Genshin Impact Yandere!Boys

— …Но встреча не должна слишком уж затянуться, так что я вернусь к закату. Кэйа накинул рубашку и застегнул на ней накидку, что было частью нескольких заключительных шагов переодевания. — Угу, — ты кивнула, натянуто улыбаясь. Боже, просто закройся уже и выйди за дверь. — Знаю-знаю, это немного позже обычного, так что ты можешь не ждать и ужинать без меня, хорошо? Только приготовь что-нибудь и для меня. Кэйа положил руку на дверную ручку. — Угу. Уголки твоего рта дернулись. Да вали уже, черт возьми. — Не скучай слишком. Он открыл дверь и сверкнул улыбкой. — Хорошо! Удачного дня! Ты еле удержалась от желания съёжиться из-за своего искусственного высокого голоса, закрыла глаза и чуть помахала рукой. — Увидимся! Ублюдок. Дверь за ним закрылась, знаменуя начало еще одного такого же дня, как и остальные, и твое жизнерадостное выражение лица исчезло так же быстро, как и появилось. Ты вздохнула и посмотрела на разбросанные вещи на столе у стены. Кэйа уходил утром, возвращался примерно вечером. В промежутках у тебя было около восьми часов наедине с собой, чуть больше, когда тебе везло, и что-то мешало ему вернуться раньше. Твои дни представляли собой монотонную череду занятий на выбор — ты могла перечитывать любимые книги, рисовать, писать, спать, мастурбировать, и, если в какой-то день температура была достаточно высокой, ты могла даже смотреть в окно (разумеется, слишком маленькое, чтобы в него пролезть) на птиц, которым удавалось склевать семена, оставленные тобой. Тебе великодушно разрешили каждое утро выкладывать корм для птиц на подоконник. Иногда ты даже играла, пытаясь угадать вид, прежде чем заглянуть в орнитологический учебник, который попросила купить именно для этой цели. О, и сейчас одна клевала черное семечко. Ты быстро сформулировала догадку и достала книгу. Надо же, верно. По крайней мере, это приносило хоть какие-то крохи счастья. Вот настолько тебе было скучно. Мозг переключался между разными вариантами, и ты вздохнула, останавливаясь на рисовании. Вытащила бумагу, на которой сделала несколько набросков птиц, а затем взяла карандаш и начала срисовывать ту, что сейчас была на подоконнике. Маленькое круглое тельце, острые линии для перьев, глазки-бусинки… А потом дверная ручка щелкнула, замок повернулся, и дверь открылась. Ты застыла с широко раскрытыми глазами. …Ох. Приступ внезапного удивления быстро прошел. — Забыл что-то? Ты выдавила еще одну легкую улыбку — не было сил приложить больше усилий. — А, да, только… — Кэйа, кажется, торопился, даже не поздоровался, а сразу же бросился к прикроватному столику и взял с нее сложенный лист бумаги. — Прости, просто нужно было забрать это. Не хотел тебя пугать, — с заметной спешкой сказал он и двинулся обратно к выходу. — Извини, что так быстро ухожу, но я могу опоздать, так что я побежал. И, закрывая за собой дверь, Альберих повернул голову обратно к тебе и с широкой улыбкой добавил: — Веди себя хорошо, ладно? Желудок скрутило от раздражения, но ты постаралась удержать лицо. — Ладно! — ответила ты самым приторно-сладким, полным энтузиазма голосом, на который только была способна. Он удовлетворенно хмыкнул, и дверь закрылась. Улыбка мигом спала. Это представление начинало утомлять. И даже ты не знала, с какой целью это затеяла. Надеялась, что видимость послушания поможет заслужить хоть какое-то доверие и новые привилегии, может, даже возможность выйти на улицу. Что-то, что даст шанс позвать на помощь. Но уже прошло столько времени, и ничего не изменилось. Ты тонко пыталась намекнуть на мысль о новых привилегиях помимо тех, которые ты уже заработала к настоящему времени (хотя эти «привилегии» скорее были базовыми правами), но твои попытки всегда очень быстро пресекали предупреждающим тоном, говорящим, что ты переходишь черту. Ты вздохнула, когда тебя снова оставили в тишине, и разум поплыл. Карандаш бесцельно царапал по бумаге. Как бы сильно этот мужчина тебя ни раздражал, сколько бы гнева и обиды ты ни испытывала к нему, иногда тебе нравилось, что он рядом. Он отвлекал тебя разговорами — боги, он когда-нибудь научится затыкаться — и это хоть как-то занимало твой разум. Даже несмотря на то, что большая часть этого была нытьем, жалобами и излияниями по поводу каждой мелочи на работе (и тебе приходилось прикусывать язык, чтобы не ляпнуть, что именно он виноват в каждой «проблеме» или что он был явно неправ во всех рабочих спорах). Хоть это и было надоедливым шумом, это отвлекало тебя от невыносимой в остальном скуки. Когда ты оставалась наедине с собой, ты была предоставлена своим мыслям. Разум иногда отвлекался на мелочи, но все равно возвращался к мыслям, которые тебя злили и причиняли боль. К воспоминаниям о твоей жизни, работе, семье и друзьях. К воспоминаниям о жизни, которую ты могла проживать насыщенно, а не так: днем как робот, а ночью — как игрушка для удовлетворения потребностей. Это вообще не походило на жизнь. Ты не чувствовала себя человеком. В лучшем случае — домашним питомцем. Но, по крайней мере, все стало чуть лучше. Ты быстро поняла, что затевать ссоры не стоит того. Твое неповиновение длилось, пока не умерла твоя гордость — как только она рухнула, рухнула и твоя решимость бороться. Теперь ты была покладистой. Послушной, хотя бы ради того, чтобы избегать боли. Иногда тебя беспокоило, что ты начинаешь принимать ситуацию, что медленно сходишь с ума, и это пугало. Но нет, ты осознавала, почему так поступала, и это вовсе не означает, что ты готова смириться, верно? Вся твоя игра была испытанием. Похоже, Кэйе не нравилось, когда ты была грустной, молчаливой, тихой, депрессивной. А твое милое поведение принесло тебе привилегии. Без этого у тебя бы не было ничего для рисования, не было бы книг и птиц. Даже обсуждалась возможность поездок на природу в будущем, хотя напряженное «может быть» вероятнее всего означало «нет». Тем не менее, несмотря на ничтожные шансы, хоть и понимая, насколько это просто и незатейливо, ты пришла в восторг от этой идеи. Да, теперь твоя жизнь стала намного лучше: ты больше не была прикована к кровати, теперь тебе разрешали брать карандаши, не боясь, что ты можешь использовать их против себя или него. Количество замков на двери уменьшилось, это ты знала точно — снаружи было несколько висячих замков, и было слышно, как они щелкают один за другим каждое утро, когда Кэйа уходил. Ты привыкла с горечью считать их, от десяти до одного, и очень удивилась, когда число сократилось до семи. А теперь вообще стало пять. Ты знала об этом, подсчитав количество щелчков, и теперь каждое утро с нетерпением прислушивалась, не стало ли их меньше. Но пока нет. Ведь ты слышала пять щелчков сегодня утром, когда он ушел в первый раз, и… Рука перестала двигаться, удерживая карандаш на месте. …во второй раз вообще ничего. Голова медленно поднялась, глядя на дверь. Когда Альберих выбежал, никаких звуков не было. Ты невольно затаила дыхание, сидя совершенно неподвижно и уставившись на дверь. Может, ты просто не слышала? Или что-то не так запомнила? Или… Или?.. Он забыл запереть дверь?.. Очень спешил. В спешке люди могут и забыть о таком. Примерно минуту ты не могла пошевелиться, сидя почти неподвижно. В голове было слишком много мыслей и чувств, за которыми ты не поспевала. Не думая ни о чем, ты поднялась на ноги, медленно подошла к двери и присела на корточки, глядя в маленькую щель между дверью и косяком. Маленьких металлических прутьев повернутых замков не было видно. Она была открыта. Он серьезно оставил дверь незапертой?.. Ты медленно моргала. Дверь открыта. Рот приоткрылся, руки безвольно лежали на бедрах, тело онемело. Дверь открыта. Ты вскочила, отшатнувшись назад, словно тебя током ударило. Она открыта… В спешке Кэйа забыл. И ты можешь выбраться. Ты оперлась о стену рукой, чтобы не упасть. Потолок словно вращался, и невозможно было оторвать глаз от двери. Ты глубоко и тяжело задышала, чувствуя, что начинаешь дрожать от какого-то странного, всепоглощающего восторга. Серьезно? Это на самом деле происходит? Терять время не хотелось — ты мысленно вела отсчет до тех пор, пока тебе не разрешили иметь бумагу и карандаши, тогда ты и начала записывать свои подсчеты. Восемь месяцев. В течение восьми месяцев ты жила в этой квартире, не ступая за порог, не видя никого, не говоря ни с кем, кроме самовлюбленного, контролирующего, неуравновешенного ублюдка. Неужели это шанс покончить со всем? Ты протянула руку и ущипнула себя за шею, вне себя от радости от маленькой искорки боли. Это не сон. Ты думала, что сразу же выскочишь за дверь, как только представится возможность, и, наверное, несколько месяцев назад ты бы так и сделала. Теперь это казалось почти странным, немыслимым. Ты так долго не знала ничего, кроме этих стен, что казалось, прошла целая вечность. При мысли об уходе сердце колотилось от смеси возбуждения и страха. Ты все еще здраво мыслишь и понимаешь, что нужен план. Куда пойти? Как туда попасть? Что делать? В какой-то момент ты тратила слишком много времени, прокручивая в голове фантазии о мести, открывая людям правду о деяниях Кэйи, но чем больше проходило времени, тем больше ты боялась последствий этого поступка. Не было гарантии, что тебе хоть кто-нибудь поверит. Пары рисунков и оков было недостаточно, чтобы доказать, что тебя держали здесь в плену. Он был уважаемым человеком. И если никто тебе не поверит, то что тогда делать? Нет, несколько месяцев назад ты решила, что лучше просто сбежать. Месть не стоит такого риска. По очевидным причинам ты не могла обратиться к Рыцарям. А бежать обратно к себе домой и оставаться там было бы идиотизмом — Альберих просто придет за тобой. И ты ни за что не подвергла бы опасности свою семью или друзей, сбежав к ним — ты так сильно хотела их увидеть, дать знать, что с тобой все в порядке, но мысль о том, что они пострадают, была невыносимой. И куда тогда вообще идти? В многочисленных раздумьях ты так и не приняла окончательное решение. Ты могла убежать, выбежать на открытую дорогу, отправиться прямиком в Спрингвейл или, возможно, еще дальше, в Ли Юэ. Кэйа уходил на несколько часов на работу. Этого времени было достаточно, чтобы добежать до твоего дома и попытаться забрать кое-что из вещей, а потом просто сбежать. …Если твой дом еще был твоим. Насколько тебе известно, его могли продать или освободить, как только тебя объявили пропавшей без вести (как ты и предполагала), и избавиться от твоих вещей. Но попробовать стоило. Ты можешь разбить окно и забраться внутрь, забрать оставшиеся вещи и небольшую припрятанную заначку. Начнешь жизнь где-нибудь в другом месте. Да, хороший план. И чтобы его выполнить, придется уйти. Но волнение в груди было больше страхом, чем радостью. Ты фантазировала об этом моменте, так долго его ждала, и теперь, когда представился случай, ты застыла как вкопанная. Так много сомнений, вопросов «а что, если?» пронеслось в голове. Что, если он поймет, что забыл запереть дверь? Что, если вернется? Что, если он прямо сейчас на пути сюда? Что, если столкнешься с ним? Паника пронзила грудь. Если это случится, ты уже будешь на людях, так что сможешь закричать, верно? Это же город, тут повсюду люди. Ты закричишь или пригрозишь ему, и Кэйе придётся отступить. Но тогда нельзя рисковать и выходить на открытую дорогу, он тебя выследит и… и… Ты напряженно стиснула зубы. А что еще делать? Просто сидеть? Упустить такую возможность? Такого шанса может больше никогда не представиться. Ты должна рискнуть. Должна уйти. Свобода прямо за дверью. Ты отодвинула опасения в сторону. Не надумывай. Это один из тех случаев, когда нужно просто действовать, не задумываясь, позволить инстинктам взять верх и бежать. Ты расправила простенькое платьице, служившее тебе единственной повседневной одеждой. Единственной пристойной и подходящей для выхода на люди. Провела пальцами по волосам. Наверное, видок у тебя был тот еще — растрепанный, неряшливый, но ты мало что можешь с этим поделать, пока не вернешься домой, где, как ты надеялась, еще были твои вещи. Сделала несколько неуверенных шагов вперед. Аргх… Ты не сможешь слишком быстро бежать в таком шатком состоянии. Дрожащей рукой ты взялась за ручку и повернула — она поддалась и приоткрылась без сопротивления. Мгновение ты стояла неподвижно, просто уставившись на приоткрытую дверь, прислушиваясь к своему прерывистому дыханию. С решимостью, надеждой и страхом, переполнявшими грудь, ты сделала глубокий, судорожный вдох и, собрав все силы, распахнула дверь. Солнце Мондштадта почти слепило в голубом небе, том идеально чистом, словно на картине. Птицы сидели на стенах города, и их щебетание раздавалось вокруг. Шум уличной жизни был слышен совсем рядом, так близко, что ты наверняка сможешь завернуть за несколько углов по переулку, и встретишь множество знакомых лиц. Но ты стояла неподвижно. Рука все еще сжимала ручку двери. Ты стояла, уставившись вперед. Глаза расширились, а желудок сжался, кровь отхлынула от лица. Рот слегка приоткрыт. Кэйа улыбнулся. — А ты быстро. Сердце чуть ли не выпрыгивало из груди. И в этот момент ты рухнула на пол. Боль пронзила колени от приземления на бетон. Тело била дрожь, а взгляд не мог оторваться от земли. Навернулись слезы. Идиотка… Идиотка! Ярость на саму себя горела в груди. Идиотка, идиотка, идиотка! Кэйа вздохнул и оттолкнулся от перил, на которые облокотился, пока стоял. — Подумать только, а я уже хотел тобой гордиться за то, что ты осталась дома. Воздух наполнил твои легкие, дыхание стало быстрым и неглубоким. Свежий воздух. Снаружи. Мир так приятно пах. Цветами, солнцем, ветром, камнями. Солнце грело кожу. Ты уже и забыла это чувство. «Идиотка!» — неустанно билось в голове. Злость горела в груди не столько на Альбериха, сколько на себя. Хотелось ударить себя по лицу. Как ты могла так сглупить? Горечь разлилась в желудке, распространяясь по всему телу. Ты шмыгнула носом, зрение затуманилось от слез, когда ты подняла голову, чтобы взглянуть на него. — Ты меня обманул, ты… — ты покачала головой и утерла слезы. — Ты козел… Конечно, ты могла бы оскорбить его максимально, но почему-то разум сам остановился на простейшем слове, которое пришло в голову. Все твое существо затопила детская горечь, которая притупила твой рассудок. — А-а! Я тебя не обманывал, — Альберих присел на корточки, держа тебя за подбородок и приподнимая твою голову. — Ты сама поверила, что это случайность, я ничего обратного не подразумевал. Хватка на твоей челюсти усилилась. — Кроме того, ты, кажется, сама пыталась меня провести, м? Так мило вела себя в последнее время, — его голос стал тише. — …Я уже начал думать, что ты наконец-то приходишь в себя. От этих слов внутри что-то скрутилось. Глаз дернулся. Ты тупо уставилась на него в ответ. Что-то внутри оборвалось. — Прихожу в себя?! Кажется, даже Кэйа удивился внезапной вспышке крика, его ухмылка исчезла, а глаза расширились в короткий момент шока, и он буквально отпрянул назад от твоей громкости. Слезы наконец-то потекли по лицу, и ты спрятала его в ладонях, впиваясь ногтями в кожу так сильно, что стало больно. А затем издала короткий смешок, не верящий, такой истеричный, что он показался смешным тебе самой. — Прихожу… В себя?! Ты серьезно ожидал, что… Я… Ты замолчала, едва не задыхаясь от неглубоких, быстрых вдохов. Дело было не в том, что тебе было нечего сказать, наоборот — слов было слишком много, так много, чтобы передать максимальное страдание и эмоциональную, умственную агонию, в которой ты находилась, уровень гнева и отчаяния, в котором ты прожила столько дней. Это было слишком. Слов не было, но они и не были нужны. Не нужно было ничего говорить. Вместо слов у тебя были ноги. Ты поднялась. Неуклюже, но быстро. Краем глаза ты увидела слева короткую лестницу, ведущую вниз. — Эй, успокойся… — Кэйа быстро оправился от удивления, улыбнулся и потянулся вперед, погладив тебя по голове. — Не веди себя как ребенок. Давай вернем тебя в… Эти слова вызвали панику в теле, и ты рванулась влево. И даже не успела добраться до лестницы. Что-то резко надавило на шею, когда тебя схватили сзади за одежду. Ты сопротивлялась, но чья-то рука вцепилась в твою. Ты сделала глубокий вздох и закричала так громко, как только могла, но тебе зажали рот, едва вырвался первый звук. Твою руку отпустили и вместо этого обхватили за талию, а затем тебя неловко подняли в воздух, прижав спиной к чужой груди. — М-м-ф! Ты билась, пытаясь вцепиться в руку, зажимающую рот, и дергая ногами. Даже если все закончилось, не успев начаться — ты чувствовала, как твоя подавленная гордость снова поднимается на поверхность. Видимо, твой дух не настолько сломлен. Ты не могла не бороться. Не думала, что твоя борьба принесет результат. Это было бесполезно. Ты знала. Твоя борьба, неповиновение — это не столько искренняя попытка вырваться на свободу, сколько акт злобы, гордости. Ты знала, чего он хотел. Он хотел, чтобы ты опустила голову и расплакалась, извинилась, вернулась внутрь, не сказав ни слова, и, черт возьми, ты не собиралась доставлять ему такое удовольствие — поэтому боролась. Ты приглушенно кричала, брыкалась ногами всю дорогу внутрь и, когда дверь закрылась, почувствовала, как сердце рухнуло куда-то вниз. Это было так недолго. Как только тебя отпустили, ты упала на пол. Страх охватил все внутри, омывающий, но не полностью гасящий короткий пожар злобы. Ты приземлилась на колени и замолчала. Если снова закричишь сейчас… Что ж, ты знала, что тебя ждет. Хоть и в отчаянии, но ты не могла заставить себя рисковать жизнью других. Ты была уверена, что Кэйа без колебаний убьет людей, которые попытаются тебе помочь. — Кажется, ты правда в плохом настроении, да?.. Плохое настроение. Вот и все. Так всегда было. Не было никакого беспричинного гнева. Вечно плохое настроение. Скандал. Срыв. Истерия. Гормоны. Это всегда было так банально, по-детски, несущественно. Твой гнев не имел никакой ценности. Слезы полились из глаз. Горькая злоба бежала по венам. Ненависть на саму себя, гнев на собственную глупость, на себя, на него, на богов, определивших твою судьбу. Сколько раз ты умоляла их простить тебя за все, что сделала, чтобы это заслужить? Ты клялась, что станешь монахиней и посвятишь всю свою жизнь служению Барбатосу, если он освободит тебя. Ты молилась всем богам, надеясь, что, может, кто-нибудь из них прислушается. Обдумывала каждое событие в своей жизни, все, что ты делала, гадая, что же из этого стало настолько тяжким грехом, раз уготовило тебе такую судьбу. Но ни до чего так и не додумалась. — Ты меня обманул, — захныкала ты, повторяя свои предыдущие слова. Слезы заполнили глаза, когда ты подняла голову, смотря на него, нависающего над твоим съежившимся телом. — Я тебя проверял, — поправил Кэйа, присаживаясь на колени и наклоняясь до уровня твоих глаз. Мужская рука держала твой подбородок, пока он улыбался. Его голос понизился и стал тише. — И ты провалилась, милая. — Большой палец стер мокрую дорожку. — А я-то прикладывал столько усилий, чтобы помочь тебе привыкнуть. Знаешь, я ведь так много для тебя сделал… Лицо исказилось рыданиями, нижняя губа затряслась. Голос дрожал и заикался. — Т-ты… Я никогда не просила тебя… — Я тебя кормлю, у тебя есть дом, теплая постель, — перебил Альберих. — Даже дарю подарки, чтобы ты была счастлива. Его хватка на твоем подбородке сместилась, захватывая всю твою челюсть. Его голос был таким насмешливым, снисходительным, с фальшивой драмой, от которой у тебя кровь закипала. — И вот так ты мне отплачиваешь за всю мою заботу и все, что я сделал ради тебя? От этих слов гнев поднялся в груди, на мгновение пересилив страх. Ты металась между ними, переходя от одного к другому, всего от нескольких слов или действий Кэйи. Отдернув голову из его хватки, отползла назад, пытаясь увеличить расстояние между вами. — Я ничего не просила! Ты знала это. Знала, что лучше не ввязываться в этот спор, который уже миллион раз происходил. Знала, что нужно прикусить язык и отказаться продолжать эту тему, знала, что произойдет, если ты не склонишь голову и не подчинишься. Но сейчас слова лились рекой, и ты не могла остановиться. — Я не просила забирать меня сюда! Ты силой меня сюда привел! Я могу сама о себе позаботиться! Я-я… я… Плечи сотрясались от рыданий. Он вздохнул, медленно вставая, но пока не подходя к тебе, вместо этого скрестив руки на груди. — Ты знаешь, что это неправда, — раздраженно сказал Альберих. — Ты не смогла бы о себе позаботиться, даже если бы попыталась. Я уже однажды спас тебя, помнишь? Ты вспомнила — однажды на тебя напал одинокий митачурл, и Кэйа так удачно появился в последний момент и спас тебя, но теперь казалось, что это произошло вечность назад. — Это было всего раз… — Я приложил много усилий, знаешь ли, — перебил он, — чтобы все получилось. Он и раньше так говорил — ты предположила, что «чтобы все получилось» относилось к сокрытию твоего исчезновения, информацию о котором ты по крупицам пыталась вытянуть из этого человека. — И как раз в тот момент, когда я думал, что ты и правда начинаешь понемногу взрослеть, ты делаешь это… Честно говоря, я разочарован. Ты прикусила губу. Унижение и гнев смешались, пламенем горя в груди. Гнев пересилил страх так же быстро, как страх пересилил гнев. — О, и это меня ты называешь ребенком? Ты буквально самый отвратительный человек из всех, кого я встречала! Улыбка Кэйи немного дрогнула. — Что, прости? Заткнись, заткнись! Твой мозг кричал тебе, более рациональная половина говорила тебе перестать рыть себе могилу, но слова продолжали слетать с губ. — Ты всё слышал! Ты держишь живого человека взаперти, словно животное, ради своих собственных… собственных… даже не знаю! Я просто, просто… Ах! Просто… Ты знала, что не стоит. Не надо. Не говори этого. Не говори… — Я просто хочу домой! Его лицо оставалось непоколебимым. Но его глаз дернулся. Последовала пауза. Минута молчания. Тяжесть твоих собственных слов только сейчас надавила. Проклятье… — …Ты дома, — тихо, нежно сказал он. Слишком нежно. Словно предупреждая. — Потому что я здесь, так что это твой дом. Я думал… Мы договорились об этом? Помнишь? — Он склонил голову. — Ты передумала? В легких жгло. Ты стиснула зубы, не сумев сдержать гнев. — Я согласилась на это, только потому что ты меня заставил! Я не… Ты не можешь держать меня… Ты… — ты утерла рукой глаза. Говорила это миллион раз. Спорила из-за этого миллион раз. Ты никогда не понимаешь, когда нужно сдаться. По крайней мере, так говорил Кэйа. Видимо несмотря на то, что ты уже поняла, в какую яму загнала себя последним заявлением, ты решила с таким же успехом забить последний гвоздь в крышку пресловутого гроба. — Ты не можешь держать меня тут взаперти вечно! — ты повысила голос. — Ты никогда не прозреешь, что ли?! Думаешь, это нормально? Потому что ни черта подобного! Голос надломился от слез, как бы ты ни старалась сохранить достоинство. Сдерживаемое напряжение, разочарование и усталость, накопившиеся за последний месяц или около того, когда ты начала свою игру перед ним, сломили тебя. Воздерживаться от малейшего слова неповиновения, сарказма или злобы целый месяц, имея дело с этим невыносимым ублюдком, было почти невыполнимой задачей. Не было ничего такого, чего бы ты уже ему не говорила. Ты уже потеряла счет тому, сколько раз подобное сходило с твоих губ, но все обвинения в одно ухо влетали, в другое вылетали, и это сводило тебя с ума. — Это ненормально, незаконно, неправильно! Это безумие! Ты безумен, ты сумасшедший, ты… — ты сглотнула и вложила всю свою силу воли в голос. — Ты гребаный псих! И после этих слов твое сердце упало куда-то в желудок. Всё вырвалось наружу в порыве неконтролируемых эмоций, но сейчас вспышка прошла, и теперь ты на стадии последствий — единственное, что осталось в этот момент, мгновенное сожаление. Ты не собиралась так далеко заходить, и это было намного хуже, чем предыдущая ошибка в виде твоих слов, что ты хочешь домой. Последовала пауза. Тишина, нарушаемая только твоим тяжелым дыханием. Ты опустила глаза в пол, ужаснувшись собственной вспышке гнева, и страх поднялся в животе. Медленные шаги. Глухой, глубокий звук ботинок по холодному полу. Ты боролась с желанием вздрогнуть от страха, когда они приблизились, и медленно подняла глаза. — …На твоем месте, — начал он сквозь зубы, вымученно улыбаясь. — Я бы дважды подумал, прежде чем так себя вести, милая. Кэйа склонил голову набок, уголки его рта напряглись и подрагивали. От тона его голоса гнев закипел в твоих венах, от снисходительного и медленного, словно он разговаривает с тупым ребенком. Альберих наклонился и схватил тебя за волосы одной рукой, выкручивая их, пока ты не поморщилась от боли, а другой удерживая твое лицо на месте, чтобы ты смотрела ему в глаза. — Видишь ли, я сейчас очень вежлив с тобой, и, кажется, ты не очень-то это ценишь… Ты чувствовала, как колотится сердце, как явно дрожат руки. И крепко зажмурилась, сжав кулаки, давя мечущиеся внутри эмоции. Страх холодил живот и так сильно запускал твои инстинкты, что ты действовала в соответствии с ними, даже не задумываясь, и это было единственно разумным сейчас, учитывая твое поражение — извиниться, попросить прощения, попытаться успокоить. И это злило. Все, что касалось последних месяцев твоей жизни, изоляция, крайняя степень унижения, что изо дня в день с тобой обращались как с домашним животным, ограничения, слова — все это злило неимоверно. Гнев рос внутри. И поэтому ты промолчала. Скрестила руки на груди и, несмотря на слезы в глазах, выдернула свою голову из его руки, отведя взгляд. Жалкая попытка неповиновения, ребяческая и капризная, но не было другого способа дать отпор. Ничего другого ты не могла сделать против Кэйи и знала, что ничто не приводит его в ярость больше, чем молчание, холодное отношение, отказ говорить. Это был единственный гарантированный триггер, приводящий его в бешенство за считанные минуты, единственное реальное оружие, доступное тебе, поэтому ты и держала рот на замке, решив, что, несмотря на последствия, заденешь его хотя бы так. Ты уже загнала себя в могилу своими словами, с таким же успехом можно подкрепить твой приговор молчанием. Краем глаза ты заметила, как его улыбка померкла. — Значит, ты не хочешь, чтобы я был добрым и терпеливым, да?.. Ты сжала челюсть, удерживаясь от желания передумать и извиниться. — А теперь не хочешь разговаривать, да? Ты же знаешь, что так лучше не делать… Верно? Тишина повисла в воздухе еще на минуту. — М-м… Понимаю. Давай-ка еще разок попробуем. Ты вздрогнула, когда его рука схватила за шею, сомкнувшись вокруг твоего горла, и твое самообладание мгновенно разрушилось. Молчание прекратилось, твои глаза распахнулись, и ты задохнулась, потянувшись руками вверх, чтобы вцепиться в его хватку. Кэйа улыбнулся, возвращаясь к своему прежнему тону, говоря медленно, до унизительного сладко, словно говоря с ребенком или животным. — А теперь… Я изо всех сил работаю, чтобы обеспечить твою безопасность, чтобы позаботиться о том, что ты счастлива и здорова. Слезы затуманили обзор, пока ты брыкалась и корчилась в судорогах, безрезультатно выворачивая шею. — Мог бы быть грубым с тобой, но я не такой. Я добр к тебе, а ты… — хватка усилилась, когда Альберих продолжил сквозь зубы. — …ведешь себя так глупо… Тебе не кажется? В глазах плыло. Ты не была в безопасности, не была здорова и, черт возьми, не была счастлива. Он был максимально жесток при малейшем неповиновении. Добр? Да ни в жизнь! Ты стиснула зубы и отчаянно втянула воздух сквозь сокрушительное давление на горло, ногти впились в кожу его рук, но Кэйа даже не отреагировал. Из-за отсутствия ответа его голос немного понизился. Предупреждение. Ты вот-вот исчерпаешь лимит терпения, который, по его мнению, тебе позволен. — И тебе лучше извиниться прямо сейчас… ты это понимаешь, да? Ты собрала все свое мужество и посмотрела ему прямо в глаза, сузив свои до свирепого блеска. Альберих глубоко вдохнул и выдохнул. Его лицо помрачнело. Свободная рука опустилась к твоему животу, пробираясь под платье и прижимаясь ладонью к коже. Ты поняла, что последует за этим, и почувствовала, как сердце пропустило удар. Но слишком поздно останавливать его… — Любишь же ты все усложнять… Боль пронзила кожу. Для твоего тела это всегда было той еще встряской, почти как напряжение, пробежавшее по сердцу от шока, еще до того, как пришла сама боль. Мышцы живота свело судорогой, и все тело напряглось. Рот открылся, а глаза широко распахнулись, и ты судорожно вздохнула, прежде чем закричать. Крик высокий, леденящий кровь, в агонии — или так было бы, если бы рука, сжимающая горло, не сдавила его, превратив крик в захлебывающийся, искаженный звук. Чувство жжения взорвалось на плоти, сокрушительная боль проникла глубоко внутрь, когда в одно мгновение тебя опалило холодом. Ты однажды слышала об этом, еще когда жила своей жизнью, — о сильном, леденящем холоде, который был сродни ожогу. В то время ты не думала, что сможешь понять это ощущение в полной мере, но описали это в максимальных красках. Все кончилось через мгновение — Кэйа убрал руку, так как не мог позволить, чтобы ты кричала достаточно долго, чтобы кто-то нашел источник звука. Ты прерывисто, тяжело дышала, подергиваясь и дрожа. Глаза все еще были широко раскрыты, когда твои трясущиеся руки опустились к животу, пальцы скользнули по нему через ткань, не в силах сделать ничего, чтобы облегчить жгучую боль. Ты отползла назад, бросив на это все оставшиеся силы, заметив, что он ослабил хватку, пока твоя спина не уперлась в стену. Кэйа встал, делая шаг к тебе. Взгляд его единственного глаза был пустым. Как и всегда, твоя решимость, желание лгать и бороться, выкручиваться любым возможным способом, не жертвуя своей гордостью, в конце концов сломались. — Прости! Прости-прости-прости! Пожалуйста, черт… Прости меня! — ты свернулась калачиком, шипя от боли в животе, где внутренности скручивало, а рана все еще пульсировала. Дрожащими руками оттянула ткань вокруг шеи, чтобы посмотреть вниз. Даже мельком ты видела пять маленьких пятнышек в виде отпечатков пальцев там, где кожа потемнела и приподнялась, придавая им пурпурно-красный оттенок. К счастью, это было не так серьезно, как твои прошлые увечья — только на верхнем слое кожи, достаточно незначительно, чтобы боль быстро прошла. К завтрашнему дню все начнет заживать, а если бы все было достаточно серьезно, то это только пополнило бы коллекцию легких пятен другого цвета, портящих твою плоть. Но сейчас боль не прекращалась. — М? Что это было? — Кэйа поднес руку к уху, вернувшись к прежнему веселому, насмешливому выражению. Ты проглотила ярость, стиснув зубы. — Прости… — захныкала ты, шмыгая носом. — Я… Пыталась уйти, н-но мне жаль, прости… — слова вырывались через прерывистые вздохи. — Прости, что солгала… Я просто… Хотела увидеть других людей… Я… — А, так вот в чем был твой план. Ты хотела сбежать к кому-то другому, да? После всего, что я для тебя сделал? — Он склонил голову набок. — Что, я тебе надоел, и ты решила выбросить меня, променять на следующую игрушку, которая попадется тебе в руки? — Нет! Нет! Клянусь, я… — слова резко перешли в ужасный задыхающийся звук, когда ты повернулась не в ту сторону и случайно задела поврежденную плоть, на мгновение потеряв способность говорить, слезы заскользили по лицу. — Я просто… Хотела увидеть м-моих друзей… и семью… и… Ты сглотнула, не в силах договорить из-за паники. — Ага. Ты же не ждешь, что я на это куплюсь? — Я не вру! Просто… я просто скучаю по ним, и… Ты замолчала, захныкала и пробормотала еще одно извинение, как вдруг тебя схватили и потащили за собой. Ноги слишком сильно дрожали, и ты спотыкалась, не в состоянии идти. Как только вы оказались близко к кровати, Кэйа воспользовался захватом и швырнул тебя на матрас. Ты попыталась перевернуться, но на спину опустилось чужое колено, удерживая тебя на месте. — Даже если ты и говоришь правду, я не могу спустить тебе это с рук. Страх осел в животе. — Прости… Мне правда жаль, я не… не хотела… — Мужская рука вцепилась тебе в волосы, выкручивая их так, что скальп пронзила боль. Ты поморщилась, но продолжала умолять, не зная, что еще делать. Это вышло естественно — заученная реакция, те же самые слова, которые ты постоянно произносила, когда страх сжимал грудь. — Мне… Жаль… — М? Что это было? Все еще не слышу. — П-прости… — это вышло жалким рыданием. Плечи вздымались. Желание цепляться за остатки достоинства пропало, ты в открытую рыдала, даже не пытаясь спрятать лицо. Последовала пауза. Тело Кэйи дрогнуло из-за тихого смешка. — Что, думаешь, это тебе поможет, да? Руки сжались в кулаки, пропуская между пальцев простыни. — Пожалуйста, не делай мне больно… — Голос был не громче шепота. В боку все еще пульсировало от холодного ожога, заглушенного лишь вызванным паникой адреналином. Ты была уверена, что без адреналина было бы гораздо больнее. — Ах, понимаю, но тогда ты никогда не научишься, — его голос был насмешливым, приторным. — Очевидно же, что ты не усвоила урок, иначе мы не оказались бы в подобной ситуации, верно? Ты не могла придумать ответа. Тело содрогнулось от тихого всхлипа. — Хм, но если бы был способ узнать, что ты и правда жалеешь, то, может, я бы и подумал над этим. — Он наклонил голову, как всегда театрально, чересчур драматично, явно довольный и удовлетворенный тем, что сломил твое неповиновение и вернул себе власть. — Проблема в том, что я пока не уверен, стоит ли принимать твои извинения. Думаю, ты несерьезна. — Игривость в его тоне заставила тебя заскрежетать зубами. — С-серьезна… — захныкала ты, борясь с гневом вместо того, чтобы попытаться успокоить его. — Неужели? Повисла тишина, Альберих словно проигнорировал твои слова. — Не очень убедительно. Думаю, ты все еще хочешь сбежать. — Н-нет, не хочу, клянусь, — запинаясь, пробормотала ты, ища хоть какие-нибудь слова, которые помогут тебе и смогут разрядить обстановку. Единственные слова, пришедшие на ум, горечью осели на языке, но ты все равно их выдавила. — Мне н-нравится здесь… — пальцы сжали простыни. — Я… счастлива, и не хочу… возвращаться наружу. — Ты не сдержала тихий всхлип и уткнулась лбом в простыни. — Я… счастлива… здесь… Снова пауза. Ты ненавидела их. Они никогда ничем хорошим не заканчивались. Ужас скрутил живот, и тишина, какой бы краткой она ни была, была невыносимой. Предвкушение было намного хуже того, что тебя ожидало. — Ждешь, что я тебе поверю, и ты легко отделаешься, да?.. — Я… — Тебе не понравилась формулировка, словно ты лукавила, но ты все равно сглотнула и кивнула. — Да, пожалуйста… — М-м… Хорошо. Докажи. Кэйа убрал колено и дернул тебя назад за воротник платья, занял твое место, улегшись спиной на кровать, и расслабленно закинул руки за голову. Секунду он смотрел на тебя. Глаза его были пустыми, а выражение лица холодным, а затем вдруг преобразилось полностью. Альберих закрыл глаза и мрачно улыбнулся. Ты прекрасно знала, что значат эти слова. Вспышка горького гнева, вызванная его улыбкой, была подавлена непрекращающимся жжением в животе. Ты прикусила язык, давя злость, и двинулась вперед, переползая через него и стягивая платье через голову. Унижение кольнуло грудь, и ты чуть отпрянула назад от ощущения беззаботности, плечи ссутулились, а голова наклонилась вниз. Униженная, ты инстинктивно прижала руку к груди, прикрывая соски, которые начали твердеть от внезапной прохлады. Его улыбка дрогнула, и в его руке на твоем бедре начал нарастать холод. Явное предупреждение. Ты резко вдохнула и заставила себя опустить руку. Доказать твою верность, счастье, или что бы там, черт возьми ни было, любую твою черту характера, которой ты должна обладать, которая гарантировала бы твое послушание. Это, по сути, было приказом начать выполнять твою работу. Доказать твое нетерпение. Ты наклонилась и расстегнула его брюки с отточенной быстротой, не удивляясь тому, что Кэйа уже был возбужден — так всегда случалось, когда ты плакала, — беря в руки его член и совершая легкие движения вверх-вниз, зарабатывая от капитана одобрительное мычание. Из-за страха и самой ситуации у тебя внутри было сухо. Вводить что-то такого размера без смазки будет больно, пока ты что-нибудь не сделаешь, поэтому, пытаясь потянуть время и стимулируя член, ты опустила другую руку вниз и потерла клитор, пытаясь успокоиться и хоть немного возбудить себя, пока не дошло до секса. И вдруг тот же самый холодок пробежал по твоим бедрам, угрожая усилиться. — Я жду. Его голос был тягучим и беззаботным, но ты прекрасно понимала, что за этим всем скрывается нетерпение. Со вздохом ты сменила позу, вставая на колени и перемещаясь чуть вперед. Затем приподнялась, направляя головку к своей промежности. Прикусила губу, собираясь с духом, и опустилась, шипя от жжения. Даже в обычном состоянии растяжение причиняло боль, а сейчас оно еще больше усилилось. Ты попыталась опуститься еще ниже, но остановилась. Ноги дрожали, пока ты сидела, перенося на них свой вес, но большая часть его члена не войдет внутрь, если ты не будешь медленнее. Не получалось заставить себя полностью опуститься на него из-за сухости. Ты облизала пальцы и потянулась вниз, чтобы помочь себе в процессе. — С-секунду, я смогу… Кэйа вдруг вздохнул, обхватил твои бедра руками и резко толкнулся своими собственными вверх, резким рывком опуская тебя и сокращая расстояние между вашими телами. Ты пронзительно вскрикнула, вздрагивая и тут же пытаясь приподняться, но чужие пальцы впились в плоть твоих бедер, удерживая тебя на месте. Рот приоткрылся, пока ты хватала воздух, ошеломленная неожиданной заполненностью и острой болью от растяжения. — Черт! Ты стиснула зубы и сжала кулаки, когда боль от внезапного вторжения пронзила всю нижнюю часть тела. Кэйа закатил глаз. — Не надо было так долго тянуть. Ну же, ты ведь привыкла меня принимать, не драматизируй так. Слова вырвались прежде, чем ты успела подумать. В противном случае ты никогда бы не позволила себе такое, но все случилось так быстро и на эмоциях. Альбериху удалось взбесить и напугать тебя настолько, что ты поймала себя на том, что в один момент ты извиняешься, просишь прощения, а в следующий — срываешься. И с горечью ты понимала — твоя смена настроений была такой же нестабильной, как он сам. Постоянный баланс, в котором он был достаточно гуманен, чтобы не сломить твой непокорный дух, и возможно, в значительной степени из-за боли от все еще пульсирующей морозной раны, вызывающей еще больше злости, ты прорычала это прежде, чем смогла подумать. — Заткнись нахер! — ты прижала руку ко рту, едва договорила. Глаза расширились от шока из-за собственных слов. Ты осознала всё, только когда произнесла их, чувствуя, как в желудке расползается леденящий ужас. Кэйа и правда был удивлен. Его глаз был широко раскрыт, возможно, капитан был шокирован твоей дерзостью, но продлилось это всего мгновение, прежде чем его лицо вернулось к нейтральному. И это было даже хуже, чем его фальшивая улыбка. Ты быстро усвоила, что означает каждое выражение, и связанное с этим воспоминание пробудило первобытный страх глубоко внутри. Кэйа сел, обхватив каждое твое запястье руками. — Думаю, я, возможно, был слишком снисходителен. Ты отпрянула назад, пытаясь отстраниться и непроизвольно сжимая член, все еще находящийся внутри тебя. — Н-нет, я не х… — Не думаю… — хватка на твоих запястьях усилилась, — …что ты пока заслуживаешь возможность заработать прощение. — Нет! Я не хотела! Я не это имела в виду, просто… — Кажется… — он отпустил одно твое запястье и схватил тебя за челюсть крепким, болезненным захватом, обрывая твою речь и дергая за голову вперед, отчего боль пронзила шею. — …кажется, тебе стоит осознать, насколько я ласков с тобой. — Он вздохнул. — Я сама доброта, даю тебе шанс после твоей неблагодарной выходки, а ты швыряешь мою же доброту мне в лицо. — Н-нет, вовсе нет! Я не хотела этого! Пожалуйста, не надо… Ты даже не успела закончить фразу, как Альберих отпустил твою челюсть, заставив тебя упасть лицом вперед. От удара на матрас из легких выбило воздух. Ты упала прямо на живот. Дернувшись вверх, ты почувствовала, как вес на кровати пропал, когда Кэйа слез с неё, вставая рядом. — Иди-ка сюда. Чужие руки вцепились в твои волосы, больно дергая голову вперед и ставя тебя на четвереньки. В челюсть вцепились и сжали, заставляя открыть рот. Голова кружилась от такой быстрой смены положений, еще и с такой силой, и удивленное мычание вырвалось из твоего рта, когда в нем внезапно оказался член. Глаза широко распахнулись, а мышцы свело судорогой, и ты рефлекторно дернулась назад, но хватка на волосах только пустила еще одну волну боли по голове. Кэйа тихо, напряженно выдохнул, накручивая твои волосы на руку для более сильной фиксации, а затем снова дернул твою голову вниз. Ты издала приглушенный вопль, впившись пальцами в простыни. Член протолкнулся прямо тебе в горло, с силой, достаточной, чтобы протолкнуться сквозь твой рвотный рефлекс и проникнуть так глубоко, что твой желудок и легкие свело судорогой, когда ты отчаянно попыталась вдохнуть и в то же время остановить рвотные позывы. Он был так глубоко, что ты прижалась носом к чужому паху. И через мгновение твою голову откинули назад, давая тебе сделать один глубокий судорожный вдох, а затем тебя снова дернули вниз. Ты задыхалась, изо рта вырывались хриплые рвотные позывы, желудок сводило спазмами. На его члене все еще был твой собственный вкус, от чего ты морщилась. — Что такое? Минуту назад ты была такой болтливой… — насмешливо проворковал Кэйа. — Не можешь говорить? Единственным ответом ему был скулеж. Глаза непроизвольно наполнились слезами от давления на горло. Одна из твоих рук схватила его за бедро, но безрезультатно. Кэйа снова дернул твою голову, в результате чего раздался еще один приглушенный вопль и давящийся звук, а затем задал темп — вперед-назад, трахая твое горло словно игрушку, с такой силой, от которой в глазах мелькали темные точки, а в голове внезапно стало легко, когда ты безрезультатно пыталась сделать вдох. Ты пыталась заставить свое тело расслабиться, позволив себе обмякнуть, пока твое горло беспощадно имели. В глазах плыло от головокружения и слез, а ниточка слюны висела в месте соприкосновения твоего рта и его члена, капая на пол. Боль пронзила кожу головы, где твои волосы дергали с такой силой, что часть, наверное, уже вырвана. — Снаружи так много людей, которые могут причинить тебе боль, — с горечью в своем обычно беззаботном голосе пробормотал он. — Ты такая глупая, моя родная, и люди только и будут тебя использовать. Ты просто не понимаешь… — он опустил твою голову вниз с особой силой, удерживая на мгновение и наблюдая, как расширяются твои глаза, когда ты снова давишься. — …как тебе повезло. — М-м! — Ты заскулила от ощущения, но твоя сила не шла ни в какое сравнение с силой рук, удерживающих тебя. Ты пыталась дышать через нос, вбирая столько кислорода, сколько могла, но даже это было почти невозможно — твою голову пользовали так быстро и резко, что каждое движение выбивало весь воздух. А затем он добавил: — Готов поспорить, что ты не хотела уходить. Просто хотела привлечь мое внимание, чтобы я беспокоился. Ты была не в том положении, чтобы ерепениться или сопротивляться, и поэтому даже не колебалась при ответе. — Угу, угу! — Ты пыталась кивнуть в меру своих возможностей, надеясь, что хотя бы согласие успокоит его настолько, чтобы Кэйа смилостивился. — Не нравится, да? Хочешь, чтобы это прекратилось? Ты забеспокоилась. Так много подобных вопросов, которые часто оказывались ловушками, обещаниями с подвохом, который ты не поймешь, пока не станет слишком поздно, уловками, чтобы втянуть тебя в то, на что ты обычно не согласилась бы. И утвердительный ответ может просто заставить его действовать жестче. Но если скажешь «нет», тебя могут обвинить во лжи. Недостаток кислорода, конечно, не помогал думать. Ты решила быть честной, всхлипнув тихое «угу» и зажмурилась. — …Хорошо. Его член выскользнул изо рта, заставив тебя часто задышать. В глазах посветлело, а комната закружилась. Голова словно была наполнена водой, тяжелой и кружащейся так сильно, что ты почти ничего не предпринимала, просто лежала, дрожа и подергиваясь. Полностью отрешенный разум был пуст. Ты почувствовала толчок, заставивший тебя наклониться вперед и перенести вес верхней половины тела на его руки, а затем тебя уложили на матрас. Комната продолжала вращаться, когда тебя схватили за бедра и потянули назад, пока ты безвольно лежала. Кэйа подтянул твои бедра вверх так, что твои ноги подогнулись под тебя, оставив твою безвольную верхнюю половину лежать, а бедра и задница были выставлены вверх. Ты лежала, дрожа от напряжения и головокружения, едва ли слыша, как он сбрасывает свою одежду, прежде чем кровать снова скрипнула, и Кэйа разместился позади тебя, снова схватив за бедра. На долю секунды мелькнул слабый проблеск замешательства, а потом ты услышала и почувствовала плевок на анальное отверстие. И проблеск сменился вспышкой паники. Реальность словно рухнула в одно мгновение, а мысли прояснились достаточно, чтобы отреагировать. — Стой, нет! — ты прервалась на визг, когда головка члена вошла в анальное отверстие. Пальцы вцепились в простыни, а тело рефлекторно дернулось вперед. На мгновение тебе это удалось, но Альберих лишь коротко фыркнул, а затем схватил тебя за бедра и дернул назад, толкаясь дальше и с еще большей силой, на этот раз вырвав из тебя крик. Растяжение было жгучим, болезненным, и все внутри сжималось от вторжения. Короткий минет увлажнил его член, и небольшое количество слюны чуть помогло, но недостаточно, чтобы предотвратить боль от трения, которое заставляло тебя стискивать зубы. От самого размера растяжения слезы наворачивались на глаза. В этом не было ничего нового, но у тебя всегда вырывался болезненный стон, а тело сотрясалось от рыданий. Кэйа отвел бедра назад, и хоть ты и морально подготовилась, но все равно взвизгнула, когда он снова толкнулся. Дрожащая рука потянулась вниз в попытке коснуться клитора, чтобы хоть как-то облегчить дискомфорт, прежде чем чужая рука схватила твое запястье и завела за спину, сцепляя обе твои руки за ней. — Нет, ты не заслужила, — пробормотал Альберих. — Это не будет наказанием, если ты быстро кончишь, понимаешь? Твоим ответом был один прерывистый вздох, но он превратился в сдавленный вопль, когда тело напряглось от резкого толчка. — Всё не должно быть так. Ты знаешь это, да? — Его голос вернулся к фальшивой мягкости, которая проникала под кожу. Словно скребя ногтями по доске. — Но ты не ищешь легких путей. Постоянно борешься со мной, и в итоге все выходит именно так. Это же не моя вина? Ты заскулила, но промолчала, поскольку изо всех сил старалась поймать ритм и хоть как-то облегчить дискомфорт, а также пыталась сменить угол так, чтобы получить хоть немного удовольствия. — …Вот тут ты уже должна была ответить. — Н-нет! — ты покачала головой, шмыгнула носом, и твоя нижняя губа задрожала. — Это… все моя… вина… — М-м, — видимо, удовлетворенный твоим ответом, Кэйа уткнулся лицом в изгиб твоей шеи. — Если бы ты просто воспользовалась предоставленным шансом, то сейчас тебе было бы намного приятнее… Но каждый раз упрямо доводишь до такого, и сама напрашиваешься. Ты решила больше не отвечать, забыв, какой большой ошибкой это было. В этом плане существовал шаблон, которому ты должна была следовать. Даже если то, что он сказал, не было вопросом, даже если ответ не требовался, ты все равно должна была его дать. Должна была сказать то, что он хотел услышать, и только, пока весь оставшийся гнев на тебя не будет подавлен. И, что более важно, любой отказ мог усугубить ситуацию. То, как его рука сжала твои запястья на твое молчание, так сильно, что они словно могли лопнуть, а другая попыталась вцепиться тебе в горло — и снова слабый, предупреждающий холодок, исходящий от кончиков мужских пальцев, — напомнили тебе об этом. — Д-да, да, мне жаль, это моя вина, и я… Должна была… быть хорошей… — Угу. Понимаю, я тоже этого хочу. Его голос был немного мягче; было ли это притворством из-за попытки унизить тебя или из-за искреннего сочувствия, ты не знала. Кэйа вытянул шею вперед, и ты повернула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, когда он продолжил. Голос немного напрягся из-за тяжелого дыхания и резких толчков. — Но именно ты должна сделать этот выбор… Быть хорошей… Как думаешь, сможешь? Ты отчаянно закивала. Слезы текли по искаженному истерикой лицу вместе с соплями, нижняя губа дрожала. — Смогу, смогу, обещаю! Он сделал паузу, движения замедлились. На секунду ты решила, что он, возможно, передумал и решил смилостивиться. Но сразу все стало ясно — Кэйа чуть отстранился, подтолкнул тебя немного вперед, а затем он схватил каждый твой локоть. Явно не признак того, что наказание заканчивается, а небольшая смена положения, чтобы сделать его еще хуже. — М-м… Все еще не верю. Альберих дернул бедрами вперед, и твой визг прервался еще более жесткими и резкими движениями. Ты издавала непристойные звуки с каждым толчком — что-то среднее между болезненным рычанием и криком удовольствия. Хоть и слабо, но тебе удалось сменить угол так, чтобы его член хотя бы слегка задевал приятное место, хоть и многочисленные стенки, и ткани притупляли ощущения. Ты попыталась сосредоточиться на удовольствии, пыталась заставить мышцы расслабиться и старалась думать о чем-нибудь другом, о чем угодно, кроме горького гнева, вызванного унижением и звуками шлепков кожи о кожу. Горячие слезы текли по лицу от ощущения насилия, тотального надругательства. Дискомфорт все сильнее смешивался со все более приятным растяжением — ты не знала, появилось ли удовольствие со временем или это было просто из-за слабого контакта с внутренней частью влагалища. Ты поняла, что со временем появляется чувство наслаждения от вещей, которые раньше были противны. Возможно, это просто твое тело адаптируется. Ты стояла на коленях, наклонившись вперед так, что верхняя половина тела была расположена почти горизонтально, а твои руки держали за локти, оттягивая их за спину, используя, чтобы тянуть тебя назад. Ты чувствовала, как анальное отверстие сжимается и разжимается с каждым движением, трение обжигало так же сильно, как растяжение, вызывая слабую искру удовольствия, пробежавшую по позвоночнику. Даже несмотря на то, что все ощущения служили лишь притуплением пульсации в животе, где все еще болел шрам — напоминание о том, что ты не могла забыть. Неважно, насколько ты была отстранена — рана пульсировала сквозь пелену тумана. — Ты что, получаешь удовольствие?.. — пробормотал Кэйа, снова смягчая движения и давая тебе момент передышки. Но ты знала, что это не сулит ничего хорошего. Затем Альберих сменил положение, сместив хватку с твоих локтей на предплечья, чтобы двигаться быстрее и жестче. Надавил на твою спину, заставляя тебя выгнуться, прежде чем выбить из тебя визг удовольствия и боли, когда начал снова трахать твою измученную задницу еще сильнее и больнее. — Наверное, раньше было недостаточно жестко, хах… — Ч-черт! — ты стиснула зубы, жмурясь от боли. Плечи сотрясались от рыданий. — Пожалуйста, пожалуйста, черт… Мне больно! — Закрой рот, — Кэйа вцепился рукой в твои волосы и дернул их назад, запрокидывая твою голову, пока ты плакала, сжимая губы, и все это время безжалостно двигался вперед. Ваши бедра соприкасались с громкими шлепками каждый раз. Ты чувствовала, словно тебя шлепают каждый раз — настолько сильными были его толчки. Взвизгнула прямо ему в рот и инстинктивно отдернула голову назад — ошибка. — Пожалуйста… — Я сказал, — он улыбнулся сквозь стиснутые зубы, — закрой, — еще один толчок, заставивший тебя скулить, — рот. В этот раз твоим ответом был задушенный стон. Из легких выбило весь воздух. Руки рефлекторно дернулись в его хватке, но безрезультатно. Слов в любом случае не осталось. Тело дрожало. Удовольствие было почти подавлено дискомфортом, растяжением и жгучим трением, пока Кэйа трахал твою задницу. Каждый мускул в твоем теле бился и сопротивлялся в панике, но это ничего не давало, словно ты вообще не двигалась. Даже минимальные усилия не могли сравниться с крохой его силы. Вместо этого ты просто откинула голову назад, когда остальная часть твоего тела обмякла. Ты заставила себя расслабиться, надеясь уменьшить дискомфорт и хоть как-то выровнять дыхание. Несмотря на положение, ты смотрела ему в глаза со страданием, с безмолвной мольбой, намеком на обещание — тебе не нужно было ничего говорить, все было понятно по твоему взгляду. Но Кэйа только вздохнул. — Это ерунда, знаешь ли, — сказал он низким рычащим голосом, наполненном горечью. — Хочешь пожаловаться? Я могу обращаться с тобой так каждый… — он резко дернул бедрами вперед, словно подчеркивая. — …каждый день. И потянул сильнее за волосы, заработав от тебя еще один стон боли, а затем опять заговорил: — Я так добр к тебе, а ты отплачиваешь мне попытками сбежать? Когда ты быстро замотала головой — ответ, который не отвечал ни на один из его вопросов, но это был максимум, что ты могла инстинктивно сделать в отчаянии — он продолжил: — Хочешь, чтобы я каждый день был таким, м? — В голосе снова была воркующая, приторная насмешка. — Чтобы я был грубым и причинял тебе боль? Но так уже было. Почти каждый день. Малейшая ошибка встречалась с такой же степенью жестокости. И все же ты снова замотала головой изо всех сил, зная, что лучше не протестовать, не возражать. Единственный способ избавиться от страданий здесь и сейчас — это полностью откинуть логику, склонить голову и подчиниться. — Нет? — Н-нет… — Твой голос прозвучал тихо, гнусаво, заплаканно. — Конечно, не хочешь, — продолжал он тем же низким голосом. Униженная ярость просачивалась сквозь твою грудь вместе с его голосом. От сладости не осталось и следа, ее сменила призрачная злоба, но насмешка осталась. — Подумай, я пытался быть милым с тобой, и это не сработало, верно же? Ты прикусила губу, плечи дернулись от всхлипа. Снова помотала головой. — Значит, вот что нужно, чтобы ты перестала быть… — его хватка усилилась на твоей голове и запястьях. — …такой неблагодарной… — последние следы притворной игривости испарились. — …требовательной… — Последние слова вырвались низким рычанием, даже не пытаясь скрыть гнев в них. — …сукой? Ты снова замотала головой. — Н-нет! Прошу! Прости, мне жаль! Я буду хорошей! Буду! — Просто слова… — Ты слышала, что он говорит сквозь зубы, но не так злобно, хоть и по-прежнему мрачно и низко. — Ты всегда так говоришь. — Нет, нет, я правда буду вести себя хорошо! Обещаю… Обещаю! Нгх!.. Ты напряглась, когда один толчок под идеальным углом заставил тебя вздрогнуть, почувствовать дискомфорт и вместе с тем искру удовольствия, пробежавшую по позвоночнику. — Черт, черт… И так же быстро его голос вернулся к сухому, саркастичному тону. — …Тебе и правда нравится, я смотрю? — Н-нет, нет… И снова вздрогнула, когда ощутила легкий укол удовольствия. Руки инстинктивно дернулись в его хватке, отвечая на желания облегчить дискомфорт и усилить твое удовольствие, но они все еще были зажаты в его. И хоть ты и пыталась сменить положение, выходило очень хреново, недостаточно, чтобы дотянуться до клитора. Ты захныкала. Кэйа вздохнул — как всегда, когда хотел вернуться к своей драматичной, слегка насмешливой манере, которую ему каким-то образом удавалось передать простым вздохом. Ты никогда не встречала человека, который мог так сильно действовать тебе на нервы, бесить до такой степени, что хотелось без слов сорвать ему рожу с черепушки. Но Кэйе удавалось. Во всем — в том, как он себя вел, смеялся, вздыхал, двигался, трахался, говорил, дышал. Всё в нем излучало такое тщеславие и презрение, такое раздражительное упрямство и заботу только о себе любимом, без какого-либо волнения о твоих желаниях — настолько сильно излучало, что от одной только мысли болезненное жжение разлилось в груди. Как и всегда. Ты представляла, что так будет всегда. Но было трудно демонстрировать гнев, смотреть ему в глаза или сопротивляться слишком долго из-за всепоглощающего стыда, который охватывал тебя, когда ты действовала не по правилам. Было трудно из-за грызущей в затылке боли от осознания того, как тебя унижают, насилуют и разрушают снова и снова. Даже сейчас ты шмыгнула носом, когда то же самое чувство унижения захлестнуло тебя, хныча от того, как низко ты пала, что так отчаянно нуждаешься хоть в каком-то удовольствии — пытаясь освободить руки не для того, чтобы сопротивляться, а чтобы испытать разрядку, сдаться потребности в удовольствии, в оргазме. Это было превыше твоего достоинства и гордости, если от них вообще что-то осталось. И еще большее унижение скрутило грудь, когда ты услышала его смешок. Кэйа почувствовал твой жалкий маленький жест. — Ты даже мыслить трезво не можешь, так отчаянно стараясь кончить, хах… Ты снова захныкала, отчаянно скуля. И вдруг Альберих снова сменил положение, улучив момент, и плюнул вниз, смазав твое анальное отверстие, прекратив толчки и отпустив твои руки — но прежде, чем ты смола упасть на локти и предпринять хоть какую-то попытку прикоснуться к себе, твои глаза расширились, когда мужская рука вцепилась тебе в горло. Инстинктивно руки взметнулись вверх, вцепляясь в его, крепко сжимающую. Твои глаза застилало безумие, паника, и он лишь улыбнулся твоему невысказанному вопросу. — Что? Не могу же я позволить, чтобы ты делала это сама. Другая рука скользнула к твоим складочкам, легкими круговыми движениями потирая клитор, когда толчки возобновились. Ты снова напряглась, все внутри сжималось и подергивалось от ощущений, к счастью, все еще под тем углом, где ты могла получать хоть какое-то удовольствие. — Ты и правда этого не заслуживаешь… Кэйа продвинул руку дальше, продолжая тереть твой клитор, в то время как два пальца протолкнулись внутрь, идеально изогнувшись и коснувшись самого уязвимого места. — Но я решил побыть особенно ласковым… Разве ты не благодарна? Ты отчаянно закивала, голос был чуть громче шепота, слезливый и скрипучий. — Да… Спасибо… С-спасибо… Ты растворилась в долгожданном облегчении, закрыв глаза, когда небольшая часть напряжения покинула твое тело. Пальцы на ногах поджались, ты прикусила губу. Тихие стоны удовольствия и боли вырывались из горла — ты слишком устала, чтобы сдерживаться. Хоть и немного, но удовольствие от пальцев Кэйи сделало ощущение растяжения и трения в твоей измученной заднице менее дискомфортным и даже немного приятным. Ты попыталась расслабиться, но это было трудно, учитывая интенсивность, темп, с которым твое тело раскачивалось вперед-назад, и силу, стоящую за каждым толчком, которой хватит, чтобы толкнуть тебя вперед, если бы не хватка Кэйи. Он вздохнул. — Тебе и правда очень повезло, ты в курсе? Думаю, иногда ты не понимаешь насколько. Хотелось кричать. Оторвать ему голову. И все же с губ слетело лишь: — Прости… Прости… Ты растворилась в удовольствии от его руки, выгибая спину и двигая бедрами назад, чтобы усилить давление от его касания. Сосредоточившись на одних лишь ощущениях, ты закрыла глаза и повторила движение бедрами, стараясь попадать в такт и свести к минимуму дискомфорт. Возможно, это единственный шанс на оргазм, который ты получишь. Ублюдку нравилось отказывать тебе в этом в течение нескольких дней после твоего плохого поведения. И он даже связывал тебе руки, чтобы в его отсутствие ты не прикасалась к себе. И ты знала, что лучше его не предупреждать — если скажешь, что ты уже близко, он может полностью остановиться, просто чтобы тебя помучить, и, если это произойдет, это может стать последней каплей, удерживающей тебя от попытки убийства. Ты продолжала движения бедрами, больше не заботясь о звуках, вырывающихся из твоего рта, отчаянно пытаясь кончить и удерживаясь, чтобы не выдать приближения оргазма — но ты не могла сдержать голос. Он становился все выше по мере того, как приближалась разрядка, пальцы на ногах поджались, а тело охватила дрожь, когда ты достигла пика. К счастью, у Кэйи хватило пощады не останавливаться — или, что более реалистично, он сам был слишком поглощен своим удовольствием, чтобы сделать это. Не то чтобы ты не знала, что стыд обрушится на тебя в момент, когда все закончится, как бывало всегда. Но первобытная жажда разрядки подавляла любую логику, оставляя тебя переживать тот же процесс, что и всегда. Ты не осознавала свои звуки и движения, кроме ощущений; не знала, когда перестанешь двигаться или когда это сделает он. Было плевать на все, кроме ощущений, проходящих сквозь тело. Ты могла забыть, где ты, с кем ты, почему — в мозгу не оставалось ничего, кроме жажды. Но, как и всегда, это длилось лишь мгновение. Слишком короткое мгновение. А затем ты сдавалась оцепенению. Все еще дрожала, тяжело дышала. Тело было напряженным и деревянным, пока ты не расслабилась от изнеможения. И упала вперед, не сопротивляясь, когда гравитация потянула тебя вниз. Лицо уткнулось прямо в подушку, задница задралась вверх, но ты и попытки не сделала пошевелиться. Из открытого рта текла слюна, пальцы и еще несколько мышц подергивались, пока ты лежала, онемевшая, обмякшая и полностью потерявшая связь с реальностью. Все кружилось, казалось таким далеким, невозможно было связать вместе ни мысли, ни слова. А еще ты знала, что любая попытка пошевелиться или изменить положение вызовет боль. Ты чувствовала, как ноют мышцы, болят синяки на руках и то, как сокращается анальное отверстие, как из него вытекает сперма, стекая струйкой по внутренней стороне бедра. Не говоря уже о пульсации в животе, жжении, которое притупилось по сравнению с болью во всем остальном теле, но все равно было болезненным. Упади ты прямо вниз — лежала бы на животе, и даже в столь затраханном состоянии ты знала, что это будет больно. Как и каждое движение. Но оставаться в таком положении было неудобно. — Ты там как, живая? — усмехнулся он, щелкнув пальцами рядом с твоим лицом в попытке вывести тебя из оцепенения. Ты вздрогнула от звука и его лица так близко, издав тихое, непонятное бормотание, слабо напоминающее речь. Прижав дрожащие руки к кровати, ты перевернулась на бок. А затем вздрогнула, вскрикнула, когда тупая боль пронзила позвоночник, и заскулила, когда это ускорило твое возвращение в реальность. — О-о-о… — Он улыбнулся, сдерживая смех. Кажется, твое состояние вызвало у него скорее веселье, нежели жалость, и Кэйа погладил тебя по голове, присев на край кровати. — Ах, ты почти заставила меня посочувствовать своими грустными глазами. Еще несколько поглаживаний по голове, таких мягких и нежных. Такой разительный контраст с жестокостью мгновениями ранее, а затем Кэйа наклонил голову, смотря тебе прямо в глаза с дрогнувшей улыбкой. Его губы чуть приоткрылись. И у тебя скрутило живот. Несмотря ни на что, даже на боль во всем теле, на поражение, унижение, осознание, что сейчас тебе придется с ним говорить, затмило все. Гнев кипел в груди, и сердце ускорилось, когда пальцы вцепились в простыни из-за вспыхнувших с новой силой злости и стыда. — А теперь что нужно сказать? От этих слов в груди и животе что-то скрутило. Кипящая ярость заставила тебя стиснуть челюсти, напрячь мышцы, прилагая все силы, чтобы не сорваться даже в твоем нынешнем состоянии. Ты сглотнула, дрожа от холодного пота на теле. Могло быть хуже. Всегда может быть хуже. Слишком много раз ты мысленно ставила на то, что он слишком устанет для второго раунда страданий, надеясь, что тебе сойдет с рук злословие, и каждый раз ошибалась. Ты… слишком устала. Было слишком больно. Не было сил это вынести. Поэтому ты закрыла глаза, медленно, тихо отвечая. — Спасибо… тебе… Он удовлетворенно промычал в ответ, гладя тебя по голове. Ты на мгновение замолчала, чувствуя горький привкус во рту от собственных слов, негодование камнем осело в желудке. Ты закрыла глаза, немного подрагивая. В голове все еще слишком сильно пульсирует, чтобы думать какие-то сложные мысли. Отвлекла лишь рука, покинувшая твою голову, и шорох одежды. — Что ж, тебе, кажется, слишком больно, так что я куплю нам ужин. Не нужно ничего готовить. Его голос звучит словно издалека. Ты моргнула, поворачивая голову. — …Что? Из головы вылетело почти все, что было за пределами этого момента, дня, мира, чего угодно — осталась только эта кровать и твоя боль. Он склонил голову набок. — Работа, — сказал Кэйа, словно это было самой очевидной вещью в мире. — Мне все еще нужно идти, знаешь ли. — он сделал паузу и добавил с улыбкой. — Как бы ни было приятно провести с тобой весь день в постели, к сожалению, нужно как-то зарабатывать. Твой рот приоткрылся, потребовалось пару секунд переварить его слова. Ты все еще находилась в оцепенении, не в состоянии осознать такой быстрый переход от накала страстей к столь непринужденной речи. — Чт… ты… — Мне правда нужно идти. Я сказал, что опоздаю на час, а прошло уже полтора… Джинн, наверное, не заметит. Но все же… Ты уставилась в потолок. Веки отяжелели, но краем глаза ты увидела, как Кэйа снова натягивает одежду. Так же спешно, как и утром. — Я… — Ты могла только моргать, оцепенело моргая. Большая часть его слов до тебя даже не дошла. — Хо… рошо… — Угу, в этот раз будь послушной. Как я уже сказал, я куплю нам что-нибудь на ужин, так что отдохни, ладно? — Напоследок мужская рука погладила тебя по голове. — Тебе это нужно. Ты медленно кивнула, конечности ощущались слишком тяжелыми, в голове пульсировало. — Хорошо, тогда… Скоро буду. Ты уже закрыла глаза, не потрудившись посмотреть, как он уходит. Усталость захлестнула тебя, но тупая боль в столь многих местах не давала уснуть. И по опыту ты знала, что будет той еще проблемой сделать хоть что-то, кроме как лежать в этом жалком состоянии полусна часами напролет. Оцепенение и истощение настолько сильны, что только боль и напоминала тебе, что все произошедшее было не сном. Оставалось надеяться, что это скоро пройдет. Ты услышала, как защелкнулись все замки, все пять, один за другим, прежде чем шаги удалились, снова оставив тебя в долгожданном покое.