Моя любовь была ошибка

Легкая метель окружила стены дома, да и все улочки в одном из российских городов. Снег обхватывал в объятия каждое дерево, каждый дом, транспорт и не только, создавая видно им снежное тепло, погружая словно в сон. Но не смотря на весь этот пушистые хлопья, на улице было множество людей, которые торопились закупиться продуктами, что лежали последними на прилавках, готовились к новому году. Множество различных пакетов в их руках или рядом с ними, которые порхали и были наполнены различным алкоголем, мандаринами, тортами и различными сладостями. Одна суматоха, да и только. Улицы были все заснежены, дворники, что должны были работать даже в эту новогоднюю ночь, подметали дворы, сгребая снег в большие сугробы, а дети с звонким смехом прыгали в эти мешки снега и разбрызгивали в округе белоснежные хлопья на дороги. Лишь малый процент находился все ещё в домах, готовясь к посиделкам с друзьями, да и просто лично для себя. Так и наша пара, Сигма и Гончаров, сидели вместе за столом и готовили различные бутербродики с черной и красной икрой, да красной рыбой, на двоих, ну или как на двоих… если быть точнее, то явно на троих. Возможно, вы спросите: «Кто будет третьим»? Ответ прост. Их кроха. Да, именно так. Вот уже как на протяжение двух месяцев Сигма нес под своим сердцем малое создание. Каждый день его душа была согрета этим маленьким эмбрионом, который за это время давал права матери на большие припадки настроения, загоны, крики, частые ссоры и не только. Это был первым минус его положения. Вторым же являлся не сообщения своему парню о положение. Почему? Ха, Иван не желал детей и был бы готов сделать аборт, чем воспитывать свою дочь или своего сына. Что шло в полный противовес Селистиалу, который жутко боялся операция, да и гормоны с материнским сердцем не могли дать волю так поступить. Сигма зачастую был вынужден утаивать свои эмоции, дабы не загонять в злость Гончарова куда сильней, что являлось уже одной большой его ошибкой и причиной для вреда ребенка. Но об этом он порой и забывал. *** Вернемся же к нашему застолью. Приготовив вкусные бутербродики, Гончаров обхватил талию Селистиала и прижав к себе, начал ласкательно одаривать парня поцелуями по шее, от чего тот начинал покрываться в этот алый румянец, подобный маку. Ох, да, как же Гончарову нравилось это легкое смущение омеги, эти его голубо-бездомные глаза и тихое выдыхание. -Ты у меня такой милашка, - с улыбкой проговорил Иван и подхватил омежку на руки, втягивая в сладкий поцелуй. Эти тонкие губки бледного цвета, что несли привкус ванильного мороженного, были так сладки, - Мой сладкий малыш. -Ха, а ты у меня большой проказник, - усмехнулся Селистиал и спустился на пол, беря тарелочку с бутербродами и направляясь в сторону зала. Не успел властелин казино усесться на диван, как оказался на коленях своего любимого. Только он хотел было что-то сказать, как вновь был втянут в этот сладкий поцелуй, который уже настырно был углублен. -Вань! – резко отстранившись нахмурился он и тяжко вздохнул, - Прекрати... Я так воздуха лишусь -Не лишишься, мой дорогой. -Вот как, - протянув гласные, он чмокнул в лобик и положив в ротик парня кусочек рыбки, уже сам втянул в поцелуй, в котором отобрал эту вкусняшку и тихо хихикнул. -Хей. А вот это уже не честно! Мой ведь кусочек был. -Был да сплыл. -Вот значит как? Ну все, я обиделся. -Ну нет. Эффекта неожиданности тогда не будет. Ты вновь не наедешь, не начнёшь приставать... – переводя игриво взгляд в потолок и сжав губки съязвил омежка, - М.. будешь ещё? -Погоди, что ты только что сказал? Тебе нравиться, когда я к тебе пристаю? -Я этого не говорил, а предлагал бутербродик. -Думаешь, что теперь вот так просто от меня уйдешь? Не дождешься, - Гончаров хотел было втянуть вновь в приятный и страстный поцелуй, но после лишь обнял Селистиала, укладывая голову на плечо и прикрывая глазки, - Люблю тебя. -Что? – удивленно прохлопал тот глазками, начиная поглаживать парня по голове. Почему он был удивлен? Все просто. Эти слова с уст альфы звучали крайне редко и то, когда Сели был очень хорош в постели или когда альфа бредил сквозь температуру. Услышав столь мягкий голос парня и эти прекрасные слова, в груди омеги встрепенулась нотка нежности, теплоты, что, не утаивая свой всплеск гормонов он проронил спокойно слезу и сжал в самые крепкие объятия Ваню, - Я тоже-тоже тебя очень люблю! Усмехнувшись с этих слов, альфа резко прикусил за шею своего партнера, оставляя заметный багровый след. Его похотливые ручки перешли с талии на булки любимого и начали с лаской жмякать их. -Вань! Я думал, что ты серьезно, а ты как... -А я чего? -А ты бл, как обычно! Почему... -Ты опять начинаешь? Я ведь всего лишь… Хорошо-хорошо, не нравиться не буду. Только не кричи. И знаешь... Я знаю, что мы с тобой сделаем во время курантов. Я тебя знатно возьму. -Под курантами? Но… Это же тогда весь год пройдет в затраханном режиме, зная тебя. -А ты против? -Ну нет, но… я не хочу. Просто, пойми, тебе то может и будет нормально, а мое очко знатно разорвется. -Не смеши меня. С тобой ничего не случиться. Я буду аккуратен. Или ты мне не веришь? -Ну как тебе сказать? Не совсем. -Значит не веришь? Понятно, - недовольна проговорил, прищурив глаза, альфа. Он ненадолго задумался, словно вспоминая все моменты с своим партнером, и тихо хмыкнув, он спихнул с своих колен парня. – Боже, как же ты меня задрал. -Прости, что.. – чуть хмурясь от ноющей боли в ноге от неудачного падения прошептал Сигма, заглядывая в какие-то холодные глаза. Впервые эти глаза с таким холодным и отвергающим взглядом смотрели на омежку. -Что-что? Тебе не надоело быть таким! Тебя постоянно откуда-то надо вытаскивать, то ты куришь, отучай тебя от этих сигарет. То ты просто где-то не пойми. Да и ты все время желал уйти. Вперед! Удачи! Вон, иди к своему Коленке. Он же тебе нужней. Ха-ха-ха, боже и почему я вообще рядом с тобой то? Ах, точно, ты же ко мне пришел во время течки в 11 классе и просил жестко трахнуть. А теперь тебя что-то не устраивает? Сигма, открой глазки, я не тот нежный и прекрасный. Хотя и ты с этими своими загонами, криками, как же они меня заебали. Я так больше не могу. Спасай тебя, дари заботу, улыбку, создавай уют. Ты то, дорогой мой, что сделал в нашей то жизни? Ничего. Ни-че-го. Словно я пустое место для тебя. Я бы ещё посмотрел кто из нас тварь. Слушая все эти слова Гончарова, на глазах выступили слезы, которые он так старательно пытался унять и спрятать. Что? О чем он и вовсе говорил? Не ужели поцелуи, заботы, подстройка под альфу это было совсем ничего. Пустым звуком? Тварь? При чем тут это слово? Сигма никак не мог понять. Его руки начинали жутко дрожать, а в душе все те теплые нотки души прахом разлетелись и был жуткий холод, как и эта зима за окном. -Что ты на меня смотришь? – продолжил альфа и присев рядом с Сигмой, взял того за волосы, - Ты же так часто желал уйти. Вперед. Я тебя больше не держу. Уходи. И больше никогда не возвращайся слышишь? В душе цветноволосого заиграла дикая боль, а слезы стали бежать куда сильней. Подняв руку, он, не задумываясь, ударил Гончарова по щеке, а после прислонил эту же руку к губам, с сочувствием смотря на парня: -П-прости... Я н-не хотел… Полностью вспылив, альфа рыкнул и ударил со всей силой в животик омеги. Расширив глазки от бешенной боли, Сигма скорчился и уткнулся прямиком в пол. Боль раздавалась по всюду. В душе, по телу и… разум так и кричал «ТЫ потерял все». Впервые кому-то так сильно доверившись, так крепко полюбив и делая все, ради этой взаимности, даря свои чувства, которые порой оставались незамеченными или же были в таком опустошенном холоде. Никогда в жизни он не доверял ни единой душе. Но в этом альфе он нашел все. Все свое спасение, которое вновь было провалом. Рассказав так многое о себе, ожидая, как уже было понятно, мертвого ребенка от столь «прекрасного» мужчины, казалось, мечты Селистиала, но… оказавшись совершенно другим человеком. Подлым, холодным, у которого в разуме было лишь одно безумие и самолюбие. Ничего более. Крича от бешенной боли, он просил прощение у Гончарова. Хах, хотя зачем? Дурак. Полный. И именно сейчас, находясь в белой комнате под усмирительной рубашкой, Сигма это отлично теперь понимал. Да, после того случая, он полностью опустошен. Потерял рассудок, потерял все, что только имел, чем дорожил и что больше уже никогда нельзя было бы вернуть. Сейчас перед ним была пустая комната, мягкие покрывала, одинокое окно в котором уже пели звонко песни птицы, говоря о приближение лета. За окном была одна сплошная радуга, все в яркой палитре цветов. И лишь в душе Сигмы одна бездонная пустота, холодный взгляд, множество шрамов по всему телу, впихнутые в его тело одни сплошные успокоительные. В его мечтах осталась лишь одна смерть и не опознавание, что происходит, да и нужно ли было разве это все понимать? Всему пришел конец. Конец его счастливой, казалось, жизни, но которая была спрятана за розовыми очками и являлась сущим кошмаром. Как же жестоко было осознавать это именно сейчас, не имея никакого права на изменение той тяжкой судьбы, и не иметь права на чью-либо помощь, да поддержку…