Отрицаемый гений

      Кейл Хенитьюз был невероятно умным человеком.       Выпив бутылку-другую отменного вина в баре за деньги, в которых он не видел такой же ценности, какую им все придают, но использовал, зная их пагубное влияние на остальных, от человека, которого отцом даже не назовёшь, впрочем, это не сильно его волновало, Кейл в открытую рассуждал о том, что не принято в обществе понимать, но определённо необходимо на благо людей же.       И за его искренность, за его отсутствие присущего всем, кого окрестили "нормальными", страха пред гневом кого-то свыше, будь то корона или даже боги, его называли отбросом.       Никто не хотел понимать Кейла, все списывали его слова на бред в белой горячке, успокаивая совесть, что рвалась на долгожданный зов. Было проще верить, что это не тот знак, о котором мечтает их сердце.       Взглянул бы кто в его уставшие глаза, настолько ясные и кристально чистые, каких не бывает у алкоголиков, узнал бы кто его истинное "я", скрытое под ворохом ярлыков и театра, где все играют предложенные им без права на отказ роли, ужаснулся бы.       Кейл был бы прекрасным союзником, гениальным стратегом, что разрабатывал планы для команды лучше всех известных предводителей. Но его талант скрывался за холодом и отстраненностью, за его нежеланием открываться кому-либо, за разочарованием.       Разочарованием в людях, что вечно предают, что уходят, отбросив бесчисленные обещания, и ничего не говорят вслед.       Кейл устал в эти глупые и пустые обещания верить, устал надеяться, что что-то измениться, устал жить.       Зная, что единственный, кто завёл и может вывести его из этой пучины - это он сам, Кейл не имел сил бороться за свое место под солнцем, ему осточертело даже пытаться.       Ведь общество, в котором ему не посчастливилось родиться и вырасти, было давным-давно прогнившим и от одного его желания не изменится. Оно несправедливо - тот, кто правда пытается, становится подстилкой для подлых и идущих по головам. Несмотря на то, что превозносились именно страдальцы, им никто не помогал и становиться не хотел.       Кейл не хотел занимать должность в таком обществе, не хотел быть как-то с ним связан. Он предпочитал оставаться вечным наблюдателем, иногда дёргая за ниточки, чтобы разыгравшийся перед его глазами спектакль шёл в нужном направлении. И делал это настолько умело, что оставался незаметным.       Многие боги ведь влияют на мир, когда им угодно, но никогда не отвечают на молитвы, потому об их существовании никто не догадывается.       И Кейл, раннее проклинавший их за бездействие, начал понимать и желать того же, противясь самому себе, но осознавая, что выбор сделан в его пользу.