Зависимость

Ситуация была нехорошей, и чем больше времени проходило, тем очевиднее это становилось. — Они близко дружили? — спросил Дориан Варрика на третий день пребывания Хоука в Скайхолде. Варрик оторвался от своей писанины и откинулся на спинку кресла у камина в медовом зале. — Кто? Кудряшек и Хоук? — с удивлённым смехом спросил он. — Не ревнуй, Посверкунчик. Они даже друзьями не были. Только союзниками, не более. Хоуку не обязательно трахаться с кем-то, чтобы иметь на него влияние. — Ясно. Дориану ничего не было ясно, но Варрик уже вернулся к своим каракулям, оставив его в растерянном неведении. План доказать Каллену, что он не читал проклятущее письмо, провалился. Во-первых, Каллена в последнее время почти не бывало рядом, и в те редкие моменты, когда он попадался на глаза, был то в компании Лавеллан, то с Лелианой, то вообще с Хоуком. Даже теоретически, если бы он поймал Каллена в редкий момент одиночества, он всё равно не представлял, как его можно убедить. И чем больше думал о странном вопросе за столом, по поводу Фэнриса и письма, тем больше убеждался, что Каллен намеренно его задал, надеясь вызвать у Дориана какую-то реакцию, которая бы доказала Лавеллан, что он в курсе письма. Когда ему это нужно, Каллен отлично манипулирует людьми. Конечно, он мог и сам к нему прийти, узнать, что было в письме, но это было бы слишком странно. Можно было просто поговорить начистоту. Объяснить, что слышал их разговор с Лавеллан прошлой ночью и заверить его, что не имеет представления, какие секреты были написаны на этом листе бумаги. Что не нужно никому уходить в отставку. И это могло сработать. Худшее, что могло произойти — Каллен бы разозлился, что Дориан в очередной раз шпионил за ним. Подслушал их с Лавеллан разговор. Услышал, как Каллен признаётся, что одержим Дорианом. Нет, этот вариант отпадает. Когда между безумными планами и важными делами у Дориана появлялась свободная минутка, Дориан всем собой ощущал, как внутри растёт что-то болезненное, опасное. Оно распускалось, как жуткий цветок, землистый и зловонный, взращённый гневом и страхом. Он всё ещё ощущал плевок неизвестного солдата у себя на лице. Книга Каллена лежала в изголовье постели, хотя он не хотел её хранить и ненавидел себя за это. А когда Дориан оставался один, боль становилась другой. Ещё хуже. Тихая, медленная, поглощающая его, проникающая в самую душу. Он был хрупок и беззащитен, а он ненавидел чувство беззащитности. Их с Калленом отношения ввели его в заблуждение, он позволил себе расслабиться, обнажиться. Иногда он прикасался к своей нижней губе и представлял, что это губы Каллена. Иногда он прикусывал её с такой силой, чтобы выступила кровь. На четвёртый день Лавеллан заявила Инквизиции, что они с Лелианой проверили информацию Хоука, и что они отправятся в Крествуд на встречу, как только приготовятся. Рука Вивьен приподнялась прежде, чем она задала вопрос: — Моя дорогая, это правда, что Каллен нас покидает? Каллен, Жозефина и Лелиана в брифинге не участвовали, поэтому всё взгляды тут же обратились на Дориана. — Это пока неизвестно, — уклончиво ответила Лавеллан. Как для эльфийки, эта женщина иной раз поражала искусством пространных ответов. — А пока я хочу, чтобы вы присматривали за Хоуком. Да, Варрик, я помню, что он твой друг, но лучше перестраховаться. Мои инстинкты редко подводят, особенно в том, что касается людей. — Согласен, — заявил Блэкволл. — Он явно что-то скрывает. Будьте настороже. — Этот человек прошёл через такие испытания, которые нам даже не снились, — раздражённо вставила Кассандра. — Его грубость и повадки вполне обоснованы. Не все могут быть хорошими для всех. Варрик усмехнулся. — Прямо как ты, а, Искательница? — Если тебя беспокоят намерения Хоука, — сказала Вивьен, обращаясь к Лавеллан, — тогда, вероятно, стоит отправить к нему Дориана? Защитник явно проникся нашим тевинтерцем. Дориан даже не попытался скрыть раздражение. — «Отправить к нему Дориана»? Kaffas (8), я не сраный букет цветов, мадам де Фер. — Да. В отличие от букета цветов, ты будешь чуть полезнее. Он неоднократно пытался сблизиться с тобой, Дориан, — продолжила Вивьен спокойным, нежным тоном. — Почему бы не воспользоваться этими попытками, чтобы избавиться от зерна сомнения, которое проклюнулось в Инквизиторе? Лавеллан бросила на Вивьен хмурый взгляд. — Это плохая идея. Вивьен скривила губы. — Думаете, командор не пожелает им делиться? Атмосфера резко изменилась. Сэра издала полный отвращения звук, а Бык бросил на Дориана выжидающий взгляд. Остальные неуверенно молчали. Коул, благослови Создатель его чистое сердце, возмущённо выступил вперёд. — Личные границы! — воскликнул он дрогнувшим голосом. — Их нужно уважать всегда, даже когда кто-то вступает в половую связь у всех на глазах! А ты хочешь сделать ему больно! Продемонстрировать Эллане, насколько хрупки маги и как легко во власти гнева теряют контроль над магией! Это нехорошо! — Коул… — вздохнула Лавеллан. — Да что ты об этом знаешь? — резко спросила Вивьен. — Хотя, конечно, будучи демоном, ты явно разбираешься, как обстоят дела с магами! — Коул не демон, — мягко исправил Солас, переводя взгляд на Дориана. — А Дориан — не вещь, Вивьен. Вероятно, ты сама хочешь применить к Хоуку своё очарование? Вивьен расхохоталась, однако выражение лица оставалось холодным. — Я явно не в его вкусе, а если бы и была, он достаточно осведомлён о том, какова моя позиция в отношении Круга. Вот Дориан ему явно по душе. Мёртвые моральные ценности, нестабильное поведение… прямо как питомец, которого он когда-то потерял. — Хватит! — рявкнула Лавеллан, когда Дориан открыл рот, чтобы сказать в ответ какую-то гадость. — Вивьен, ты имеешь право на собственное мнение, но оно контрпродуктивно. Уверена, у тебя ещё много блестящих идей, прошу, озвучивай их вместо того, чтобы лезть на рожон. А пока, как и сказал Блэкволл, нам всем нужно присматривать за Хоуком. Хочу надеяться, что я ошибаюсь на его счёт, но лучше перебдеть, чем позже пожалеть. Когда все начали медленно расходиться, Вивьен подошла к Дориану со своей неизменной улыбкой. — Прошу прощения, если обидела тебя, дорогуша. Я лишь хотела подчеркнуть, что это кощунство — растрачивать твои таланты впустую. — Таланты, да? — протянул он, постукивая пальцами по бедру. Её улыбка стала шире. — Да. Насколько я слышала, ты очень талантлив. Кто бы мог подумать, что когда Инквизитор вербовал тебя, мы получили куда больше, нежели обычного тевинтерского мага, выряженного по последней моде. Дориан сощурил глаза. — Ты правда рассчитываешь, что это сработает? — спросил заговорщицким шёпотом. — Чего ты пытаешься добиться? Чтобы я убежал, заливаясь слезами? Чтобы поддался соблазну демона Отчаяния и стал одержимой тварью, подтвердив этим твою правоту, что маги опасны и необузданны? Я думаю, что здесь, в Южном Тедасе, Круги построили для поганых слабаков, к которым вы привыкли, — он подошёл ближе и расправил плечи. — Я же родом из страны, где маги правят. С кем мне трахаться, я всегда решал сам, и плевать, кто хочет подать меня к чужому столу, как закуску. Затем прошёл мимо неё и остановился у двери. — А что касается моды — ты права, дорогуша. Если на досуге захочешь поработать над своей — обращайся. ***** — Она не имела права так говорить. — Она имела право и на эти слова, и на весь свой яд, к сожалению. — Но ей не следовало так выражаться, — настойчиво повторила Лавеллан. Был вечер того же дня, они с Дорианом сидели у неё в спальне. Здесь было уютно. Просторно и красиво — эльфийский вкус её никогда не подводил. — Она стерва, — вздохнул Дориан. — Это не значит, что она не права. — Но она не права. — Разве? Лавеллан пихнула Дориана. — Прекрати таким быть. — Ай, — зашипел он с поддельным возмущением. — Это было не обязательно. — Она просто ревнует, что не она мой любимый маг, — протянула она с довольной улыбкой. — Может, стоит иногда брать её с нами… — Что ты. Использование навыков истинного рыцаря-чародея в моём присутствии — это в её глазах преступление. Повисла небольшая пауза, Дориан подумал, спросит ли Лавеллан что-то о письме, о котором, по идее, не должна была знать. Она молчала. Это была одна из тех ночей, когда она просто хотела быть рядом и показать, что Дориан не один. Что, если нужно, он сам может поговорить с ней о чём угодно. — Кого ты возьмёшь с собой на встречу со Стражем? — наконец спросил он. Лавеллан вздохнула. — Не уверена. Думаю, Блэкволла. Пригодится его опыт службы со Стражами. Хочешь с нами? Дориан рассмеялся. — А как же наша рыцарь-чародей? — Если тебе нужно сменить обстановку, она может немного подождать. Это много для него значило, но Дориан никак это не показал. — Если честно, я бы предпочёл посидеть здесь, если ты не против. — Хм… — выдохнула она, глядя на покрывало. — Как это понимать? — Как что понимать? Я сказала «хм-м». Вместо ответа — ни к чему не обязывающий звук. Его можно проигнорировать. — Эллана. — Я не лезу в ваши дела. Дориан подавил смешок, который грозился вырваться наружу. Бедная Лавеллан постоянно находилась в центре всех событий, и особенно тех, о которых она сейчас говорила. — Я остаюсь не из-за Каллена. — А если Каллен поедет с нами? Дориан, как всегда, элегантно пожал плечами. — Это не имеет значения. — Прекрасно. Потому что он едет с нами. Дориан моргнул. — Хм… — Да, — равнодушно продолжила она. — Есть в предстоящей встрече несколько моментов, требующих внимания Командующего Инквизиции. И, честно говоря, я слишком редко прибегала к его помощи. Пора начинать брать с собой на вылазки больше трёх человек. С четырьмя было бы куда проще. Даже с пятью… — Да, с пятью — вообще отлично. Тогда ты могла бы каждый раз брать с собой Сэру и не чувствовать себя виноватой. — Как вы смеете, сир Павус! — Смею, смею, это очевидно. Она ничего не сказала в отношении того, сколь очевидно было положение Дориана в этой ситуации. За это он был благодарен. — Хорошо, что ты остаёшься. Тебе выпал редкий шанс поработать, не отвлекаясь. ***** Дориану было необходимо отвлечься. И проблема заключалась в том, что на следующий день всё, что его отвлекало, Лавеллан забирала с собой в Крествуд. К Быку, Блэкволлу и Вивьен присоединятся Каллен и Хоук, Дориану просто ничего не оставалось. Ничего из того, что могло бы отвлечь его. Поэтому он, не изменяя себе, решил сделать нечто глупое. Хоук как раз стоял неподалёку от двери в его спальню, будто знал, что именно в этот момент понадобится Дориану. Это было даже слишком просто — что-то внутри кричало, что это отвратительная идея просто потому, что Хоук слишком настойчиво к нему подкатывал. Но что ему терять? Он давно мечтал заглушить голос, вопивший ему в оба уха. Чем-то простым, привычным, чтобы то, что он чувствует, тоже стало очень простым. Дориану плевать, были ли у Хоука какие-то скрытые мотивы, скорее всего, в ближайшие пару недель он вспомнит свой поступок и поймёт — вот он, момент, когда его глупость пересекла границу между необдуманным решением и это-случилось-из-за-тебя. Но в тот момент, в ночь перед отъездом Хоука и остальных, это казалось самым правильным поступком из возможных. — Защитник… — выдохнул он, замедляясь. Был в Хоуке этот нерв, нечто наглое, даже застуканный у двери в чужую спальню, он не выглядел униженным или застигнутым врасплох. — Печётесь о моей безопасности, на случай, если мне вдруг понадобится кто-то вроде вас? Было очень тихо, и Дориан говорил едва слышно. Не повышал голос, чтобы не разрушить иллюзию того, что они находятся в башне одни. Хоук расслабленно опирался лопатками о стену, наполовину скрывшись в тени, уперев одну ногу в камень стены напротив. Он смотрел на Дориана из полутьмы, как волк: хищный, но игривый. Затем ухмыльнулся и оттолкнулся, приближаясь неторопливо, будто в его распоряжении было всё время мира. — Может, я пекусь о безопасности других, — предположил он голосом, который показался Дориану незнакомым. Хорошо. Это очень хорошо. Всё играло ему на руку, всё складывалось так, чтобы Дориан всё же сумел отвлечься, а завтра снова упивался ненавистью к себе. — Что ж… — сказал он, открывая дверь. — Тогда лучше поторопись. У меня слишком много идей, которые можно воплотить, только если мы останемся наедине. И вошёл в спальню, не оборачиваясь, чтобы проверить, пойдёт ли Хоук за ним. ***** Трахался он великолепно, это правда. Было чудесно, и Дориан даже на миг не задумался над тем, так ли его партнёру хорошо, как он себя вёл. Трахался Хоук великолепно, но это был просто… трах. Обычный, рутинный трах, у Дориана таких было сотни. Не скучно, неплохо даже для завышенных стандартов. Но у Дориана недавно появился новый стандарт, и, несмотря на все старания, Хоук не подошёл к нему даже близко. Дориан не мог не заметить, что он явно заинтересовался тем, что они вытворяли с Калленом на крепостном валу, потому что попытался повторить некоторые мелочи… Он был груб, но для Дориана — недостаточно, чтобы утром тратить на это флакон исцеляющей бурды Соласа. В грубом сексе для него не было ничего нового. Но, лёжа в постели одному, после того, как Хоук (естественно) ушёл, Дориан понял, чего ему не хватило. В этом не было опасности. Ему нравится опасность, которую он со мной ощущает. Так сказал Каллен о Дориане, когда они с Лавеллан говорили о письме. В мыслях об этом, Дориан даже не пытался уснуть, хотя сознание заволакивало усталостью. Он быстро умылся, переоделся в свежую одежду, провёл пальцами по переплёту книги Каллена перед выходом, а потом отправился в свою библиотеку. ***** Дориан не пошёл провожать Лавеллан и остальных. Серьёзно, они слишком часто ходили на вылазки. Члены Инквизиции обычно не машут друг другу вслед, промокая платками глаза. Но Дориан всегда давал Лавеллан что-нибудь с собой. Например, небольшой кусочек лимона, утопленный в меду и орешках, или небольшой точильный камень для клинков, который удобно ложится в руку. Ещё он однажды делал для неё пару удобных носков, которые не пропускали воду, как обычные носки. Её лицо смягчалось от благодарности, она сжимала в руках скромные подарки, а потом всегда крепко его обнимала. Но не на этот раз. Сегодня он решил просто предаться одиночеству. Когда примчался гонец, Дориан как раз изучал том научных исследований в поисках утерянной информации о Корифее. Терпение было на исходе. Он был голоден и устал, пальцы болели от десятков исписанных страниц. — Сир Павус, — вежливо произнёс мужчина, протягивая ему свиток. Дориан оценил письмо холодным взглядом, прежде чем с раздражением выхватить из рук. — Полагаю, речь об отправителе? — буркнул Дориан, взглянув на печать. Ну конечно, крест дома Павусов. Чудесно, великолепно. Этот день не мог стать лучше. — Надеюсь, наш ответственный командор уже соизволил его прочесть? У гонца хватило наглости просто отвернуться почти сразу после того, как он исполнил свою задачу. Дориан сощурился, но не стал больше ничего ему говорить, сосредоточившись на чтении. Первые несколько строк были подчеркнуто вежливыми, но Дориан сразу понял: что-то не так. Чем дальше он читал, тем холоднее становились руки, тем сильнее сдавливало в груди. И конструкция по имени Дориан Павус начала медленно, безмолвно разрушаться. ***** Дориану было шестнадцать и он читал свою самую любимую книгу на свете. Развалившись в гостиной, на тахте матери, подложив одну руку под голову, а второй удерживая книгу. Было ещё рано, едва перевалило за полдень, но он намеревался проваляться здесь целый день. Пока его не застукают, конечно. Он ловко перевернул страницу большим пальцем и довольно вздохнул. — Дориан! Звонкий голос пронёсся по их просторному, безупречному дому, и, хотя Дориан был несколько раздражён, он улыбнулся и кивнул, отвечая: — Вот и ты, моя прекрасная мама! Аквинея Павус, легко погладив его по волосам, прошла мимо, усаживаясь на край тахты. — Не пытайся льстить матери, сынок. Он сел, закрывая книгу, не закладывая страницу. — Этим летом я собираюсь выучить три языка, и язык лести — один из них. — Ты и без того им владеешь, хоть и бегло, — сказала она, нежно отталкивая его ступни в сторону. Затем увидела книгу и улыбнулась: — Снова? Дориан, сколько ты ещё раз собираешься её читать? Твой отец сказал, что она не несёт в себе никакой научной или поучительной ценности. Дориан хотел сказать, что всё, что написано в этой книге, несёт ценность исключительно эмоциональную, но промолчал. Вместо этого бережно отложил её в сторону и выжидательно взглянул на мать. — Я очень сильно люблю тебя, Дориан. — Создатель, начинается. — Перестань гримасничать. Я просто хотела сказать, что люблю тебя. — …и? — И мы с отцом нашли для тебя прекрасную партию, Аландрис Пурселлания.— Прежде, чем Дориан успел закатить глаза и выпалить целый список причин, почему этого никогда не произойдёт, Аквинея заговорила снова: — Она упряма и талантлива. Умна, независима. У меня есть ощущение, что характер не позволит ей лебезить перед тобой, но вместе с тем из вас выйдет прекрасная пара. Я знаю, что ты ценишь личное время, уверяю, у неё те же требования к партнёру. Она почти такая же, как ты, — в выражении лица матери было что-то невыносимо напряжённое, и Дориан понял, что ему стараются дать понять, что вошли в его положение. Если только… — Мама. Ты едва её знаешь. — Вообще-то, в последние два месяца я тщательно её изучала. Дориан нахмурился. — Это… довольно долго. — Да. И я знаю, ты думаешь, мы с твоим отцом полны решимости женить тебя ради выгодной партии на первой, кто нам попадётся, но мы о тебе заботимся, любовь моя. Брак для тебя не станет таким уж испытанием, если приложить достаточно усилий. Я хочу, чтобы твоя пара рядом с тобой раскрывала свои лучшие стороны, как и ты — рядом с ней. Внутри вспыхнуло раздражение. — Мама, ты просто хочешь, чтобы я заделал вам наследника. — Не в шестнадцать же лет, конечно, нет. Мы не какие-то ферелденцы! Вы бы даже не женились в ближайший год, если она, конечно, сочтёт тебя подходящей партией, — поспешила добавить она. — Может быть, в восемнадцать или девятнадцать. Вот это — неплохой возраст для брака. Она всего на год младше тебя. Дориан смотрел куда-то мимо своей матери, не отрывая глаз от букета цветов, который слуги обновляли каждое утро. Это были любимые мамины цветы. Иногда Галвард просил принести букет ему, чтобы он мог подарить их Аквинеи лично. Она всегда делала вид, что поражена и удивлена, но это выражение гасло практически сразу, когда Галвард поворачивался спиной. — Я не хочу жениться, — тихо сказал Дориан. Мама внимательно осмотрела его лицо. — Я знаю, милый. — Может… — пробормотал он, отводя взгляд от букета, — может, я сначала немного попутешествую? Хотя бы раз увижу земли Тедаса, прежде чем меня навсегда прикуют ошейником к тому, что соответствует лишь четырём из пяти аспектов, приемлемых для моей пары. — Путешествия — это опасно, — быстро сказала она, слегка нахмурившись. — И каким должен быть пятый аспект? Что-то в Дориане отчаянно закричало: расскажи ей. Ему хотелось просто плюнуть на всё и рассказать начистоту, кто он. Видишь, мама? Это всё ещё я, твой сын. Всё это время ты воспитывала меня, думая, что я предпочту связать свою жизнь с женщиной, но это не так. Меня не привлекают женщины, какими бы красивыми они ни были. Он заставил себя рассмеяться, и, кажется, ему удалось. — Несравненная красота, естественно! — О, Дориан! — с явным облегчением воскликнула она. — Аландрис невероятной красоты. Я бы не сказала, что это классическая красота, но ты достаточно ладно сложен, чтобы зачать с ней красивейшего ребёнка на свете, любовь моя. У тебя будут красивые дети с кем угодно. — Очевидно, — ухмыльнулся он. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб и провести рукой по волосам, он задумался — каково это, быть нормальным? Сыном, который хочет жениться на девушке, следуя желанию родителей. Сыном, довольным тем, что он имеет. Затем она встала, поправляя одежду. — Так ты согласен с ней встретиться? — М-х… мама. — Нам с твоим отцом было бы очень приятно, если бы ты хотя бы согласился на совместный обед. Глаза его матери — его глаза, по словам всех, кто лично знал их обоих, — умоляюще смотрели на Дориана. Он тяжело вздохнул и откинулся на тахту, нащупывая отложенную книгу — свой якорь в безопасное место, в котором не будет никого, кроме его самого. — Ладно, — протянул он преувеличенно ворчливо, отчего мама искренне улыбнулась. — Хотя могла бы за все эти годы догадаться, что единственная женщина в моей жизни — это ты. — Бестолочь, — нежно сказала она, хлопнув его по плечу и проходя мимо. Он чувствовал себя любимым и принятым, хотя это было далеко не так. Он позволил себе наслаждаться этим самообманом, пока звук её цокающих каблуков не стих, а затем он погрузился в чтение, отложив на потом мысли, как произвести на Аландрис Пурселланию самое ужасное первое впечатление в её жизни. ***** Дориан перечитал письмо несколько раз, будто пытаясь осознать, о чём именно писал отец, но разум отказывался понимать. Он осторожно положил пергамент на стол и придавил сверху парой тяжёлых томов, будто это что-то могло изменить. Казалось, что он существовал вне своего тела. Уставился на собственную руку и так и замер. Сложил пальцы, вызвав на поверхность небольшую искру магии, наблюдая, как она то вспыхивает, то снова гаснет. Она не имела ничего общего с маной или окружающим миром. Вернувшись в спальню, он попытался сообразить, что должен был сделать. Что нужно делать в подобных ситуациях? Есть какой-то план действий? Нет, наконец, понял он. Судя по всему, его отец позаботится о … приготовлениях. Во всяком случае, именно так он писал в своём письме. На мероприятие Дориан не успеет, даже если покинет Скайхолд в этот самый момент. Волна ледяной, колючей слабости окатила Дориана с ног до головы и он понял, что ему плохо. Физически. Он разрушается, теряет равновесие. Дориан быстро сжал руки и сел. Медленный вдох. Медленный выдох. Несколько секунд комната кружилась перед глазами, но потом всё успокоилось, и снова стало почти нормально. Нормально. Этого ведь он и хотел? Он хотел, чтобы всё стало нормально. Чтобы он сейчас просто угрюмо бродил по Скайхолду, потому что ему не хватает Каллена Резерфорда, дабы в очередной раз вывести его из себя. Чтобы ему было одиноко, чтобы он был раздражён и расстроен. Как обычно. Нормально. Дело было обречено на провал, но весь остаток дня он занимался именно этим. Люди бросали на него насмешливые взгляды, а не только злобные и агрессивные. Кто-то вежливо улыбался, кто-то вообще не обращал внимания. Кто-то хмуро смотрел вслед, будто заметил что-то у него на лице. Дориан пообещал себе закончить пару переводов из научных трудов, а потом пойти и посвятить ночь тренировке во дворе. Основная часть солдат уже будет спать, поэтому не назовут его Малефикаром, когда увидят заклятие некромантии в действии. Всё это время ему казалось, что он спит. Будто эта реальность была ничем иным, как проекцией какого-нибудь демона-новичка в Тени, который отчаянно пытается доказать Дориану свою полезность, завлекая к себе. Но нет. Его мать умерла. И это была не Тень. Когда наступил вечер, он не спустился на ужин, и буквально юркнул за угол, когда услышал, как с башни спускается Лелиана. Он этим не гордился, но что-то подсказывало: она знает, что случилось, и меньше всего сейчас хотелось получить от неё порцию сочувствия. Этот день удалось пережить лишь по одной причине: Каллен был очень далеко отсюда. Дориан себя знал. Если бы Каллен был здесь, Дориан отправился бы прямо в его башню и сделал что-то куда более глупое и опрометчивое, чем трах с Хоуком. Вероятно, он бы попытался спровоцировать командора так, чтобы он не остановился и пересёк черту. Он напоминал себе ржавый, полусгнивший механизм, и Дориану было отвратительно это ощущение. Поэтому он был искренне рад, что Каллена здесь нет. Именно эти мысли и подтолкнули Дориана: он решил вернуть Каллену его книгу. ***** Он предпочёл держаться в тени, выбрав куда более длинный путь, чтобы избежать патрулирующих стену солдат. Он сжимал книгу, потирая корешок большим пальцем. Это правильный поступок. Это чужая книга, на ней, сука, написано имя Каллена. Создатель. Это просто книга. Пришло время с ней распрощаться. Вернуть на полку и двигаться дальше, потому что, kaffas… Так поступали взрослые люди. Они просто двигались дальше. Делали сложные вещи и продолжали жить. В башне Каллена было темно и тихо. Дориан на всякий случай постучал, прежде чем войти, потому что Создатель уже не единожды демонстрировал своё своеобразное чувство юмора, и, в любом случае, там мог оказаться какой-нибудь поздний гонец или солдат, который пытается разобраться с бумагами Каллена, пока тот прохлаждается с другими героями Инквизиции. Здесь было совершенно тихо и холодно. Никакой разницы температур между улицей и башней. Как Каллен ещё не простыл жить в таком леднике, можно только догадываться. С другой стороны, вероятно, именно это мохнатое чудище у него на плечах согревало его холодными ночами. Дориан направился прямо к книжному шкафу. Каллен вынул книгу Коула, на полке остался приличный зазор. Больше на полке не изменилось ничего. Дориан встряхнулся и поставил книгу на место, заставляя себя не делать глупостей и не проводить никаких прощальных ритуалов. Она встала на полку идеально, как паз, и Дориан шумно выдохнул, прикрывая глаза. — Вот и всё, командор, — произнёс он. Голос мягко отбился от стен и на мгновение показалось, что Каллен сейчас просто шагнёт к нему из тени, пыша яростью, как всегда. Но молчание затягивалось; Дориан был здесь один. Хорошо. Так и должно быть. Он отвернулся, пытаясь не обращать внимания на тупую боль от того, что книга осталась здесь, и упёрся взглядом в эту дурацкую лестницу, торчащую почти посреди комнаты. Внутри пробудилось нечто безрассудное — сжало желудок и прошлось по нервам. Каллена здесь нет. Он никогда не узнает, заглядывал ли Дориан наверх. Дориан быстро отругал себя за эту мысль. Не было никакой необходимости туда подниматься. Что он там вообще мог увидеть? Комнату с кроватью и другой человеческой мебелью? Какой скандал! Только вот Дориан не уходил. Он подошёл ближе, вспоминая тот раз, когда ворвался в башню, а Каллен стоял прямо здесь, поставив одну ногу на ступеньку и уже собираясь подняться наверх. Без рубашки. Злой настолько, что кожа леденела от его взгляда. У Дориана буквально никогда больше не будет шанса подняться сюда, так что… почему бы нет? Утолить своё жалкое любопытство прежде, чем забыть обо всём и начать, наконец, двигаться дальше, точно как он себе пообещал. Он проворно вскочил на лестницу, сжимая руками сухие ступеньки, оставляющие в ладонях мелкие занозы, поднимаясь наверх, пока голова не оказалась на втором этаже. Комната была залита светом полной луны, и понадобилась всего секунда недоумения, чтобы понять, почему. В крыше была дыра. Не маленькое отверстие, размером с чашу, к примеру, а дыра, настолько здоровая, что Дориан бы мог вывалиться в неё, если бы миру сейчас вздумалось перевернуться. Он поднялся целиком и уставился в эту дыру, качая головой. От холода зуб на зуб не попадал, но то, как каждого предмета в этой комнате касался лунный свет, было красиво. Спальня Каллена, если это место вообще можно было назвать спальней, оказалась предсказуемо спартанской. Кровать и сундук. Больше здесь не было почти ничего. Кровать была не заправлена — признаться, не этого Дориан ожидал от их великолепного Командующего войсками, строгого до кончиков ногтей. Внутри вспыхнуло безумное желание заправить постель, но он был не настолько оторван от реальности. Он обошёл комнату, упиваясь осознанием, что это обыкновенная комната. Ничего примечательного. Именно здесь Каллен спал, вероятно, на этой постели он мучительно ворочался каждую ночь, когда осмелился отказаться от лириума. Но это просто кровать. Дориан снова посмотрел на дыру, гадая, не нарочно ли командор приказал её оставить нетронутой. Ломка по лириуму обычно сопровождалась сильной лихорадкой. Может, холодный воздух успокаивал его? Дориан уже почти готов был уйти, довольный собственной спокойной реакцией на всё увиденное, когда кое-что у неубранной постели Каллена привлекло его внимание. Он застыл, пристально глядя на крошечный сейф, стоящий у стены, на полу. Дориан заметил его лишь благодаря тому, что металлический замок отбил лунный свет. Он уставился на этот сейф, игнорируя предупреждающий звоночек, зазвонивший в голове, но взгляд отвести не удавалось. Ты сам знаешь, что внутри, прошептал чей-то голос в сознании. Снаружи разыгрался ветер. Он свистел над дырой в потолке, скрипели несколько плохо закреплённых досок. Дориана охватило какое-то злобное отчаяние, переплетающееся с тем отчаянием, которое жило в нём уже… куда дольше этого бесконечного дня. Каллен думал, что Дориан прочитал письмо, так почему не прочитать его на самом деле? Невозможно ведь убедить Каллена в обратном. И в глубине души он знал, что как только отведённая командору неделя закончится, Дориан уйдёт. Этот план был ужасен. У него других и не бывало. Так что изменится, если он сейчас откроет коробку и узнает, что за страшный секрет скрывает загадочное письмо? Он присел на корточки и протянул руку. Пальцы дрожали. Коробка была совсем крошечной, но надёжной. Такие иногда оставляли для хранения монет или драгоценных камней. Монеты Каллен не коллекционировал, драгоценные камни — тем более. Каллен Резерфорд коллекционировал лишь секреты. Отдалённо Дориан осознавал, что взял коробку в руки и теперь осторожно сжимает пальцами, покручивая и прислушиваясь к тому, какой звук издаёт содержимое. Ничего тяжелого или дребезжащего, но было слышно мягкий, лёгкий удар. Несомненно, магия быстро откроет этот тайник. Он прочтёт письмо, рассмотрит второй загадочный предмет и оставит здесь навсегда, чтобы больше никогда не возвращаться ко всей этой истории. Он ведь всё равно покинет Инквизицию. Разве Дориан не заслужил права совершить крошечное преступление, тем более, все убеждены, что он уже его совершил. Это невероятно просто. Открыть коробку и узнать. Дориан обожал узнавать новое. Но пальцы застыли в нескольких дюймах от замка. Магия уже потрескивала на самых кончиках, а Дориан замер. Что-то грубо, настойчиво умоляло его не делать этого. Ты вторгаешься в личное. Ты лучше этого. Лавеллан, по крайней мере, думала именно так. Создатель, даже Коул понял и уважал основы личных границ человека. Неожиданно его накрыло мощной волной отвращения к себе. За то, как яростно он хотел вторгнуться на чужую территорию, пробраться в чужую тайну. В памяти отчётливо прозвучали слова Вивьен. Мёртвые моральные ценности, так она о нём сказала. И да, вероятно, моральный компас Дориана иногда давал сбои и терял управление стрелкой, но… он действительно лучше этого. Он поставил сейф на место, стараясь расположить так, как он стоял до этого, и медленно встал, дрожа всем телом. Ничего общего у этой дрожи с холодом не было. От быстрого подъёма закружилась голова, но плевать, потому что теперь нужно просто… Ах ты ж. Сучья. Бездна. Командор Каллен, наполовину поднявшийся по своей идиотской лестнице, замер, глядя прямо на Дориана с совершенно отсутствующим выражением лица. Это было страшно. Он даже не выглядел разозлённым. Просто… застывшим. — Дориан. Что-то, похожее на смех, сорвалось с губ, прежде чем мир зашатался и погас, уступая Дориана плотной, милосердной тьме. ***** Ему ничего не снилось, а если и снилось, он совершенно ничего не запомнил. Первое, что он ощутил, когда пришёл в себя, было не удивление от незнакомой обстановки и даже не ледяной кончик носа, а огромная, уничтожающая волна скорби. Она накатила ещё до того, как открыл глаза. Его мать мертва. Он годами не говорил с ней так, как должно говорить сыну с матерью, и теперь у него никогда не представится возможности это исправить. Следующее, что дошло до его сознания, стало почти утешением. Дориан не будет скорбеть слишком долго, потому что он тоже скоро умрёт. Ведь он очнулся в постели Каллена, в спальне Каллена, а сам Каллен сидел рядом на деревянном сундуке для одежды и смотрел с пугающе-непроницаемым выражением лица. Дориану захотелось рассмеяться, но потом он вспомнил, что именно смех был последним, что он сделал прежде, чем потерял сознание. В спальне Каллена. Он медленно сел. На Каллене была чёрная рубашка и штаны из мягкой кожи. Никакой брони. Меч стоит совсем рядом, у стены. Командор, устало ссутулившись, упирался локтями о колени, пристально глядя на мага в своей постели. Дориан понял, что укутан в одеяло, и только поэтому, вероятно, не замёрз до смерти. Память попыталась изощриться всевозможными остроумными комментариями, но ни один из них, к сожалению, не был к месту. Дориан чувствовал себя выжатым и настолько иссякшим, что даже дышать было больно. Воспоминания вернулись окончательно, он быстро опустил взгляд и заметил, что маленькая коробочка исчезла. Каллен мог бы сойти за статую. Почти не шевелился, лишь плечи поднимались на вдохах, а лицо оставалось неподвижным. И он молчал. Дориан подумал, что, вероятно, стоит просто встать и уйти, но всё же заставил себя заговорить после того, как сухо сглотнул, обдирая горло слюной. По телу бежала нервная дрожь. — Вы здесь. Почему… вы здесь? Похоже, Каллен понял, что Дориан имеет в виду, не почему он находится в собственной спальне. — Отказался ехать с Хоуком и Лавеллан. Слегка кивнув, Дориан огляделся. Взгляд упал на дыру в крыше. На улице ещё темно, солнце лишь слегка окрасило небо парой красных мазков. Отлично. По крайней мере, он не так долго спал. Каллен откинулся назад и проследил за взглядом Дориана. — Я думал, на закате тебя уже здесь не будет. Ах, какая ностальгия. Сколько раз Дориан слышал похожие слова. Но сейчас всё, что было раньше, стало совершенно неважно. Дориан вообще должен быть благодарен, что Каллен не убил его во сне. Но он благодарен не был. Нисколько. Он сбросил с себя тёплые одеяла, и нижняя часть тела тут же словно погрузилась в ледяную воду. Дориан спустил ноги, перебарывая желание обхватить себя руками. Лучше просто уйди и ничего не говори. Да, это будет самый правильный вариант. Но что-то в словах Каллена резануло слух. Он нахмурился. — На закате? Сколько я проспал? — Целый день. Дориан в шоке приоткрыл губы. — Что?.. Каллен выдохнул через нос, глядя на него в ответ, не мигая. Он ни разу не моргнул. — Ты потерял сознание прошлой ночью. И проспал целый день. — А вы уложили меня в свою постель? — слабо спросил он. Голос казался слегка гнусавым от недоверия. — И одеяло подоткнули? — Нет, до этого не дошло. Дошло. Дориана буквально уложили спать. Он всё ещё чувствовал вокруг себя кокон горячего одеяла. — Значит, вы настолько добры ко мне потому, что вы и ваша подружка Соловей прознали, о чём мне написал отец? — произнёс он резким шёпотом, застывая каждым мускулом своего тела. Это было, пожалуй, единственным, чего Дориан никогда не сможет принять. Жалость. Дориан Павус не принимал ни жалости, ни милосердия. — Нет. — Почему вы не поехали с Лавеллан? — Не захотел. Ответы Каллена были предельно простыми, но в то же время ни хрена не становилось понятнее. Дориан снова заметил, что его ещё не разрезали на кусочки. Почему бы не испытать удачу. — И вы не собираетесь меня убивать? Взгляд Каллена не дрогнул. — За что мне тебя убивать? Дориан чувствовал, как его берут в тиски, хотя Каллен даже не пошевелился. — Может, за то, что я рыскал по вашей спальне? Он приподнял бровь и холодно произнёс: — Ты всегда был чрезмерно любопытен. О, этого бы вполне хватило, чтобы Дориану захотелось залиться хохотом, а потом надавить ещё сильнее, чтобы заставить Каллена отпустить себя, прекратить изображать статую, вынудить его отпустить то, что он так тщательно контролировал. Это невозможно было не ощущать. То, как Каллен себя ведёт — банальное сочувствие, не более. Точнее, это сочувствие по мнению Каллена. Нечто, наиболее к нему приближённое. — Предлагаю просто забыть обо всём произошедшем дерьме, согласны? — процедил Дориан. Напряжённый, нервный, отчаянный и желающий того, что сейчас было совершенно неуместно желать. — Вы и дальше собираетесь делать вид, что не злитесь? Наконец Каллен отвернулся, уставившись в стену. — Мне кажется, я собирался тебя убить, — негромко произнёс он. — Нет, я знал, что на этот раз точно тебя убью. Дориан не осмелился ничего ответить, захваченный ощущением бесконечного, жуткого полёта, вызванного словами Каллена. — А потом ты просто… потерял сознание. От шумного выдоха с губ сорвалось облако пара. Он ждал. — И я не знал, что делать. Мне показалось, что это неправильно — убивать тебя, пока ты в обмороке. И… не знаю. Я смотрел на тебя, пока ты был без сознания, всё казалось… таким другим. — Ну, я проснулся, — сумел выдавить Дориан, переводя взгляд на меч, а затем обратно. — Приятнее убить меня, пока я смотрю вам в глаза, да? — Вероятно, было бы приятнее, — согласился Каллен, глядя в ответ. — Но я не собираюсь тебя убивать. Это было милосердием, но и страшно напоминало жёсткий отказ. Холодный, стальной, в высшей степени неприятный отказ. Дориан внутренне напрягся. — Как щедро. Именно сейчас Каллен должен указать ему на дверь. Следует благословить его, поблагодарить Создателя и продолжить свой блядский путь шабаша и грёбаного разврата. — Это не щедрость. — Что тогда? Что-то мелькнуло в глазах Каллена прежде, чем исчезнуть. — Не знаю. Дориан холодно усмехнулся, поднимаясь на ноги. — А что вы вообще знаете, командор? — Знаю, что тебе больно. Дориан сжал губы в тонкую линию, пытаясь взять магию под контроль. Его накрыло чем-то диким, необузданным, разрывающим на части и сдерживаемым лишь той крошечной частью, которая не хотела умирать. Он чувствовал себя чудовищно одиноким, несмотря на то, что был здесь не один, и каждую секунду, вдыхая ледяной воздух, он вспоминал о том, что его мать больше не дышит. Сощурив глаза, он усмехнулся. — Как мило, командор. Теперь будете со мной нежничать? Каллен резко поднялся. Он полностью контролировал своё тело: вот он сидит практически неподвижно, а в следующий момент грациозно движется, как огромный хищник. Он остановился в такой близости, что у Дориана судорожно сжался желудок. Дориан мечтал уничтожить его самоконтроль. И уничтожит, чего бы оно ни стоило. — Ты вернул мою книгу, — произнёс Каллен, подходя ещё на шаг ближе, вторгаясь в личное пространство. Хотя, в этой комнате у Дориана не было никакого личного пространства. Это территория Каллена. Это Дориан в неё вторгся. — Зачем ты поднялся сюда? Только осторожно, сказал себе Дориан. Не позволяй ему понять, насколько ты жалок. — Ну, не зря ведь лестницы придумали, — пошутил он нагло и небрежно. А затем замер, ощутив, что Каллен вооружён. Сияющий меч неподвижно стоял у стены, но когда Каллен задел Дориана, сокращая расстояние до этой восхитительной, смертоносной близости, он ощутил безошибочное давление чего-то очень острого и холодного, касающегося ладони. Это был кинжал, кончик которого настойчиво вдавливался в кожу. Дориан не дрогнул, он медленно поднял руку, и кинжал поднялся следом, прижимаясь клинком к мягкой плоти. Дориан повернул ладонь так, чтобы она смотрела на командора. Каллен не отрывал от неё глаз. Его дыхание стало чаще, между ними росло нечто, выжигающее из комнаты весь воздух. — Что вы собираетесь этим делать? — А ты как думаешь? Дориан слегка надавил, острый кончик вспорол кожу. Крошечная, но вспыхнувшая огнём точка, испугала и привела в трепет одновременно. — Думаю… пустите мне кровь. У Каллена потемнели глаза: — Потому что тебе это нужно. — Разве? Каллен рывком отбросил кинжал и схватил Дориана за запястье, удерживая на месте, хотя в этом не было никакой необходимости. Он осторожно провёл большим пальцем по крошечному порезу, размазывая выступающую кровь по центру ладони. — В твоей крови есть магия? — спросил он шёпотом. У Дориана заходилось сердце, и он выдохнул: — Вы ведь знаете, что есть. Каллен, как зачарованный, смотрел на его руку. Большой палец всё ещё осторожно двигался, касаясь пореза и доставляя едва ощутимую боль, будто не мог себя заставить отпустить. А затем поднёс руку Дориана ко рту и провёл языком по ране. Дориан погиб. С губ Каллена сорвался звук, похожий на приглушенный стон. Рот был таким горячим, что едва удалось подавить судорожную дрожь. Ресницы командора затрепетали, когда он сглотнул. А затем поднялись и глаза обожгли пьяняще-тяжёлым взглядом, в котором было желание и ещё какое-то страшное, опасное чувство, которое Дориан не осмелился распознать. — Чувствую вкус твоей боли… Дориан сухо сглотнул. — И какой он? Кровь блеснула на нижней губе Каллена, когда он произнёс: — Прекрасный. Это было невыносимо. Дориан прижался к его губам, достигнув абсолютного пика отчаяния и нужды. Даже если бы Каллен правда после этого убил его, оно бы того стоило, но Каллен лишь яростно, зло ответил. Казалось, что он пытается проникнуть в Дориана всей душой, такой силы был их поцелуй, но даже его было недостаточно. Каллена всегда хотелось больше. Дориан ощущал привкус собственной крови на его языке, пальцы командора вплелись в его волосы, сжимая и притягивая ближе, посылая по коже головы болезненные уколы, переплетающиеся с удовольствием и желанием. Руки Дориана обхватывали шею Каллена, и он чувствовал, как с одной стороны его кожа становится влажной от крови. Он хотел, чтобы Каллен оказался глубже — во рту, в нём самом, всеми возможными способами. Каллен оторвался от его губ, прерывисто дыша. — Хочешь ощутить боль? Дориан едва не всхлипнул в ответ. — Пожалуйста. Каллен впился взглядом в его глаза, читая каждую обнажённую эмоцию. Произнёс: — Скажи, чего ты хочешь. Скажи, чтобы я услышал. — Ты сам знаешь, — Дориан скользнул большим пальцем по его губам, пачкая их липкой кровью, пытаясь увести подальше от слов, бесед и разума. Выражение лица Каллена остекленело, будто одного вкуса Дориана на языке хватило бы, чтобы он совершенно потерял голову. Но не полностью. Он дёрнул головой, отстраняясь от его руки, а затем притянул Дориана ближе, удерживая за волосы. — Мне нужна ясность, — предупредил он, — прежде, чем я потеряю способность ясно мыслить. Дориан почувствовал облегчение от того, что Каллен хотел определить их границы, а не требовал ответа на вопрос, что они оба творят. Очень хотелось закрыть глаза, но он знал, что Каллен этого не допустит. — Я хочу, чтобы ты сделал мне больно, — произнёс он прерывистым, отчаянным шёпотом, впиваясь пальцами в шею Каллена. — Заставь меня умолять, заставь умолять остановиться, но не останавливайся. Заставь меня пожалеть, заставь меня плакать. Каллен отрывисто выдохнул, приоткрывая губы и глядя с нескрываемым удивлением. — Да, — прорычал он, обхватывая горло Дориана и слегка сдавливая пальцами. — Это то, что тебе нужно, маг? Тело снова будто стало чужим, но сейчас это казалось приятным. Каллен удержит его. Каллен — его якорь. — Это то, что мне нужно. Командор снова прижался к его губам, но на этот раз не целуя. Его зубы сжали нижнюю губу и с силой укусили, разрывая кожу. И всё равно это ощущалось, как поцелуй. Самый идеальный поцелуй-укус, который ему когда-либо дарили. И когда Каллен снова судорожно выдохнул: «прекрасный», уже не имело значения, говорит он о вкусе крови и боли Дориана или о самом Дориане. Ничто не имело значения. Дориан потерялся и не хотел, чтобы его кто-то нашёл.