Карету мне, карету

За свои неполные сто лет Хайзенберг, прямо скажем, отвык договариваться. К чему он привык, так это — производить впечатление на невежественных крестьян, владеть виртуозно своим даром, собирать полезные штуки и пытаться, ради всего святого, пытаться оставаться человеком. Ладно, хотя бы выглядеть как человек. В его ситуации тоже, в принципе, неплохо. Карлу нравится. Карл привык. Ограниченное во всех смыслах сообщество свидетелей матери Миранды вздрагивает редко, обычно тогда, когда хитрой ведьме, простите, матушке, нужны новые жертвы для опытов. Ну, или когда Моро плещется в своей луже, заставляя её выходить из берегов. Или когда Донна выходит дальше своего дома и кладбища. Или когда леди Демитреску срочно нужен новый урожай для виноделен. Или когда сам Хайзенберг, например, что-то новое собирает. В общем, не так и редко, конечно, общество вздрагивает, но Итан Уинтерс делает всё более интересным. Миранда отвлекается на его дочку достаточно, чтобы попытаться убить ведьму всерьёз. «Дети», они же «Лорды» брошены совершенно без внимания, на произвол судьбы, и этого шанса Карл ждал слишком долго, чтобы не воспользоваться. Жаль, единомышленников из местных ему не найти — все либо натурально лишены мозгов, либо не умеют ими пользоваться по назначению (Мисс Гигантская Сука огромный тому пример). Уинтерс… Он, конечно, интересен: находчив, умеет выкручиваться малыми ресурсами, упёрт, как тысяча чертей, и настолько же вреден. Лихо управляется с огнестрелом, состоит из занятной биокультуры, выщёлкивает противников больше и сильнее себя. Был бы неплохим союзником, в общем, если бы не одно но… — Хватит прятаться, мудила, живым ты от меня не уйдёшь! — Так и знал! — Карл не то чтобы удивлён. — Ты хочешь убить меня, как и всех, а потом пойти спасать Розу, да? — Я верну свою дочь! — Ты и я, Итан, мы вместе спасём Розу! И с ней вместе уже точно сотрём Миранду в порошок! — Слышь ты, мудак. Моя дочь — не оружие! Карл может понять, что со своей мотивацией Уинтерс точно в ладах. Чего Карл понять не может: какая религия запрещает искать союзников в непростом деле? Видимо, большой мир слишком изменился с тех пор, когда Карл видел его в последний раз. А может, это просто плесень потихоньку замещает Итана Уинтерса вплоть до мозгов. Карлу, положа руку на сердце, не слишком интересно. Карл, в конце концов, не был бы инженером, если бы у него из одних и тех же деталей не собирался механизм минимум по трём чертежам. Карл выбирает чертёж Бэ: Итан может помочь Карлу, даже если сотрудничать остро не согласен. Если бы Карл спрашивал о согласии всех, кого хочет использовать… В общем, было бы забавно. Убивать полезного Итана Карл не хочет, поэтому устраивает ему тур по своей фабрике, даже попустительствуя Герцогу — обычно торговец не может найти во владениях Лорда Хайзенберга пристанище, максимум, проезжает мимо. Хитрый колобок чувствует подвох: не залезает дальше лифта, готовый в любой момент сбежать подальше. Карл прощает ему и это. Пока. Когда Итан завершает почётный круг по фабрике, проходя замкнутое Карлом кольцо, он пытается ещё раз: — У нас есть шансы победить Миранду! Послушай же! В конце концов! Итан не слышит, Итан пришел убить, чтобы забрать колбу, Итан ненавидит слишком сильно, чтобы рассмотреть в чёрном и белом что-то серое. Ну и, будем честны, на него действительно с клыками, когтями, хоботками, луками, стрелами, мечами и свёрлами бросается буквально каждый житель проклятой деревни. Карл даже немножко сочувствует нервной плесени, но удержать усталого вздоха не может — вторые переговоры сорваны. Придётся действовать по схеме Вэ: «…объедините все имеющиеся в распоряжении детали в произвольном порядке (разг. как бог на душу положит)…» Карл думает, что притвориться мёртвым тоже неплохая стратегия, поэтому после провалившихся переговоров закрывается огромными листами железа, попутно собирая за своей спиной что-то по схеме Вэ. Неважно, насколько аккуратным оно получится, важно, купится или не купится мистер Уинтерс. — Хочешь танковать против Миранды один? Не смею препятствовать, — Карл прикуривает сигару, медленно уходя под прикрытием огней и вспышек. Мистер Уинтерс оправдывает все надежды и уходит на безнадежный бой с Конструктом. Карл поправляет перчатки: возмущения магнитного поля дают ему знать, что корпорация «Амбрелла» тоже не дремлет — готовится взрыв. — Умно, — фыркает Карл, неспешно левитируя на листе металла к своему кабинету. Забрать некоторые занятные вещи — дело пяти минут, Карл давно готов к побегу. Последнее, что задерживает его: красующееся на столе огненное сердце, одновременно сувенир и пресс-папье. Карлу внезапно хочется сохранить его на память. — Пусть будет так, — Хайзенберг уходит, не хлопая дверью, улыбаясь и насвистывая. На западном краю фабрики, на поле, вопит Конструкт, на нижних этажах разгорается пламя перемен, Хайзенберг выстилает себе коридор сменяющими друг друга металлическими пластинами. Это почти не отнимает сил. Карл сбивается с шага только пару раз: во время отчаянного вопля Конструкта и под взрыв Фабрики. — Spasibo etomu domu, poid'om k drugomu, — всё-таки он знатно обрусел. Глаза не слишком надёжно закрыты от яркого взрыва очками, и Карл понимает, что надо идти, но не может оторваться от зрелища. Глаза режет, выступают слёзы. — Будем надеяться, это очередное неплохое начало большого эксперимента, — Карл кивает опадающему взрыву. Движущаяся точка привлекает внимание: повозка Герцога на фоне взрыва выглядит вполне естественно, впрочем, как и на любом фоне, пожалуй. Карлу после продолжительного времени под крылышком Миранды всё выглядит вполне естественно. Боевые вертолёты, например, тоже ничуть не портят картину. А вот уродливые корни мегамицелия… — Пожалуй, мне действительно пора, — Карл отправляется в путь, легко шагая по тропинке к выходу из долины. Происходящее внушает надежду. За спиной происходит много занятного, но Карлу вмешательство не сулит ничего хорошего: он ведь уже убедительно умер, зачем расстраивать Миранду? Она, помнится, вообще, хотела дочку! Улыбка не сходит с лица — Хайзенберг уверен, дальше будет интереснее! Позади гремят взрывы, стонут металлом падающие вертолёты, воет на всю долину Миранда, скрипит корнями мегамицелий. Карл берётся насвистывать новый мотивчик. — Сплошное ретро, наверняка, — сам комментирует мысль о «новом» мотивчике, сам смеётся. — Где бы тут ещё добыть транспорт… Добыть, конечно, негде, разве что его догонит Герцог — в устройстве тележки торгаша довольно много металла. Взрывы и шум сменяются гробовой тишиной, видимо, «Амбрелла» закончила свои дела с заигравшейся Мирандой. — Лети пеплом по ветру вечно и нигде не находи покоя, тварь, — сияя лучезарной улыбкой, Хайзенберг прощается со всеблагой матушкой. Вертолеты ещё кружат по периметру, но Хайзенберга тяжело заметить, он просто одна точка, дерево, невпопад колыхнувшийся куст. В долине мертвая тишина, и это единственный вид мира, который мог бы там воцариться. Карлу нравится. Карл доволен. Гораздо позже, когда вечер сменяет ночь, когда катится в глаза волчий час, а вертолеты корпораций давно улетели восвояси, Карл слышит знакомый поскрип колёс, французские куплеты Герцога, слаборазличимое мурлыканье мотивчика. Карл улыбается ещё шире, хотя, куда уж? Что сказать, сегодняшние сутки распахивают всё новые горизонты! Остановить повозку Герцога силой нетрудно — поскрипывание замирает, мирное бормотание сменяется ворчливым бухтением. — Помощь нужна? — выныривает из придорожного леса Карл. Герцог вздрагивает и молчит, сам на себя не походя. — Быть того не может, — говорит, наконец. — Сам Лорд Хайз… — Чш-ш, — железная пластинка из кармана плаща аккуратно закрывает болтливый рот. — Я даже не местный, иду вот из долины в долину, насилу от ликанов удрал. Герцог с неожиданным от такой фигуры проворством отнимает пластину от лица, вытирает губы платком, строит брезгливую мину, но смотрит настороженно. — В таком случае, конечно, буду рад помощи со странной поломкой, господин Странник. — То-то же, — Хайзенберг не перестаёт улыбаться. — Я тебе помогу, а ты меня подвезёшь? И все в прибытке, а? — Предложение чрезвычайно заманчивое, особенно оттого, что уникальное, — Герцог напоследок морщится, понимая, что отказать у него варианта нет. Карл забирается в повозку, пристраивает молот под лавкой, садится сам, вытягивая ноги и неожиданно упираясь ими во что-то, подозрительно напоминающее мертвое тело, накрытое тряпкой. Его любопытство родилось, вероятно, раньше самого Карла и умрёт, наверное, тоже попозже — парой металлических пластин он сдёргивает ткань. Присвистывает. — Ах, вы заметили нашего сувенирного попутчика, — Герцог замечает, полуоборачивается в окошечке, говоря. — Признаться, я был уверен, что мистер Уинтерс обратится чем-то изысканно-кристаллическим по примеру владык, однако, он не спешит… Карл смотрит на неподвижную фигуру упёртого папаши, замечает дыру в груди — куртка у плесени всё-таки не зарастает. — Мы тоже не сильно торопимся, — фыркает Карл. — Транспорт идёт на пределе скорости, — оскорбляется Герцог, делая вид, что не понял намёка, — быть может, медленнее обычного из-за избыточного металлического груза! — Металлический груз не может быть избыточным, — Карл задвигает окошечко и уже не так ясно слышит оскорблённое ворчание Герцога. Становится над телом Уинтерса. Лицо у него спокойное даже в посмертии, Карл хмыкает — бессердечная плесень, лежит тут такой неживой, как будто бы не он уже много раз выживал там, где официально сдались даже корпорации. Почему бы не провести эксперимент? Благо, лишний сердечник у Карла как раз завалялся. Парень победил Миранду, пусть сделка не была заключена, они на свободе, а он не любит быть кому-то должным. Эффект даже более явный и быстрый, чем Карл ожидал — Уинтерс кряхтит, корчится на полу, пытается сесть, кажется, выкашливая что-то вроде мелкой кристаллической пыли. Грудь его затягивается кожей поверх металлической сетки, и уже не определить, насколько вмешательство было противоестественным. — Где я? Кто? Ты-ы-ы-ы?! Вот теперь Карл спокойно усаживается на лавку, улыбаясь, вытягивает ноги беспрепятственно. Карлу нравится. Карл свободен.