Каталитический нейтрализатор

Салим выходит на тренировочную площадку, поправляя неудобно севший костюм. Голова слегка болела, спал он по какой-то причине до неприличного мало, и ему начинало казаться, что всё вокруг немного раздражает. Он проверил экипировку, авто, кивнул штатному технику, а тот попросил его дождаться, пока заезд откатает Джейсон. Салим округлил рот: значит, Колчек тоже ранняя пташка. Мысль о пацане сама собой вызвала у него улыбку, и Салим поспешил спрятать её в рукаве. Он чувствовал себя размякшим, поскольку даже перед тренировкой не мог сосредоточиться. Как только карт Джея тормозит на финише, подошедший к нему Эрик сразу начинает сыпать недочётами в своей излюбленной манере — по пунктам. Джейсону, выбравшемуся из авто в состоянии жужжащего шмеля, нужно, судя по виду, раздолбать парочку стульев, а не вступать в диалог. Однако, пресечь бессвязный для себя поток замечаний он решает тоже по-своему: — Отъебись ты! Я чисто откатал, какого хрена тебе ещё надо?! — Джейсон, чёрт тебя дери! Тебя дважды занесло!.. Осману не впервой лицезреть перепалки, в которые с регулярной частотой вступают гонщики со своими тренерами, но в этот раз чутьё подсказывает ему, что что-то не так. Джейсон, хоть и был отъявленным чёртом, никогда не психовал так, что дрожали стены, и видеть его таким озлобленным и осунувшимся сейчас, как минимум, странно, как максимум — неловко. Гонщики постоянно подвержены стрессу, и, если вовремя не дать по тормозам, волнение тебя сожрёт. Догадка Салима, к большому сожалению, подтверждается, когда Эрик стеной встаёт около машины, не подпуская к ней взбешённого Джейсона. — В таком состоянии ты не поедешь. Остынь, и потом поговорим. Вполне ожидаемо, Джейсон шлёт Кинга со своими переговорами куда подальше, разворачивается и уходит, не забывая драматично хлопнуть дверью. По лицу тренера проскальзывает знакомое выражение: опыт падений, выстраданный им самим за годы участия в гонках, зеркалит ему образ парня, тычет его лицом в собственные, совершённые когда-то по глупости ошибки. Салим хлопает Эрика по плечу. — Он умный. Придёт в себя, дай только время, — слова, сказанные им с какой-то странной сухой (тренерской, — подсказывает ум) интонацией заставляют нервно сглотнуть и прокашляться. Правда ли это? Салим и сам не знает ответа на этот вопрос, сам не верит в то, что он говорит. И Эрик быстро раскусывает эту брешь в защите, несмотря на свою очевидную заторможенность. — Ты видел его. Он сходит с дистанции. — Не гони раньше времени, — мгновенно заступается за молодого гонщика Салим, даже не успевая одёрнуть себя, — кхм… Я хотел сказать, что тебе лучше не переводить его в запасники заранее. Парень — золото среди меди, но к нему нужен подход. Лицо Эрика искажает почти что боль — по крайней мере, Салиму так видится со стороны. Ему уже миллион раз довелось замечать эту эмоцию у Кинга, и она не говорила ни о чём хорошем, лишь, напротив, означала, что он пребывает в глубоком сомнении. — Я устал мириться с его выходками. — Когда-то ты был так же юн, — напоминает мужчина, ещё немного потрепав плечо Кинга, — и, между прочим, много дров наломал. Но это не мешало тебе устанавливать мировые рекорды. Беда подкрадывается неожиданно, истомой и тоской беря Салима за сердце, когда сухая и тёплая ладонь Кинга неожиданно легла на его руку, пропитывая дрожью. — У меня был ты, — поднимает взгляд блондин, грустно улыбнувшись. Его карие глаза блестят скрытой глубоко внутри печалью. Эрик никогда не умел долго сдерживать свои настоящие чувства, и в этом заключалось его проклятие и благословление. Салим замирает, с тяжёлым сердцем выговаривая ему в ответ нужные, но горькие слова: — У него тоже есть я. Кинг отводит взгляд, но улыбка так и не покидает его лица, отчего Салиму становится почти больно. Они давно всё решили между собой, так зачем копаться в прошлом? Теперь в этом нет совершенно никакого смысла. — Поговоришь с ним? — собирается с мыслями Эрик, снова поднимая глаза. В этот раз в них — только уверенность и решимость, больше ничего. Салим облегчённо выдыхает. — Думаешь, послушает? — Ну, ты же веришь в «особый поход», — колко, но беззлобно подмечает Эрик, толкая его локтем, — ты для него — авторитет. Смешок Эрика, как и блеск в глазах, неожиданно вновь озаряется каким-то плохо сдерживаемым испугом. Кинг поникает, хмурясь, а затем совсем тихо тараторит, как он обычно делает, когда действительно волнуется: — Чёрт… Слушай, его серьёзно клинит. Каждая гонка — это мучение адское, он себя до ручки доводит мыслями о победе. Нельзя, чтобы он отключал голову, понимаешь? Я не хочу чтобы он сдулся так же, как я после аварии. Салим крепко задумывается, невольно возвращаясь к воспоминаниям тех дней. Они буквально собирали Эрика по кускам, строили его волю заново, выхаживали, как неопытное дитя, когда он порой закрывался от мира и залезал обратно в свою скорлупу. Представить Джейсона в таком состоянии нетрудно, даже слишком просто, если можно так сказать, и заставить их всех проходить через этот ужас снова… Нет, они определённо к этому не готовы. Он, пожалуй, даже слишком хорошо знает, как быстро мальчишки вроде Колчека становятся зависимыми от адреналина. Эйфория, которую приносит с собой гонка, осушает волю, а жажда снова ощутить себя хозяином положения сводит с ума. Салим хочет стать катализатором для Джейсона в этой реакции, потому что Эрик, как всегда, оказывается прав. Джейсона заносит на поворотах во всех смыслах этого слова, он перестает фильтровать, что говорит, и всё чаще срывается, позволяя себе вольность посылать соперников нахер после заезда, вместо того, чтобы пожать руку. Синяки под его глазами говорят сами за себя: Джейсон спит слишком мало, а волнуется слишком много для человека, чей талант воспевается в каждой спортивной газете и более половины выпусков новостей. Несмотря на клокочущую в груди холодную злость, Салим чувствует себя как никогда близко к Колчеку. Мальчишки сгорали, как спички, уходили от тренеров, хлопая дверьми и грозясь подать в суд, спорили до хрипоты и с оглушительными фиаско вылетали из игры, прожигая талант на задворках вместо того, чтобы принять поражение и понять, что вечно побеждать невозможно. Осман в этой теме, можно сказать, успел побыть и сторонним наблюдателем, и непосредственным участником: в самом начале блестящей карьеры такие его эксцессы здорово тормозил небезызвестный нам всем Эрик Кинг. Салим не знал, что с ним случилось бы, если бы этот мужчина не вдавил гашетку его самолюбия в пол так, что мысли о тщеславии начисто вымело из головы. После неудачного заезда Джейсона ожидаемо ловят журналисты. Камеры вспышками ударяют его изможденное лицо, вопросы сыплются бессвязным потоком, закапывая и без того ужасный настрой, и Салим буквально кожей ощущает, как близко Колчек к тому, чтобы взорваться и высказать репортёрам всё то, что он о них думает, в двойном размере. Он подходит к нему быстрым шагом и буквально вырывает из толпы, случайно порвав рукав куртки — по крайней мере, так ему показалось, потому что среди щелчков камер, мгновенно участившихся, он услышал ещё и треск ткани. Джейсон дёргается за ним по инерции, будто даже сначала не заметив его появления. Выглядит он, грубо говоря, как торчок: Салим припоминает, что Эрик был в своей депрессии ровно в том же состоянии. Ещё одно разблокированное воспоминание заставляет гонщика сильнее вцепиться в руку парня и тащить его на выход, не обращая внимания на облепивших их газетчиков. Стоит только входной двери за ними закрыться, Джейсон тут же тянет ладонь из крепкой хватки: неуверенно, устало, потерянно. Салим несдержанно встряхивает его, вжимая в стену лопатками, и тут же пугается своей вольности, натыкаясь на совершенно бесстрастный взгляд карих глаз парня. — Отпусти. — Нет. — Зажимаешь меня, как подросток, — выплёвывает Джейсон, абсолютно не напрягаясь. Салим хмыкает, узнавая в нём прежнего молодого гонщика, и отходит в сторону. — Может быть и так, — говорит он, поразмыслив, — хочешь поговорить? Джейсон фыркает, отлипая от стены и отряхиваясь. Теперь вдобавок к усталости и раздражённости он выглядит ещё и помятым. — Что за приколы сначала зажимать по углам, а потом спрашивать? — Один-один. Колчек показушно поправляет униформу, стараясь избегать смотреть Салиму в глаза, а затем идёт в раздевалку, чтобы сдать экипировку. Осман не спрашивает его, почему он не останется на финал и подведение итогов: юношеский максимализм и без того сильно ударил по джейсонову самолюбию, и задавать подобные вопросы было бы крайне неуместно, поскольку любые слова подобного рода воспримутся им лишь как порицание и провокация. Личный автомобиль Салима стоял припаркованным на заднем дворе, и мужчина достал из кармана брелок, снимая машину с сигнализации. Моргнув пару раз, чёрная Ауди пускает хозяина на водительское сиденье, а его доброго (в данный момент — злого) спутника — на переднее пассажирское. Сумку с вещами Джейсон забрасывает назад, достав только бутылку с водой. На парковке пусто и темно в это время суток, поскольку всё пространство маленькой площадки освещает только один-единственный фонарь, а значит, здесь они смогут поговорить без лишних ушей и глаз. Оставалось только придумать, с чего начать: Салиму не хотелось начинать разговор с нотаций, потому как это — ужасный способ диалога, но и воодушевляющие речи он вести не умел. Всё, что он делал, это молчал последние несколько минут и собирался с духом, хотя, казалось бы, зачем гонщику с такой блестящей карьерой вообще чего-то бояться? — Мы едем или как? — лениво отзывается Джейсон, поглядывая за окно. — Сначала нам надо кое-что обсудить, — говорит мужчина, смотря прямо Колчеку в глаза. Джейсон дёргает бровью, подпирает лицо рукой, словно не надеется услышать ничего нового, кроме раздражающей болтовни по типу той, которой его пичкает Эрик после каждого заезда, и неважно, на тренировке они или нет. Но Салим здесь не для того, чтобы вытирать чьи-то сопли и оправдывать ожидания. Он — человек с большим опытом, он хлебнул за свою жизнь и карьеру столько дерьма, что никому и не снилось, а потому он может судить, как ему думается, здраво. — Я лишь расскажу тебе кое-что, — произносит он, держа руки сомкнутыми на руле. Профессиональная привычка или деформация — неважно, так он чувствует себя более уверенно. Джейсон, наконец, заинтересованно кивает в ответ. — В конце концов, я обещал тебе ещё давно, так что… Слушай. Когда Эрик попал в аварию, мы полтора года как расстались. Срок большой, он за это время даже жениться успел, но не сложилось. То, каким он был на пике карьеры, и каким он стал после этого происшествия… Это разные люди, понимаешь? Ты видел, в каком он был состоянии, а я ещё и проследить успел, как он сгорел за пару месяцев. Я не знал никого, кто был бы лучше, смелее и отчаяннее на треке, чем он. Кинг бил мировые рекорды и срывал овации похлеще, чем я, так что ты можешь ему верить, как себе и как веришь мне. Всё, что мы с Эриком делаем здесь, поверь, для тебя. Это уже пройденный этап, но я хочу, чтобы ты знал, что я на твоей стороне. Понимаешь, Джейсон? — мужчина осторожно берёт застывшего Колчека за ладонь, осторожно разминая негнущиеся от напряжения пальцы в своих, — Я эгоистично не хочу наблюдать, как самая яркая звезда, носящая твоё имя, падает вниз. Ты заслуживаешь большего, поэтому я хочу попросить тебя кое о чём. Можно? Джейсон, наконец, выдыхает, растерянно хлопая ресницами. Чёрт возьми, Салим совсем не ожидал от него такой реакции, но эти искренняя уязвимость и самоотдача, с которой паренёк принимает к сердцу его слова, заставляют его сердце сжаться. — Не раньше, чем я тебя поцелую, — несмело выдыхает Джейсон, тут же избегая своей неуверенности и вжимаясь в губы Салима с таким напором, будто голодно ждал этого всю свою жизнь. Юркий язык проскальзывает в рот Салима, сплетаясь с его собственным, ласкает влажно, нежно, но всё ещё осторожно, будто пробуя, проверяя границы дозволенности. Мужчина про себя хмыкает, умещая ладони на округлых бёдрах Колчека. Глупый. Снова думает, что его не захотят, могут оттолкнуть. Парень бесстыдно стонет ему в губы, когда шершавые ладони Салима скользят под его футболку, оглаживая линию позвоночника и острые лопатки. В полумраке вечерней парковки это кажется до жути слащавым и романтичным, но Салиму плевать. Они не вышли из фильмов, хотя истории их жизни, пожалуй, сойдут за какую-нибудь сопливую мелодраму, под которую прыщавые подростки могли бы неумело сосаться на задних рядах в кинотеатре, но даже если это так, то плевать. Джейсон бесстыдно ёрзает на мужчине, успевая выцеловывать его влажные губы, притирается, проезжаясь задницей по ширинке, сдавившей полувставший член. Руки Салима наугад нащупывают пуговицу на джинсах парня, расстёгивают её, ослабляя чужое напряжение, а затем ладони мужчины скользят дальше, удобно укладываясь на мягкие крупные ягодицы. — Я не растягивал себя, — предупреждает он, и Салим улыбается, видя, как становятся пунцовыми его бледные щёки. — Значит, справимся руками, малыш, — улыбается он, снова притягивая Джейсона для поцелуя. — Прямо в машине? — цокает Колчек, когда влажный язык Салима начинает чертить узоры на его шее, — Отдрочишь мне, как какой-нибудь капитан футбольной команды в старшей школе? — Не тебе, а нам — это во-первых, — мягко смеётся мужчина, скользя рукой в волосы парня и сжимая их на затылке. — а во-вторых, тебе что, дрочил капитан футбольной команды? — Гонщики не выдают секретов своего прошлого. Салим улыбается. Что ж, он, пожалуй, готов играть в эту непростую игру, тем более, что это не потребует от него слишком много усилий. Он уже успел усвоить, что Джейсону нравится превосходить ожидания и быть непредсказуемым во всём: словах, поступках, близости. Но сейчас он хочет дать ему возможность отпустить штурвал, передать ненадолго контроль, а не пытаться завладеть ситуацией. Поэтому, когда Колчек пытается расстегнуть его джинсы, Салим мягко убирает руку парня и говорит: — Давай-ка сначала кое-что сделаем. Джейсон сначала с недоумением смотрит на него, будто не понимая этой разительной перемены, а затем лишь кивает в ответ. Салим внутренне взвыл от этого в который раз, а в голове нудным тоном подсказал Эрик: «авторитет!» Откуда у этого мальчишки столько безграничного доверия? Салим старался, как мог, унять дрожь в голосе, но рокот никуда не делся, вопреки всему. Джейсона это, кажется, даже устраивало, он блаженно прикрывал глаза всякий раз, когда Салим низко хрипел что-нибудь ему в ухо. «Кое-что», сделанное Салимом, подразумевало ни что иное, как связывание рук за спиной каким-то шарфом болельщика, кинутым н-ное количество времени назад во время интервью. Джейсон, в общем-то, не против, судя по тому, как его глаза вспыхнули интересом и удивлением одновременно. Обещая себе обязательно выпытать у этого хитрого жука, что скрывает в себе этот взгляд, Салим выдавливает на пальцы немного смазки — та оказалась у Джея в спортивной сумке. — Никогда не знаешь, когда подвернётся случай отжарить фанатку, — оправдывается Колчек, а Салим только удовлетворённо хмыкает, слушает чужие тихие стоны и осторожно водит ладонью по члену парня: — Что ж, можешь считать, что твоя фанатка сейчас очень довольна твоим развратным видом. Молодой гонщик выдыхает рвано, прикусив розовые губы и дернув связанными руками. Салим продолжает свою сладкую пытку, только теперь ещё склонился к груди парня и вобрал в рот розовый аккуратный сосок. — Расслабься. Позволь мне вести. Медленные движения кулака по стволу заставили Колчека лишь нетерпеливо ёрзать, сильнее подаваясь к ласкам. — Я… Гхх. Я расслаблен… Ну, разумеется. — Нет, — качает головой мужчина, прекращая движения руки, — ты хочешь контроля. Я тебе его не дам. Джейсон лишь сильнее прикусывает свои губы и рвано выдыхает, почти с укором глядя на Османа. Такие уловки давно не работали с ним, щенячьи взгляды не трогают и не заставляют Салима переменить решение, однако, Джейсон бьёт все рекорды по своему влиянию. — Почти, но нет, — улыбается Салим, чтобы затем припасть губами к оголенному торсу парня и возобновить фрикции. Джейсон задыхается, выгибаясь дугой, стонет удивительно нежно, напрягая крепкое и гибкое тело до предела. Он пахнет машинным маслом и свободой, таким терпким и дурманящим запахом, который невозможно ни с чем спутать. Его хочется лишь вдохнуть полной грудью и задержать у себя в лёгких настолько, насколько это вообще возможно, чтобы пропитаться им, ощутить жизнь. Собственное возбуждение начинает болезненно мешать, но Салим решительно настроен довести Джейсона до финишной прямой — иронично, что и на гонке, и в сексе одна и та же пресловутая схема, однако, предсказуемость — не про Колчека. Про него неожиданность, сладкие возгласы, сопровождаемые рвущимися наружу ругательствами и всхлипами, про него — нечеловеческая отдача и искренность, от которой кружит голову. Джейсон — это бешеный ресурс энергии, который всецело тратит свой резерв, забывая порой восполнить бак. Ровно как машина не поедет без хорошего топлива, он не сможет продолжать брать великие высоты, если уже на старте отключит голову. Салим замедляет движения ладони по члену парня, мягко скользя рукой по стволу и задевая пальцем уздечку. Он внимательно следит за реакцией Джейсона, как если бы он был вторым пилотом, и не так уже важно, что дурацкие джинсы сдавили его собственное возбуждение до посинения — с этим они как-нибудь разберутся позже. Колчек выгибается, стоит руке Османа осторожно погладить влажную головку, и кончает, пачкая белыми каплями одежду — свою и его. Грудь тяжело вздымается от неровного дыхания, волосы растрёпаны, взгляд карих глаз блестящий и почти счастливый — благодарности в нём больше, чем всего остального. — Так о чём ты хотел попросить? Салим не сразу соображает, в чём дело, и потому сначала хмурит брови, с недоумением всматриваясь в лицо парня. — Ну, ты сказал, что не хочешь, чтобы я ёбнулся грудью на амбразуру, — напомнил Колчек, — и что хочешь меня о чём-то попросить. Перед тем, как я полез к тебе с поцелуями. — Ах да, — вспоминает мужчина, тут же прикрывая смешок рукой. Серьёзный ответственный момент уже давно безнадёжно испорчен, но Салиму абсолютно не жаль, он ведь здесь не для того, чтобы уподобляться тренеру в его наставлениях. — Если заносит — не паникуй и не херачь по тормозам. Помни, что в гонке у тебя есть голова на плечах и адреналин в венах, так что пользуйся ими с умом, и всё успеется. Уже говорил тебе, что мы с Эриком здесь — тебя поддержим. Пообещаешь? Джейсон смотрит на него нежно и чутко, почти с любовью и бесконечным обожанием. Смеётся, пряча широкую улыбку в его воротнике: — Да, я обещаю. Знаешь, а ты становишься сентиментальным — значит, уже стареешь. Так Эрик говорит. — Не спеши сбрасывать меня со счетов, — отзывается Салим, — я всё ещё способен дать тебе фору. Дойдешь до заезда с чемпионами, там и поговорим. А теперь скажи: ты всё понял? — Да, понял, принял, — кивает Колчек, удобнее устраиваясь на чужих бёдрах, — но у меня тоже есть к тебе просьба. — Да ты что? — косится иронично Салим, — какая? — Если не возражаешь, чуть позднее я бы хотел объездить тебя, а не твою руку, — произносит парень, задорно улыбаясь, — чувствую себя немного эгоистом, ведь мне всё ещё давит на задницу твой стояк. Салим наклоняет голову, хмыкая, вновь умещает ладони на ягодицах парня, с которых неприлично низко сползли джинсы. Джейсон прижимается к нему всем телом, как ласковая кошка, разве что не мурлычет, обнимает, держась так крепко, будто от этих объятий зависит его жизнь, а потом вдруг отстраняется. Салим, пребывая в недоумении, всматривается в карие омуты, чтобы убедиться, что всё в порядке. К счастью, ничего страшного он там не видит, глаза молодого гонщика светятся исключительно азартом, с которым он секундой позже произносит: — А можно тебе сейчас отсосать? Я очень хочу. — На обе твои просьбы неиронично отвечу, что да. Можно. Чёрт, Джейсон, тебе всё можно. По-звериному голодно улыбнувшись, Джейсон заправляет собственный член в штаны и сползает на пассажирское сиденье, чтобы через секунду его ловкие тонкие пальцы начали расправляться с молнией на джинсах мужчины. Когда теснота, наконец, перестаёт сдавливать возбуждение Салима, он со свистом выдыхает, расслабившись и позволив Джейсону делать то, что ему заблагорассудится. Парень аккуратен ровно в той же мере, как был с ним осторожен сам Салим: он покорно прячет зубы, обнимая ствол губами и медленно двигая головой. Тугой узел наслаждения, затянувшийся у Османа внизу живота, нешуточно намекает, что долго он так не продержится, и Джейсон это чувствует. Он выпускает член изо рта, лижет широко, помогая себе рукой, посасывает чувствительную головку, а у самого взгляд такой возбужденный, что зрачки почти перекрыли радужку — но так сразу в темноте и не заметишь. Колчек — бешеный и совершенно точно сумасшедший, потому что позволяет кончить себе на лицо и язык. От этого безоговорочного доверия у Салима щемит под сердцем, и он в порыве тянет Джея на себя, чтобы впиться в его губы жадным поцелуем. Ему плевать даже на горький собственный вкус на чужом языке; он выцеловывает рот парня голодно, словно дорвавшийся, и чувствует в ответ такой же голод. Щелчок камеры вместе со вспышкой становится неожиданностью для них обоих. На выходе стоят аж двое репортёров с техникой, и по их лицам совершенно точно заметно, что включать вспышку они не планировали. Сбросив с лиц улыбки, гонщики лишь на секунду застывают на месте, переглянувшись. То, с какой скоростью Салим заводит авто и выезжает с парковки, можно сравнить со скоростью карта на гоночной трассе. Джейсону на пассажирском, в общем-то, плевать на репортеров, он звонко смеётся, хлопая себя по лбу рукой, и предсказывает грядущее недовольство Эрика газетными заголовками. Фотки и впрямь разлетаются по интернету со скоростью света и маячат замазанным пикселями членом Салима у Джейсона во рту чуть ли не в каждой статье. Перед гонкой это только добавляет Колчеку больше известности: «вопиющий скандал», держащийся у всех на слуху, позволяет ему одновременно напрячь мозги и немного унять волнение. Самое стрёмное уже случилось, и паниковать сейчас — как минимум поздно. Когда Джейсон с блеском берёт реванш в этой самой гонке и почти бьёт мировой рекорд на треке, Эрик светится счастьем. Однако, после интервью с репортёрами он отводит Салима в сторону, говорит тихо, улыбнувшись: — Вы молодцы, но в следующий раз, если захотите потрахаться, убедитесь, что вокруг нет папарацци, потому что теперь они спрашивают Джейсона исключительно про твой размер. Салим улыбается в ответ, обещая выполнить просьбу, но после первой же гонки на новом треке, уговор они с Колчеком оба нарушают.