Хлопья снега

      Дома было невыносимо холодно. Его руки то и дело покрывались мурашками, а по спине пробегал их табун. А чего он хотел? Суровая русская зима. Дороги замело так, что из двора было невыносимо трудно выехать, не то, чтобы даже выбраться на праздники к родителям в Подмосковье или к деду в Питер.       За окном медленно кружились снежинки. Он сидел в кресле возле него, в руках дымилась чашка крепкого, заварного и не менее ароматного кофе, который он сварил буквально десять минут назад.       Сзади к нему подошёл молодой человек, положив руки на плечи.       — Чего смотришь так, будто впервые снег увидел?       — Да метёт как не в себя чёт на этой неделе, — Юра вздрогнул от его прикосновений, — Уже второй день снег идёт.       В комнате тихо тикали настенные часы, что подарила им мама Вити на новоселье. Он бросил на них взгляд: четыре часа вечера.       — Ещё и темнеет поздно, — Виктор присел на быльце, целуя парня в шею, — Пойдем?       — Нет, Вить, не хочу, — Плисецкий продолжил смотреть в окно, — Принеси мне лучше плед и телефон.       Он встал, не сказав ни слова. Тихо вышел из комнаты и также тихо вернулся. Укрыл Плисецкого, поцеловав в макушку и отдал в руки телефон.       — Ты куда? — спросил Юра, когда увидел, что Виктор натягивает на себя джинсы.       — Прогуляюсь схожу.       — Там же метёт, куда ты собрался прогуливаться?       — Да схожу в супермаркет, куплю чего-нить, — он натянул на себя толстовку, отряхивая её от пыли руками, — Буду поздно — не жди.       Юра вздохнул, кивнув. Теперь часы уже, казалось, и не тикали тихо, хлопья снега не кружились грациозно, а скорее падали, настежь, разбиваясь о белое и ровное полотно.       Входная дверь хлопнула, парень вдохнул полную грудь колкого воздуха, поставил чашку на белоснежный подоконник и поднялся с кресла.       — В магазин, значит, — он запустил пальцы в волосы, — Знаю я твой круглосуточный…       Ноги мерили шагами квартиру. Он снова теребил в руках телефон. В голове все перемешалось. Юра вспоминал слова знакомых, которые говорили ему, что с Никифоровым дел лучше не иметь, а он отнекивался, хотел сам убедиться. Вот и убедился.       Они знали друг друга с самого детства. Ну как с детства, Юра был ребёнком, а Витя был его чуть ли не на восемь лет старше. Незаметно они стали соперниками в фигурном катании, а позже и благодаря этому сошлись. Благодаря сексу.       Юра смотрел на их отношения и ликовал.       «Так, должно быть, у всех», — думал он про себя, почему-то даже не сомневаясь.        Одно слушал, как Милку бросил её какой-то очередной крутой казах, потому что она не умеет готовить бесбармак* и радовался, что с его молодым человеком никогда такого не случится. Ведь он даже подумать не мог, что Виктор его бросит или просто по-тихому уйдёт от него… Зря так думал.       Зимой 2016 года фигурист спонтанно заявил о том, что собирается уехать в Японию. Зачем — Юра не знал. Никифоров также тихо оделся, и если бы Плисецкий не спросил его куда он, то даже не узнал бы, что его парень собирается уехать в другую страну, на другой мать его конец света, к другому мужчине, потому что он его вдохновил.       Как сейчас помнил, что стояли они тогда в коридоре, Виктор с чемоданом в руках и в осеннем пальто у порога, нацепив на лицо очки, и Юра, полностью заплаканный, в его растянутой серой футболке и домашних тапочках. Он спорил с ним, говорил, что не любит, раз даже не собирался заявить, что ему требуется уехать по работе, Никифоров просто смотрел на него, поверх очков, медленно кивая головой. В заключении, он едва слышно произнес: «Ну, я поехал». И закрыв за собой дверь, — ушел.       Юра проплакал несколько дней. В порыве злости собирал свой любимый леопардовый чемодан, натыкивал его вещами, и бросался заказывать билет, ближайший рейс самолета из России в Японию. Чемодан был собран и разобран чуть ли не пять раз. Вещи валялись везде, где только было можно. На люстре висела пара носков, с белой резинкой, на кресле валялись брюки и ремни, а на кровати пара мастерок российской сборной. Сплошной бардак длился на протяжении недели, пока Юра не обратился к Отабеку.       — Зда-рова, — он икнул на полуслове, делая глоток вина, что было оставлено специально на их годовщину.       — Юра?       — Я.       — Что случилось?       — Да-а тут короче это, — он помолчал немного, переваривая информацию, — Бек, ху-ево мне, чес слово.       — Жди, я скоро буду.       В тот же вечер парень, и правда, приехал. Он успокаивал его, гладя по спине и по волосам, пока он плакал в его плечо и бил руками спину. Юра на всю квартиру кричал: «Сука, как же я ненавижу его блять и его ебанного к-корейца, к котор-рому он сбежал бляха от меня, ненавижу всё, что связано с ним! Сука, но люблю как! Бек, я его блять так люблю, что просто уже сил не хват-тает, ты меня понимаешь?». Бек тихо соглашался с ним, не переставая гладить. Пить больше не позволил, сигареты по-тихому спрятал, потому что знал, что Плисецкий может сделать всё, что угодно, особенно если это из-за Вити.       Алтын прожил с Юрой до тех пор, пока Никифоров не соизволил вернуться. Плисецкий не понимал какие он чувства теперь испытывает к нему. Вроде любит и рад, что он наконец дома, но также хочет просто ударить его и закричать от боли так сильно, как только сможет.       После этого случая Виктор стал требовательнее в сексуальном плане к Юре. Он мог просто подойти к нему после завтрака, когда тот мыл посуду и начать целовать, шарясь руками по гибкому и стройному телу. Мог во время растяжки притянуть к себе и страстно впиться губами в его шею, оставляя неприятные и уродливые багровые следы, которые Плисецкий ненавидел наблюдать на своей белой коже. Он мог грубо его взять на кухонном столе или внезапно ворваться к нему в душ, просто потому что захотелось. Когда же Юра стал отказывать, то Виктор сразу же уходил из дома, не предупреждая. Парень одевался, брал свои ключи и пропадал. Бывало возвращался в тот же вечер, а бывало не приходил и по неделе.       На вопрос: «Где ты был?», он находил отговорки, даже не стараясь, чтобы они были правдивыми. Помогал матери с отцом, который уже как год был за границей, убирался в гараже, от которого потерял ключ, ремонтировал машину, которая была в автосервисе, уезжал к Якову, ходил в магазин, решил наведаться к Лилии и прочее…       В это раз был идентичный случай. Ничем не отличающийся от предыдущих.       Честно говоря, Юра не знал что делать. Щеки опухли из-за слёз и начали неприятно саднить, глаза покраснели. Парень щелкал пальцами, уже сидя на диване в зале, подкурив сигарету.       — Я устал, — сказал он тихо, запрокидывая голову на спинку, — Очень устал. Милый, когда я закрою глаза, то я прекрасно знаю, на кого ты заменишь меня.       Это были слёзы не разочарования, а скорее отчаяния. Он прекрасно понимал в какой магазин пошёл Виктор. Квартира Кацуки Юри. Это же слишком очевидно. А его это «поздно буду» может быть и совсем уж поздним. Виктор давно не любил его. Сам Плисецкий не знал, почему он до сих пор не собрал окончательно вещи и не переехал к Юри в квартиру.       Он потушил сигарету в пепельнице. Руки потянулись к телефону. Пальцы застучали по экрану, и он приложил его к уху, ожидая гудков.       — Алло? — прозвучало на том конце.       — Привет, Бек, — он помолчал, в ожидании реакции.       — Привет, что-то случилось?       — Я заеду к тебе, ты не против? — Юра сжал в руках край футболки, переминая её приятную ткань меж подушечек пальцев.       — Конечно, только я не знаю, успеешь ли ты, пока дороги не замело.       — Успею, я быстро.       — Чайник ставить?       — Да, поставь, пожалуйста.       — В магазин сходить?       — Сходи, — ответил Юра и поднялся с дивана, — Купишь моих любимых булочек?       — Это те, которые с шоколадом?       — Ага, — на его лице сквозь слёзы пробилась улыбка, — У тебя хоть дома нет никого?       — Издеваешься? — он открыл шкаф, снимая с плечиков куртку, — Здесь никого и не бывает.       — Грустно, зато я бываю, — Плисецкий тоже открыл шкаф, сгребая все домашние вещи и необходимую одежду, — Эт, Бек, у тебя ж двухкомнатная?       — Да, — коротко ответил он.       — Ага, по-о-онял, — протянул Юра, доставая из-за шкафа чемодан, — Ну ладно, я был бы рад поболтать, но я немного занят, ты эт, беги в магаз, я скоро буду.       — Жду тебя.       Он отключился. Юра почувствовал облегчение. Парень открыл мессенджер и нашел контакт Виктора. Недолго мучаясь, он начал печатать сообщение.       У Кацуки долго не задерживайся, я уезжаю. Квартиру закрыл, ключ оставил в почтовом ящике. В последний раз целую. Пока.       Слёзы уже не шли. Виктор звонил ему, но Юра принципиально не брал трубку. Парное кольцо фигурист снял и положил на прикроватной тумбочке. Закинул ещё немного вещей в чемодан, вызвал такси, в последний момент выхватил из розетки зарядное устройство и оделся, закрыл квартиру на два замка, спрятал ключ в отведенное ему место и выбежал из подъезда, как ребенок, впервые, радуясь хлопьям снега.       Машина стояла возле подъезда, он погрузил в багажник чемодан, запрыгнул на заднее сидение и крикнул водителю оживленно адрес. Контакт Вити был занесен в черный список, чтобы его не беспокоили. Потому что сообщения и звонки не прекращались. Позже, пока он ехал, ему позвонили с незнакомого номера, но предугадав чей это: включил режим полёта, продолжая слушать в наушниках музыку.       Громко хлопнув дверью машины, Юра достал из багажника чемодан на колесиках и поставил его рядом с собой.       — Бек, — крикнул он парню в чёрной куртке, что собирался уже заходить в подъезд.       Он повернулся, сощурившись, потому что сквозь падающий снег было трудно различить человека, который стоит хотя бы в двух метрах от тебя.       — Юра?       — Бека! — он побежал с чемоданом, хорошо, что было не далеко, запрыгнул на парня, крепко его обнимая, — Как же я скучал, Бека.       Глаза были на мокром месте, слёзы быстро замерзали, парень сжимал скользящую ткань в своих небольших кулачках до скрипа, костяшки стали красными от холода, и он плакал ему в плечо. Прямо как в тот раз.       Виктор до сих пор не помнил, какие булочки самые любимые у Юры. Не интересовался, чем он будет занят вечером, и не хочет ли тот выпить чая. А вот Отабек всегда это делал.       — Ты с вещами?       — Ага, — он виновато посмотрел на него, — Ты прости меня за это, я ненадолго, пока жильё себе не найду.       Отабек посмотрел на него с трепетом и бросил пакет на снег, беря в свои широкие и мозолистые ладони его округлое личико. Он впился своими горячими губами в его холодные, не желая отпускать. Юра переложил его руки на талию, а свои закинул на плечи парня. Не понимал, что чувствует, но ему было настолько легко на душе, что он даже не мог до конца осознать, что происходит. В груди разливался приятный трепет. Давно он такого не чувствовал. Шершавые губы Отабека накрывали его раз-за-разом. Вокруг них кружились хлопья, а они стояли вдвоём, на ужасном холоде, целуясь и, не желая друг друга отпускать, как будто, сейчас они зайдут в подъезд и этого всего уже не будет.       — Я, — запыхавшись попытался сказать Юра, — я приехал потому, что Виктор снова ушел к нему.       — Я знаю, — ответил Отабек, выдыхая горячий пар изо рта, — Ты только в такие моменты ко мне и приезжал.       Вдруг он понял, что его место далеко не в той квартире, где все идеально убрано и подобрано по последнему вкусу. Его место в скромной двухкомнатной, где на столе в кухне расстелена голубая скатерть, где обычное постельное белье — заменено бежевым или зелёным, где ему всегда рады, всегда ждали и будут ждать.       — Теперь я больше не уеду, Бек, — он взял его руку в свою, погладив сбитые костяшки, — Ты где так умудрился?       — Да так, — парень махнул головой и снежинки на его волосах спали, — Останешься у меня насовсем?       — Не знаю, — Юра продолжил гладить его ладони, пытаясь вывести на них какой-то узор, — Я оставил его кольцо, подаренное мне на день рождения, заблокировал его номер и написал, что уехал и в последний раз целую.       — Я горжусь тобой, Юр.       — Бек, пойдём домой? — он жалобно посмотрел на него, а потом на пакет, который был брошен на снег, — Я хочу ромашкового чая и булочек с шоколадом.       — А я тебя хочу.       — Сначала чай и булочки.       И они зашли в подъезд, закрыв за собой дверь. Вызвали лифт и улыбались друг другу, как малые дети. Впереди их ожидал холодный зимний вечер, но им было плевать на погоду, потому что в душе, наконец, у обоих разливалось тепло.