вторая молодость

это действительно было катастрофой. он снова вернулся вместе со шлейфом запаха травы, и, честно, загадка до сих пор, почему его не приняли где-то по пути. лохматый, грязный, несчастный Юра. набор психологических травм. папа недолюбил, скорее, ненавидел даже, ибо хотел дочку, а родился отброс. воспитывал жёстко, но это не было воспитанием, было насилие, которое он до сих пор проецирует на все вокруг стоящее. о матери в целом молчу - нарциссичная стерва. когда замочная скважина заскрипела, дав знать, что сейчас будет пиздец, мне оставалось только глубоко вдохнуть-выдохнуть, собраться с мыслями и физически - к сожалению - тоже. бессмысленно брошенный взгляд на зеркало, стоящее у стенки, ничего не дал. чувствовала, что вижу его в последний раз. -дорогая, я дома! и ненависть заскребла по коже самыми гадкими кошками. одно имя - Юра, Юрий и ещё другие самые конченные издевательства над именем - ассоциировалось исключительно с суицидальными мыслями. думая о нем, хотелось повеситься. и мысль: тринадцатый этаж, вроде бы, не так уж и низко, но если бы я выжила и после этого, это было бы действительно тем седьмым чудом света. -зачем ты приходишь? он кладет бумажник на стол аристократично, грациозно. я понимаю, что без него уже не выживу. это ебаная зависимость. и если не вверх с ним - то прямиком к чертям. цепями вяжет, словами манит, затем лупит всем, что попадается. и я прощала, ибо карие глаза напротив с трудом роженицы кричали "прости", и я велась, считая это успехом. -я соскучился!... - Юра тяжело дышит в шею, хватая ласково грубыми руками за талию, и эта тяжесть дыхания действительно могла вздурманить голову. -похуй. оттолкнула. он сразу же начал дышать ещё тяжелее, как животное, на которое кто-то посмел рыкнуть. глаза его красные от травы, налитые кровью и нарастающей злобой, а как же, всё-таки кто-то задел его эго. мужское эго действительно невероятно хрупкое. медленными шагами он подходил все ближе, оставляя лишь пару сантиметров расстояния мне и моим мыслям, и своей грубой рукой грубо, до дрожи в коленях взял меня за шею. отчего-то это даже нравилось, но желание откинуться в свои 19 нарастало в такие моменты все больше и больше. мне оставалось или упиться этой любовью, или умереть от ее отсутствия, той самой недолюбви. -Соня! - он чуть повысил голос, но тут же стих. - где мой ужин? -а с чего я вообще должна готовить тебе ужин? ты мне кольцо обещал, но я его не вижу. -потому что ты не стоишь кольца. -тогда почему? - я сама уже начала кричать больным криком не столько на него, сколько на этот ебаный мир, - почему ты ещё со мной, блять? -потому что никто больше тебя к себе не возьмет, шлюха. удар. я ударила его по щетинистой щеке, но он лишь покачнулся. а в ответ прилетело так, что улетела я, приземлившись головой о зеркало, которое тут же с оглушительным звоном разбилось. на осколках лишь мельком было видно отражение наступающих сумерек, лишь на секунду, потому что далее он брал меня за запястья и поднял, чтобы снова швырнуть, и, вероятно, ещё больнее. -мне трогай меня, блять! голос ушел на хрип. Юре было похуй. я уже предугадывала, как он будет позднее мне писать с извинениями и признаниями в безумной любви, приносить цветы под двери, а сейчас он бьёт меня беспощадно всюду, где видит. -не трогай меня, ебаный торчок! не трогай! не трогай... плач в мольбе заставил его остановиться. он встал напротив с той же внутренней злобой, пока я давилась от обиды. папа бы в жизни не позволил так ко мне отнестись. папа... но папа ничего не знал. -зачем ты приходишь, блять? зачем? зачем?... а он молчит. не знает. и я не знаю, зачем пускаю. не знаю, зачем довожу себя до состояния, когда трясутся руки и нечем дышать. раньше думала - от любви ли? сейчас думаю - от обиды. и это стало чем-то таким привычным и обыденным, что без этого жить стало невозможно. как курить. я чуть-чуть отодвигаю Юру еле заметно пальцами, но он легко поддается, и отхожу к бутылке абсента, сделав глоток и не имея возможности не смотреть на него. он красивый. и, сука, любовь ли это? мы вместе три года. и каждый вечер изо дня в день одно и то же - крики и битая посуда, зеркала, шкафы... все, что видится первым. он начинает кричать... честно говоря, мне совершенно не помнится, что он там кричал мне. маты, оскорбления, очевидно, от безысходности, плевался ядом, а глаза все такие же - налитые красные. я ставлю дрожащей рукой бутылку с абсентом, достаю сигарету и будто не замечаю присутствия обидчика рядом. и его это бесит больше всего. ему нужно быть замеченным. вот его цель. он хватает меня за горло, трясет в разные стороны, и кричит ещё громче мне прямо в лицо, собираясь уходить: -если бы не я, ты бы до сих пор к себе баб водила. неровные, косые шаги и лёгкие покачивания. пакетик с какой-то редкостной дрянью выпадает из кармана, а я знаю, что это будет очередным его поводом вернуться. я резким движением подбираю пакет, быстро прячу его в карман и, себя не помня, распахиваю дверь и злобно цежу: -если бы не ты, я была бы самой счастливой, ебаная ты мразь! дверь хлопает, резким движением закрывается на тысячу (два) замков, потому что я знаю, что Юра вернётся, обидится. и - буквально секунда - он снова ломится в двери. орёт. спокойно, размаренно я шагаю к балкону, по пути взяв недопитый абсент. допить его надо - ежедневная цель. вниз с балкона - тринадцатый этаж. все так же тринадцатый. и только сейчас мне наконец стало понятно, почему взрослые так часто пьют. жить так - невозможно. камнем бы вниз и не мучиться. тишина приятно разливалась по телу. спокойствие, такое, будто с таких истерик я ловила дикий кайф. глоток абсента жжет горло. обернувшись назад, замечаю свое отражение в осколках битого зеркала. знала, что час назад видела его в последний раз. -надо позвонить отцу, чтобы свое старое отдал. он агрессивно вышел из подъезда, и его мелкая фигурка скрылась в кустах. а пакет я ему не отдам... вынести мусор, выкинуть зеркало, извиниться перед старой соседкой... кусты еле шелестели, а внизу, на площадке, видно было столб, исписанный какими-то номерами. наивные - будто кому-то они нужны? -эй! псс! - звонкий смех слышался из окошка рядом. я обернулась, заметно оживленная таким живым женским голосом, и увидела в темноте силуэт какой-то девушки с каре. она свисала с балкона, довольная. волосы были светлыми - в темноте нихуя не видно - видно лишь огонек сигареты, мелькающий над кирпичными перилами. девушка была через балкон сбоку и этажом выше. пришлось чуть поднять голову, чтобы отозваться на смешок. -он сегодня быстро ушел, я посмотрю. - с иронией и одновременно лёгкой радостью подметила она. -да. ответ краток и вроде понятен. что ещё надо? -у тебя, кстати, волосы такие красивые. рыжие... -как у ведьмы? -наверное. глаза у тебя не зелёные? -нет. -а у меня голубые. она курила так аккуратно, чуть-чуть касаясь губами фильтра, оставляя след от блеска, который было видно под рыжим, через раз светящим фонарем. -если сильно изобьет, заходи. квартира сто девяносто один. она потушила сигарету и так же аккуратно закрыла окошко. я снова осталась с тишиной на улице, в мыслях наедине. хоть бы представилась, сестра милосердия...