Честнейший владыка пика Цинцзин-8. Первые мосты

      — Я скучал, сяо Цзю. Я очень по тебе скучал.              Сердце сжалось в груди сладко и болезненно. Сяо Цзю. Его Сяо Цзю. Юный, помятый после драки и гневно взъерошенный, словно время и впрямь обернулось вспять. Словно не было в их жизни ни чудовищных ошибок, ни безжалостно преследующей боли. Словно жизнь не искалечила Сяо Цзю, словно сам Юэ Циньюань ещё имел право зваться «Ци-гэ»…              Хотя нет. Сяо Цзю смотрел на него гневно, обиженно, ненавидяще — как и положено смотреть на предателя. На того, кто не смог справиться и только сделал всё хуже. Как на того, кого хотел ударить, вцепиться, стиснуть руки на горле и полоснуть напитанными ци пальцами по лицу…              Юэ Циньюань позволил бы. Он вообще не умел сопротивляться Сяо Цзю. Было бы так легко опустить голову в привычном извинении, промолчать, оставляя за Сяо Цзю право выбора: ударить или уйти. Принять эту ненависть, согласиться со всем, что он решит и захочет дать или не дать подведшему младшего брата бесполезному Ци-гэ.              Но чужие слова ещё звучали в ушах, перекатывались отзвуками где-то в груди.              «Если у тебя есть желание что-то ему сказать, говори сейчас».              Слова человека, который звал его «Юэ-шисюн». Который проводил с ним вечера за чаем и порой бессмысленными, но такими тёплыми разговорами. Который мягко улыбался уголками губ и распахивал веер до боли знакомым жестом. Который не был его Сяо Цзю и практически не пытался это скрывать.              Которому за это время Юэ Циньюань привык доверять. Хотел доверять.              Как Шэнь Цинцю, владыке Тихого пика, чьи ученики прятали под начитанностью и возвышенными манерами порой совершенно неожиданный здравый смысл. Под чьим крылом капризная глупышка вырастала в серьёзную и умную девушку, а Повелитель демонов корпел над отчётами о миграции монстров, чтобы проложить торговые пути не через любимые лужайки носорогопитонов.              Как стратегу Цанцюн, готовому добровольно пойти в Водную тюрьму, чтобы переиграть противника и использовать против него его же собственную ловушку. Носившему легендарный артефакт так небрежно, что это и впрямь казалось пустяком, — и сокрушавшему препятствия на пути к своей цели с такой же кажущейся небрежностью.              Даже когда этими препятствиями не были другие люди, монстры или силы природы.              «Твой Сяо Цзю остался там. Умер, когда появился этот Цинцю! Прекрати пытаться откопать его гниющий труп!»              Встряхнувший, буквально за шкирку дёрнувший действительно застрявшего в прошлом Юэ Ци. Заставивший поднять глаза от кровавых разводов на камне пещер Линси и обгоревших костей на пепелище поместья Цю.              Вставший достаточно близко, чтобы тепло его плеча ощущалось незримой поддержкой. Смотревший серьёзно и внимательно, готовый защищать Цанцюн, когда другие не могли, — и до смешного снисходительный к чужим просчётам, будь то ошибки его учеников, Юэ Циньюаня или кого бы то ни было ещё.              Он даже не сказал никому о том, что спас Лю-шиди от искажения ци. Ни разу не потребовал вернуть этот долг и не использовал это для насмешек.              «Посмотри наконец на тех людей, которые беспокоятся о тебе сейчас!»              Сейчас, когда через демонический портал в его кабинете вывалился Сяо Цзю — его Сяо Цзю. Живой, ни разу не гниющий труп и не тень его собственной вины. Яростный, готовый привычно драться со всем миром и заляпанный кровью — можно не сомневаться, что чужой крови в этих пятнах куда больше, чем его собственной.              Сяо Цзю, который смотрел на Юэ Циньюаня ледяным расчётливым взглядом умного хищника, готового нанизаться на чужие когти, лишь бы достать до горла.              Взглядом, в котором всё равно тлели искорки старой обиды.              Откуда, как, почему — всё это было сейчас не важно. Что именно сделал Шэнь — Цинцю? — тоже. Так ли важно, о чём именно он спрашивал владык пиков и для чего ему потребовалась поддержка Му Цинфана? Юэ Циньюань ещё выяснит, что было причиной того весёлого, лихого отчаяния, которым фонило от Шэнь Цинцю в последние дни.              Но не сейчас. Не когда Шэнь Цинцю добыл ему шанс, буквально к ногам этот шанс сложил.              Если хочешь что-то сказать, говори сейчас.              Иначе снова опоздаешь. Твой Сяо Цзю уйдёт, уйдёт окончательно, и ты его больше не догонишь — я не догоню тоже, потому что не стану и пытаться. Потому что он не захочет оставаться здесь, держаться за связь с тобой, с Цанцюн и тем прошлым, которое встаёт в твоём горле кисло-тошнотным комком.              Юэ Циньюань впервые с той проклятой Конференции не позволил себе согнуться от чувства вины. Опустился на колени, вытянул руки в позе готовности к наказанию — но взгляд не опустил, глядя прямо в такие знакомые злые глаза как человек, которому нечего скрывать.              Который больше не хочет ничего скрывать.              Говори сейчас.              И Юэ Циньюань заговорил.              О важности Сяо Цзю как константы в своей жизни. О том, чего хотел добиться, уговаривая собственного учителя принять Шэнь Цзю, не дожидаясь общих испытаний и не обращая внимания на возраст. О постоянном, никогда не проходившем страхе, что он снова исчезнет, толкавшем Юэ Циньюаня на те самые разговоры в пять фраз. Пусть больно, пусть Сяо Цзю снова оттолкнёт и подтвердит, что видеть предателя не хочет, — главное, убедиться, что он здесь. Что жив. Что Юэ Циньюаню не привиделись все эти годы, что это не бред, вызванный искажением ци на пепелище того проклятого поместья...              Юэ Циньюань думал, что говорить будет сложно. Что слова придётся выталкивать через силу, чуть ли не обдирая ими горло и язык, что память о том, как он бился о стены в пещерах Линси, как думал, что его Сяо Цзю мёртв, привычно сожмёт горло тугим ошейником... Но слова лились: торопливо, чуть сбивчиво, неостановимо. Будто лопнуло что-то внутри, и хлынувший поток крови и гноя удержать было не легче, чем заткнуть плотину голыми руками. Он спотыкался на простейших фразах и перепрыгивал со своих чувств на события и от сухих фактов к терзавшим его много лет мыслям. Говорить хотя бы по порядку ему помог только многолетний опыт как главы Цанцюншань. Это — и обеспокоенный взгляд Шэнь Цинцю, который ощущался весомо, как ладонь поддержки на плече.              Впрочем, обернуться и проверить, действительно ли он смотрит, Юэ Циньюань не смел. Сяо Цзю стоял перед ним, прищурив глаза то ли от жгучей разъедающей ярости, то ли от такого же жгучего презрения. Но он слушал — молчал, смотрел тяжело и пронзительно, но не уходил, не пытался атаковать и не требовал у Юэ Ци засунуть свои откровения себе в задницу. Циньюаню иррационально казалось, что если он хоть на миг отведёт взгляд, Сяо Цзю исчезнет. Истает клочьями утреннего тумана, как только Юэ Ци замолчит.              И Циньюань говорил, говорил, говорил. За годы молчания, за так ни разу и не выплеснутый страх, за каждый оборванный на пятой фразе разговор. Выплёскивал сжирающую его куда сильнее Сюаньсу вину и её причины. Рассказывал о сомнениях и так ни разу и не сработавших проверках после того самого искажения ци. Вскрывал скальпелем коросту боли и неоправданных ожиданий, выставляя под колючий взгляд Сяо Цзю уличного мальчишку Юэ Ци, который слишком поздно понял, как дорог ему его младший брат. Который до сих пор отказывался разжать руки и забыть прошлое.              — Ныне этому недостойному уготована участь стать домашним питомцем главы Юэ? — окровавленные губы искривились в гримасе отвращения, а пальцы дёрнулись в странно-неловком для Шэнь Цзю жесте.              — Сяо Цзю волен поступать так, как он желает. Этот Юэ не посмеет удерживать его против воли, — качнул головой Циньюань.              — Не называй меня так, — раздражённо, настолько привычно, что в груди снова что-то сжалось.              «Цзю» не было ни моим именем при рождении, ни тем, которое я выбрал сам. Жаль, что глава Юэ предпочитает напоминать этому мастеру о его жалком происхождении, а не признавать его достижения как совершенствующегося.              Шэнь Цзю никогда не говорил этих слов — но становились ли они оттого менее правдивыми?              — Тогда как Шэнь-шиди хочет, чтобы я его называл?              — Какая разница, — кривая усмешка. — Можно подумать, глава Юэ хоть раз прислушался к моим словам.              — Этот Юэ был глуп и слеп долгие годы, — странным образом удалось не отвести глаз и не опустить голову. — Я хочу исправить это хотя бы сейчас.              — Этот недостойный сейчас разрыдается, — ядовито.              — Ты дорог мне, Цзю-шиди.              — Как трогательно. Жаль, что выбирая между этим «дорог» и удобной подделкой, глава Юэ определённо предпочтёт избавиться от этого недостойного, — Шэнь Цзю скрестил руки на груди.              — Никогда, — жёстко, весомо. Не вскидываясь в демонстративном возмущении, а сообщая аксиому.              Оковы Правды мягко мерцали — как и всю эту невозможную, судорожную исповедь. Шэнь Цзю сверлил его взглядом, как будто надеялся вскрыть череп и вытащить наружу все потаённые мотивы и не озвученные мысли. Юэ Циньюань смотрел в ответ: открыто, отчаянно, не зная, что ещё сказать и надо ли говорить хоть что-то.              Напряжение копилось с каждой секундой тишины, пока вспышка ци не заставила Юэ Циньюаня отвести взгляд хотя бы на секунду.              Шэнь Цинцю увёл своего ученика — и впечатал заглушающий талисман прямо в полотно двери, как очень явный и очень сердитый намёк не вести такие разговоры при посторонних.              На полу мерцали смазанные контуры ещё одного такого же: похоже, Цинцю-шиди с самого начала пытался обеспечить им конфиденциальность, но Сяо Цзю испортил талисман прежде, чем он успел заработать. В углу нелепыми кляксами темнели пятна крови, несколько лоскутков ткани и... какие-то камни?              Юэ Циньюань мотнул головой. Позже. Не когда Сяо Цзю всё ещё стоит напротив и, похоже, что-то для себя решил.              — Отдай мне Оковы, — Шэнь Цзю, как и всегда, не спешил соответствовать ожиданиям.              Циньюань моргнул. Потянулся к наручам, вспомнил, что снять их можно только солгав. Замешкался, не зная, какой лжи позволить спрыгнуть с языка.              — О, глава Юэ столь благочестив, — зеленые глаза напротив зло прищурились. — Этот недостойный может подсказать нужные слова. Например «я не хотел возвращаться за никчёмным мусором, пятнающим мою репутацию возвышенного и благородного бессмертного».              Циньюань улыбнулся уголками губ: той самой почти-скрытой улыбкой, которая шла от самого сердца. Сяо Цзю… требовал. Не угрожал, не пытался сбежать, не собирался драться насмерть, а требовал. И даже не сердце Юэ Циньюаня прямо из грудной клетки.              От этого за рёбрами разливалось чуть покусывающее и сладкое тепло.              — Я не хотел вернуться за Сяо Цзю больше всего в своей жизни.              Подхватить соскользнувшие наручи. Подняться с колен, шагнуть ближе. Бережно вложить их в руки, уже не изогнутые в готовности для печатей, управляющих техниками ци или Сюя.              Рискнуть задать вопрос.              — Шэнь-шиди останется?              Шэнь Цзю фыркнул, отступая к двери.              — Этот мастер сообщит своё решение позже.              Окинул Юэ Циньюаня странным взглядом, который не удалось истолковать также, как настроение Цинцю-шиди в последние недели, и выскользнул наружу.              Циньюань коснулся всё ещё светящегося талисмана на двери кончиками пальцев, рассеяно улыбнулся, потирая грудь. Тело ощущалось непривычно лёгким, как будто наполненным пьянящим воздухом цветущих садов и ласковой ци горячих источников.              Но всё-таки, откуда в его кабинете взялась окровавленная щебёнка?       

***

      Шэнь Юаню в своей жизни — в обеих жизнях — доводилось сталкиваться с неловкими ситуациями. Взять хотя бы потрескивающие от напряжения гляделки между главным героем и Богом Войны пика Байчжань в Водной тюрьме. Или захваченный вместо кошелька мерч а-ля мешочек цянькунь, в котором лежали непристойные картинки, что Юань понял, только попытавшись ими расплатиться.              Но сегодняшний день определённо бил все рекорды. Буквально исповедь Юэ Циньюаня, распространяющий вокруг себя вайбы экстерминатуса Шэнь Цзю, Бинхэ на руках, уляпавший кровью всю одежду и полкабинета главы Цанцюн… Шэнь Юань изо всех сил старался не вслушиваться в откровения: не ему они предназначались, — и сосредоточиться на переливании Бинхэ ци и выковыривании из бока ученика горсти всаженных туда камней. Юаню как никогда хотелось согласиться с мнением Лю Цингэ относительно подлых приёмчиков: так замысловато нашпиговать одного полудемона буквально галькой из-под ног… Это как-то очень обидно — и очень, очень эффективно.              К счастью, ореол главного героя справился и, несмотря на жуткий вид, действительно серьёзных травм Бинхэ не получил. Хотя отвести его на Цяньцао всё же стоило: регенерация работала вовсю, и Юань был далеко не уверен, что не пропустил какой-нибудь камешек или банально грязь с каменной крошкой.              Вот только уйти не давал всё тот же Шэнь Цзю, на любое шевеление в сторону из занятого угла бросавший на Юаня совершенно убийственный взгляд. Если его так раздражало наличие свидетелей, то чем, спрашивается, ему талисман-заглушка не угодил? К счастью, Юэ Циньюань интересовал Шэнь Цзю всё же больше, чем недобитый полудемон, так что в конце концов он отвлёкся на разговор (допрос?) достаточно, чтобы Юань смог вывести Бинхэ наружу. Ладно он сам, волей-неволей он был в курсе самых страшных тайн этих двоих. Но ученику определённо не стоило бы всё это слушать.              Впрочем, Ло Бинхэ честно держался и за дорогу до Цяньцао так и не задал ни одного вопроса. Сюя остался у хозяина, Бинхэ был ранен — да и в целом использовать Синьмо для полёта на соседний пик казалось такой себе идеей. К счастью, на прямых мостах к Цяньцао редко бывали праздношатающиеся ученики, так что можно было надеяться, что слухов сверх уже циркулирующих по секте не появится.              Му Цинфан встретил их появление вскинутой бровью. Но к обследованию Бинхэ приступил без вопросов, и на фоне его скупых и точных движений Шэнь Юань поневоле ощутил себя неуклюжим новичком. У Бинхэ, конечно, регенерация, но глава Цяньцао явно причинял куда меньше боли своими действиями.              — Какой знакомый характер травм, — словно бы в пространство заметил Му Цинфан. — Испытываю даже некоторую ностальгию.              Шэнь Юань нахмурился.              — Мне казалось, ученики Цинцзин бережно относятся к своему здоровью.              — При чём здесь ученики? — хмыкнул глава Цяньцао. — Я о шиди Лю.              — Шиди Лю? — недоуменно моргнул Юань.              — Примерно так он и выглядел после спаррингов с Шэнь Цинцю. До искажения ци то есть.              Юань усилием воли подавил желание спрятаться за веер.              — Вот как.              — Шисюн позволит? — Му Цинфан протянул руку к его запястью.              — Что? О, шиди Му, этот мастер цел, — Шэнь Юань взмахнул рукавом. — Пострадала только моя гордость… и одежда, когда я помогал Бинхэ.              — И это тоже так характерно, — всё так же словно ни к кому не обращаясь, прокомментировал целитель. — Растерзать противника в клочья, самому оставшись невредимым.              — Я не нападал на Бинхэ! — возмутился Юань.              — Полагаю, вы вдвоём нападали на второго Шэнь Цинцю, — пожал плечами Му Цинфан. — Или он на вас. Мне ожидать его визита?              — Кхм. Если я сумею его уговорить.              Глава Цяньцао кивнул, будто бы и не удивившись.              — Шэнь-шисюн имеет привычку… несколько пренебрегать своим здоровьем. Надеюсь, Шэнь-шисюн добьётся успеха в убеждении Шэнь-шисюна, что я не намерен утаскивать его в тайные лаборатории Цяньцао, как только он ступит на мой пик.              Юань невольно прыснул. Му-шиди и его чувство юмора!              — Также я надеюсь, что Шэнь-шисюн не забудет об обещанных объяснениях, — невозмутимо продолжил Му Цинфан, складывая на поднос филигранно извлечённые из Бинхэ мелкие камешки.              — Как только они у меня будут, — посерьёзнел Шэнь Юань.              — Полагаю, Шэнь-шисюн может заняться работой над ними прямо сейчас, — целитель коротко взглянул на него из-под полуопущенных век. — Ло-шичжи пока что может остаться здесь. Зная манеру Шэнь-шисюна, мне необходимо убедиться в отсутствии медленного яда и других побочных эффектов.              Шэнь Юань вздохнул. Что ж, доносить до окружающих своё мнение Му Цинфан умел. И определённо не собирался общаться с Шэнь Цинцю, пока не получит объяснений о том, что произошло.              Правда, Юань так и не понял: его обвинили в том, что он не похож на Шэнь Цзю, или отметили, что он наконец-то действует в привычной манере? И если второе, то что это за намёки на пренебрежение своим здоровьем? Шиди Му, этот мастер выполняет все твои предписания!              Мысленно бурча, Шэнь Юань добрался до Цинцзин, надеясь спрятаться в бамбуковом домике и немного выдохнуть. Неделя, когда они с Бинхэ пытались найти сбежавшего Шэнь Цзю, выдалась та ещё. Безобразная драка посреди устроенной Шэнь Цзю полосы ловушек и препятствий стала просто завершающим аккордом. А ещё ведь были владыки пиков, которых Юань бросил буквально без объяснений, умчавшись ловить сбежавшего оригинала. Да и Юэ Циньюань рано или поздно придёт в себя и тоже задастся вопросом, каким образом одновременно вполне успешно существуют Шэнь Цзю и Шэнь Цинцю, причём в разных телах и совершенно самостоятельными личностями.              Юэ Циньюань… Юань вздохнул. Достаточно было увидеть его реакцию, чтобы признать: всё это безумие было затеяно не зря. Да что там, он Шэнь Цзю с одного взгляда опознал! Было иррационально немного обидно: не за то, что Юэ Циньюань дорожил человеком, с которым его связывало столь многое, а за собственную… некомпетентность, что ли. Ладно, что его проверяли: не так уж хорош он был в актёрской игре, несмотря на все старания Системы. Но он же этих проверок даже не заметил! И мелкие привычки: Самолёт, конечно, говорил, что у него есть общие черты с Шэнь Цзю, но Юань не хотел быть похожим на этого бешеного медоеда, спасибо.              А был. И от этого становилось только сложнее. Как понять, удалось ему поладить с Юэ Циньюанем самому — или дело было только в отблесках Шэнь Цзю, которые тот ловил всеми силами? Сколько в их тёплой дружбе принадлежало именно Юаню? Остались ли теперь шансы уцелеть хоть чему-то из их совместных вечеров?              И те слова. Не Юаню предназначенные, но всё равно засевшие внутри противной занозой. «Никогда». Никогда Юэ Циньюань не выберет смерть Шэнь Цзю. Или же — никогда не выберет подделку, самозванца и захватчика, присвоившего себе чужое тело и жизнь? Могли ли его слова значить, что смерть Шэнь Юаня он может и выбрать? Пусть не по умолчанию, но если этого, например, категорично потребует Шэнь Цзю? Странно, кстати, что до сих пор не потребовал. Или опасался, что Юань потребует того же, утверждая, что это он настоящий? Демон его знает, и, к сожалению, этот демон не Бинхэ. У Бинхэ можно было бы спросить.              Шэнь Юань снова вздохнул. Мотнул головой, словно отбрасывая тяжёлые мысли. Разве он не знал всего этого, ещё когда только решался на свой безумный план? Что будет сложно, что он рискует, что Шэнь Цзю вряд ли согласится играть на одном поле с захватчиком? Что, может быть, придётся покинуть Цанцюн — как бродячему заклинателю или как соратнику Бинхэ в Царстве демонов.              Но вот о возможной опасности для себя со стороны Юэ Циньюаня Шэнь Юань старался не думать. Слишком страшно было представлять холод на этом лице и упёршийся в горло Сюаньсу в ножнах. Глава Цюндин ведь обязан защищать Цанцюн от угрозы — и разве захват тела одного из владык пиков не был такой угрозой? Разве выращенный и вошедший в полную силу полукровка Небесного демона не достаточный повод, чтобы стать мишенью всех орденов?              Кому, как не Шэнь Цзю с его бритвенно-холодной логикой, вытащить это всё и показать так, что убийство двойника окажется самым верным шагом?              Юань протянул руку, позволил пальцам скользнуть по листьям бамбука. Вдохнул глубоко-глубоко, позволив чистому горному воздуху наполнить лёгкие до предела, до ощущения, что остатки этого вдоха не вмещаются и плещутся в горле.              Выдохнул.              Возможно было всё это — и ещё сотня плохих вариантов, до которых он просто пока не додумался. Но если он позволит страху захватить себя, если будет исходить только из таких вероятностей — то ему стоит уже сейчас сложить самое необходимое в мешочек цянькунь и бежать, не чуя под собой ног. Поверить и принять, что для всех этих людей и не совсем людей прошедшие годы ничего не значат. Что они отвергнут его при первой же ошибке с его стороны.              Возможны ведь были и другие варианты. И Шэнь Юань… отказывался. Просто отказывался считать, что прямой и верный Лю Цингэ возглавит загоняющую его охоту. Что Бинхэ откажется называть его учителем, если узнает. Что Юэ Циньюань эту охоту вообще устроит.              Да, это могло бы быть. Но если такое действительно пройдёт — его ошибкой будет не решение вернуть Шэнь Цзю. Он ошибётся гораздо раньше, выбрав верить и считать Цанцюн действительно своим орденом.              К чему вообще размениваться на чувства к людям, которые даже не готовы узнать тебя настоящего?              Цанцюн был известен своей сплочённостью. Тем, что владыки пиков действовали как одна семья. И хотел он того или нет, за прошедшие годы он стал их частью. И он отказывался считать, что эта семья спит и видит, как бы от него избавиться. Да, будет сложно. Ему придётся многое, очень многое объяснять. Но они справятся.              А если нет… что ж, это будет не его виной. И не он ударит в спину первым.              Юань выдохнул: долго, словно пытаясь выпустить с воздухом всё пережитое сегодня напряжение. Устало прикрыл глаза. У него были варианты и как объяснить появление Шэнь Цзю, и как его легализовать, и даже как вернуть тому статус главы пика без ненужных потрясений. Но прежде, чем браться за всё это, нужно было поговорить с самим Шэнь Цзю. Общение же у них не задалось катастрофически. Юань передёрнул плечами. Думать, куда бешеный медоед Цзю рванёт после разговора с Юэ Циньюанем, не хотелось. И бежать наперехват, останавливая возможные разрушения — тоже.              Юань просто устал. Имеет он право на пару часов уединения и отдыха в бамбуковом домике? За пару часов даже Шэнь Цзю не успеет уничтожить Цанцюн. И вообще вроде как первым должен начать убивать двойника-захватчика. Бинхэ на Цяньцао, Мин Фань не рискнёт тревожить учителя, Иньин должна навещать подруг на Сяньшу. Лю Цингэ отправился в Сяогуань, разбираться с тамошними проблемами и обозначать присутствие Цанцюн: глава клана Сун что-то не поделил с Хуаньхуа и так не вовремя заявился неделю назад со своей просьбой о поддержке, которая была больше политическим заявлением, чем ещё чем-то. И ведь что самое обидное, Шэнь Юань с той встречи даже уйти не мог: демонстративный уход главы Цинцзин с переговоров такого класса тоже стал бы политическим заявлением, и совсем не тем, которое они хотели бы сделать. Оставалось только надеяться, что подростковое тело и нехватка информации удержат Шэнь Цзю от опрометчивых действий…              Но увы. Вместо того, чтобы выпроводить других глав пиков и хотя бы попытаться донести свою позицию до Шэнь Цзю, пришлось неделю вылавливать эту злобную картофелину по ухоронкам. А всё потому, что клан Сун решил, что конфронтация между Цанцюн и Хуаньхуа подходящая возможность, чтобы половить рыбку в мутной воде. Неужели и впрямь рассчитывали, что с Цанцюн можно получить выгоду, не отплачивая встречными обязанностями?              Ничего, шиди Лю их быстро разубедит.              Юань толкнул дверь бамбукового домика, предвкушая блаженную тишину. Наткнулся взглядом на фигуру с безупречной осанкой за чайным столиком.              Рефлекторно распахнул веер, скрывая пол-лица за расписанным шелком.              — Это мой веер.              Юань опустил глаза, скользнул по узору. Действительно, один из старых, судя по потрёпанным краям — ещё задолго до искажения ци приобретённых. Сроднившийся с ци хозяина настолько, что вполне мог считаться неплохим духовным инструментом.              Шэнь Юань пожал плечами, сложил веер и спокойно опустил на столик напротив Шэнь Цзю. Так же спокойно достал другой, уже из его собственной коллекции демонических вееров. Окинул взглядом заваренный чай и две пиалы.              Медленно, подчёркнуто изящно опустился у края чайного столика, принимая приглашение к… разговору? Очередной ловушке?              Впрочем, на последнее вряд ли бы хватило времени. Юань делал крюк до Цяньцао — но чтобы оказаться на Цинцзин раньше него, Шэнь Цзю должен был уйти практически следом. И даже если он долетел на Сюя… всё равно нет. Хотя Шэнь Юань предполагал, что разговор с Юэ Циньюанем продлится дольше.              Шэнь Цзю молча выложил на столик Оковы, подтолкнул ближе к Юаню. Надо же, даже снял наручи с Юэ Циньюаня. Действительно хочет задать свои вопросы? И даже готов выслушать ответы на них? Сомнительно, что всего одного разговора с главой Юэ хватило бы для таких резких изменений в поведении. Но — разве не это было нужно и самому Юаню?              Шэнь Юань усмехнулся, надел наручи. Позволил лёгкому вздоху сорваться с губ, когда запястья охватило знакомое тепло: за эти недели он так привык носить Оковы, что без них уже было как-то неуютно.              Разлил чай. Покачал пиалу в пальцах, любуясь поднимающимся над ней ароматным парком, отставил, так и не сделав ни глотка. Поднял глаза на Шэнь Цзю.              — Ты знал, — не вопрос, утверждение.              — М? — вопросительно качнул веером Шэнь Юань.              — О Сюаньсу.              — В некотором роде, — Юань обвел кончиками пальцев край пиалы. — Глава Юэ мне не рассказывал.              — Но ты знал, — зелёные глаза напротив сохраняли спокойное и отрешённое выражение постигшего дзен даоса, мирного и следующего пути непротивления.              Шэнь Юань неопределённо качнул веером.              — Это всё, о чём мастер Шэнь хочет меня спросить?              — Чего ты добиваешься? — так же спокойно продолжил Цзю, зеркаля жесты Шэнь Юаня. Кончиками пальцев по краю пиалы, чуть заметным всплеском ци заставляя ароматный пар свернуться изящным завитком. Если не знать этого маленького трюка, можно убиться, пытаясь добиться такого же возвышенного вида при чаепитии, даром, что с телом Шэнь Цинцю в комплекте шла и вся его моторика.              — Чтобы эта грёбаная история была саншайн-ау, а не ангстом, драмой и несчастливым концом со смертью персонажей, — фыркнул Юань.              — Ты считаешь нас всех персонажами? — Шэнь Цзю неторопливо развернул свой веер.              Взгляд поверх слегка обтрёпанной кромки неприятно напоминал дуло крупнокалиберной снайперской винтовки, почему-то сохраняющей вежливое и участливое внимание. Кажется, Шэнь Юань начинал понимать, почему столь терпеливый глава ордена выдерживал только пять фраз.              — Каждый в некотором роде персонаж для своей собственной истории, — Юань пожал плечами, уложил руки на стол, привычно демонстрируя Оковы. — Предвосхищая возможные вопросы… Я оказался в этом теле не по своей воле. Я готов вернуть тебе твой статус и полномочия — как только твоё тело повзрослеет достаточно, чтобы за пределами Цанцюн не возникло лишних вопросов о том, что происходит с главой Цинцзин. Или участвовать в разработке ритуала, который поменял бы нас телами… хотя это вряд ли привлекательный вариант, с учётом того, что это тело отравлено Неисцелимым.              — Зачем тебе это? — заботливо поинтересовался Шэнь Цзю, чуть склонил голову: воплощение изящества и благородного воспитания юного господина из хорошей семьи.              — Пусть не по своей воле, но я отобрал у тебя тело и несколько лет жизни, — Юань дёрнул уголком рта. — Я подумал, что здоровое тело с сильным потенциалом и возможность начать всё с чистого листа — неплохая плата за это.              — То есть ты действовал исключительно из побуждений чести, совести и морали? — понятливо прикрыл глаза Шэнь Цзю. — Разве тогда тебе не стоило сделать это на несколько лет раньше?              — Я узнал о том, что твоя душа ещё здесь, месяц назад, — Шэнь Юань уверенно встретил чуть расфокусированный, будто только из вежливости удерживаемый на собеседнике взгляд. — До этого считал, что ты умер с концами.              — И, конечно же, немедленно возжелал моего общества, бросился искать запасное тело, здоровое, с сильным потенциалом, преодолевая тяготы Неисцелимого?              — Юэ Циньюаню тебя не хватало, — повел веером Шэнь Юань.              — Юэ Циньюаню, который вот как раз месяц назад начал замечать подмену, — ещё медленнее почти пропел Цзю.              Впервые за время беседы в его хорошо поставленном голосе — ни ноты тише или ниже, ни единой сомнительной интонации! — мелькнули настоящие эмоции. И пропали, оставив всё тот же внимательный ненавязчивый интерес, игру бликов на поверхности чая в драгоценных маленьких чашечках.              — Заметил. И не только он. Ты же сам слышал… можешь и прочесть, раз всё-таки забрал те бумаги, — Юань вздохнул, пробежался пальцами по кромке веера.              — И никто ничего не сделал. Пара проверок — и человек, ни разу в глаза не видевший Цанцюн, допускается ко всему и справляется со всеми обязанностями главы пика, — в руках у Цзю с тихим хрустом лопнула перламутровая пластина на веере.              С невозмутимым выражением лица — которое, на взгляд Шэнь Юаня, становилось всё ближе к bitch-face, — владыка пика изящным жестом кисти стряхнул осколки веера. Красиво. Отработано. Недостаточно быстро, чтобы Шэнь Юань не успел заметить капли крови на бледной коже.              Всё спокойствие Шэнь Цзю напускное.              Первый порыв: протянуть Цзю мазь или хотя бы салфетки, чтобы утереть кровь, — Юань безжалостно подавил. Главу Цинцзин скорее разозлит, что кто-то так по-хозяйски ведёт себя в его доме. Да и в желание помощи от чужака, захватившего его тело, он не поверит. Для совершенствующегося такая травма незначительна и заживёт в считанные минуты.              Юань опустил глаза к собственной пиале почти остывшего чая, над которым уже не клубится ароматный парок. Покачивает её в пальцах, пуская по жидкости лёгкую рябь.              — Какими бы сложными ни были отношения Шэнь Цинцю с его собратьями, они не настолько плохи, чтобы от пары странностей его потащили в застенки, — усмехнулся Юань. — Это не я отлично справился с тем, чтобы всех провести. Это твоя репутация и характер сыграли свою роль.              Лицо Шэнь Цзю напротив настолько безмятежное, что поневоле хочется активировать защитный талисман. Юань позволяет себе лишь опустить чашку на стол.              — Глава Цинцзин. Стратег Цанцюн, отлично выполняющий свою работу. Человек, не гнушающийся подлых приёмов, если это принесёт победу. Знаток всей возможной и невозможной живности, нечисти и нежити, каждой самой редкой твари, с которой может столкнуться заклинатель на своем пути к бессмертию, — ресницы опустились, на миг затеняя глаза. — Никому в голову не пришло, что тебя можно переиграть так, чтобы никто этого не заметил.              Секундная пауза. Снова — прямой взгляд в глаза.              — Соблаговолит ли мастер Шэнь сообщить этому недостойному, чего он сейчас хочет?              — Убить тебя, например. И ещё большую часть лордов. Профнепригодные дегенеративные идиоты под руководством восторженного имбецила. Столь же бездарно пытающиеся льстить, как ты.              Это было грубо. Это было совершенно недопустимо для того возвышенного и отстранённого бессмертного, образ которого так старательно поддерживал Шэнь Цинцю.              Это не было той загнанной, звериной готовностью уничтожить всё вокруг до того, как оно успело причинить ему боль.              — А это точно новое желание — или оно сопровождает мастера Шэнь большую часть его жизни в Цанцюн? — не удержался от небольшой шпильки Юань.              — Оно определённо вышло на новый уровень с твоим появлением, — мгновенно отзеркалил Шэнь Цзю.              — Польщён, — Шэнь Юань демонстративно затрепетал веером и опустил ресницы.              Почему-то этот обмен остротами ощущался так, будто Шэнь Цзю убрал от его горла удавку. Только для того, чтобы упереть шило в печень, но тем не менее. И Юаня начало разбирать чем-то, очень похожим на азарт. Как будто напротив сидит радужный лемуропаук и можно попытаться схватиться за меч, конечно, но…              Что ж, Шэнь Юань признал себя идиотом, ещё когда ввязывался во всё это.              — Но неужели мастер Шэнь столь… ограничен в своём разуме?              — Для высокоорганизованного разума массовое кровавое убийство целой группы бессмертных вполне станет достойным и возвышенным переживанием, недоступным примитивным организмам, — категорично отмахнулся Шэнь Цзю, — особенно тех, кто старательно вешает мне лапшу на уши. Невкусно, кстати.              Шэнь Юань рассмеялся. Позволил себе смеяться, хотя понимание, сколь мало в этих словах шутки, пустило ему лёгкий холодок вдоль позвоночника. Но эта жалоба на «невкусно»… как он мог удержаться?              — И всё же? — повторил он, глядя на Шэнь Цзю уже более открыто. — Новое тело, здоровые меридианы. Возможность стать юным гением этого поколения, бросить всё или как никогда укрепить славу владыки Цинцзин. Тебе не обязательно держаться за прошлое или отказываться от него. Нам не обязательно враждовать и нечего делить.              — Ты не понимаешь, да? — взгляд главы пика Цинцзин выражает откровенную жалость. — О каком делить может идти речь? Ты — не я, и моё прошлое не твоя история. Мои победы, мои достижения, весь мой путь. Я не знаю, что побуждает тебя открещиваться от того, кем ты был, пытаясь влезть в мою шкуру, но я не такой. Это всё — моё. И твоё тело, кстати, моё. Потому что это моя жизнь. В которой тебе надо искать своё место и возможности кем-то стать.              Юань задумчиво качнул веером. Шэнь Цзю мог сколько угодно отыгрывать снисходительность к глупой-глупой нечисти, захватившей его тело, но думай он действительно так — не прятал бы пораненную руку за складками одежды. Не сломал бы в хлам свой веер.              Шэнь Юань так много о нём знал. Он мог бы показать это сейчас. Тихим, вкрадчивым шёпотом втекать в уши, вытаскивать на поверхность страх и ненависть к себе, боль и ярость от мысли о ещё большей боли. Отчаянное желание, чтобы его признали и готовность разодрать в кровь любую протянутую руку.              Но это было не то, что ему нужно в этом разговоре. Не то, чего он хотел бы добиться. И даже не то, чего хотел бы.              — Может быть. Но мастер Шэнь всё же разговаривает со мной сейчас, — Шэнь Юань был безмятежен, как бамбуковый лес на рассвете. — Соблаговолит ли мастер Шэнь развеять мглу непонимания этого недостойного? — пиала с чаем в очередной раз изящно качнулась в пальцах.              Судя по столь же безмятежному выражению Шэнь Цзю, тот явно еле удерживался от озвучивания простого и понятного «чо?». Настолько завис, что даже не ответил, буравя взглядом Шэнь Юаня.              Юань вежливо шевельнул бровью: едва-едва, так, что этот жест можно было бы не заметить или попросту проигнорировать. Кто бы мог подумать, что Шэнь Цзю может быть ошарашен, как войска Австралии в войне с эму?              Шэнь Цзю так же чуть заметно нахмурился: нескольких секунд переглядок для понимания происходящего явно было недостаточно. И вдруг зевнул — совершенно точно не специально, даже не попытавшись прикрыть этот зевок рукавом и смазывая свой суровый взгляд на Шэнь Юаня.              Зевнул — и замер, вряд ли осознавая, что на его лице вполне себе читается сейчас откровенное недоумение. Такое отчётливое, а в случае Шэнь Цзю вообще написанное иероглифами с него размером «это что сейчас вообще было?»              Тело, словно выражая протест бестолковому хозяину, растянуло рот в ещё одном зевке. К недоумению на лице добавилась совершенно подростковая обида.              Юань поспешно спрятал ладони в рукава и стиснул кулаки изо всех сил, впиваясь ногтями в кожу. Нет! Он не будет умиляться! Он видел на что способна эта бешеная картошка, он не поведётся на эти подростковые реакции! Он не будет…              Ай, да кого он обманывает.              — Что ты сделал? — Шэнь Цзю определённо пытался выглядеть суровым. Опасным, как лезвие, наверняка припрятанное у него в рукаве.              Но очень тяжело создавать угрожающую ауру, когда ты буквально не можешь прекратить зевать.              — Это не я, — Юань качнул головой, изо всех сил удерживая так и норовящую выползти на лицо улыбку. — Полагаю, мастер Шэнь просто долго не спал. Всю неделю, если не ошибаюсь?              Ответом ему стал недовольный зырк. Но, как бы Шэнь Цзю ни старался, ассоциаций с дулом снайперской винтовки этот взгляд уже не вызывал.              — Впрочем, я могу и ошибаться. Мастер Шэнь предпочтёт наведаться на Цяньцао или же мне стоит попросить шиди Му навестить его здесь? — Юань поднялся на ноги.              — Лорд Шэнь, — с ударением на титул протянул Шэнь Цзю, безбожно смазав впечатление ещё одним зевком, — разберётся сам, всего нехорошего.              И заморгал, как судорожно пытающийся не уснуть прямо на месте.              — Полагаю, наш разговор тоже возможно отложить до этого времени, — Юань отвесил собеседнику лёгкий поклон: не то шутливо-формальный, не то оскорбительно вежливый, — и поспешил выместись из бамбукового домика, пока не ляпнул чего-нибудь, перечёркивающее весь прогресс от этого разговора.              Будь его тело менее натренировано скрывать свои реакции, у него наверняка тряслись бы сейчас руки. Такое напряжение, да с перепадами эмоций похлеще иных американских горок… неудивительно, что по факту подростковое ещё тело Шэнь Цзю устроило хозяину бойкот.              Скорее, недоумение вызывал тот факт, что этот откровенный зевок произошёл во время разговора. Шэнь Юань полагал, что глава Цинцзин из тех, кто способен стоять на сломанных ногах, никак не проявляя своей боли. Самолёт и «Путь бессмертного гордого демона» это подтверждали.              Влияло ли на него новое тело сильнее, чем предполагалось? Или же это было реакцией на спад напряжения, по какой-то причине произошедший посреди разговора?              Шэнь Юань вздохнул, коснулся виска кончиками пальцев. Он подумает об этом позже.              Пока что ему бы самому не помешало наведаться к шиди Му.