Broken Open

«Broken pieces, break into me So imperfectly what you should be» «Разбитые осколки впились в меня Ты не должен быть совершенством»

Январь 2005 г. Джастин

      — Он ведь не придёт, — Джастин смотрел на лица своих друзей, своей семьи и слышал жалость, гнев и любовь в их словах. Но это не имело значения, потому что в тот момент он знал, что больше не увидит Брайана.       Джастин не понимал, почему. Это было самым худшим.       Его волнение перед премьерой и приходом друзей было ощутимым. Всё его тело, как один большой нерв, страдало от сенсорной перегрузки из-за суматохи, звуков и запахов. Казалось, что он только что приехал и видит всё это впервые; огни Лос-Анджелеса были ярче, движение шумнее, воздух свежее. Всё возбуждало его, но в первую очередь — мысль о том, что он снова увидит Брайана.       Это были долгие несколько месяцев (ну, семь месяцев на самом деле): пре-продакшн, потом продакшн, потом пост-продакшн. Он должен был пробыть в Лос-Анджелесе всего два или три месяца. Время тянулось, казалось, бесконечно, но Джастин не замечал этого. Он работал, рисовал, создавал искусство, которым чертовски гордился! Юноша и не думал воспринимать долгое молчание Брайана или его лёгкое (и явно фальшивое) волнение по поводу поездки Джастина как нечто более серьёзное, чем просто скучающий по принадлежащей ему любимой заднице мужчина. Не то чтобы Джастин считал себя таким — он знал, что Брайан получал сексуальную разрядку, если хотел, от жителей Либерти-авеню. Не было недостатка в мужчинах, которые с радостью бы прогнулись перед Брайаном Кинни.       И всё же. Джастину следовало быть внимательнее. Может быть, всё сложилось бы иначе…       Многое в поведении Брайана за те месяцы, что Джастин был в Лос-Анджелесе, должно было подсказать ему, что что-то не совсем так. Но Джастин был так далеко, что не мог заметить, и никто из его друзей в Питтсбурге тоже не потрудился его предупредить. Хотя, возможно, они тоже не поняли этого.       — Мне жаль, милый, — его мать была рядом, обнимала его, прижимая к своей груди. Джастин мог видеть через её плечо, и его сердце оборвалось, когда он заметил, как слеза медленно скатилась по щеке Дафны.       Брайан не придёт. Никогда. Как трус, он выбрал лёгкий путь и всё решил за них обоих. Как всегда и делал.       Все остановились в одном отеле, в нескольких кварталах от квартиры Джастина (Бретт мягко попросил его переехать из гостевого дома через четыре месяца…), и позже, после того, как друзья безмолвно разошлись по своим делам, чтобы устроиться и прийти в себя после долгого перелёта, Джастин медленно пошёл домой.       Он знал, что происходит — понял это, но всё ещё не до конца; не знал, почему так вышло.       Это было самым большим событием, которого Джастин когда-либо мог достичь — самым большим достижением на сегодняшний день, а единственный человек, с которым он больше всего хотел разделить это, даже не потрудился прийти; не потрудился позвонить или написать, или сказать кому-нибудь. Все были шокированы и рассержены, когда Брайан так и не появился в аэропорту. Чёрт, он даже оплатил перелёт для многих из них.       Но Джастин знал. И хотя в данный момент юноша был растерян, он также понимал, что позже, когда все вернутся домой в Пенсильванию и его больше ничто не будет отвлекать, он ощутит всё в полной мере. Это произойдет быстро и без предупреждения, и юноша задумался, не убьёт ли его эта боль.       Никто другой в его жизни не мог причинить ему столько страданий, сколько Брайан. Джастин знал это по опыту. Слишком большому опыту.       Но ему и в голову не приходило, что Брайан не приедет. Джастин никогда, даже на секунду, не предполагал, что всё закончится именно так.       В ночь премьеры все были в восторге даже несмотря на то, что отсутствие Брайана наложило отпечаток на всю поездку. Тем не менее, заразительная улыбка Дафны, когда они шли по красной дорожке, её восторженные визги при виде списка «кто есть кто» в Голливуде — всё это подняло настроение Джастина, пусть и всего на несколько часов.       Позже на вечеринке его словно ударили — с силой и без предупреждения. Он пошёл в туалет и, открыв дверь, увидел в объятиях Бена Майкла, открыто рыдающего и бормочущего что-то о том, что «как он мог так поступить со мной. Мы же лучшие друзья».       Джастин стоял около минуты, глядя на происходящее перед ним и пытаясь сдержать гнев и жалостливую ненависть, которую испытывал к Майклу в этот момент. Он хотел броситься и закричать Майклу в лицо, что он не единственный, кому Брайан причинил боль. Что у него нет монополии на боль от его грубого исчезновения, жестокого игнорирования их повторяющихся звонков и сообщений.       Но Джастин этого не сделал. Он просто вышел из туалета и нашёл утешение в открытом баре. Не помнил, как именно добрался до дома в тот вечер, но, увидев на следующее утро Дафну, спящую на его диване, всё ещё в платье с премьеры, понял, что всё не так плохо.       Через несколько дней после премьеры группа людей, которых Джастин считал своими друзьями и семьёй, вышла на улицы Лос-Анджелеса, чтобы осмотреть некоторые достопримечательности. Джастин должен был играть роль гида, но у него не было ни сил, ни интереса «притворяться» вместе с ними. Не тогда, когда он замечал их взгляды и слышал шёпот. Не тогда, когда знал, что все они его жалеют. И как бы он ни ценил их поддержку, юноша не мог смириться с жалостью.       Джастин не хотел слушать, как Мелани яростно набрасывается на Брайана, обвиняя его в каждом проклятом поступке, который он когда-либо сделал; Джастин не хотел видеть скорбные взгляды Эммета, слышать вздохи или видеть его слёзы; Джастин не хотел смотреть, как Майкл привлекает внимание группы, выставляя себя жертвой. Джастин просто хотел, чтобы они все ушли.       Затем, на третий день, за сутки до того, как они уехали, чтобы вернуться к своей жизни, Линдси появилась у него дома. Она была одна, за что Джастин был ей благодарен. Он думал, что Линдси, и, возможно, его мать, и, конечно, Дафна, были единственными людьми, чьё присутствие не вызывало у него дискомфорта.       — Я поговорила с ним, — сказала Линдси, как только оказалась внутри и сняла пальто.       — И что? — Дафна стояла рядом с Джастином, положив руки на бёдра и выдвинув челюсть. Джастин мог бы рассмеяться, если бы не чувствовал, что всё его существование зависит от того, что Линдси скажет дальше.       — И ничего, — Линдси покачала головой и посмотрела на Джастина самыми печальными глазами, которые он когда-либо видел на её лице. — Брайан не сказал мне ни слова. Ему нечего было сказать, поэтому я решила, что он ненавидит себя за то, что сделал. Он несчастен и, возможно, терзает себя.       — Ты шутишь? Тебе действительно жаль его после того, что он сделал? — Дафна скрестила руки.       — Прекрати, Даф, — вздохнул Джастин, глядя на Линдси и понимая, что, как бы она ни помогала ему, как бы ни старалась поддержать его в творчестве, она всегда будет прежде всего другом Брайана, и внезапно Джастин потерял не просто человека, которого любил много лет, но и семью, которая приняла его, когда никто другой не мог этого сделать. Потому что все они были прежде всего друзьями Брайана, и все они выбрали его. Все всегда выбирали его.       — Спасибо, что сообщила мне, — жёстко улыбнулся Джастин, внезапно ощутив потерю целой семьи, а не только человека, которого он так сильно любил на протяжении четырёх лет своей жизни.       — Брайан был не прав, что не пришёл, — сказала Линдси, переводя взгляд с Джастина на Дафну и обратно, — он был не прав, что поступил так, и я хочу, чтобы ты знал: я не думаю, что смогу простить его за это. За то, что он причинил тебе такую боль.       — Тебе не нужно этого говорить, — тихо сказал Джастин, чувствуя, как Дафна опустила руку на его спину и осторожно начала растирать её кругами. Джастин оценил слова Линдси, но не был уверен, что верит им. Брайан имел над ней странную, магнетическую власть, как и над Майклом, и Джастин не считал, что даже такой поступок Брайана достаточно ужасен, чтобы Линдси вычеркнула его из своей жизни. Не то чтобы она могла его вычеркнуть, так как всё ещё была матерью сына Брайана.       — Джастин, — она придвинулась ближе, положив руки на плечи юноши, — я на твоей стороне. То, что я думаю, что Брайан может сожалеть о содеянном, не означает, что я собираюсь простить его за это. Или позволю ему вернуться к старым моделям поведения, которые у него были в прошлом. Не со мной. Я просто так потрясена, и мне больно за тебя. Я не хочу верить, что он настолько жесток. Но, наверное, понимаю, что он такой и есть. Мы все это знаем. Неважно, как сильно хотим, чтобы он изменился.       Джастин заставил себя улыбнуться, но всё ещё сомневался. Ему только предстоит выяснить, насколько близкими останутся эти люди с Джастином в дальнейшем, являясь в первую очередь друзьями Брайана.       — Я просто хотела, чтобы ты знал. Я просто… мне жаль, — Линдси притянула его к себе, и Джастин принял её объятия, стараясь сохранить самообладание. Он не хотел проливать ни одной слезы ни перед кем. Он не должен был быть слабым и не должен был сломаться.       — Спасибо, — пробормотал Джастин ей в плечо, прежде чем она отпустила его.       — Сейчас мы с Мэл отвезём Гаса и Джей Ар в Диснейленд. Потом мы улетаем в Питтсбург завтра утром, так что я не уверена, когда увижу тебя снова, — Линдси посмотрела на Джастина, и ему показалось, что он увидел в выражении её лица надежду.       — Я останусь здесь, — гордо сказал он, чувствуя, как внутри закипает ярость, — по крайней мере, на некоторое время.       — Хорошо, — она слабо улыбнулась, натягивая куртку. — Я имею в виду, я думаю, это хорошо, что ты живёшь своей жизнью.       Джастин кивнул, ещё раз быстро обняв её. Линдси ушла, и он снова остался наедине с единственной настоящей подругой.       — Какого чёрта, Джастин, — Дафна смотрела на закрытую дверь. — Неужели все носят розовые очки, когда дело касается этого засранца?       Джастин издал пронзительный смешок, посчитав это заявление ироничным:       — Когда-то ты была одной из них, — он легонько ударил её по плечу, после чего рухнул на диван. Он чувствовал себя слабым, неуверенным и очень злым.       — Да, но я не могу смотреть на то, как он причиняет тебе боль раз за разом, и начинаю думать, что тебе будет лучше без него, — она опустилась рядом с Джастином и положила голову ему на плечо.       Он сжал челюсти, проглатывая ярость, которая грозила вырваться наружу и привести его туда, куда Джастин не хотел идти, туда, где он не был уже очень давно.       — Я люблю тебя, Даф, — наконец вздохнул он, прислонил свою голову к её и взял за руку, используя чужую ладонь как спасательный круг. Так они просидели долгое время, погрузившись в свои мысли, и единственным звуком был шум проезжающих за окном автомобилей Западного Голливуда, которому было всё равно на боль, испытываемую Джастином.

***

      Мать Джастина и Дафна остались в Лос-Анджелесе ещё на несколько дней после того, как все остальные вернулись в Питтсбург. Джастин видел, что они были обеспокоены. Никто не смог связаться с Брайаном после того, как это сделала Линдси, но Джастин подумал, что, возможно, они просто перестали пытаться.       Однако Джастин отчаянно нуждался в нём, и как бы он ни был зол, ему всё равно нужно было знать, что происходит. Поэтому он продолжал звонить, и каждый раз, когда вместо мужчины отвечал автоответчик, ярость внутри Джастина стремительно росла. Он не был уверен, как долго ещё сможет держать свои чувства под контролем.       Когда Дафна и его мама уехали и он снова остался один, юноша позволил себе выплеснуть ярость. Он швырял вещи, ломал предметы и чуть было не разорвал единственную фотографию, на которой были они с Брайаном, но здравый рассудок взял верх, заставив его усомниться в том, что он действительно хочет это сделать. Вместо этого он засунул её в морозильник, но это не помогло ему избавиться осознания того, что Брайан продолжает занимать все его мысли.       Через несколько дней Джастин пришёл к ужасающему пониманию… которое теперь занимало каждый час его жизни. Он не мог есть, его сон был беспокойным и полным странных видений, которые ещё не были кошмарами, а его грудь покрылась крапивницей от беспокойства и стресса, вызванного одной ужасной мыслью. Наконец, он не выдержал и позвонил матери, умоляя её проверить Брайана — просто убедиться, что с ним всё в порядке. Что он не заболел снова.       Это имело смысл — если рак вернулся, конечно, Брайан оттолкнул бы его, и что может быть лучшим поводом, если Джастин находится за пределами штата.       Он не хотел, чтобы это было правдой ради Брайана, но также втайне надеялся, что это правда, потому что, по крайней мере, Джастин смог бы с этим бороться. Это было тем, с чем он мог бы справиться — реальной причиной поведения Брайана. Хуже было бы узнать, что с ним всё в порядке, а Брайан просто недостаточно заботился о чувствах Джастина, чтобы приехать.       …Именно это, по сути, и подтвердила его мать, когда позвонила через несколько дней. Она сказала, что Брайан настаивал на том, что он в порядке. И совсем не болен.       Джастин повесил трубку, чувствуя себя совершенно никчёмным. Он ненавидел всё и всех на свете, включая Брайана и себя.       После этого он больше не пытался дозвониться.

***

      В течение следующих нескольких месяцев Джастин находился в состоянии лимба; иногда он чувствовал себя хорошо, как будто преодолел свою боль, но потом случалось что-то, что возвращало его к началу, и Джастин думал, что может умереть от американских горок эмоций, которые он не мог контролировать. Юноша не работал ни над чем новым — у него было слишком много свободного времени, но не хватало мотивации чем-либо заняться, а когда она появлялась, сил становилось настолько много, что Джастин не мог их обуздать, и поэтому сосредоточиться всё равно не получалось.       Он жил на свои сбережения, в основном за счёт роста продаж комикса, а также некоторых остатков от проката фильма. Джастин не был уверен, что смог бы удержаться на работе, даже если бы она появилась. И хорошо, что они с Майклом придумали следующие несколько выпусков «Гнева» месяцами ранее — их было достаточно для публикации раз в месяц в течение следующего года, прежде чем истории закончатся, а Джастин не был уверен, что сможет их продолжить, если придётся. Мысли о Брайане и «Гневе» высасывали из него всё творческое начало. Джастин сомневался, что сможет когда-либо снова писать комиксы. Он говорил об этом с Майклом — они сочувствовали друг другу и находили утешение в «Гневе» и боли, причинённой Брайаном. Джастина удивило, что Майкл вообще захотел с ним говорить, но юноша уделил ему внимание, в котором тот нуждался, и, что удивительно, Майкл ответил Джастину тем же. Они вкратце обсудили, что им делать, когда понадобится снова начать работу над «Гневом», но решили отложить этот разговор на некоторое время, пока оба не отойдут от злости. Джастин задался вопросом, сможет ли он когда-нибудь хоть немного её усмирить.       С Дафной он тоже общался, но не так часто. Когда у неё начался семестр она стала невероятно занята, заканчивая предмедицинскую программу, и не могла быть для Джастина плечом, на котором можно поплакать, как раньше. Поэтому ему пришлось искать утешения у других людей, включая Линдси и Эммета.       Они подбадривали его, но Джастин чаще всего утешал Эммета или задавался вопросом об истинных чувствах Линдси. Он не мог злиться на неё или расстраиваться из-за того, что Линдси всё ещё видится с Брайаном — в конце концов, он был отцом Гаса. Но Джастин также знал, что в итоге они помирятся, и Линдси не будет плечом, на которое можно будет опереться, если что-то произойдет, поэтому он постепенно перестал делиться с ней чувствами. Даже через людей, с которыми Джастин общался, Брайан продолжал его поглощать.       Прошло шесть месяцев после премьеры, а Джастин всё ещё не освободился от Брайана. Ходили разговоры о продолжении фильма «Гнев», и Бретт Келлер предложил Джастину поработать над ним. Тот не отказался, хотя теперь сильно сомневался в своих силах касательно этого проекта. Оказалось, что это не имело значения — хотя у них было несколько предпроизводственных встреч и хотя они прошли через два черновика сценария, студия в конце концов решила избавить «Гнев» от страданий и отменила проект. Джастин только жалел, что они не сделали этого с первым фильмом — тогда бы он не оказался в такой передряге.       Лето закончилось, а Джастину нечем было похвастаться. Ни работы (всё ещё), ни новых друзей (всё ещё), ни даже грёбаного загара… Весь год, начиная с премьеры, он провёл в жалких размышлениях, и хотя он не выносил этого, не знал, как остановиться. Это стало его частью, и Джастин ненавидел Брайана за то, что тот заставлял его чувствовать себя таким никчёмным и недостойным звания мужчины.       Дафна, его мать, Эммет, Деб — все они настаивали на том, что ему нужно выбраться: снова начать жить своей жизнью. Джастин отрицал, утверждая, что отпустил прошлое, хотя понимал, что они знают о его лжи. И всё же они не могли его понять. Они находились на другом конце страны, жили своей жизнью и двигались дальше, а Джастин застрял в незнакомом месте, окружённый людьми, которые заботились только о себе, и замечал отсутствие того, что было в его жизни в Питтсбурге. Возможно, они с Брайаном не были постоянно счастливы и не являлись идеальной парой, но у них всё получалось; по крайней мере, Джастин думал, что получалось. Было ли всё это самообманом?       В пятницу, перед выходными, посвящёнными Дню труда, Джастин ходил за продуктами, когда увидел флаер с рекламой драг-шоу в Lei'd, местном танцевальном клубе, который он иногда посещал. Решив, что ему пора вернуться к собственной жизни, Джастин запланировал посетить это мероприятие, и когда он пришел, то снова оказался в постели Коннора Джеймса.       Это был идеальный сценарий, и Джастин использовал Коннора довольно эффективно, чтобы отогнать любые мысли о Брайане и все связанные с ним эмоции. Они проводили вместе каждую ночь, обычно у Коннора дома. Джастин позволял ему делать всё, что тот хотел, и приветствовал его инициативу, потому что этот мужчина не был похож на Брайана.       Коннор знал, что это не более чем физические отношения — он никогда не пытался поцеловать Джастина или обнять его после секса, и поначалу тот это ценил. Но по мере того как тянулись месяцы и секс становился немного скучным и предсказуемым, Джастин начал хотеть большего. Он хотел, чтобы его целовали, ласкали и обнимали после, потому что последним человеком, который делал с ним такие вещи, был Брайан, и Джастин был полон решимости вычеркнуть эти воспоминания из своей памяти.       Сначала Коннор не хотел целоваться — в первый раз, когда Джастин приступил к поцелую, тот спросил его, что он делает. Но когда Джастин заверил мужчину, что дело не в любви или чувствах, Коннор неохотно сдался. Это не сработало: поцелуй Коннора, как и его трах, отличался от поцелуя (или траха) Брайана. Это не заменило воспоминаний, которые Джастин хотел оставить в прошлом, а только заставило его понять, как сильно он скучал по поцелуям (и по сексу) с Брайаном.       Когда закончился декабрь (а Рождество Джастин провел в Лос-Анджелесе, к ужасу матери, и хотя она пыталась сказать ему, что Брайана в городе нет, Джастин отказался слушать, давно перестав о нём спрашивать — он просто не хотел ничего знать) и начался январь (новый год), наступила «годовщина» премьеры и душевная боль Джастина вспыхнула вновь.       Он не мог поверить, что прошёл год. Казалось, всё случилось совсем недавно, но в то же время было ощущение, что это произошло десятилетия назад. Джастин чувствовал себя не лучше и не хуже, чем первое время, когда понял, что Брайан не приедет.       К этому добавлялось то, что отношения с Коннором больше не складывались так, как Джастин хотел и надеялся. Всё между ними стало настолько предсказуемым и «нормальным», что казалось, будто они состоят в отношениях. Только это были отношения, в которых они никогда не встречались, не говорили ни о чём, кроме прослушиваний Коннора и последних торговых новостей, и, что самое главное, ни один из них не заботился о другом больше, чем просто как о друге.       Джастин пил больше, чем следовало, принимал наркотики, которые Коннор приносил домой с различных вечеринок, на которых присутствовал, и игнорировал в своей жизни всё, что могло напоминать «настоящее» или «эмоции». К концу февраля Джастин покончил с Коннором Джеймсом и снова потерялся в море незнакомых людей, которым не было до него никакого дела.       К тому же он был на последнем издыхании, подрабатывая то тут, то там, и хотя они с Майклом писали новые выпуски «Гнева», они утратили свою магию, и продажи заметно упали. Джастин знал, что пройдёт совсем немного времени, и комиксу настанет мучительный конец. И он, и Майкл были крайне разочарованы и бросили любое поклонение Брайану Кинни. Джастин знал, что они оба не смогут поддерживать комикс с той болью, которую всё ещё чувствовали. Но они старались изо всех сил — и Джастин пообещал себе, что будет продолжать рисовать до тех пор, пока они с Майклом считают, что комикс стоит того, чтобы его выпускать.       Жизнь Джастина была скучной, одинокой и несчастной. У его матери появился новый мужчина (на этот раз более подходящий по возрасту), который обожал их с Молли, Дафна начала учёбу в медицинской школе в Нью-Йорке и каждые выходные пропадала в клубах, Линдси переехала с Гасом в Вермонт и преподавала искусство, ресторанный бизнес Эммета процветал, Деб и Карл планировали кругосветное путешествие благодаря лотерее штата Пенсильвания, Мелани была в Балтиморе с Джей Ар и, насколько Джастин слышал, встречалась с кем-то, Тед и Блейк были вместе и счастливы, и, несмотря на то, что 14-я поправка прошла и законность усыновления Хантера была неясна, Майкл и Бен тоже были счастливы, как никогда.       Джастину нечего было показать за прошедший год, кроме повреждённого, почерневшего и разбитого сердца, которое, как он ни старался, не мог хоть немного залечить.       Примерно через неделю Джастин получил письмо от одного из руководителей художественного направления «Гнева» с вопросом, не хочет ли он приехать и немного поработать над фильмом. Джастин ухватился за эту возможность, готовый выбраться из своего дома и попытаться понять, как жить дальше. Новая работа с новыми людьми могла стать именно тем, что ему было нужно.       Это была хорошая работа; она продлилась два месяца и подарила Джастину ещё одну денежную подушку, так что ему не нужно было сразу же бросаться на поиски чего-то другого. Работая с другими художниками и дизайнерами, он понял, что ему нравится то, чем он занимается, так что Джастин решил попробовать строить карьеру в области художественного оформления кино и телевидения.       На новой работе он также завел несколько друзей — людей, с которыми он мог встречаться, общаться и хоть ненадолго забывать о том, что он чувствовал себя мёртвым из-за вопиющего пренебрежения Брайана к нему.       Так он и существовал, день за днём выживая — иногда ненадолго забывал обо всём, но в конце концов воспоминания всегда возвращались. Он пытался следить за сексуальными выходками Дафны — очевидно, единственный способ выжить в медицинской школе — это иметь много беспорядочного секса — и одновременно пытался поддерживать хоть какой-то интерес к жизни других своих друзей из Питтсбурга; но на самом деле, разговор с любым из них просто напоминал Джастину о том, что он имел и что потерял. Поэтому он начал постепенно вычёркивать их всех из своей жизни. Первыми ушли Тед и Мелани, и это было не слишком трудно. Эммет был так занят, что Джастин смог отключить и его линию жизни без особых проблем. Линдси тоже отпустила его довольно легко, хотя Джастин получал от неё случайные письма (несколько раз в год) с новостями о Гасе. С Деб было сложнее, но когда «Гнев» наконец-то умер мучительной смертью, а Джастин и Майкл коллективно решили расторгнуть свои деловые отношения, Джастин понял, что сможет избавиться и от Дебби. Не то чтобы она или кто-то из них полностью исчезли из его жизни. Деб и мать Джастина по-прежнему были очень близки. Но он больше не мог поддерживать эти отношения. Всё, что они делали, — это напоминали ему о том времени, когда он был счастлив, защищён и хорошо знал себя.       Теперь Джастин себя совсем не знал. Так много всего изменилось, и так быстро, что ему всё ещё казалось, что он играет в догонялки. Даже три года спустя Джастин не мог прожить и недели без срыва, вызванного тем или иным событием. Он постоянно сомневался во всём, что происходило в его жизни, и корни этого связывал с Брайаном. Брайан никогда не предлагал Джастину ничего стабильного и надёжного, и за надежду на это он Джастина и погубил.       Единственным утешением для Джастина было заглушение боли. И когда его эмоции зашкаливали и он чувствовал, что скатывается в отчаяние, он отправлялся на улицу — не осознавая, что использует методы Брайана по обезболиванию, он шёл и напивался до одури, позволяя тому, кто проявлял интерес, увести его в подсобку или в туалет, или даже в чёртов переулок. Джастин знал, что это нездорово и небезопасно, но не понимал, что ещё может сделать. Он застрял в месте, которое ненавидел, и всё, что он мог контролировать, — это своё собственное поведение, и даже если оно было разрушительным, оно всё ещё оставалось его собственным поведением, которым он мог управлять.       Джастин не мог понять, почему просто не может забыть о том, что произошло с Брайаном. Он задавался вопросом, почему это нависало над ним, не давая покоя. Это злило его, угнетало и заставляло мстить. Если бы он знал, как сделать Брайану больно в ответ, он бы сделал, но единственный способ сделать это — это увидеть Брайана, а способ увидеть его — вернуться в Питтсбург, а это означало бы увидеть всех остальных, и Джастин знал, что у него нет ни эмоциональных сил, ни силы воли, чтобы решиться на это. Находиться на другом конце страны было легче, но и труднее тоже. Легче было представить все ужасные вещи, которые он мог бы сказать или сделать, чтобы причинить Брайану боль, но если он представлял, что действительно скажет или сделает это, то вдруг становилось страшно, и Джастин цепенел, потому что думал, что сильнее этого — предполагал, что, пережив побои, гнев отца и много-много раз, когда Брайан раньше причинял ему боль, он достаточно силён, так что Джастин был опустошён, узнав, что это не так.       Когда прошло время, и он смог оглянуться назад, он задумался, действительно ли Брайан ему так сильно нравился. У них были свои моменты, они любили друг друга сильно, быстро и жестоко, но Джастин не был уверен, что Брайан когда-либо был его другом. Были моменты, моменты, моменты: после избиения и во время Стоквелла, и даже сразу после диагноза рак, когда всё было относительно хорошо, и Джастин чувствовал себя равным. Но сейчас, оглядываясь назад, он видел только то, что Брайан управлял им — устанавливал границы их отношений на своих условиях, заставляя Джастина идти на компромисс, в то время как он сам не уступал ни в чём вообще. Джастин никогда не был ему ровней, и именно это сильно злило его даже сейчас. Брайан принял Джастина, вылепил из него то, что хотел, а потом вытолкал за дверь без лишних раздумий, не оглядываясь. Как будто он был всего лишь очередной игрушкой, которая ему надоела. Джастин задавался вопросом, любил ли Брайан его когда-нибудь по-настоящему. Возможно, ему было не всё равно, и, возможно, он немного заботился о мальчишке, которого взял под своё крыло, — но любовь? Нет. Джастин не думал, что она когда-либо существовала в их отношениях, и начинал думать, что Брайан вообще не способен любить.       Поэтому Джастин работал и пытался примирить свою жизнь и свои эмоции, не имея ничего: ни причин, ни оправданий. Ничего, кроме догадок и вопросов без ответов, и всё равно он использовал единственную известную ему форму эскапизма, чтобы уйти от собственных мыслей — выпивку, иногда наркотики и много случайного, и много раз анонимного, секса. Похоже, время, проведённое с Брайаном, пошло на пользу.       Его тело было разбито, и он постоянно чувствовал себя дерьмово, не только эмоционально, но и физически. Он совершенно забыл, что такое быть счастливым или здоровым.       Джастин работал, ходил на свидания и сквозь зубы врал матери и Дафне, когда они звонили.       — У меня всё отлично.       — Всё идёт просто прекрасно.       — Всё замечательно.       — Лос-Анджелес — самый лучший.       Если они ему и не верили, то не подавали виду. Что удивило Джастина, так это настойчивость Линдси в том, чтобы связаться с ним. Некоторое время он избегал её звонков, игнорировал её электронные письма, но она всё равно продолжала добиваться его ответа. Наконец, однажды из простого любопытства Джастин принял её звонок. Крошечная часть его души, та часть, которая не теряла надежды на счастливый конец с Брайаном, подумала, что, возможно, она пытается сообщить ему хорошие новости. Только после того, как он ответил, у него мелькнула парализующая мысль, что, возможно, с Гасом… или Брайаном случилось что-то плохое.       Но это было не так. Они оба были в порядке. Или, по крайней мере, Гас был в порядке, но Джастин предположил, что и Брайан был в порядке тоже, поскольку Линдси ничего о нём не сказала. Что она сделала, так это предложила Джастину что-то вроде отдушины. Она читала между строк, слышала невысказанную боль и позволила ему её осознать. Линдси не пыталась сказать ему, что в конце концов он это переживет, или что прошло уже четыре года и он должен двигаться дальше, или что ему нужно пойти и встретить кого-то нового. Она просто дала ему выговориться — и Джастин впервые почувствовал хоть какое-то облегчение от постоянной боли внутри.       У него была Дафна, которая, конечно, хотела помочь, но она была так занята своей учёбой и своими парнями, что Джастин не чувствовал себя вправе вываливать на неё своё дерьмо. А его мать была слишком вовлечена эмоционально (и злилась на Брайана), чтобы хоть как-то помочь — так что Линдси так и осталась Линдси.       Джастин не хотел разговаривать с ней долго или постоянно, но когда ему нужно было успокоиться, получить разрешение на чувства, он звонил ей. И она слушала и позволяла ему выплеснуть всё, что было внутри. И для Джастина это было всем. Когда 14-я Поправка была отменена судом Пенсильвании, а Тед и Блейк решили пожениться, именно Линдси убедила Джастина вернуться. Она пообещала ему, что Брайана там не будет — или где бы то ни было — и Джастин рискнул поверить, что это правда. Ему нужно было увидеть этих людей и снова почувствовать себя частью семьи — пусть даже ненадолго. В итоге это больше навредило, чем помогло, и после этого Джастин пообещал себе, что никогда не вернется в Питтсбург. Слишком много воспоминаний, и даже если Брайан не был там физически, он был там духовно, и Джастин не мог избавиться от ощущения его присутствия. Для него это были самые длинные и тяжёлые три дня с момента премьеры и отсутствия Брайана.       В апреле 2009 года, когда комикс «Гнев» официально умер, Джастин снова начал отчаянные поиски работы. Прибыль от комикса снижалась в течение последнего года, и он едва зарабатывал на продажах, чтобы покрыть месячную арендную плату. Теперь, когда они с Майклом больше не выпускали комикс, он знал, что необходимо найти работу — он должен был заявить о себе и что-то для себя подобрать. Джастин не хотел бежать домой к матери и уж точно не желал снова становиться мальчиком-гопником.       В середине месяца, листая газеты в небольшом кафе, он наткнулся на вакансию в художественном отделе для драмы, выход которой был запланирован на Рождество. Это была более низкая должность, чем та, которую он занимал в «Rage», и оплачивалась она меньше, но Джастина это не волновало. На фоне бесчисленных объявлений о вакансиях секретаря и прославленной работы на побегушках у какого-нибудь засранца-актёра или режиссёра, это была одна из немногих работ, связанных с искусством, которую он мог найти. Конечно, у Джастина не было опыта работы в драмах, но он прекрасно разбирался в исследованиях, и это было чем-то новым и необычным. Он хотел этого — это как раз то, что ему нужно.       К счастью для Джастина, один из других ассистентов знал его по фильму «Гнев», и, просмотрев резюме и портфолио работ, ему сразу же предложили эту должность.       Джастин был невероятно благодарен за неё. Часы работы были долгими, но интерес этого стоил. Он оттачивал свои навыки рисования, и хотя его рука уставала после восьми-десятичасового рабочего дня, дрожь была не такой сильной, как раньше, и ему даже казалось, что он совершенствуется в некоторых техниках. Это было чем-то позитивным, на чём он мог сосредоточиться, и во время работы Джастин легко избегал всех мыслей о Брайане. Он даже улыбался и смеялся, что в последние несколько лет было редкостью.       Недостатком было то, что когда Джастин возвращался домой, в тёмную и одинокую квартиру, его улыбка исчезала, и всё, что он мог сделать, — это не напиться до потери сознания.       Ему казалось, что он живёт двойной жизнью. Доктора Джекила и мистера Хайда.       Когда подготовка и художественное оформление фильма подошли к концу, к Джастину обратился художественный руководитель Росс Хастингс и предложил постоянную должность в его фирме, а также значительную прибавку к зарплате. Джастин сразу же согласился и почувствовал, что стресс, о котором он и не подозревал, всё растёт. На Джастине продолжало висеть дерьмо, которое он предпочел бы выбросить, но осознание того, что он может оплачивать счета и покупать продукты, было большим облегчением. Джастин позвонил матери, потом Дафне и, наконец, Линдси, чтобы поделиться новостями. Он был счастлив и шёл домой легко, но стоило ему переступить порог своего дома, как на него опустилась тьма, и остаток ночи Джастин провел в компании бутылки Beam и нескольких таблеток экстази.       Через три недели после начала новой работы Джастин наконец-то вошёл в привычный ритм. Он начал чувствовать себя комфортно, как будто у него наконец-то появилась цель. Джастин начал думать, что, возможно, он не такой уж и никчёмный, каким его считал Брайан. Хотя он всё ещё был в ярости от того, что не мог выбросить Брайана, мать его, Кинни из своей чёртовой головы. Даже четыре года спустя этот человек продолжал сохранял власть над Джастином, который использовал свою работу как новое спасение, и в итоге количество выпитого алкоголя, наркотиков и мужчин несколько уменьшилось. Джастин стал таким трудоголиком, которым мог бы гордиться мужчина (например, Брайан).       Однажды днём, когда он наносил последние штрихи на некоторые эскизы для романтической комедии, к нему подошёл Росс и спросил, не хочет ли он отправиться на небольшую экскурсию. Оказалось, что у киностудии, снимающей драму, над которой они только что закончили работу, возникли проблемы с дизайном, и режиссеру нужно было встретиться с ними. Поэтому Джастин и Росс отправились в «Студио-Сити», чтобы встретиться и успокоить персонал.       Они приехали немного раньше — движение было довольно спокойным для того времени суток, в которое они ехали, поэтому Росс показал Джастину территорию студии и привел их прямо к живой записи оркестра посреди большой пустующей парковки, за которой висел огромный зелёный экран. Росс и Джастин держались в стороне, наблюдая, как музыканты играют, а камеры прокладывают себе путь через них. Джастин не узнал мелодию, но она была успокаивающей и приятной. Когда песня закончилась и режиссер крикнул «снято», Джастин, забавляясь, наблюдал, как музыканты разбегаются по четырём углам, исчезая в трейлерах. Группа музыкантов направилась к Джастину и Россу, и прежде чем он смог остановить себя, он протянул ладонь и взял за руку того, кто стоял ближе всех.       — Простите, — улыбнулся он мужчине и трём его спутницам, когда все они остановились, — для чего всё это?       Мужчина улыбнулся, и впервые за много лет Джастин почувствовал, что его сердце учащённо забилось. Мужчина был красив: у него были ярко-зелёные глаза и широкая улыбка с двумя глубокими ямочками.       — Режиссёр хотел снять нас на улице для заключительных титров. Они собираются добавить несколько спецэффектов. Это какой-то фильм о вторжении инопланетян, я думаю, — пожал он плечами.       — Ты думаешь? — Джастин рассмеялся, заметив, что у них были скрипки.       — Ну, это первый день, а мы только получили ноты, — мужчина снова улыбнулся, и Джастин не мог не улыбнуться в ответ.       — В Голливуде всё быстро меняется, — добавил он, — сегодня инопланетное вторжение, завтра инопланетная романтическая комедия.       — Понятно, — засмеялся Джастин.       — Джастин, нам пора идти, — вклинился Росс, и тот извиняюще улыбнулся другому мужчине.       — Ну, удачи, — сказал Джастин прежде чем уйти. Оглянувшись через плечо, он увидел, что мужчина смотрит ему вслед, и почувствовал, как его холодное сердце начало понемногу оттаивать. Он ощутил, что начинает оживать.

***

      Их встреча прошла хорошо, но Джастина отвлёк таинственный человек с яркими глазами, великолепной улыбкой и скрипкой. Он спросил Росса, может ли он узнать, кто это, и Росс ответил, что постарается. Чувство, которое Джастин испытал, вспомнив загадочного человека, стало его новой зависимостью — он зациклился на мужчине и на том, как себя чувствовал рядом с ним, а именно: не никчёмным, одиноким и жалким. Джастин ощутил крошечный проблеск надежды на то, что, возможно, он сможет, наконец, отойти от Брайана.       Несколько дней спустя, чувствуя себя хорошо после продуктивного рабочего дня и желая рассказать кому-нибудь о красивом, загадочном музыканте, в которого он неожиданно влюбился, Джастин попытался позвонить Дафне. Она не ответила, и когда его мать тоже не ответила, Джастин позвонил единственному человеку, с которым он всё ещё общался, — Линдси. Ему просто было нужно, чтобы кто-то разделил его радость от того, что он наконец-то сделал первый шаг к тому, чтобы двигаться дальше. Джастину нужно было дать кому-то знать, что впервые за многие годы он наконец-то почувствовал, что движется в правильном направлении, а не стоит на месте или, что ещё хуже, движется назад.       — Я встретил кое-кого, — проговорил он после обмена первичными любезностями.       — Встретил? Кого? Расскажи мне всё, — голос Линдси был мягким, но в то же время взволнованным.       — Ну, я не знаю его имени, и мы разговаривали всего минуту, но он заставил меня чувствовать себя… он заставил меня… он заставил моё сердце биться быстрее, — Джастин усмехнулся, глядя в потолок, его сердце бешено колотилось при одном только воспоминании о блестящей улыбке загадочного мужчины.       — Это замечательно! Я так рада, — ответила Линдси, её голос всё ещё был немного напряжённым, как будто она специально говорила тихо.       — Я пытаюсь выяснить, кто он… — начал Джастин, но сделал паузу, услышав крик Гаса на заднем плане.       — Чёрт, подожди, — сказала Линдси, её тон приобрел беспокойство.       Джастин услышал приглушённые звуки, как будто она прижимала телефон к руке. Но это не помешало ему услышать, что говорили на другом конце телефонной линии.       Слова были тихими, но чёткими, и Джастин прекрасно всё расслышал.       — Что, Гас? Я говорю по телефону.       — Ты срочно нужна папе!       И в эту долю секунды настроение Джастина резко упало, а когда он с ужасом понял, что Брайан находится в одном доме с Линдси — той самой Линдси, которой он только что признался, что встретился с новым парнем, — он подумал, что ему может стать плохо. Не говоря ни слова и не делая ни секунды паузы, он завершил звонок и бросил мобильный телефон на журнальный столик. Через несколько минут телефон зазвонил несколько раз, и Джастин увидел на экране имя и номер Линдси, но не ответил. Он оцепенел… был шокирован. Хотя Джастин не должен был удивляться. Он знал, что в конце концов Линдси и Брайан помирятся, а Брайан был отцом Гаса… но он был там. Он был там.       Брайан был там. В том доме. Сейчас.       Внезапно Джастину захотелось выйти. Ему нужно было уехать как можно дальше от всего. Оставив телефон на столе, он схватил куртку и направился в Lei'd. Ему нужно было, чтобы кто-то покупал ему выпивку, давал наркотики и трахал его до потери сознания. Ему нужно было почувствовать что-то… хоть что-то, кроме этой ужасной, скручивающей, раскалённой добела боли. Ему нужно было снова иметь возможность дышать, сделать шаг или два вперёд и не думать о том, что этот проклятый человек на каждом шагу заставляет его пятиться назад. Ему нужно было жить своей грёбаной жизнью. Ему нужно было улыбаться и смеяться как вне работы, так и на ней… ему нужно было вернуть свою жизнь, но, чёрт возьми, он даже не знал, с чего начать. Джастин так долго жил несчастным, что это стало нормой, которую ему предстояло разрушить и создать новую — и это было так же страшно, как мысль о том, что, возможно, Брайан его вообще никогда не любил.       Lei'd был переполнен, и не прошло и пяти минут после того, как он вошёл в дверь, как Джастину сделали три предложения. Выбрав типаж, который был далёк от типажа «Брайан Кинни», который он обычно выбирал, Джастин привёл маленького, худого темноволосого и темнокожего парня в заднюю комнату и позволил ему отсосать себе. Когда темноволосый и темнокожий парень закончил и повернулся, чтобы уйти, подошёл светловолосый сёрфер-чувак и без слов предложил Джастину таблетку экстази. По крайней мере, Джастин думал, что это экстази. Он молча взял её, а затем прислонился спиной к стене, пока светловолосый сёрфер-чувак продолжал делать минет, который Джастин только что получил. Он громко застонал, кончая в рот парня и тихо радуясь, когда несколько мужчин вокруг него повернулись, чтобы посмотреть с интересом. Затем светловолосый сёрфер-чувак попытался вывести Джастина из подсобки, но крупный, мускулистый брюнет остановил его и толкнул Джастина спиной к стене.       — Я бы хотел немного этого, — сказал он, облизывая губы, пока его взгляд опускался вниз к члену Джастина. Дорожка волос выглядывала из полузастёгнутых брюк.       — Есть «Е»? — спросил Джастин, эффект от первой принятой им таблетки ещё не проявился, и ему отчаянно хотелось почувствовать хоть что-то, кроме реальности, в которой он жил.       Мускулистый парень усмехнулся и достал из кармана маленький пластиковый пакетик, протянув его Джастину. Ухмыльнувшись, Джастин достал две таблетки и бросил обе в рот. Мускулистый парень ухмыльнулся ещё шире и поднял брови.       — Итак, ты хочешь повеселиться, — прорычал он, наклоняясь, чтобы укусить Джастина за шею, обхватывая руками его запястья и прижимая к стене.       Джастин чувствовал, как твёрдый член этого мускулистого мужчины упирается ему в живот. Судя по ощущениям, он был огромным, и Джастину вдруг стало немного не по себе от того, что он начал.       — Мы можем вернуться ко мне домой и оттянуться по полной, — выдохнул мускулистый парень, слегка покусывая ухо Джастина.       — Может, сначала потанцуем, а потом выпьем? — предложил Джастин, прижимаясь к парню в попытке выбраться из комнаты.       — Небольшое публичное выступление? — Мускулистый парень отпустил одно из запястий Джастина и отступил назад, потянув его за собой, чтобы вывести из комнаты на танцпол.       Музыка была слишком громкой, а свет слишком ярким. Джастин чуть не упал, когда перед его лицом вспыхнули стробоскопы, на время ослепив его.       — Ух ты, не можешь удержать наркотики? — парень стоял прямо перед ним, широко ухмыляясь. Его глаза были дикими, и казалось, что они горят. Джастин запаниковал.       — Отпусти меня! — заорал он, резко выдергивая руку. Ему с трудом удалось высвободить её, и, скорее всего, только потому, что мускулистый парень не ожидал этого.       — Пошёл ты, гребаный динамо! — заорал он, и его лицо исказилось от гнева.       Джастин медленно отступил назад, комната неконтролируемо вращалась вокруг него, и он тут же пожалел, что принял три таблетки экстези.       — Я дал тебе наркотики, ты мне должен, — мускулистый парень протянул руку и снова схватил Джастина за запястье да так крепко, что тот почувствовал, как его кости сжимаются, а сухожилия болезненно смещаются под кожей.       — Ай! Отвали, придурок! Я тебе ни хрена не должен, — Джастин снова попытался вырваться, но парень ожидал этого и только крепче сжал запястье. — Ты делаешь мне больно, — задыхался Джастин, его грудь напряглась, а зрение начало расплываться. Музыка была настолько громкой, что он чувствовал, как басы бьются в его груди; свет был настолько ярким, что он чувствовал жар от него, и его прошиб пот.       Мускулистый парень смотрел на Джастина с таким выражением лица, которое пугало его, и как раз в тот момент, когда он собирался попытаться вырваться из его хватки, между ними появились ещё два парня. Более высокий из них схватил мускулистого парня за руку и грубо оттолкнул его. Джастин почувствовал болезненный ожог на коже запястья, прежде чем давление ослабло и рука освободилась. Парень пониже ростом, которого Джастин считал знакомым, но не был в этом уверен, стоял перед его лицом, разговаривал с ним, выглядел обеспокоенным, но Джастин не мог расслышать, что он говорит; точнее, он слышал слова, но не мог их понять.       В этот момент он потерял сознание.       Когда Джастин снова очнулся, он лежал на кровати в незнакомой комнате. Через окна вокруг него проникал солнечный свет. В комнате было тихо, и Джастин слышал лишь редкий звук проезжающих машин на улице.       Сев, он застонал. Голова пульсировала, а во рту был ужасный привкус — как будто его вырвало, а потом он не почистил зубы.       Оглядевшись вокруг, он попытался понять, где находится; Джастин смутно помнил события прошедшей ночи и, взглянув на своё левое запястье, увидел, что оно обесцвечено и слегка опухло. В этот момент дверь в комнату открылась.       — Ты, — прохрипел Джастин, полуулыбаясь.       Это был музыкант, с которым он разговаривал несколько недель назад на студии; тот самый, с ярко-зелёными глазами и красивой улыбкой с ямочками.       Он улыбнулся, и Джастин снова был ошеломлён блеском улыбки. Музыкант протянул стакан с водой, и Джастин взял его правой рукой, кивнув в знак благодарности и сразу же выпив половину.       — Где я и как я сюда попал? — спросил Джастин, в то же время в его голове крутился миллион других вопросов.       — У меня дома. Мы с соседом по комнате привезли тебя сюда, — парень сел на край кровати и смотрел, как Джастин пьет воду. — Прошлой ночью ты был очень не в себе.       Джастин кивнул, чувствуя лёгкое смущение за своё поведение. Не в себе — это ещё мягко сказано.       — А как тебя зовут? — неловко спросил Джастин после очередного глотка воды.       — Аарон. Аарон Эшленд.