Я пытался сказать нет

Я терял паспорта заграницей Ночевал в заброшенных храмах Я работал банкиром и доставщиком пиццы И всегда зарабатывал шрамы Этот - после драки с охраной Этот - за нож схватился ладонью Этот - не помню был пьяный Эти два - тоже не помню

Но стоя перед зеркалом в ванной Я радуюсь честное слово Я люблю все свои шрамы И хочу заработать новых

Меня возили в багажнике в лес Я сам вывозил людей в лес На меня наставляли обрез Но я все еще здесь, и я в шрамах весь

Этот - падал со сцены Это - головой об руль Это - еще пара падений А эти два - от травматических пуль

Но стоя перед зеркалом в ванной Я радуюсь честное слово Я люблю все свои шрамы И хочу заработать новых

Шрамы - Щенки

***

Бедный телефон опять полетел в стену, ему уже в любом случае не жить. Сенсоры «потекли», экран крошился, а корпус не то что был покрыт царапинами, он сам являлся одной большой царапиной. Эмоции после подобного действия тут же покинули его тело, Серёже больше не хотелось бить руками в стену, не хотелось забиться в угол и безостановочно рыдать, ему ничего не хотелось, он ничего не чувствовал. Ни-че-го... Внутри была полнейшая пустота. Капающий кран, как и мерцающая лампочка уже не раздражали, да и не радовали, и это пугало. Серёжа всегда был очень эмоциональным человеком, у него было своё мнение по поводу каждой вещи, а тут ничего, вообще, абсолютная пустота. Он как будто запретил себе испытывать эмоции, потому что: а) еще ничего неизвестно и б) негативные эмоции — это плохо, а плохо — это очень плохо, а очень плохо… понятно короче. Серёжа конечно долбоеб, но это вполне адекватное поведение при получении подобных — плохих новостей. Даже больше, это одна, первая из общепринятых стадий их получения. В таком состоянии конечно же нельзя садиться за руль, как и давить и сдерживать в себе эмоции, но Серёже плевать. Он спокойно обстукивает карманы в поисках ключей и, выуживая их из заднего, машинально хватает телефон со стола, а еще секунд через десять раздумий он так же берет пачку сигарет. Зачем, если он давно бросил? Чтобы было легче. Зачем, если он сейчас ничего не чувствует? На этот вопрос Серёжа не успел ответить, но решил что так будет лучше. Юноша вышел в подъезд и начал закрывать дверь. Он забыл надеть хоть какую-нибудь теплую кофту, поэтому сейчас стоял тут в одной футболке, и ледяной сквозняк пробирал его до костей, но ему всё ещё было плевать. Он не чувствовал не только моральную боль, но и физическую. Он не чувствовал холода, не чувствовал руку, которая, наверное, должна была болеть неимоверно, не ощущал страха за единственного нужного и близкого человека в его жизни. И вдруг в его голове что-то щелкнуло, он как будто очнулся от глубокого сна: Хуйло, точнее Арсений Сергеевич Попов, но это сейчас неважно, он чувствовал, чувствовал злость, чувствовал несомненную ненависть к этому человеку. Антон, его Тоха, мог избежать этой встречи, он знал это ещё тогда, когда мальчишке пришло это злосчастное сообщение, он решился на это однажды и, если бы хотел, сделал снова, но Антон не хотел, а Серёжа, как бы не старался, не смог его отговорить, хотя он даже не попробовал… Этаж выглядел так, как будто какой-то идиот подрался со стеной. Ах ну да, точно… Хоть их битва была и неравной, кто победил всё равно было неясно. С одной стороны, многовековая толстенная плитка валялась на бетонном полу и была обижена разбита. А с другой стороны, на той же плитке виднелись следы крови, а рука, которая боролась со стеной выглядела ужасно: все ткани на ладони опухли и покрылись темными гематомами в результате повреждения кровяных сосудов и вытекания крови по всей поврежденной области. Лифт приехал. Обычно Серёжа шел пешком, но сейчас он подумал, что не в состоянии идти по лестнице. Да-да, логикой он не блистал, и спуститься пешком ему было нереально трудно, но вот вести машину — пожалуйста… Зайдя в кабину он почувствовал неприятный запах, хоть это был и приличный дом, с дорогими квартирами-сталинками, в лифте по канону всё равно воняло мочой. Как только он вышел на первый этаж, в глаза сразу бросилась мерцающая лампочка, возвращающая его к событиям этой ночи, к кухне, к той отвратительной обстановке в квартире, к Попову… Серёжу опять накрыл приступ агрессии и ненависти по отношении к Арсению. Чувство зародилось где-то в районе живота, ближе к правой стороне, распространяясь выше, охватывая грудной отдел, разум и руки, ощущения было такое, будто огненный молот бился в груди и возникло неимоверное желание сжать зубы и кулаки — типичные ощущения при гневе. Парень резко вышел из подъезда и запрыгнул в не прогретую машину, в одной футболке, ага-да тот самый человек ненавидящий холод, тот самый человек с хроническим гайморитом, просто он всё ещё ничего не чувствовал. Притупленные эмоции и боль от шока заменились на обостренные и всё то же отсутствие боли от гнева. Машина вела и казалась неуправляемой или дело не в машине, а в её хозяине. В таком состоянии явно нельзя было садиться за руль. Сутки без сна, кажется перелом руки… Да, явно стоило вызвать такси.

***

Антона заставили принять лежачее положение, хотя он упорно отбивался, говоря, что все в порядке и не нужно ему ни в какую больницу, (знаете что комично в этой ситуации?.. У него открытый, мать его, перелом…) что вообще он пару дней дома отлежится и всё пройдет. С образом жизни Антона, это очень неуместно и странно, но он просто ненавидел больницы, мази, таблетки и уколы… Бедный мальчишка, вот правда, обнять и плакать. Как только Антон упал, Арсений протрезвел, просто, как по щелчку пальцев, чего нельзя было сказать о самом мальчике. Вот сейчас он лежал в машине скорой помощи и пытался отказаться от госпитализации, потому что: «ну, вообще-то, открытый перелом - это не так серьезно, мне правда не нужно больницу». - Глупенький упрямый мальчишка... - ласково шептал Арс на ухо Антону гладя по мягким, русым волосам, пытаясь успокоить не столько его, сколько себя. Антон пытался вертеться, изгибаться, вырываться из жёстких рук врача, вызывая у того желание закатывать глаза и зло смотреть на спутника мальчика. Арсений постоянно извинялся, понимая, что еще чуть-чуть и одной пятитысячной купюрой не обойдется и так, как наличка у мужчины закончилась, добираться до больницы им придется своим ходом. Сейчас Тоша брыкался не давая воткнуть в себя иголку с каким-то лекарством, он безумно боялся уколов, до истерик, до панических атак. Это вроде как называется — трипанофобия. У Арсения сразу же при возникновении этого термина в голове, всплыла в памяти какая-то статья с Яндекс.Дзен: «Трипанофобия — боязнь уколов, инъекций и шприцов. Ей страдает, по меньшей мере 10% взрослых американцев и 20% взрослых людей из постсоветских стран. Основная причина этой фобии — недостаточно качественный уровень медицинского обслуживания, халатное обращение врачей к пациентам и недоверие мед-персоналу». Из раздумий об этом неприятном явлении его выдернул резкий звон. Антон все же сумел как-то извернуться и опрокинуть здоровой ногой железный поднос с инструментами. Врач что-то неразборчиво прошептал себе под нос и бросил взгляд на Арсения, который говорил как бы: «Если ты прямо сейчас не успокоишь этого придурка, я выкину вас прям здесь, по среди дороги» — Тош… — Начал Арсений, сразу поняв, что имел ввиду врач, — Пожалуйста, дай врачу сделать то , что он должен. — мужчина целенаправленно избегал слово «укол», боясь еще сильней напугать мальчика и правильно делал, потому что с самого детства это слово для него было так называемым триггером, — Доктор просто хочет тебе помочь… Но Антон продолжал дергаться, не давая врачу выполнить свою работу, у того уже кончалось терпение, он был близок к кипению. Ещё один рывок юноши и, что не удивительно, это было последней каплей. — Молодой человек, хватит ёрничать, мне детей легче госпитализировать, чем вас. Вы же взрослый человек. — на этом моменте у Арсений вырвался легкий смешок и в него прилетел злобный взгляд, — Если вы сейчас же не перестанете вести себя как ребенок, я буду вынужден... — врач еще не успел придумать, что он будет вынужден, поэтом повисла тишина, но Антону даже в голову это не пришло, он думал что эта пауза была сделана для запугивания и он действительно был напуган, даже перестал дергаться вслушиваясь в тишину, — Поймите... — начал мужчина новое предложение, не заканчивая старое, — Да, вам сейчас не больно, но у вас шок и вы пьяны, пока что ваши болевые ощущения притуплены, но буквально через десять минут это начнет проходить и вот эта мера, — поняв со слов Арсения, что мальчик боится уколов, тоже начал избегать этого слова, — покажется вам идеальной, но провести её уже не будет возможности, — до Антона, наконец, потихоньку начала доходить вся ситуация, кажется он начал трезветь. Парень наконец догадался посмотреть на ногу, впервые с того момента как упал и где-то внизу живота начал стягиваться тугой узел. Нога выглядела ужасно, просто отвратительно. При открытых переломах, поврежденную конечность не в коем случае нельзя двигать, поэтому сейчас это смотрелось как-то так: Антон лежал на кушетке или-кто-вообще-знает-как-эта-хренатень-называется солдатиком, руки по швам, ноги прямые, только вот…. Поврежденная нога была прямая, но ближе к щиколотке прерывалась, дальше торчала только кость, которая как бы выныривала из огибающей её плоти. Она была сломана не так, как показывают в фильмах или мультиках, там не было каких-то неровностей, «шипов», да даже элементарной крови на самой кости, там был ровный скол, очень похожий на спил дерева. А еще она была мокрой, Антон даже поежился осознавая, что все кости в его теле мокрые, вроде как логично, но все равно только от мысли об этом становится неуютно. Ну, а оставшийся кусок ноги очень неестественно выгибался вправо. — Бля-я-ять... — вырвалась у мальчика и ему тут же прилетел лёгкий подзатыльник и следом тихое «прости», — Нет, Арс, ну правда, ты это блин видел, это ж п… — Да, да , малыш, видел, я с тобой абсолютно согласен, я же говорил: «будь аккуратней», «не спеши», но нет, надо было тебе… — врач громко прокашлялся, намекая на то, что это не лучшее время для нотаций, — Ну а вообще, неважно... — легко перевёл тему Арс, поняв, что и в правду загнул, — Ты как себя чувствуешь? — взволновано спрашивает Арсений, с ужасом еще раз взглянув на поврежденную ногу. — Кстати, — Антон перевёл заинтересованный взгляд с Арсения, на врача, — почему я чувствую не адскую боль, — он ещё раз осмотрел больную ногу, — а лишь какое-то онемение и легкий дискомфорт? — мальчик решил опустить тошноту, головокружение и ноющую боль в районе затылка, (которая кстати была сильней, чем боль в ноге) потому что они вроде как не относились к поврежденной конечности. — А ты не переживай еще минут пять и ты почувствуешь боль, сопоставимую с твоей ногой. — врач кивнул в сторону истёрзанной конечности, позволяя себе перейти на ты, заметив как свободно они говорили, и что между ним и его пациентом не больше пяти лет. Ребята действительно говорили очень спокойно и непринужденно, как будто они не едут в скорой, как будто у Антона из ноги не торчала кость. Если вы грешным делом подумали, что Антон такой спокойный, потому что уже привык находиться в подобных ситуациях, то нет, это его первый открытый перелом, он вообще впервые в жизни видит что-то подобное, видит и ахуевает. У него, правда не прошел шок, хотя это было уже близко, а вот алкогольное опьянение прошло совсем. И мальчик уже подмечает у себя в голове, что он теперь совсем трезвенник. Конечно же Антон врет сам себе, потому, что любой подросток считает, что пить — это интересно и весело, а курить — вообще очень круто. Ну и что, что Тоше двадцать два, тут можно засомневаться подросток он или всё-таки еще ребенок, что уж говорить про взрослого-разумного-рационального юношу. Мальчик уже понимал, что укол ему жизненно необходим, вот только дурацкая фобия не давала в этом признаться, и вот в нем кажется нашлись какие-то крупицы смелости, но их явно не хватало на укол. Арсений всё понял по глазам мальчишки. В памяти еще раз всплыла статья: "Боязнь уколов, инъекций и шприцов. Ей страдает, по меньшей мере 10 % взрослых американцев и 20 % взрослых людей из постсоветских стран. Основная причина этой фобии — недостаточно качественный уровень медицинского обслуживания, халатное обращение врачей к пациентам и недоверие мед-персоналу". Он быстро ощупал карманы на предмет хоть каких-то денег и вот в на грудном кармане рубашки, нашлась спасительная купюра в номиналом пять тысяч и победно улыбнулся. Врач непонимающе посмотрел на Арсения и попытался что-то сказать, но его прервали, — А можно я сам сделаю? — он попытался выдавить из себя всю харизму и любезность, коей у него было в достатке, — Я проходил какие-то курсы по оказанию первой помощи, я умею. — Нет. Нет, извините, я не могу, это против протокола. Нет, меня ув… — Арсений опять прервал его протягивая купюру. Антон зашипел, видимо обещанная боль начала возвращаться. — Пожалуйста… Помогите нам, он вас боится, вообще боится врачей, иголок. Просто посмотрите на него. — врач перевел глаза на мальчика. Антон был близок к цвету бумаги, губы искусаны в кровь, все тело дрожало, взгляд его с надеждой был направлен на Арсения. Доктор отступил пропуская мужчину вперед к мальчишке. Засунув купюру в карман халата и передав Арсению шприц он начал командовать, четко и грамотно описывая каждое действие. свою Так это внутримышечная и.. - он хотел сказать "инъекция", но вовремя осекся, ведь это звучит, даже хуже чем «укол» - и… поэтому это будет несложно. — Арсений благодарно кивнул, — Возьми ампулу со стола. — мужчина покорно выполнял все названные действия параллельно шепча какие-то ласковые слова, поддерживая Тошу вжавшегося в кушетку и старавшегося не дрожать, — Так, теперь слегка встряхни ампулу и постучи по ее кончику ногтем, чтобы все лекарство опустилось вниз. — после действия Арсения врач положительно кивнул головой, — Хорошо, продезинфицируй ампулу на кончике и в месте перехода от узкой части к широкой. - он указал пальцем в сторону ватки пропитанной спиртом, - После этого несколько раз с нажимом надпили пузырек специальной пилочкой. - он снова указал пальцем куда-то близь столика с инструментами, на котором, каким-то чудом, после манипуляций Антона, все ещё оставались нужные предметы, - Теперь отломи кончик в направлении от себя. Чтобы не порезаться, ампулу оберни бумажной салфеткой. - Арсению было наплевать уже на какие-либо порезы, сейчас ему важно было, спасти его мальчика хотя-бы от боли, он сломал ампулу в нужном месте и посмотрел на врача, тот понимающе кивнул и продолжил, - Не снимая колпачка с иглы, надень ее на шприц. - Врач перевел взгляд на Арсения, тот все еще послушно выполнял все сказанные действия. Он даже подумал, что если сейчас скажет мужчине « А теперь воткни шприц в свое плечо», тот бы даже не заметил, а просто покорно выполнил очередной указ врача. - Сними защитный колпачок, опусти шприц в ампулу и набирай лекарство. - мужчина подождал пару секунд и продолжил, — Так, переверни шприц вертикально вверх и постучи по нему ногтем, чтобы пузырьки воздуха поднялись вверх. - еще пара секунд и все. Врач поражался, как молниеносно Арсений выполнял любые действия. А Арс просто чувствовал, как его мальчику плохо и с каждой секундой становилось всё хуже, при этом всем, он еще и успевал параллельно мысленно ругать парня за то, что тот так долго тянул с уколом, — С подготовкой готово, осталось только… - врач посмотрел на мужчину и тот моментально всё понял. Конечно Антон не дурак и осознавал о чём они, но был очень благодарен тому, что они старались - пытались помочь парню с его детской проблемой, и это действительно помогало, он даже попытался выдавить из себя какое-никакое «спасибо», но сил не хватало даже на это, поэтому Антон просто нелепо промычал, что в этой напряженной обстановке осталось незамеченным. - Та-а-ак, ладно... — протянул Арс, — и как?.. — мужчина с ужасом понял, что сейчас ему придется сделать Тоше больно — опять… Проткнуть эту тонкую молочную кожу стальным орудием пыток. Даже при том, что это нужно было ему, при том, что это ради его же блага, эта мысль казалась невыносимой… Голос его дрогнул — Как я должен это сделать?.. - Смотри, это может быть сложно. — в голове Арсения пронеслось что-то вроде «Да ладно блять», но в слух это высказать он не посчитал нужным — У тебя правая рабочая, верно? - он кивнул, — Хорошо, тогда… - врач замялся понимая, что сейчас будет происходить в головах всех троих, - возьми в правую руку шприц, — Антон всё это время понимал, что момент близок и готовился, но видимо к подобному подготовиться невозможно, он максимально сжал зубы и кулаки, еще сильней (хотя казалось, что уже некуда) вжался в кушетку, - собери левой рукой кожу в складку треугольной формы, основанием вниз. — горячие пальцы коснулись холодной кожи и аккуратно смяли её. Все тело мальчика покрылось неприятными мурашками. Арсений почувствовал это и нервно сглотнул, — Ага. Молодец… Теперь… - еле-еле, пересиливая себя, продолжал говорить врач, - Введи иглу под углом примерно сорок пять градусов в основание кожной складки на глубину один-два сантиметра, придерживая указательным пальцем канюлю иглы. Все разом рвано выдохнули. Послышался жалобный писк Антона, у мальчишки по щекам потекли слёзы. У Арсения что-то больно кольнуло под ребрами, но он всё равно смог выровнять дыхание, сделав облегченный вздох и прошептать что-то в духе «давай малыш, осталось совсем чуть-чуть». Врач практически повторил его слова, ведь все они думали об одном и том же, — Отлично, осталось совсем чуть-чуть, теперь перенеси левую руку на поршень и введи лекарственное средство. Пацан , не бойся, это тебе не «горячий укол», здесь ты ничего не почувствуешь, — Антон легко улыбнулся и немного содрогнулся, вспомнив вышеупомянутые уколы, с которыми он был отлично знаком. Ужас потихоньку сходил и парень действительно не заметил, как шприц опустел. - Так, Тош, - врач продолжал говорить с мальчиком, — А вот сейчас будет немного неприятно. - Антон, хотел спросить, что он имеет ввиду, но не успел, врач кивнул Арсу, который тут же вытащил иглу и прижал к ранке ватку. - Ауч... — только и успел сказать Антон, уже больше обиженно, чем из-за боли. Все, наконец пытка была закончена...