проходят мимо, через какое-то время Донхёк слышит, как они разворачиваются и шагают за ним. Проход в главный корпус охраняется еще двумя стражниками, что смотрят прямо, Донхёк, можно сказать, окружен. Он вдруг начинает сомневаться в себе, кажется, что он может споткнуться или уронить корзину в руках, с громким звуком привлекая к себе внимание. Но он напоминает себе, что подводить себя нельзя. Коридор пуст, здесь не проходит прислуга, Донхёк может думать только о том, что совсем скоро окажется у цели. Узнает подробности. Потеряет доверие Марка. Потеряет Марка. Потеряет его… — Сэр, — Донхёк поздно понимает, что обращаются к нему. Этот приказывающий голос проходится по коридору эхом. — Сэр, вход в главный корпус перекрыт во время конференции. — Мне нужно попасть в сад, — тихо отзывается Донхёк, так и не развернувшись к стражнику. — Я понимаю, это ваша работа, но к нам поступил приказ, — стражник молчит, а затем приближается. Донхёк крепче сжимает губы в тонкую линию, но паниковать рано. — Можно взглянуть на ваше лицо?.. — он вдруг касается рукой плеча Донхёка и тот жмурится, так и не сумев придумать хоть что-нибудь. Стражник крепко сжимает его плечо, собираясь развернуть Донхёка на себя, а у того сердце бьется так громко, что, наверное, слышно на весь коридор. «Догоревшая революция», — вспоминает Донхёк, резко выдохнув. — Какие-то проблемы? — слышится голос со стороны и Донхёк боится посмотреть на того, кому он принадлежал. Хватка на плече ослабевает. — Да, приказ — никого не впускать в Главный Корпус во время конференции, сэр, — отзывается стражник. — Садовнику можно, завтра приезд Делегации, он должен подготовить сад, — произносит незнакомец, после чего стражник и вовсе отпускает Донхёка. Он расправляет плечи, но голову не поднимает. — Приказ Принца Марка. Знаете же, как он любит этот сад, если вы понимаете о чем я.       Стражник мешкает и откашливается, пуская Донхёка. Незнакомец подталкивает Донхёка дальше, проговаривая: «Пройдемте, я покажу, что нужно сделать». «Если вы понимаете о чем я», — прокручивает в голове Донхёк, шагая вместе с парнем в сторону главного корпуса. Боже, ему теперь действительно нужно идти в сторону сада и заняться им, потому что Марк помешан на нем? План попасть в библиотеку разбивается вдребезги, он благодарен незнакомцу хотя бы за то, что его не казнят сегодняшним же вечером. Но времени мало, чтобы дойти до сада и обратно в библиотеку уйдет как минимум полчаса. Пройдя мимо двух стражников, они попадают в главный корпус и они идут бок о бок в тишине до тех пор, пока не заворачивают в пустой коридор. В тот самый момент незнакомец рядом останавливает Донхёка, осторожно отозвав его. — Донхёк, — от этого парень цепенеет, застывая спиной к нему, — Вам лучше как можно быстрее попасть туда без казусов. Марк не любит опоздания.       «Обращаться к Марку без формальностей здесь может еще кто-то, кроме меня», — думается Донхёку прежде, чем он разворачивается, всматриваясь в чужие глаза. Они действительно незнакомы, Донхёк впервые видит это лицо. Спокойное, серьезное, оно вдруг озаряется улыбкой, а затем парень протягивает руку и Донхёку от этого всего резко дурно. — Тэн, — представляется тот, подмигивая, — друг Марка. — Донхёк, — шепчет парень, снимая панаму и пожимая протянутую руку, — Марк знает, что я приду?.. — его голос слегка ломается, когда он произносит свои мысли в слух, это чувствуется, как предательство. Донхёк и сам задумывается, почему. — Поспеши, — Тэн смотрит на наручные часы и кивает. — Третий поворот направо, а потом второй налево — библиотека, в которой можно затаиться.       Донхёк чувствует, как начинает болеть спина в районе лопаток — точно нож в спину. Он действительно становится беспомощным в стенах замка, под попечением Марка. Становится ребенком, который даже революцию без помощи свершить не может. Ему это не нравится. Он скрывает свое раздражение за спокойным выражением лица и кивает Тэну, ступая по озвученному маршруту. Тот желает ему удачи в спину, сопровождать не решается, и Донхёк ему за это благодарен. Можно ему хоть что-то сделать без помощи? Вот теперь ему пора заняться этой ситуацией полностью. Парень подзабыл за эти две недели какого это — быть собой. Теперь у него только два выхода — бежать…       Или начать революцию. Под носом Марка. Одурачить его, его семью, его слуг. Во имя народа.

8. Смута. Часть вторая.

      Библиотека пустует, но Донхёк быстро отнекивается от мысли, что это по чистой удаче. Наверняка, тоже Марк способствовал. Он тихо пробирается внутрь, осторожно закрывает дверь за собой и осматривается. Огромная библиотека была в абсолютно статичном положении, лишь пыль в солнечных просветах медленно падала вниз и приковывала к себе внимание. Донхёк прислушивается и понимает, что голоса доносятся не так громко. Однако, стоит подойти к белой, массивной двери, Донхёк четко слышит: «Это действует на новые волны митингов». Конференция проходит прямо за этой дверью, Донхёк хмурится, подходя еще ближе. — Так в чем проблема? Разве мы уже не подавляли такие группы? В чем особенность этой? — Донхёк не узнает этот голос, видимо, какой-нибудь депутат или министр. Интересно, сколько там людей? Парень смотрит сквозь глазок и видит только часть, а среди них — Джено и Король. Донхёк сглатывает. По коже пробегает холодок. — В том, что эта группа настроена серьезно, — а этот голос Донхёку просто не спутать — голос, который зачитывает ему лекции каждый день. Его мнение было интересно чуть ли не до чесотки, подкожно, о чем Марк думает? Почему он хочет, чтобы Донхёк подслушал? Он громко выдыхает, стараясь разглядеть Принца сквозь глазок, и у него получается, но лишь силуэт. — Это не просто группа митингующих. Они называют себя революционерами, — Донхёк жмурится и крепко стискивает зубы — а ведь за стенами замка совсем неспокойно, там продолжается и кипит жизнь; Донхёк чувствует, будто кого-то предает, сидя здесь. Сидя здесь, и ничего не делая. Грубо говоря, сидя послушной псиной у Марка на привязи. Раздражение проходит по его спине, от чего парень в очередной раз за сегодня ежится. — И назвали они себя в честь Донхёка. Потому что его пропажа вызывает слишком бурную реакцию. Нам нужно сделать хоть что-то, чтобы это прекратилось.       Нутро Донхёка ухает вниз. Стоит Марку это озвучить, как внутри конференц-зала становится совсем неспокойно, громкие переговоры, кажется, в какой-то момент могут перерасти в ругань. Донхёк весь напрягается, пытаясь разглядеть выражения лиц остальных, или хотя бы Короля. Но с такого расстояния сквозь глазок едва различишь очертания лиц, поэтому это было бесполезно. Негодующих голосов уже было достаточно, чтобы понять — им это заявление однозначно не нравится.       Его пропажа вызывает реакцию… Подумав об этом, Донхёк понимает, что, пропади молодой парень, которого, вероятно уже убили в замке, он бы и сам не мог усидеть на месте. Такое не прощается. Такое не забывается. И это был фатальный проступок со стороны королевского двора. Донхёк понимает это тоже. И какая-то малая часть него ликует от понимания, что Марк знает об этом. В мыслях закрадывается: «а вдруг…», которое медленно перерастает в раздумья, и чем больше Донхёк думает о связи Марка с этой ситуацией, тем больше ему хочется ворваться внутрь и… — Узнай у Донхёка об его связи с этой группой, — доносится голос Короля и Донхёк, крепко сжав желваки, отступает от двери, но все так же внимательно слушает. — Возможно, он сможет разузнать для нас… Или вывести к ним. Понимаешь о чем я?       Донхёк не слышит ответа Марка, его просто не следует, в зале застывает тишина. По коже Донхёка проползают мурашки — он не имеет и малейшего понятия, о какой группе идет речь. Но даже если так, неужели ему придется их сдать, чтобы выжить? Если он знает эту группу (а это явно не простое сборище студентов, которые пытаются его вытащить), значит когда-то планировал с ними митинги, сидел вместе в обезьяннике, рисковал с ними жизнью, и не раз… Что-то скребет в потемках его души, саднит, сжимается в страхе, от чего Донхёку тяжело даже вздохнуть. Он не хочет это признавать, но он в действительности задумался — предаст ли он своих, лишь бы выжить здесь и разузнать больше для этой революции? Разгорается настоящая дилемма.       Мысли громким гулом проносятся в сознании, и, когда Донхёк снова подходит чуть ближе к двери, чтобы заглянуть в глазок и понять, почему стало так тихо, кто-то сзади резко прижимает свою руку ко рту Донхёка и тянет назад, не давая завопить. От неожиданности Донхёк чуть ли не падает назад, он крепко сжимает глаза и пытается вырваться, как слышит шепот у самого уха: — Тише, это я, не брыкайся, — «Марк, слава Богу», — проносится в мыслях Донхёка, но вырываться он не перестает. — Тише я тебе сказал. В конференц-зале что-то заподозрили.       После этих слов Донхёк успокаивается, и только тогда Марк осторожно опускает руку и ослабляет хватку. Развернувшись, он тут же собирается расспросить, что это все значит, как Марк касается его ладони, крепко сжимая ее. — Надо спрятаться, Донхёк, отец не оставит это просто так, — и он хотел потянуть его в сторону стеллажей с книгами, чтобы притаиться среди них, как из конференц-зала слышится голос Короля. Они оба застывают, вслушиваясь, но руку Марк так и не отпускает. «Почему у него такая грубая кожа на ладони», — думает Донхёк. — «Что он такого делает, чтобы появлялись мозоли?». — Предлагаю провести казнь на днях, когда приедет Японская Семья, — Марк меняется в лице и Донхёк тут же понимает, что это не по плану. — Если нет у Молодого революционера никаких связей, зачем мы его держим, верно?       Донхёк чувствует, будто земля из-под ног исчезает, голова кружится. Он смотрит на Марка, а тот лишь крепче сжимает ладонь Донхёка и смотрит нахмурено в ответ. Принц качает головой и осторожно тянет парня за собой, чтобы притаиться. Но тот едва может перебирать ногами, и сколько бы он не обдумывал, что скоро придет время его казни, сколько бы он не примирялся с этим исходом событий, внутри него был этот жалобный голосок, хоть и слабый: «Я еще так молод». Донхёк чувствует горький гом в горле и выступившие слезы в уголках своих глаз, но было бы глупо плакать перед Марком. Было бы глупо плакать вообще.       Они садятся за массивным шкафом с книгами и затихают. Донхёк пялится в пол перед собой, нервно теребя край костюма садовника. Марк смотрит на него и глубоко вздыхает. Утешал он паршиво, хотя никто его и не просил. Но он думает, что так надо, что лучше бы показывать людям свое сочувствие так, как им нужно. А потому, Марк шепчет: — Мы что-нибудь придумаем, — Донхёк вздергивает голову и смотрит на него удивленно. — Я не дам этому случится. Особенно, когда приедет Семья. Я обещаю тебе, — Донхёк сводит брови к переносице и Марк переживает, что тот расплачется. Принц просто притягивает его ближе к себе и обнимает за плечи, все еще шепча. — Костюм садовника тебе идет. Может, бросишь учебу и станешь заниматься нашим садом, м?       Донхёк тихо смеется, а Марк облегченно выдыхает, прижимаясь еще ближе. «Я постараюсь», — думается Принцу, когда он смотрит на подрагивающие ресницы и разомкнутые губы Донхёка. И ему так хочется, чтобы Донхёк заговорил, сказал, как это тяжело, что он всего этого не заслуживает, что мир несправедлив к нему, но он молчит, стараясь все эти возгласы в себе подавить. Марк крепко сжимает пальцы на его предплечье. — Я знаю, что это тяжело, — он замечает, как Донхёк дергается, а затем весь сжимается, — ты не должен быть сильным при мне, Донхёк. Я все понимаю. — Ты ни черта не понимаешь, Марк, — огрызается парень. — Перестань приравнивать нас. Будто не ты сын Короля со всеми привилегиями. Перестань вести себя так, будто мы друзья, будто тебе не плевать, что со мной станет, — Донхёк отпихивает руку Марка с плеча, но не отодвигается. — Просто скажи уже, зачем? — Он смотрит Марку в глаза и молчит, сжимая край одежды в руках.       Молчание затягивается, Марк разрывается между тем, что он должен сказать, и тем, что сказать было нужно. Сын Короля, правителя Кореи, Принц, которому с детства было суждено править… Марк опускает взгляд и уже хочет что-то сказать, набирая воздуха в легкие, как дверь библиотеки открывается и они оба синхронно поворачивают головы в сторону входа. — Никого нет? — «Джено», — шепчет Марк, на что Донхёк кивает. — Я говорил, что ему просто чудится. Отец не молодеет, просто всех вокруг подозревает, все как всегда. — И как он вообще разглядел, что кто-то подглядывает с глазка? — Марк хмурится, когда слышит голос Тэёна, а Донхёк смотрит на него, чтобы проследить реакцию. — И Марк сбежал, эти подозрения только подтвердив. Что с ним не так? — Самую важную часть на счет Донхёка так и не услышал, — выдыхает Джено, пройдясь между столами, что пол шумно скрипит. — Отец специально хочет устроить шоу. Но не слишком ли — убивать молодого парня при Императоре? — Ему нужно показать, что все под контролем, — выдыхает Тэён. Марк щурится, что-то обдумывая, а Донхёк громко сглатывает, чувствуя, как страх пробегается по его спине. — Если Донхёк действительно не сможет доказать свою полезность, его не защитит даже его популярность.       Взгляды Марка и Донхёка пересекаются после этих слов. Только взглянув на него, Донхёк понимает заранее — возможно, эту битву они проиграют. Только для Донхёка она станет последней, и даже Марк его от этой гибели спасти не сможет. Может, так даже лучше, пусть его убьют за его деяния, пусть его убьют за то, что он хотел лучшего для своего народа. Это всяко лучше, чем предать своих, нанося им непоправимый вред. Донхёк невольно задумывается о матери, которая обеспокоенно ждет его дома, в деревне, ждет от него весточки, хотя бы сообщения… Он думает о ЯнЯне и Ренджуне, которые ходят в университет без него, может, устраивают забастовки в честь него, не спят ночами, организуя в честь него целые шествия. Донхёк думает, что среди бастующих и Доён, что уволился, прочувствовав революцию сердцем. И наконец, Донхёк думает о Марке, что смотрит на него с каким-то отчаянием. Наверное, перед самой казнью, ему бы спросить, почему его пальцы такие грубые, рассказать, как Джено украл его любимую фигурку, и попросить прощения.       А еще сказать «спасибо». Через пелену непринятия, ненависти, просвечивалась совсем малая частичка благодарности. Донхёк поздно понимает, что Марка в этом замке он ненавидел меньше всего. И это словно удар под дых.       Неожиданно.