Моё офисное солнце

Антон выходит из кабинета. На часах ровно шесть вечера. У него совсем мало времени. Переодеться не успевает, придётся ехать в костюме. Очень неловко. — Антон! — его окликает Алёна, которая тоже собирается домой. — Ты сегодня хорошо поработал, молодец, — она улыбается парню, выходит из-за стола, ловит его руку и пожимает её. — Мы очень рады, что ты работаешь с нами. — Я тоже… рад, — бормочет парень, ощущая, как чувство отвращения к себе снова возвращается к нему. Почему, почему они так хорошо относятся к нему? А он… а он даже не может постоять за себя, чтобы как-то исправить ситуацию. — Ты домой? Поедем вместе? — Нет. Я… мне нужно по делам! — вырывает свою руку из руки девушки и быстрым шагом направляется к лифту. Нажимает кнопку. Двери плавно разъезжаются перед ним, заходит внутрь, нажимает кнопку первого этажа, молясь о том, чтобы никто не присоединился к нему. Остаётся один в замкнутом пространстве. Он старается никогда об этом не думать. Старается игнорировать эту главу своей жизни, как неудачный опыт. Но сейчас не получается. Перед глазами снова мрачная ухмылка Эда и его озлобленный взгляд. Каждая клеточка тела Антона снова начинает саднить от, кажется, фантомной боли. Некоторые шрамы ещё остались на его теле. Жёлтые уродливые синяки заживали неделями или даже месяцами. Действительно, Выграновский был невероятно прав, когда смеялся над тем, что у него больше не было отношений. Он чувствовал себя настолько подавленным и разбитым после их любовной ветки, которую даже язык, на самом деле, не поднимается назвать «любовной». Стеснялся своего тела. Не только уродливых шрамов, они были не слишком заметны, не только синяков и кровоподтёков, это всё заживало и бесследно исчезало. В голове бегущей строкой крутились слова Эда. Слова о том, что он страшный, некрасивый, никому не нужный и что никто, кроме Эда, его так не полюбит, что никому он будет не нужен. Антону уже не пятнадцать. Он старается трезво смотреть на вещи вокруг себя, но когда что-то слишком часто и настойчиво вбивают в твоё сознание, оно так или иначе там отпечатывается, пусть даже и неосознанно. Двери разъезжаются. Медленно выходит из лифта, идёт по полупустому фойе и просто хочет, чтобы это всё закончилось. Выходит на улицу. Конец декабря. Морозы уже вкрадчиво охватывают столицу, снег небольшими уютными сугробами располагается на обочинах дорог. Совсем скоро Новый год. А он снова несчастлив. И снова один. Антон достаёт сигареты, зажигалку. Прикуривает, затягивается. Табачный дым мягко окутывает его разум, никотин всасывается в лёгкие, ментоловый вкус сигарет ложится на язык. Становится немного лучше. Жадно делает одну затяжку за другой, надеясь, что хотя бы это приведёт его в норму. — Антон! — вздрагивает, оборачивается. Он как забитая собака, которая дёргается от каждого взмаха и шороха. Арсений подходит к нему, морщится от сигаретного дыма и щурится. — Ты так быстро убежал. Ты в порядке? В порядке ли он? Он нихуя, блять, не в порядке. Нихуя нет порядка ни в его жизни, ни в его бессмысленной глупой голове. Он просто чувствует, как жизнь рассыпается на его глазах, а он ничего не может сделать. — Да, всё хорошо, — кивает, дрожа от холода. Вдруг замечает, как одна из тонированных машин на парковке трогается с места и подъезжает ко входу в бизнес-центр, тоскливо следит, как шипованные колеса плавно скользят по мокрому асфальту. Кажется, это за ним. — Антон Андреевич, — водитель в чёрном костюме, тёмной рубашке и солнцезащитных очках выходит из автомобиля. Ему знаком этот человек. Водитель и телохранитель у Эда не поменялся. Он неплохой мужчина, на самом деле, просто работодатель хреновый. Обращается к нему всегда уважительно, на «вы» и по имени отчеству. — Эдуард Алексеевич Выграновский ждёт вас у себя, — открывает заднюю дверь, приглашая сесть. Антон подавленно кивает, оборачивается к Попову: — Извините, — затем идёт к машине, залезает в кожаный салон, снова вздрагивает, на этот раз от захлопываемой двери. До него доходит не сразу. Не сразу он осознаёт пиздец, который случился только что. Хватается за волосы и трясёт головой. Блять. Выграновский? Выграновский?! «Какой чёрт тебя дёрнул называть фамилию этого пидораса! — Антон тихо стонет, прикусывая губу и морщится от собственного бессилия. — Услышал? Понял?» Боже! На самом деле, у Арсения в голове тысячи кубов информации, фамилий и имён. Можно ли… можно ли надеяться на то, что он просто не обратит внимания? Не предаст значения услышанному? — Вы в порядке? — интересуется телохранитель, разглядывая Шастуна через водительское зеркало. Ебучий вопрос, который его уже порядком заебал. — Нет! — он злобно бьёт ладонью по обивке двери. — Нет, блять, я нихуя не в порядке! Хватит уже спрашивать меня об этом! — пинает ногой пассажирское кресло, всхлипывает и утыкается в стекло, закрывая глаза ладонями. — Вы — хороший человек, — тихо произносит мужчина, аккуратно поворачивая руль. Автомобиль сворачивает направо. — Не будьте таким слабаком. — Что ты сказал? — удивлённый Антон выпрямляется и впивается взглядом в водителя. — Будьте сильнее, — он отводит взгляд и снова сосредоточивается на дороге. — Не позволяйте с собой так обращаться, Антон Андреевич. Они всё всегда знали. Весь персонал, все они, подлизывающие задницу Эду и его семейке. Антон только сейчас понимает это. Исчезали с горизонта в нужный момент, делали вид, что ничего не слышали и не видели. Но они всегда знали, чем он занимается за дверьми своего особняка. Они всё всегда знали и ни разу не вступились. — Я не хочу разговаривать с тобой, — парень отворачивается к окну. — У меня трое детей и жена-инвалид, — всё же продолжает мужчина, имени которого Антон, кстати, так и не узнал. — Мне ни на одной работе, даже на трёх, не заработать столько. — Просто отстань от меня и делай свою грёбанную работу, — злобно шипит Шастун, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Он не злится на него. Потому что на данный момент на горизонте нет никого, на кого можно было бы вывалить свою агрессию. Быть сильнее? Не позволять с собой так обращаться? Он пытался. Честно, пытался. Серёжа с Димой часами читали ему нотации о том, как грамотно вести себя с такими людьми, как Эдуард Выграновский. Но это всё, блять, только теория. У него никогда не было практики. Он никогда не дрался. Только если в шутку с друзьями. Иногда Антону казалось, что ему нужно просто хорошенько разозлиться, но это у него никак не получалось. — Эд хорошо дерётся? — осторожно интересуется у водителя. — Вы не сможете победить, если будете применять силу. — Почему же? — Почему? — губы мужчины трогает лёгкая и немного грустная улыбка. — Потому что Эдуард Алексеевич нажмёт кнопку, приду я, ещё пятеро таких же парней, уложим вас носом в пол, предварительно сломав несколько костей. — Как же мне быть сильнее? — парень уже сам не понимает, зачем он затеял этот разговор, но чувствует необходимость сейчас получить поддержку от кого угодно. — Когда я был в шестом классе, у моих одноклассников появилось новое развлечение в их никчёмной жизни: окунать меня головой в унитаз вместе с моими вещами. Я не был слабаком, если судить трезво, но им я почему-то ничего не мог сделать. Каждый раз собирался покончить с этим и каждый раз не получалось. — И что же вы сделали? — Ничего особенного. Когда это случилось в очередной раз, я не расплакался, не убежал, поднялся с колен, сказал, что они ведут себя как стая жалких шакалов, набрасываясь толпой на одного, уговорил своего дядю показать мне несколько бойцовских приёмов, мой дядя был телохранителем у заместителя губернатора, несколько дней не ходил в школу, готовился, потом выловил каждого из них по одиночке и избил. Больше они ко мне не приближались. — Легко говорить, — грустно усмехается Антон. — Шестиклашки и вот… этот вот. — Дело не в возрасте. На тот момент и я был шестиклассником, и они были для меня серьёзным противником. Абьюзеры и манипуляторы будут пользоваться жертвой до тех пор, пока она ведётся на их игру. Поверьте, он не так могущественен, как вам кажется, — автомобиль паркуется у большого здания, где-то за их спиной закрываются массивные ворота. Мужчина выходит первым, открывает дверь. — Надеюсь, что мы с вами забудем об этом разговоре, — парень выдыхает и кивает. — Не провожай меня, я сам. Не переживай, не убегу, — медленно поднимается по мраморным ступенькам. Он злится. Он очень злится. Ему сейчас так хочется быть в другом месте, но никак не здесь. Хочется вернуться в офис или в любое другое место, где сейчас находится Попов. Объясниться, извиниться, попытаться всё исправить. Ему кажется, что чем дольше он находится не рядом с Арсением, тем сильнее растягивается между ними пропасть. И если сейчас он смог бы простить Антона, то завтра уже нет. Впервые за годы, что он находится под влиянием Эда, парень вдруг чувствует, что в его сердце может зарождаться что-то больше, чем постоянный страх, отчаяние и злость ко всему мужскому полу. Он всегда появляется неожиданно. Когда жизнь Антона вроде бы начинает налаживаться. Словно высчитывает это время, чтобы ворваться, снова испачкать воздух своим присутствием, разрушить всё то, что Шастуну приходилось строить после его прошлого ухода. Он каждый раз разбивает его вдребезги, каким-то магическим образом парализует всю его обычную человеческую способность — сопротивляться. Его провожают в большой зал. Он тут уже был несколько раз. И совсем не рад вернуться. — Ты приехал, — Эд сидит за столом, накрытым для ужина. Ещё бы он не приехал. Если бы не приехал, его бы привезли. В багажнике. — О чём ты хотел поговорить? — Я? Поговорить? — парень противно усмехается и наклоняет голову в бок, внимательно рассматривая Шастуна с головы до ног. — По-моему, это нужно тебе, а не мне, милый. Поужинаем? — Я не голоден, — сам не узнаёт свой голос: холодный и равнодушный. — Хорошо, — на удивление, Выграновский не спорит. Если бы Антон присмотрелся внимательнее, он бы заметил, как по худощавому лицу Эда пробежала тень раздражения. Обычно правила здесь ставил он. — Что ты мне можешь предложить? — Что я могу тебе предложить? — парень не двигается с места, взгляд зелёных разгневанных глаз прожигают собеседника насквозь, так что Эдуарду становится не по себе. Иногда он ощущает, что переходит грань, которую не стоило переходить, но всегда получается выгнать эти мысли из головы. — Я просто, блять, хочу, чтобы ты оставил меня в покое! — Я могу, — тот кивает. — Конечно, я оставлю тебя в покое тогда, когда пожелаешь. — Было бы славно, — бормочет удивлённый Антон. — Только вот твой старый хахаль будет решать свои проблемы, — Выграновский подло улыбается. — Думаю, его шарашку очень быстро лишат лицензии, а его самого выгонят на улицу, подставлять очко за бабки пидорасам, как и он сам, — он смеётся, находясь в восторге от придуманных собой эпитетов. — Арсений Сергеевич не гей, — возражает Шастун, чувствуя, как дрожащие пальцы сжимаются в кулаки. — Насколько я знаю…. — он растерянно вздыхает. На самом деле, это только его предположения, нигде о таком не пишут. — Плевать, — Эд встаёт из-за стола. Подходит ближе. — Он потеряет всё, что зарабатывал много лет. Из-за тебя. Ты понимаешь это, идиот? Не только он, но и все мерзкие людишки, что батрачат на него. Подумай своей тупой башкой. — Не вышло надавить на меня самому, решил спрятаться за спину своего папочки? — Антон делает шаг ему навстречу, всё внутри него начинает не на шутку закипать. — А мой папочка, — Выграновский опасливо отстраняется от Шастуна, — не против поиметь баблишко, а я не против поиметь тебя и твоего престарелого дружка, — его голос звучит уже не так пафосно и уверенно, но злобная ухмылка всё ещё не сползает с лица. — Ты мерзок и жалок! — Антону просто обидно. Обидно, больно и жаль самого себя. Ногти впиваются в кожу ладоней, зубы сцепляются мертвой хваткой, до крови прикусывая язык. В его голове вертятся слова телохранителя. Эд трусливый подонок, за любое действие он просто натравит на него свою охрану, которая сделает его инвалидом. — Я же хочу по-хорошему с тобой, Антон Шастун, — парень всё-таки подходит ближе, берёт его руку в свою. — Ой-ой-ой, как мы сжали наши кулачки! Боюсь-боюсь! — Ты не сможешь купить меня, как ты этого не поймёшь, Эд! Ты можешь трахать меня, запугивать чем угодно, но я никогда, блять, не полюблю тебя снова! Почему ты не понимаешь? — Выграновский отпускает его руку и щурится. — Да я не удивлён, что ты таскаешься за мной только потому, что не нужен никому! Потому что ни один дебил не стал терпеть твои ебанутые наклонности и дурацкий характер! — Антон тяжело дышит, переводя дыхание. — Ты просто, блять, никому не был нужен, кроме меня! Даже своему отцу! — Пошёл вон! — парень размахивается и бьёт сжатым кулаком по лицу Шастуна, тот не удерживает равновесие и падает на ковёр. — Пошёл нахуй отсюда! — Эд разворачивается и быстрым шагом идёт в сторону двери, ведущую в один из многочисленных коридоров его особняка. — Уведите его, блять, пидорасы! Двери распахиваются. Входят несколько охранников, в числе которых Антон узнает уже знакомого ему мужчину. Его губы трогает лёгкая улыбка, но он быстро берёт себя в руки. Парни хватают Шастуна под руки, помогая подняться, и уводят из зала. — Я пытался с тобой договориться, ублюдок! Я уничтожу тебя, твоего дружка и его контору, я тебе клянусь! — вслед им доносятся угрозы. — Вам нужен лёд? — участливо интересуется телохранитель, когда они оказываются на улице вдвоём. Морозный воздух приятно охлаждает лицо Антона, который сидит на ступеньках, прикрывая разбитую губу ладонью. — Какой лёд! — он мотает головой. — Вези меня обратно, откуда забрал! Прошу тебя! — мужчина кивает и жестом приглашает парня следовать за собой к машине. Кажется, у него есть шанс всё исправить.

* * *

Антон вбегает в бизнес-центр. Машину Арсения он видел на парковке. Значит, тот всё ещё здесь. Подбегает к лифту, нажимает кнопку вызова, заходит внутрь. Восемьдесят девятый этаж. Каков его план? Он даже не продумал план. Просто признается во всём? Вывалит всю правду? Будет давить на жалость? Как-то попытается всё объяснить? Что же ему сделать, чтобы сгладить углы своего проступка? Он точно знает одно: угрозы Эда не беспочвенные. Он всегда исполнял каждую свою угрозу. Да и таким образом, что жизнь Антона каждый раз переворачивалась с ног на голову. Кажется, он совсем не решил проблему, а сделал только хуже. Но, может быть, Выграновский доведёт дело до конца и отстанет от него? Но какой ценой? Что же ты натворил, Антон Шастун? Выбегает из лифта. Бежит по коридору. Но чем ближе эта заветная дверь, тем сильнее и быстрее колотится испуганное сердце. Дверь приоткрыта, выпускает через щель тонкую полоску света. Слышатся какие-то движения. Так страшно и волнительно Антону, кажется, не было никогда. Подходит. Осторожно открывает дверь. Заходит внутрь. Арсений стоит около его стола, спиной к нему, что-то делает. Пока ещё не очень понятно, что именно. — Здравствуйте, — тихо произносит парень и выдыхает. Он приехал, он здесь и точно сможет всё исправить. Попов разворачивается к нему. Ворот рубашки расстёгнут чуть более неформально, чем раньше, рукава закатаны, несколько прядок волос свисают над влажным лбом. Чем он здесь занимался? — Зачем приехал? — голос звучит равнодушно, равно так же смотрят голубые глаза. — Поговорить, — Антон нервно сглатывает слюну. Кажется, он уже знает всё. — Нам не о чем разговаривать, — мужчина разворачивается к столу, затем поворачивается снова, но уже с коробкой в руках. — Твои вещи, — парень не двигается с места, поэтому Арсений подходит к нему, вручает коробку и возвращается к окну. — Арсений Сергеевич! — Антон кладёт коробку на пол, следует за мужчиной. — Давайте поговорим, прошу вас! Я могу всё объяснить, я вам клянусь! — Можешь объяснить? — брюнет резко разворачивается. Его разгневанное лицо так близко, что, несмотря, на патовую ситуацию, Шастун чувствует, как всё его тело покрывается мурашками. — Что ты мне можешь объяснить? — голос Попова дрожит от ярости. — Я не знаю, что ты себе там нафантазировал, Антон Шастун, но я и моё мнение не изменились ни на йоту. Ты вылетишь отсюда без сожалений и без раздумий, если накосячишь. Думаю, тебе не стоит объяснять, в чём именно ты провинился, — он подходит ещё ближе, так, что их носы практически соприкасаются, ни на секунду не отводит взгляд. — Меня не интересуют твои личные разборки. Я очень жалею, что ввязался в них. А ещё… — мужчина разочарованно качает головой, — а ещё, я очень жалею, что нанял тебя на работу. Думаю, это была моя главная ошибка, — он проходит мимо Антона, задевая того плечом, на секунду задерживая взор на разбитой губе парня, и останавливается только у двери. — У тебя есть пять минут, чтобы собрать все свои манатки и убраться вон из моего офиса. Ребятам я говорить не буду, можешь придумать сам что-нибудь правдоподобное, если не хватит смелости сказать правду. Время пошло, — выходит прочь, хлопая дверью. Антон так и остаётся стоять посреди кабинета, одинокий и совершенно разбитый. Ком снова предательски подступает к горлу, глаза щиплет, а ссадина на губе начинает болеть ещё сильнее. Он медленно опускается на пол. Садится на тёплый офисный ковёр, переводит дыхание. Все органы внутри него, кажется, слиплись в один комок. Совсем недавно он был так горд, что поставил Эда на место. Но сейчас понимает, что всё это было зря. Никого, в том числе, и Попова, не интересовало, что с ним происходит, и что он переживает. Выграновский снова управляет его жизнью и сломал её в очередной раз. Может быть, стоило просто переспать с ним, сделать всё то, что он прикажет? К чему были эти наполеоновские планы своего освобождения? Никому совершенно не важно, что он чувствует. Он так эгоистично пытался исправить свою жалкую жизнь, что подставил судьбы десятка людей. Антон сгибается пополам, впивается пальцами в волосы, царапая кожу на голове. Эд был чертовски прав. Он — ничтожество. Он — ужас, который уничтожает всё, к чему прикасается. Не только Эд был никому не нужен, но и Антон тоже. Они чем-то даже похожи. Наверное, этой своей ненужностью никому, кроме друг друга. Ненависть к самому себе снова накрывает его новой волной. В такие моменты трудно себя контролировать и принимать трезвые решения. У него остался один выход. Перед уходом попытаться как-то всё исправить. В первый раз не получилось. Может быть, получится во второй? Выпрямляется, дрожащими пальцами лезет во внутренний карман пиджака. Достаёт кусочек картона, подносит ближе к глазам.

Воля Павел Алексеевич

Несколько раз перечитывает текст. Сжимает в руке телефон. Сердце бешено колотится. Тук. Тук тук. Тук. Тук. Тук.