Романтический ужин

      Игорь с задумчивым видом забрел в лужу. Несколько продолжительных мгновений простояв в центре нее, рассматривая грязную воду, мальчик поводил ногой, обутой в надежный резиновый сапог, который достался ему по наследству и все еще был немного большеват, и вышел на противоположный край асфальта дорожки, еще раз бросив на центр лужи загадочный взгляд. Лиля улыбнулась, подойдя к сыну и потрепав его по волосам. Она честном попыталась их уложить после того, как он принял ванную, но шевелюра у Игоря была точь в точь как у отца, и по цвету, и по длинне, и по степени непослушности, поэтому все ее старания уходили в никуда.       Она предлагала ему подняться пока обратно в квартиру, но сын слезно упросил ее вместо этого подождать здесь, во дворе. Отказать ему Лилия не смогла, в конце концов, вряд ли за все выходные они с Женей выйдут куда-то дальше ближайшего магазина, поэтому будет хорошо ему как следует погулять. Зная паранойю Горшкова, вряд ли он так просто позволит сыну начать осваивать новые территории и знакомиться с местными детьми. Игорь уткнулся лбом в ее пальто, прикрывая устало зеленые глаза, как большой ласковый котенок подставляясь под теплую ладонь. — Что, мое золото? — тихо спросила Иванова, так тихо, что слышал только Игорь. — Набегался совсем? — Угу, — промычал он в ответ. — Мам, а он вообще приедет? — Приедет конечно, — все так же тихо с легкой улыбкой ответила она. — Обязательно приедет. Вы же уже два месяца не виделись. Папа соскучился по тебе очень. Поедете с ним в его новую квартиру, поможешь там ему обжиться, а то ты же знаешь — он без тебя как без рук. — А ты чем будешь заниматься?       Игорь запрокинул голову, глядя на лицо Лилии, немного усталое из-за раннего подъема несмотря на выходной день, потому что комнату в коммуналке нужно было привести в порядок, и дежурство по кухне сегодня было за ней, ребенка отвести на секцию, приготовить поесть на день, а еще что-нибудь вкусное сделать, чтобы малыш взял с собой, а то неизвестно, чем Женя будет кормить его. Он и себя то покормить иной раз по-человечески не мог… она задумчиво улыбнулась. Сейчас, спустя почти два года после развода, сложно было понять и представить, как они вообще уживались вместе, первые года три-четыре даже без скандалов.       А потом случилось это. Женщина слегка сморщилась. Шрамы на погоду ноют… — Лоб не болит? — она потерла большим пальцем яркую полоску в форме молнии на лбу сына. Игорь отрицательно помотал головой. — Я взяла из больницы документы домой. Поработаю, книжку почитаю… и спать лягу. — Ску-у-учно, — протянул вяло сын. — Поехали с нами, мам? Папа ведь точно тебе рад будет. И ты ему куда лучше меня поможешь, — он обнял ее.       Лиля смотрела в полные надежды глаза сына, как будто в зеркальное отражение своих собственных. В груди защемило. Он пока еще не может ее понять… да нет, все он может понять. Умный мальчик, умный и очень добрый. Это она пока еще не может ему объяснить, потому что просто не находит нужных слов. Евгений вовсе не был плохим человеком, но это не мешало ему подвергать семью опасности из-за работы, и жить в вечном страхе стало просто невыносимо тошно.       Но для Игоря он герой. И пусть пока так все и остается. Пройдет время, и она обязательно сможет все ему рассказать, но сейчас ей хотелось, чтобы сын просто наслаждался детством. Никакому общению с отцом она препятствовать даже и не думала, только Женя все равно неизменно работал сутками, так что виделся с ним по мере возможности. — С чего ты взял, что скучно? Очень даже весело, — Иванова ободряющее улыбнулась. — Я еще повяжу. Мне тетя Алиса такую схемку принесла из журнала, начну тебе свитер вязать, красивый такой… — Не умри от скуки до моего возвращения, пожалуйста, — Игорь печально вздохнул, прильнув к ней еще плотнее.       Лилия хихикнула, снова проводя ладонью по мягким торчащим в разные стороны волосам.       Во двор заехал серый «москвич». Игорь оторвался от матери, едва услышал, как машина подъезжает, и скорее понесся вперед. Женщина только и успела выкрикнуть ему вслед: «Осторожнее!», да ухватиться за тут же выскользнувший из пальцев край ворота ветровки, а он уже повис на вышедшем из авто мужчине. — Здорова, боец! — Евгений отстранил сына от себя. — Так, а ну-ка, как я тебя учил? — мальчишка тут же сделал шаг назад и протянул ему маленькую руку. — Вот, другое дело, — Горшков несильно стиснул его ладонь своей рукой и усмехнулся. — Здравствуй, Жень, — Лилия подошла к ним. — Здравствуй, — он не поднял на нее глаз. — Игорюш, — Иванова развернула сына к себе, присаживаясь на корточки. — Папу слушаться, спать ложиться вовремя, хорошо? — Так точно! — Игорь отсалютовал ей и поспешил забраться на заднее сидение машины, дверь которой отец для него уже открыл. — А ты не скучай без меня. — Так точно, — засмеялась Лиля. — Вот, — она протянула Евгению пакет, когда он закрыл дверь с негромким хлопком. — Там салат, тушеная картошка и коврижка. Проследи только, чтобы он поел вечером. И режим ему не сбивай. Кое-как наладили. — Хорошо… А что за недовольный взгляд то, голубка моя? — Ты опоздал. Очень сильно. — А ты торопишься что ли куда? — глаза Евгения недобро блеснули. — В Купчино, небось, поедешь? — Сын тебя заждался. Два месяца, Жень, — напомнила Иванова невозмутимо. — А ты еще и опаздываешь. Что мне делать в твоем Купчино? Ты с чего это взял вообще? — Да видели тебя там коллеги мои. Катаешься, говорят, регулярно туда, — Горшков попытался изобразить такую же железную невозмутимость. — Интересно вот стало, к кому. Решил полюбопытствовать. — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Давно уже не твое дело, куда и к кому я езжу, Жень. Хороших выходных, — она постучала слегка в окошко машины, чтобы обратить на себя внимание сына, и помахала рукой с улыбкой.

***

      Северин отряхнул руки от муки и с чувством полного морального удовлетворения оглядел стоявшие на столе противни, на которых красовались аккуратные ровные ряды пельменей. Вода в небольшой кастрюле на плите уже как раз закипала, да и минутная стрелка часов стремительно приближались к цифре шесть, что означало о скором прибытии долгожданной гостьи.       В романтике Суворов ничего особо никогда не понимал. Ну, если только когда-то в юношестве, начитавшись книжек и насмотревшись кино, а теперь вот как-то нет. Знания о том, как сделать все красиво, так, чтобы женщине непременно понравилось, были вымещены за ненадобностью куда более нужными знаниями из его рабочей области. Лиля относилась к этому с пониманием и ничего не требовала. Да ей никогда много было не надо, но ему хотелось радовать ее.       Хотелось, чтобы ей было с ним хорошо, чтобы было что-то у них кроме секса, пусть и хорошего. Они ходили в театр, слушали классическую музыку в исполнении соседа скрипача — правда это скорее по неволе, но Северин считал, что за культурное просвящение тоже может сойти, — вместе работали над его статьями, что лично ему казалось весьма и весьма романтичным, когда она, вдумчиво читавшая какую-нибудь громоздкую энциклопедию, чтобы найти для него нужную информацию, сидела на диване голая, прикрыв символически его халатом ножки, а он не мог сосредоточиться на работе — взгляд то и дело невольно притягивался к ее полной крепкой груди с розовато-коричневыми крупными сосками и рыжему пушку на ее лобке, что игриво выглядывал из-под махровой ткани халата.       Северин покупал ей цветы, подкидывал ее любимые шоколадные конфеты в карман хирургического костюма, украдкой, незаметно для других целуя в веснушчатую щеку, находя тысячу и один предлог для посещения роддома или поликлиники, читал ей Есенина и Маяковского, хотя был уверен, что напрочь позабыл все стихи и песни. Лиля смеялась и говорила, что он совсем как школьник, и ласково гладила его по волосам, и он действительно чувствовал себя снова так, словно он просто смешной нелепый мальчишка-подросток, который влюбился в свою лучшую подругу и никак не может понять, как же рассказать ей о своих чувствах, но так, чтобы только прямо об этом не говорить.       Тимофей высунул морду из-за противоположного края стола. Несколько мгновений он пристально смотрел на хозяина, а затем, не сводя взгляда с лица Северина, полез лапой к противню. — А ну-ка брысь, — фыркнул мужчина, прогоняя недовольно замяукавшего кота в комнату. — Смирись уже с тем фактом, что я теперь не только для тебя одного стараюсь…       Вода в кастрюле уже вовсю бурлила, и он принялся за варку пельменей.       Сегодня они должны были нормально встретиться первый раз за эти два месяца. Причиной тому, что пересечься у них получалось только на работе, был Игорь Горшков — мелкая копия Евгения Горшкова, которую Суворов украдкой видел на фотографии в Лилином кошельке, когда она как-то настояла на том, чтобы самой расплатиться в магазине. У него тогда аж холодок по спине пробежал от осознания, что ребенок этот рано или поздно перестанет быть просто иногда вскользь упоминаемым Игорешей, от чего создавалось впечатление, что нет его вовсе, и может оказаться серьезным препятствием в их отношениях, как и случилось.       С другой стороны — он взрослый человек. Что он, с мальчишкой общий язык не сможет найти что ли? Ну да, сложновато будет в плане того, что на половину это Горшков с его геройскими заскоками и неумением жить спокойно без поиска на жопу приключений, но ведь что-то же в нем должно быть и от Лили, а значит будет не так сложно. Другой вопрос в том, что события она торопить не хотела, и пока не хотела их знакомить, а значит пока никак разрешить проблему не получится.       Сейчас думать об этом не хотелось, были дела поважнее. Из-за того, что они давно не виделись, ему показалось уместным сделать что-то особенное, какой-то романтический ужин, но у него не вязался классический романтический ужин со свечами и букетом цветов в фарфоровой вазе по центру стола с его однокомнатной холостяцкой халупой. Впрочем, Лиле его квартирка нравилась, она даже против фоток с голыми тетками в ванной ничего не имела… Суворов помнил, как было стыдно, когда он привел ее в первый раз, такой окрыленный, что просто забыл об этих многострадальных снимках, а Иванова только рассмеялась и сказала, что одобряет его вкус. Ну, учитывая, что почти все они были рыжие и с такой же антигравитационной грудью, как у нее, было бы странно, если бы не одобрила…       Да и фарфоровой вазы у него не было, и вместо подсвечника — железная кружка, а в холодильнике вообще мышь повесилась, какой ужин-то? Из чего? Пришлось еще потратить пару часов и придумать, чтобы такое приготовить. Далось это с большим трудом, в итоге было решено поискать ответы на все вопросы в записной книжке с рецептами, доставшейся фактически по наследству от матери, а в ходе поиска книжки, он наткнулся на альбом, из которого выпал один из отклеившихся снимков.       На той фотографии им с Лилей было лет по одиннадцать. Они сидели в летней кухне у ее бабушки, перед ними стояла здоровая тарелка с пельменями, и пока Северин с весьма удрученным видом, потому что его опять пытались накормить против его воли, Иванова же наоборот с довольным прищуром и улыбкой смотрела на еду, предвкушая трапезу. Она была той еще любительницей пельменей, и он подумал, что это вполне себе неплохая идея — приготовить ей домашние пельмени.       Суворов накрывал на стол. Все-таки, смешно это, свечу в железной кружке стоило убрать… Дверной звонок зазвенел и хотя обычно его раздражал этот звук, сейчас Северин как никогда радовался и едва услышав понесся открывать, запнувшись об кота и обматерив его. — Севочка! — Лилия повисла у него на шее. — Прости, что опоздала. Бывший поздно приехал за сыном, — она положила холодные ладони на его щеки и притянула его к себе, целуя нежно и крепко в губы. — Дай хоть дверь закрыть, — усмехнулся Суворов, потянувшись к ручке. — И пальто давай. Замерзла? Губы аж синие. — Немного, — ответила Иванова. Она наклонилась, расстегивая свои сапожки, а его взгляд непроизвольно упал на обтянутую черными брюками задницу и прикусил губу. Сдержаться бы и не прижать ее к стенке прямо здесь, в прихожей, чтобы спустить с нее эти брюки, наклонить и… — Игорь не захотел идти домой, мы с ним долго гуляли во дворе, вот я и чуть продрогла. Носки надо было потеплее надеть. Но ты же меня согреешь? — Конечно согрею, — Северин прижал ее к себе, чувствуя, как в груди теплеет. — Согрею и порадую. Кушать хочешь? — Хочу, — ее зеленые глаза блеснули. — Сейчас, только еще чуть-чуть пообнимаемся. Я так соскучилась по тебе, — Лилия потерлась щекой о его шею, обвивая руками его талию, вздрагивая всем телом от того, какой он был теплый. — Ты мой цуцик, — он поцеловал ее в висок.       Суворов отправился на кухню ставить чайник, а Лиля пошла в комнату. Он теперь никак не мог перестать улыбаться. Объятия и поцелуи украдкой на работе с редкой возможностью перепихнуться не давали того чувства, что возникало, когда они могли прикасаться друг к другу ровно столько, сколько хотели, и было сложно заставить себя оторваться от нее, отпустить от себя, хотелось прижать ее к себе и больше не отпускать.       Он зашел в комнату и прыснул со смеху: Иванова, широко раскрыв глаза, замерла, с вилкой во рту, склонившись над столом, как пойманная на преступлении воришка. — Приятного аппетита, — Северин прошел к столу. — Извини, что все так просто… я не придумал ничего лучше. — Очень вкусно, — с набитым ртом, хихикая, проговорила Лиля. — Люблю пельмешки. Они как хороший секс, их надо лопать так, чтобы потом дышать было трудно. — Так вот в чем дело, — он вновь расплылся в улыбке.       Они обсуждали нововведения в больнице, последние новости в стране, шутили. Разговоры ни о чем всегда давались Северину не особо хорошо, но с ней было легко говорить обо всем. Хотя он все равно предпочитал больше молчать и слушать ее голос, такой мелодичный и легкий, и ее мысли обо все на свете. В Лиле удивительным образом сочетался мечтатель, тянувшийся куда-то за горизонт к морям и чудесам, и приземленный, рациональный и рассудительный человек, которому для счастья было нужно, чтобы сын был счастлив и не болел, на работе все складывалось, и можно было навернуть тарелку пельменей.       Он так не умел. Для него либо через тернии к звездам любыми средствами, либо так, как он живет. Жил до ее появления. Теперь у него тоже снова появились мечты… — Ой, Сева, это восторг, — она взяла салфетку и протерла губы. — Спасибо большое. Фух, — женщина откинулась на спинку стула, прикрыв глаза и положив руки на живот. — Теперь хочется полежать. — Ну давай полежим, — Суворов кивнул в сторону дивана.       Лилия переодевалась в его футболку, пока Северин ставил пластинку. Он обернулся через плечо: Иванова складывала свои брюки, повернувшись к нему спиной, и Суворов скользнул взглядом по изгибу ее талии, бежевому хлопку белья, упругим бедрам. Произведение искусства, не иначе.       Лежа на диване они продолжали разговаривать о всякой бесполезной всячине. Лиля положила голову ему на грудь, ласково гладила его ладонью везде, где дотягивалась. Иногда она морщилась и ерзала на месте, удобнее устраиваясь и в конце концов Северина это напрягло. Вдруг у нее что-то болит? — Лиль, все в порядке? Вертишься как вша на гребешке. — Да это так… шрамы на погоду ноют. Погладь меня по спинке, — попросила Иванова. — Я так люблю, когда ты это делаешь… — Конечно…       Иванова села, сняла футболку и, прикрыв ею грудь, легла на живот. Суворов недовольно закатил глаза: опять спрятала все самое красивое… Он повернулся на бок, устраиваясь ближе к ней, принимаясь гладить невесомо бархатную кожу ее спины, глядя в ее полуприкрытые глаза. Сердце сжалось, когда он случайно коснулся огрубевшей кожи одной из полосок шрама, что раскинулся осьминогом на ее пояснице. — Девочка моя бедная… как же тебе было больно, как ты только вообще это вынесла?.. — прошептал он. — Смерти Игоря я бы точно не пережила, так что уж лучше это. Да и вообще… в последнее время почти не болит. Реже намного. С тех пор, как с тобой начала встречаться, — она улыбнулась, не открывая глаз. — Вы меня вылечили, Северин Тарасович, — сказала она и сладко зевнула. — Лиль, а ты хотела бы еще детей? — Не знаю… Игорь уже взрослый стал, самостоятельный, и по правде говоря мне бы хотелось, — Лилия еще раз зевнула. — С совсем маленьким повозиться. А ты детей хочешь, Северин? — Да я как-то не думал особо… — он замолчал, уставившись в потолок.       Какое наглое вранье. Он думал, и неоднократно, что это, наверное, было бы очень даже здорово — если бы у них был общий ребенок. — Но, наверное, хотел бы. В последнее время я задумываюсь об этом и мне кажется, что…       Суворов услышал тихое сопение. Она заснула. Он сам закрыл глаза и очень скоро задремал.       Ему снилась Лиля, раздобревшая, пузатая и очень счастливая. Она гладила большой живот, спрятанный под светлую ткань летнего сарафана и улыбалась, и Северин обнимал ее со спины, завороженно прислушиваясь к ее щебетанию, чувствуя, как малыш пинается. Она что-то говорила про то, как они обустроят детскую в новой квартире, какое будет имя у их крохи, и чьи у нее будут глаза…       Он проснулся, когда почувствовал что-то влажное на шее. Это Лиля водила кончиком языка по чувствительным местам, расстегивая параллельно пуговицы его рубашки, и Северин не открывал глаз и не шевелился, наслаждаясь ее прикосновениями, тем, как горячее дыхание обжигало кожу. Она целовала острые ключицы, ласкала пальцами бусинки сосков, от чего он невольно негромко застонал. Поцелуи спускались все ниже, и вот она уже целует низ его живота, стягивая с него штаны.       Суворов посмотрел на нее, скользнув пальцами в рыжие волосы, и Лиля застыла, глядя на него. И снова этот взгляд пойманного за делом воришки, и легкий румянец на щеках, и он смог только засмеяться. Она тоже засмеялась и, сложив ладошки аккурат на уже порядком напряженный орган, положила на них подбородок, с довольной улыбкой глядя на него. — Ты снова застукал меня, — промурлыкала она прикрывая глаза, когда он стал гладить ее по голове, пропуская рыжие пряди сквозь пальцы. — Я не хотела тебя будить, ты так сладко спал и так улыбался во сне… тебе снилось что-то хорошее? — Очень хорошее… — ответил он хриплым шепотом.       Северин провел указательным и большим пальцем по ее нижней губе, слегка надавливая, и Лиля открыла рот, позволяя ему скользнуть внутрь, принимаясь посасывать и облизывать его пальцы. Он плавно двигал ими, наблюдая за тем, как она закатывает глаза, слушая, как она тихонько постанывает. Суворов прикусил губу. Лилия была тут не единственной, кому нравилось, когда рот был чем-то занят.       Она села на коленки, а затем встала на четвереньки, уперевшись руками на подушку рядом с ним. Он приподнялся, целуя ее в губы страстно, рукой погладив грудь, слегка ущипнув за один из сосков, и скользнул ниже, забравшись ей в трусы, принимаясь гладить уже влажную щелку. Пальцы скользили в ее смазке, и Лиля сама слегка двигалась, чтобы тереться клитором. — Хочу тебе отлизать, — прошептал он в поцелуй. — Не желаете присесть, гражданочка? — Да что вы такое говорите, молодой человек… — хихикнула Лилия. — Очень даже желаю.       Она сняла с себя белье и устроила коленки по обе стороны от его лица. Суворов, впившись руками в ее бедра, прильнул к ее лону. Ее запах, ее вкус, робкое тихие стоны — это ведь так постыдно, а если еще встретиться взглядами сейчас, то все ее личико запылает пуще прежнего, — это все безумно заводило и он чувствовал, как его член твердеет. Он интенсивно лизал, лаская языком клитор и вход во влагалище, заставляя ее вздрагивать, поджимать ноги, прогибаться в спине.       Лилю била мелкая дрожь от его прикосновений, он придерживал ее руками, за талию, и она мычала от удовольствия, хныкала, не выдерживая распирающего чувства внизу живота, от которого хотелось согнуться, от которого мутился рассудок, хотелось еще, чтобы он делал это снова и снова, снова, пока ее не разорвет к чертовой матери. Она сама отстранилась от него, легла рядом, судорожно выдыхая, пока влагалище сокращалось в требовательном напряжении. — Что-то не так?.. — Нет… просто это так… это слишком хорошо. Я боюсь, что просто сойду с ума от удовольствия, — Иванова выдохнула с легкой улыбкой. — Иди ко мне, — она протянула руки к нему.       Северин крепко обнял ее, наваливаясь сверху, вжимая ее в диван, такую горячую, страстно шепчущую, как сильно она любит и хочет его, и от этого шепота он заводился еще сильнее, желая обладать ею, сделать ее своей, исполнить эти жалобные просьбы. Лиля в голос застонала, когда он проник в нее, прогнулась в спине настолько, настолько это было возможно под его телом, прижимаясь к нему ближе, и Суворову казалось, что если она продолжит так восхитительно сладко стонать и дальше, то он кончит за считанные секунды.       Она шептала его имя, сбивчиво, захлебываясь собственными стонами. Северин не мог сам сдержаться, ей на ухо повторяя, что она его хорошая сладкая девочка, что он любит ее, проникая в нее грубее и жестче по мере того, как нарастала ломота в пояснице. Лилия крепче обнимала его за шею, целовала его в шею, впиваясь ногтями в его спину.       Она замерла, перестала дышать, кончая под ним с немым стоном. Суворов остановился, глядя на нее, обмякшую в пару мгновений. Лиля довольно заулыбалась и резко перевернулась, подминая его под себя. Она спустилась вниз, и взяла в рот его член, такой твердый, покрытый ее собственной смазкой, принимаясь двигать головой, скользя губами по стволу. Суворов вцепился в ее макушку, надавив, скользнув глубоко в ее глотку, кончая.       Лиля отстранилась, шумно переводя дыхание, вытирая слюну и помаду с губ предплечьем. Он сел, вновь крепко обнимая ее. — Девочка моя, — они вместе рухнули, разваливаясь на диване, тяжело дыша. — Как же я сильно соскучился… — Верю, любимый. Я тоже безумно соскучилась.