Loverman

Кирк не знает, придёт ли он ещё раз. Порой ему кажется, что его вообще не существует, что он лишь плод больной и извращённой фантазии гитариста. Тот Ларс, который неустанно болтает, держит под контролем весь мир, яростно стучит по барабанам, существует. А есть ли тот Ларс, который приходит к нему тёмными ночами, прокрадывается к нему в комнату подобно тени? Есть ли он или все это сон? Если же это реальность, это явь, то Кирк самый счастливый человек на этой чертовой планете. Если же это просто… просто сон, то тогда он не хочет уходить из этого мира грёз и мечтаний. Очередная ночь в отеле. Завтра у них концерт. Ничего необычного. Сумерки как всегда подступают незаметно, медленно, они обволакивают все: небо, землю. Они забирают и вытягивают свет из всех зданий. Комната, в которой сидел Кирк, погружается во мрак. Тяжелые свинцовые тучи грязного синего цвета висят над городом. Хоть бы завтра погода была лучше, так не хочется играть под дождём и мерзнуть два часа… Первый сильный и глубокий раскат грома прокатывается так, что стены сотрясаются, а сидевший в кресле гитарист ощущает вибрацию. Он смотрит на часы- время почти десять часов вечера. Он придёт? Ларс… Он придёт? От нервов и невозможности ожидания Кирк тянется к пачке сигарет. Это его панацея. Хочешь избавиться от всего дерьма? Кури. Чувствуешь боль? Кури. Хочешь выглядеть сексуально? Кури. Ждёшь своего непостоянного любовника? Кури. Конечно, курение убивает, но куда больше убивает тот факт, что сегодня Кирк может просидеть в этой идиотской комнате весь вечер и всю ночь в одиночестве, так и не дождавшись его… Вся комната заполнилась запахом табака. Кирк курит тяжёлые сигареты. Так многие говорят. А он хотел бы покупать ещё более длинные и сильные. Зачем? Ответ был неоднозначным. То ли он мечтал умереть поскорее, как подросток, который не знает цену жизни, то ли хотел на подсознательном уровне быть хоть как-то связан со своим другом… Погибшим в автокатастрофе несколько лет назад другом. Кирк помнил Клиффа. Его помнил весь белый свет, но Хэмметт был готов поклясться всеми своими гитарами, что никто не запомнил Клиффа Бертона так, как это сделал он. И эти сигареты… Клифф курил тяжелые сигареты. Он так их любил. Он был тем, кто понимал ценность курения как процесса. Он знал это. В самые отчаянные моменты жизни люди вспоминают дорогих и близких им. Кирк вспоминал Клиффа. Так ли плохо ему сейчас? О да. Он сходит с ума. Он просто ждёт Ларса. Зеленоглазого придурка, чертовски симпатичного придурка. Для ударника такие моменты- всего лишь ночь, ничего больше. Для Кирка это все. Это его смысл, это его дыхание, это его стимул к жизни. И каждый вечер он прислушивается к каждому шороху, к каждому стуку, удару. Он прислушивается к каждому голосу, в надежде уловить знакомые нотки такого родного звука. Он прислушивается к каждому слову, в надежде узнать тот самый неповторимый акцент. Вот и сейчас Кирк неподвижно сидел в кресле, докуривая сигарету. Его лицо не выражало ровным счётом ничего. Лишь изредка вздрагивали брови или трепетали ресницы, когда он, услышав инородный звук, на мгновение получал крохотную надежду, а в мозгу его вспыхивал вопрос: а вдруг? Он придёт. Он должен. Внезапно уши Кирка уловили лёгкие и быстрые шаги. Чьи-то кеды стремительно отмеряли шаги по коридору. Ещё до того, как идущий замедлил свой шаг, Кирк знал, что он остановится у его двери. Внутри все завязалось, словно тысячи верёвочек кто-то разом стянул в одно место. Послышался стук. Три лёгких удара. Слушая их, сердце Кирка, кажется, пропустило несколько своих. Ноги не слушаются его- он почти спотыкается, несясь к двери. Кирку стыдно, что он настолько тонет в этом человеке, для которого он просто друг с небольшими привилегиями. Но стыд не может долго быть с горячим сердцем и выключенным разумом. Он распахивает эту чёртову дверь. Перед ним его Ларс. Любимый датчанин. Глаза-изумруды отдают пьяным блеском. Какую-то секунду они просто смотрят друг на друга. -Я ждал тебя…- Кирк говорит это, но голос дрожит, фраза звучит сдавленно. -Как и всегда, Кёрки. Он проводит ладонью по его щеке, которая мгновенно вспыхивает от такого нежного прикосновения. Дверь закрывается. Ларс резко приближается к Кирку. Дарит поцелуй. Такой нежный, такой страстный. Как и всегда. Хэмметт цепляется за ударника. Он знает, что в ближайший час Ларс никуда не уйдёт и не покинет его, но он не хочет упускать ни секунды, которую можно провести, чувствуя родного человека. Ларс не разрывает поцелуя, нагло изучает уже знакомый ему рот. Неумолимо тянет Кирка к кровати. Одежда исчезает с обоих словно по волшебству. Шуршание простыней, глухие стоны… Это то, чего он ждал. Чего они оба ждали. Лишь на мгновение Ларс прекращает свои ласки, чтобы увидеть такого Кирка, горячего, тяжело дышащего. -Ларс… Ларс Он наклоняется, хватая такое красивое и любимое лицо. -Что? Дыхание становится тяжелее у обоих. -Прошу. Не заставляй меня столько ждать. Ларс понимает, о чем он. Он понимает, что для Кирка это ожидание сравнимо с пыткой, очень жестокой и неотвратимой. Он впивается в его губы, это ведь лучший ответ на все вопросы, не так ли? Это ведь лучшая клятва, лучший способ пообещать. Кирк ощущает это блаженство. Ларс здесь. Он рядом. Он с ним. Они едины сейчас. Барабанщик всегда аккуратен в начале. Затем он ужесточает напор, Кирку это нравится. Словно все его переживания, сомнения буквально выбивают из него. Но ни одно удовольствие не вечно. И за все приходится платить. Последний толчок. Последний на сегодня поцелуй. Кирк прижимает к себе датчанина, не желая отпускать его никуда. Ларс покорно лежит, время от времени играясь с локонами гитариста или касаясь пальцами его губ. Экстаз проходит. Приятная слабость во всем теле постепенно улетучивается. -Кто мы, Ларс? — этот вопрос не получит ответа. -Что мы такое? — и на этот ударник не ответит. Он не не хочет- он не может. Он и сам не знает. Что он такое? Что они такое? Почему он всегда возвращается сюда. К Кирку Хэмметту. Каждая ночь с ним- подарок, спасение от всего и от всех. Но зачем он так жесток? Зачем оставляет его? Куда он уходит, если нигде его так не ждут, как здесь? Кто он? Друг? Любовник? Кажется, Кирк не исчерпал весь лимит поцелуев. Ларс видит его глаза, видит боль и печаль карих омутов. Он не может дать ответ. Но он может подарить ещё нежности, ещё той странной химии, которая однозначно есть между ними. Этот поцелуй другой. Гитарист сразу чувствует это. Он сдаётся. Его вопросы никогда не получат ответа. Но его губы всегда будут получать это желанное прикосновение. Боль и счастье. Сходишь с ума, когда чувствуешь одновременно и то и другое. Из глаза вытекает слеза. Это от эйфории? Это от боли? Это от любви? Или от осознания ее невозможности? -Я должен идти, Кёрки… ты… ты знаешь. Как тяжело ему даётся эта реплика. Если бы кто-то знал, как он ненавидит себя, произнося ее. Кирк молча отпускает. Как и всегда. Ларс молча одевается. Он бросает последний на сегодня взгляд на Кирка. Он присел на кровати и не спускает глаз с датчанина. Во взгляде такая печаль. И на щеке блестит слеза. Губы ещё больше припухли от поцелуев. Как Ларс мечтает сейчас бросить застегивать рубашку, громко послать всех в одно известное место и остаться здесь насовсем. Он бы целовал Кирка в любой момент. Это было бы нечто большее, чем секс. Это всегда было чем-то большим. Но нельзя. Нельзя. Иначе поступить Ларс не может. Он заканчивает с рубашкой. -Я ещё приду, Кёрки. Ты знаешь. -Да… И я буду тебя ждать, и ты это знаешь. Дверь захлопывается. По ту сторону остался Кирк Хэмметт. А по эту- Ларс Ульрих. Знал бы черноволосый гитарист, что Ларса по пришествии в свой номер будет съедать то же самое чувство, чувство ожидания. И мечты о новой встрече.