Ночь, изменившая мою жизнь

Нет, это было просто слишком. Эмиль обязан подойти и спросить, что они такого делают, что их голоса на следующий день звучат, как будто ничего и не было. На первом этаже что-то разбилось, разбилось неслучайно. Ладно, возможно, он и не обязан подойти. Ну, а если отставить шутки в сторону, то это явно выходит за грань. Ладно эти бесконечные крики каждый день, хотя и это нельзя пустить на самотёк. Но попытка насилия и не обеспечение в полной мере уже никуда не годится. Когда Эмиль вернулся домой после окончания течки, родители снова кричали. Эмиль начал задумываться о переезде к Диме, когда нашёл Алису в слезах. Слёзы сестры были выше его сил. А после произошло несколько вещей, которые и вовсе заставили подумать его над тем, чтобы подать в суд на лишение родительских прав. Если раньше они пытались платить за квартиру и коммунальные услуги, то они не делают сейчас и этого. Через пару дней после его выпускного отец снова принялся за полюбившейся ему алкоголь. И принялся в большей степени, чем в прошлый раз. Алкоголь само по себе недешевое удовольствие, только если это не пол-литровая банка безалкогольного пива. Поэтому денег на алкоголь уходило всё больше по мере увеличения употребляемого количества отцом. И вот в этот раз они не заплатили за коммуналку и квартиру вместе взятые. Плюс к этому впервые в жизни отец попытался поднять на них руку. Они тогда с Алисой сидели на кровати. Она сидела у него на коленях, комкая его футболку в руках, и уткнувшись в плечо, плакала. Эмиль поглаживал сестру по спине и волосам и шептал, что скоро это всё закончится. Он знал, что это не закончится до утра, и молился, чтобы Алиса уснула от переутомления. Но внезапно крики оборвались, и послышались тяжёлые шаги на второй этаж. У Эмиля тогда оборвалось всё внутри, а страх сковал тело. Блять. Отец идёт сюда и Эмиль был готов поспорить, что отец пьян. Он пьян каждый день. Каждый ёбанный день. Без слов ручку двери попробовали дёрнуть, но она не поддалась из-за того, что была закрыта. Эмиль молился всему за то, что додумался закрыть дверь. Обычно он этого не проворачивал, ведь родители их не трогали. Но, как говорится, всё бывает в первый раз. Эмиль усмехнулся этой мысли. Юмор хоть как-то не позволял уйти в себя. — Шшш, Алиса, будь, пожалуйста, потише. Он не должен нас заметить! — Быстро зашептал Эмиль, прижимая свою ладонь ко рту Алисы, не давая вырваться оттуда новым всхлипам. Слишком громко всё это будет. Эмиль взял себя в руки и, найдя свой телефон в ворохе одеял, включил диктофон, оставив его на кровати в выключенном состоянии. Он забрался с Алисой под кровать, подгибая ноги под себя. Отец долбился в дверь, приказывая открыть, и орал предупреждения, что будет, если они не откроют. Эмиль лежал лицом к Алисе и держал свой указательный палец у губ, прося молчать. Если они не издадут ни звука, всё может обойтись. Пульс был просто бешеным и отдавался в ушах быстрым стуком, слегка перекрывая угрозы и стуки отца. Когда они переехали в эту квартиру, здесь изначально не было ничего нового, но и они не делали никакого ремонта. Только завезли свою мебель. Поэтому дверь здесь была временами потрёпанная, оттого она не выдержала. Отец её выбил. — Блять! Убью! — В комнату влетел Вюсалий, оглядываясь по сторонам, ища детей. Слава Богу, он не додумался потрясти покрывало, иначе телефону Иманова с доказательствами пришлось бы несладко. Вюсалий был пьян, из-за чего наклоняеться от греха подальше не стал. Это было им даже на руку. Отец лишь походил по комнате, оглядывая доступные ему места. — Таня, блять! — Заорал Вюсалий, выходя из комнаты. — Ты как за детьми следишь? ! Их нет в комнате, где они теперь? ! — И родители по новой начали ругаться. Возможно, впервые Эмиль был этому рад. Диктофон, помимо угроз отца, запишет ещё их крики. Угрозы — это как попытка насилия, а их ссоры — вредительство детской психики Алисы. Каждодневные ссоры родителей, приправой которых являются маты. Даже часто матерящийся Эмиль таких слов не знает... Естественно, для Алисы это будет детская травма. Попытка физического насилия и психологическое насилие, шикарно. У него есть ещё парочка записей даже двухгодовалой давности. Но попытка насилия — это была последняя капля. Когда голоса родителей затихли, оповещая, что они улеглись проспаться, Эмиль аккуратно высунулся из-под кровати, беря свой телефон в руки. Он остановил запись диктофона, которая записала уже двадцать минут, и посмотрел на время: двадцать один сорок семь. Чёрт. Эмиль зашёл в телефонную книгу и позвонил на телефон, который стоял у него на быстром наборе. Пошли гудки. — Ало? Привет, Дим. — Тихо ответил Эмиль, поглаживая сестру по руке, успокаивая после истерики. Алиса пережила неплохой стресс. — Как дела? Я бы сматерился, но я при сестре. Хотя... учитывая, что она слышала сейчас, на пару слов от меня ей будет по барабану. Ты не мог бы подъехать? Дима, естественно, согласился и сказал, что приедет через десять минут. За это время Эмиль успел собраться сам и помочь собраться Алисе. Эмиль захватил всё самое нужное, а Алиса взяла лишь свою любимую игрушку. Самовнушение это или нет, но она помогала Алисе успокоиться. А ей точно нужно было успокоиться. Эмиль, как всегда тихо закрыл за собой дверь, и они вместе с Алисой покинули квартиру, которая когда-то была им домом. Иманов сел на заднее сиденье вместе с сестрой, чтобы помочь ей уснуть, показав, что он рядом, и поздоровался с Димой, попросив ехать в магазин. За семиминутное путешествие Алиса, сморенная пережитым стрессом, заснула у брата на коленях. Когда они подъехали к магазину, Эмиль, как мог аккуратно убрал голову сестры со своих коленей и положил её на подушку, валяющуюся на заднем сиденье, и всунул между рук мягкую игрушку. — Что случилось? — Спросил Дима, когда Эмиль был готов принимать клиентов. Они немного опоздали, но в этом не было ничего страшного. Это его первое опоздание за восемь месяцев. — Пиздец. — Коротко ответил Эмиль, вплетая пальцы в свои волосы, сжимая их. Боль немного отрезвляла. Помолчав пару минут, Эмиль рассказал всё. Об уклонение от налогов и коммунальных услуг, о психологическом и попытке физического насилия Алисы, да и его на самом деле тоже... И неподобающем воспитании детей. Если бы всё было хорошо, он бы не сидел сейчас здесь. Он мог здесь сидеть, если бы эта была подработка, но, к сожалению, она таковой не являлась. — Слушай... — Сказал Дима, выслушав рассказ Эмиля, сглатывая. — Я тут последние два месяца думал... А что если... — Дима запнулся, облизывая губы и смотря на парня. Эмиль ободряюще улыбнулся, подталкивая продолжить. — Я стану вашим опекуном? — Застыли оба. А кофта Масленникова резко стала слишком жаркой. Захотелось оттянуть её от горла. Это было очень специфическое решение, хотя бы потому, что по определению у них случится инцест. А Эмиль думал. Реально думал, взвешивал всё "за" и "против". Кусал и облизывал губы, хмурил брови и пришёл к выводу, что это нормальный вариант. Ничего плохого он в нём не видел, о чём сообщил Диме. Тот тогда с заметным облегчением выдохнул, перестав терзать ни в чём не повинную кофту. Их судебный процесс длился девять месяцев. Девять бесконечных месяцев усталости. Начало было с отправления иска ответчику, в органы опеки и прокуратуру. Потом был "акт" органов опеки, подразумевающий осмотр жилья и благоприятного проживания в жилище. От органов опеки не укрылась выбитая дверь и крики родителей, неподозревающих о посторонних дома. Как хорошо складываются обстоятельства. Перед тем, как родители узнали, что их семнадцатилетний сын подал на них в суд, Эмиль собрал все нужные документы. Свидетельство о рождении Алисы; свидетельство об установлении отцовства; единый жилищный документ, — с горем пополам, но Эмиль нашел его; — документы об оплате государственной пошлины; документ, подтверждающий доход родителей или родителя; справка два НДФЛ и все её подпункты, которые имелись; справки из образовательных учреждений и медицинских организаций. В дополнение шли документы истца, то бишь Эмиля. Судебное заседание было назначено спустя четыре дня после поступления искового заявления. Суд проходил тяжело. Родители протестовали, даже несмотря на факторы, показанные против них. Адвокат Эмиля, которого они смогли нанять благодаря Диме, просил ходатайство по приглашению свидетелей, — коими являлись Данияр и Дмитрий, подтверждающие, что парень был вынужден работать, чтобы обеспечить себя и свою младшую сестру пригодной для питания едой. Если бы он этого не делал, они могли испортить желудки, заработав минимум гастрит. Важным дополнением являлось то, что даже от доставок не всегда оставалось что-либо. Ещё один пункт к родителям Эмиля — о том, что не следят за здоровьем детей, — и запросе доказательств. Было организовано три судебных заседаний, и все вместе они длились два месяца. "Суд принял решение лишить Татьяну и Вюсалия Имановых родительских прав на несовершеннолетних Эмильена и Алису Имановых по статье сто двадцать два Налогового кодекса РФ, статье сто девяносто восемь Уголовного кодекса РФ, статье сто шестнадцать Уголовного кодекса РФ, статье сто пятьдесят шесть Уголовного кодекса РФ". Эмиль тогда заплакал от счастья. А Дима, сидевший на лавочке и присутствующий как свидетель истца, и Полина, пришедшая в качестве поддержки, сжали его плечи в поддерживающем жесте. "Ты справился. Ты смог. Ты выдержал". Хоть суд и лишил Татьяну и Вюсалия родительских прав, а те не подали жалованья, — заявили, чтобы Эмиль и Алиса шли на все четыре стороны, раз они их не устраивают, — это был ещё не конец. По закону Российской Федерации усыновить ребенка можно только через шесть месяцев после оглашения принятого судом решения. Поэтому Эмиль и Алиса были отправлены к дяде и тёте на эти шесть месяцев на попечительство. За эти шесть месяцев они забыли, что такое крики, ругань, неуплата налогов и коммунальных услуг. У Эмиля появилась уйма свободного времени, ведь из-за усталости двухмесячного судебного процесса он был вынужден уволиться из магазина. Да и не было нужды теперь работать. Домашнюю еду они получали от тёти, а хотелки покупал Дима, как бы Эмиль не отказывался. Дима говорил, что Эмиль достаточно натерпелся, и это его моральная компенсация. Про Алису он тоже, кстати, не забывал. В сентябре Алиса пошла в первый класс, теперь она школьница. Не верилось никому, в первую очередь Эмилю, которому пришлось стать для девочки отцом, матерью и братом на пять лет. Дима часто сравнивал его с Дином Винчестером, который тоже был вынужден стать отцом, матерью и братом для своего младшего брата Сэма Винчестера. Забавное сравнение, но такое, сука, правдивое. Эмиль и тётя учили Алису читать, помогали с домашней работой. Помогали, но не делали за неё. За стихи, которые задавали учить наизусть, полностью взялся Эмиль. Всё-таки он недавно окончил школу и ещё помнит рабочие методы быстро и легко выучить стихотворение. А в остальное время они с Алисой проводили время вместе. Ходили гулять, играли в игрушки, читали книги, просто общались, слушали музыку. И хотя увлечение музыкой они приобрели, чтобы хоть немного перекрыть крики родителей, они продолжили слушать музыку вечерами. Алисе всё больше и больше нравилась метал музыка, что не могло не радовать Эмиля. У него будет два приятеля для обсуждения этого прекрасного жанра музыки. Fabulously. В январе ему исполнилось восемнадцать лет, и он официально перестал быть ребенком, как бы смешно это не звучало. Теперь у Димы не было права усыновить его, однако, согласно Семейному кодексу РФ, усыновление братьев и сестер разными лицами, как и передача братьев и сестер под опеку или попечительство разным лицам, не допускается. Так как дядя и тётя жили в Москве, Эмиль ежедневно встречался с Димой. Часто Эмиль брал с собой и Алису с разрешения дяди или тёти, и они втроём проводили время вместе. У Димы дома, за просмотром какого-нибудь фильма или на прогулке. Но наступил апрель. Полгода прошли, и теперь Дима официально мог стать их опекуном. Дима прошел обязательное медицинское обследование; получил заключение органа опеки и попечительства о возможности быть усыновителем; подал в орган опеки и попечительства по месту жительства заявление с просьбой выдать заключение и приложите к нему необходимые документы; подал необходимые документы в суд; принял участие в рассмотрении дела в суде. Ему разрешили усыновить Эмильена и Алису Имановых, которые теперь были Масленниковы, и документ вступит в силу через десять календарных дней. По прошествии этих десяти дней Дима зарегистрировал усыновление. Когда регистрация была завершена, Дима привёз Эмиля и Алису к себе в квартиру. Комната для гостей теперь была переделана в комнату Алисы и даже если кто-то и захочет к ним приехать, например, Полина, которая обещала навестить их в скором времени, она вполне сможет расположиться в гостиной на огромном диване. Всё оставшиеся месяцы весны и лета они пытались стать семьёй. В июле их посетила Полина. И со стороны они могли выглядеть как счастливая семья, если не знать, кем они приходятся друг другу. Хоть и по документам Дима и Эмиль были отцом и сыном, к таковым они себя не причисляли. Да, между ними был инцест, но важное уточнение: псевдо-инцест. А само определение гласит: псевдо-инцест — романтические и/или сексуальные отношения между людьми, которые считаются родственниками, но не имеют кровной связи. А даже если и брать их "реальный" инцест, то инцест не является преступлением против личности – только преступлением против общественной морали. Но на общественное мнение им было плевать, тем более стоит повторить, что кровной связи они не имеют. Дима старался по всем параметрам соответствовать хорошему отцу для Алисы, и у него это получалось. Эмиль и забыл, насколько Алиса улыбчивый ребенок. А Алиса и забыла, что такое родительская любовь. Хотя, вернее сказать, она и не знала, что это такое. Дядя и тётя — это одно, но Дима, который теперь являлся её папой и всячески показывал это... Хотя Дима и не говорил и ни в коем случае не заставлял Алису назвать его "папа" в глубине души он ждал этого. В любом случае нейтральное "Дима" его вполне устраивало.

***

Август следующего года.

Дима и Эмиль смотрели на московский закат, стоя на балконе. Эмиль стоял впереди, а Дима обнял его за талию сзади, положив подбородок на левое плечо. Был вечер тридцать первого августа, и завтра Алиса пойдет во второй класс, а Эмиль перейдет на второй курс университета, в который он подал документы прошлым летом. Его взяли и не просто взяли, а взяли на бюджет. Небоскрёбы Москвы светились оранжевым светом, который на них бросал огненный круг догорающего солнца. Всё небо было розовыми, с таким же цветом облаков, и только на линии горизонта преобладал синий цвет. Закаты и рассветы — это, в принципе, произведение искусства, которое никогда не выйдет из моды и на которые никогда не устанут любоваться люди. Но ещё закаты и рассветы вызывали внутри такую свободу, будто ты один во всём мире и всё предельно ясно. Это был короткий момент счастья, когда кажется, что все в этом мире просто и легко будет всегда. Эмиль сейчас ощущал примерно то же самое. Естественно, он понимал, что просто и легко всегда не будет. Всегда есть черные и белые полосы, но ощущение свободы, которое он сейчас ощущал, было просто фантастическим.

My freedom is best

Моя свобода — это лучшее, что у меня есть.

— Не верится, что всё наконец-то хорошо... — Эмиль повёл рукой по шее, даже не зная, зачем делает это жест. Да и зачем знать и понимать, когда можно просто сделать, не задумываясь о предпосылках? Дима ничего не ответил и, заметив это движение, повёл носом с задней части шеи, вдыхая запах. Они никогда не обсуждали, чтобы он поставил ему метку и Дима не думал, что будут обсуждать когда-либо. Но ему это и не было нужно. Не было нужно, но это не значит, что он не хотел. — Давай. — Тихо прошептал Эмиль, оборачиваясь к нему. — Сделай это. Дима ничего не ответил и ещё раз повёл носом по шее и всё же, отстранившись, спросил: — Ты уверен? Эмиль кивнул и отвернулся, наклоняя голову, подставляя шею. Дима в третий раз провел носом по участку шеи, лизнул языком, вырывая тихий стон, и, прижав парня ближе к своей груди, запустил клыки в шею. Алиса открыла дверь своей спальни, выходя из неё и собираясь направиться на кухню, чтобы выпить воды. Проходя мимо комнаты Димы и Эмиля, она невольно остановилась, всматриваясь в силуэты на балконе. Она опёрлась плечом о косяк двери и просто наблюдала за своим братом и его парнем. И на её лице появилась улыбка, когда она услышала стон и последовавший за ним рык. Это не был стон боли, это был стон наслаждения. Особого наслаждения. Алиса знала, что примерно такой стон издают Омеги, когда Альфы ставят им метку. Метка — это очень ответственный шаг. Метка считается официальным закреплением чувств. Это сродни свадьбе, которую нельзя провести без метки. Соглашаясь на метку, партнёры планируют быть вместе до конца. И если её брат пошёл на этот шаг, значит, он очень счастлив и уверен в выборе партнёра. Алиса оттолкнулась от косяка двери в спальню и прошла на кухне, радуясь за брата и Диму. Нет, за брата и...папу. Да, так будет правильнее. Конец.