Цитрус и какао

На следующий день Джинни стало только хуже. Она весь день металась по комнате взад-вперёд и любая фраза Тео о том, что всё будет хорошо, невероятно раздражала её. Неужели он не видит как ей плохо? Неужели не понимает, что ей не станет легче без заветного мощнейшего обезболивающего? Пару раз Тео пытался покормить её, но Джинни наотрез отказывалась — в рот и крошка не лезла. Мысль о еде вызывала у неё лишь тошноту, и от рвоты спасала лишь абсолютная пустота желудка. Ей в этот момент казалось, что парень просто издевается над ней, будто он настроен именно на эту её муку. И тот факт, что Тео пытается помочь, растворился в неукротимой жажде принятия дозы. Гневом и яростью наполнялась каждая клеточка тела, и Джинни чувствовала, что скоро не сможет удержать волну агрессии. В глубине души она понимала, что Теодор не виноват, не стоит срываться на нём, нужно довериться и ждать, когда всё пройдёт, но было так неумолимо больно. И где гарантия, что станет лучше, ведь сам Нотт никогда не проходил через это? Откуда он знает? Дыхание девушки начало учащаться, кровь в жилах будто забурлила, руки затряслись то ли от ломки, то ли от злости, то ли от всего понемногу. — Джинни, приляг, — взволнованно сказал слизеринец, видя, как стремительно ухудшается состояние Уизли. На лбу у рыжей выступили капли пота, и вся она побледнела так, словно жизнь покидала её. Но для Джинни его голос был сейчас будто красной тряпкой для быка. Она гневно посмотрела на него, а после схватилась холодными пальцами за глаза, которые болели от света, сдавливая их в глазницах. — Мне так хреново, чёрт возьми! — она остановилась у ближайшей стены. — Я не могу! Не могу, Тео! Голос у Джин стал совсем истеричным, по её щекам побежали слёзы бессилия и злобы. Девушка со всей яростью вцепилась в собственные волосы пальцами и, прислонившись спиной к стене, сползла на пол. Теодор совершенно не знал, что ему делать и как ей помочь в данный момент. У него предательски задрожали руки, а мозг не мог придумать абсолютно ничего. Тут девушка подняла на него взгляд, полный отчаяния и боли, и у Тео сердце будто сжали в тисках. Он был готов забрать эти мучения себе, лишь бы облегчить состояние гриффиндорки. — Тео, пожалуйста… хотя бы одну таблетку, — всхлипывая, умоляющим тоном протянула Джинни. — Мне очень это нужно. Слизеринец медленно покачал головой, и тут же лицо Уизли исказилось ненавистью. — Чёртов эгоист! — она соскочила на ноги. — Ты хочешь, чтобы я сдохла в этих муках?! Ты этого хочешь?! — А нехуй было торчать на этой гадости! — вспылил Тео, затронутый этим необоснованным обвинением. — Это был твой выбор! — Вот именно, это мой выбор! Вот и не лезь, мне нужно ещё! — продолжала кричать Джинни. — Нет, нет, нет, ты просто не в себе, — схватившись за голову, прошептал Теодор, возвращая себе контроль над эмоциями. — Я знаю, в чем дело, — ухмыляясь, произнесла Уизли. Нотт поднял на неё взгляд. Девушка выглядела уже совсем безумно и болезненно, и нутром слизеринец почувствовал, сейчас произойдёт что-то ужасное. — Тебе не я нужна. Ты хочешь заполнить мною пустоту после смерти Грейс, но и меня ты тоже не сможешь спасти, — злобно говорила Джинни. В какой-то момент Теодор думал, что не сдержится и хорошенько ударит её. Колющая волна моментально пронеслась по всему телу, предавая тело влиянию эмоций, а не разума. Он подлетел к девушке вплотную и занёс руку, но Джинни даже не моргнула. Луч света прорезался в кромешной тьме рассудка. Глубоко вдохнув и выдохнув, Тео опустил руку и быстрым шагом вышел из комнаты, оставляя рыжую в одиночестве. Ведь оставшись одной, некого будет винить, кроме себя самой. Возможно таким образом к ней вернётся немного здравого ума. В ладони Нотта словно кто-то залил раскаленное железо — кожа горела адским огнём. Боль от слов Джинни волнами расходилась по его телу, с каждым выпадом становясь всё больше. Всё это время люди вокруг твердили, что в смерти Грейс нет его вины, но он-то прекрасно понимал, что вся ответственность лежала на нем. Тео не смог её защитить, и хоть соверши он миллион спасений других жизней — это не поможет ему ни вернуть Грейс, ни уничтожить чувство вины. Зайдя на склад вина и огневиски, Нотт схватил первую попавшуюся бутылку и, откупорив её, сделал один большой глоток, после чего закурил. Он прислонился к стене и запрокинул голову назад, уперевшись затылком в каменную кладь и закрыв глаза. А может Джинни и права. Может дать ей абсолютную свободу действий, позволить загубить себя. Теодор попытался представить, что он почувствует, если потеряет ещё и Джинни, и по спине пробежался холодок, а к горлу подошёл ком. Это всё ломка, это не её желание. Когда Уизли справится и всё закончится, она поймёт, что это было необходимо. Сделав ещё глоток, Тео направился обратно в свою комнату, попутно выбросив окурок в камин, что находился в столовой. Он некоторое время стоял как истукан перед дверью собственной комнаты, не решаясь зайти туда и боясь тех ядовитых слов, которые способны были произнести такие любимые им губы. Наконец, собравшись мыслями, Теодор вошёл в комнату. Джинни лежала поперёк кровати, свернувшись калачиком. По её вздрагивающему телу, Тео понял, что она плакала. Вздохнув, слизеринец лёг рядом, притягивая рыжую к себе. — Прости, прости меня, — всхлипывая, шептала Джинни. — Я не хотела этого говорить, я даже так не думаю на самом деле. — Я знаю, — целуя девушку в затылок, сказал Теодор. Гриффиндорка повернулась к нему, морщась от боли, и уткнулась носом в скулу парня, а Тео молча обнимал её, разрываясь между желанием помочь ей и желанием разбить голову об стену за сказанное.

***

Дни проходили абсолютно безрадостно. Рождество миновало, оставшись без внимания и празднования. Каждый день и каждую минуту Джинни боролась с адской болью, схожей на ту, словно из самой преисподней на неё наслали проклятие. Большую часть времени она лежала на кровати, заходясь в лихорадке. Тео почти всё время был рядом с ней, сохраняя при этом молчание, за что рыжая была очень ему благодарна. Ей было очень важно чувствовать рядом поддержку и тепло его тела. И за те слова, что она сказала ему пару дней назад, Джинни хотелось вырвать самой себе язык. Парень то заботливо перебирал её темно-рыжие тяжёлые пряди, то гладил подушечками пальцев её лицо и шею, то они вместе принимали ванну. Последнее помогало справляться с болью на некоторое время. Джинни толком не понимала и не помнила, что происходило, но бетонно в её память въелись мужские, тёплые, жилистые руки, обнимающие её, слегка шершавые губы, целующие её лицо сухими долгими поцелуями, и переживающий взгляд медовых глаз. Говорят, что перед смертью перед глазами пролетает вся жизнь, но Джинни больше всего хотелось бы увидеть в деталях этот момент. Всё это время Уизли почти не спала — тяжело было заснуть, когда тело разъедала эта острая боль, которая, кажется, не оставила без внимания ни один нерв. Минуты тянулись мучительно долго, но Теодор всё ещё оставался рядом, и это придавало сил. Наконец, Джинни почувствовала облегчение, и у неё было устойчивое впечатление, словно она прошла семь кругов ада. Когда она открыла мокрые от слез глаза и сделала вдох, её несказанно обрадовало, что такой глубокий глоток воздуха не вызвал боль в теле. Она осторожно села, стараясь не делать резких движений и не провоцировать очередных мучительных вспышек. Рядом мирно спал Теодор. Он лежал на животе, повернувшись лицом в её сторону. На его обнаженной спине, покрытой родинками самых разных размеров, плясал лунный свет, проникающий через большое окно. Уизли протянула к нему руку, ласково убирая упавшую на лоб прядь кудрявых каштановых волос. Не было того момента, когда Джинни хотя бы на секунду позволила себе усомниться в том, что испытывала к Тео тёплые чувства, но теперь, после этих дней, когда она обрела возможность посмотреть на жизнь другим взглядом, она с уверенностью могла сказать, что никогда в своей жизни не встречала таких людей, способных вызвать целый пожар в её сердце. В Теодоре гармонично совмещалось несовместимое, он был непредсказуемым, порой грубым, но в то же время очень добрым и способным на любовь. Даже после того, что ему пришлось пережить, он всё ещё сохранял в себе человека. Да, он был вспыльчив, импульсивен, падок на алкоголь, острым на язык, но Джинни ясно осознавала, что любит его всего, включая и внушительный список недостатков, который теперь не казался ей чем-то ужасным, ведь эти негативные качества были неотъемлемой частью его личности. Рыжей даже представлять не хотелось, что бы было с ней сейчас, если бы в начале сентября Тео не раскусил её. Именно он понял, что она сидит на наркотиках, он оказал ей помощь, от которой она сама отказывалась. Джинни была так благодарна ему, и от переполнявших тёплых эмоций у неё вновь заслезились глаза, хотя было удивительно, как её организм до сих пор мог вырабатывать жидкость. Гриффиндорка провела пальцем по контуру лица Нотта, и едва она коснулась подбородка, как парень нехотя открыл глаза. Он тут же встряхнулся и приподнялся на руках, осматривая Джинни. — Тебе лучше? — с тревогой в голосе спросил слизеринец. — Да, намного, — Уизли кивнула. Тео облегченно выдохнул и подался вперёд, нежно целуя рыжую в губы. Он потянул её на себя, ложась на спину и принуждая Джинни лечь на него сверху, не разрывая поцелуя. — Надеюсь, что хуже, чем в те дни, мне уже не будет, — саркастично сказала Уизли. — Не должно. Это похоже на похмелье после алкоголя, только вот длится гораздо дольше и намного тяжелее переносится. — Да, огромное такое «гораздо» и «намного», — округлив глаза, произнесла девушка. — Я рад, что ты не утратила способность шутить, рыжик, а то пару часов назад по умению вести беседы ты едва ли могла составить конкуренцию куску мяса, — усмехнулся Тео. — Перестань, — пихнув слизеринца в плечо, возмущённо сказала Джинни, но улыбки сдержать не сумела. — А ты что делал всё это время? — Пытался не стать некрофилом. — Ну серьезно, Тео? Теодор тихо прыснул и заправил рыжий локон за ухо девушки. — Ничего, я почти всё время был тут. Протирал тебе лицо влажным полотенцем, когда становилось совсем плохо, с трудом носил тебя в душ. Знаешь, тебе нужно поесть. Ты целую неделю ничего не ела. Джинни прислушалась к своему организму, представила сочный стейк и, как и ожидала, почувствовала тошноту. — Нет, я не хочу. — Я не принимаю такой ответ, тебе придётся силой запихивать в себя еду. Ты не сможешь как следует восстановиться, если будешь пить одну воду, — сказал Тео. Девушка хотела перекатиться с него, но Нотт это предусмотрел и вцепился руками в её талию, отрезая ходы к отступлению. — Я тебя понимаю. Когда я просыпаюсь после дикой пьянки, мне и крошка в рот не лезет, однако есть решение. Что-то лёгкое, вроде летнего салата, приходит на выручку. Моя няня всегда повторяла эту фразу: «аппетит приходит во время еды». — Няня? — переспросила Джинни. — Ну да, меня до четырёх лет нянчила, но её очень хорошо запомнил. Она была доброй и любила готовить вручную. А потом её сменила гувернантка, очень требовательная и строгая женщина, отцу нравился её подход в воспитании. Гриффиндорка слушала внимательно и заинтересовано. Для неё всё это было необычно и неправильно, так как в их семье детьми занимались родители, и она очень сомневалась, что Молли Уизли отдавала кого-то из детей в руки няни или гувернантки — они оставались для неё чужими людьми, несмотря на их профессионализм. — Хочешь расскажу подробнее? — увидев любопытство на лице девушки, спросил Тео со слабой улыбкой на губах. Джинни активно закивала головой и тоже улыбнулась. — Я с удовольствием поделюсь с тобой подробностями моего детства, если ты поешь. Девушка закатила глаза. Она ожидала чего-то подобного. И всё же, Теодор был прав — ей нужна пища и витамины, а идея с салатом показалась ей замечательной альтернативой в её незавидном состоянии. — Хорошо, идём, — сказала Джинни. Нотт улыбнулся и, быстро чмокнув девушку в губы, рывком поднялся с кровати вместе с ней. В комнате загорелся свет, и гриффиндорка с приятным удивлением увидела на полу несколько цветочных горшков. Она тут же вопросительно и с улыбкой посмотрела на слизеринца. Тео закатил глаза и напряг уголки губ, мол, да, я не забыл. Парень был в одних пижамных штанах, а на Джинни была уже другая футболка Нотта. — Не переживай, можно не переодеваться, отца ещё долго не будет, — заметив взгляд Уизли на её одежду, сказал Тео. — Он руководит строительством стационара для детей-сквибов. — Здорово! — оживленно воскликнула Джинни. — Он будет пытаться помочь детям? — Да, — слизеринец пожал плечами. — В прошлом за отцом тянулась недобрая репутация, и сейчас он направляет все силы на то, чтобы загладить свою вину перед людьми. Они шли по коридору, освещенному настенными канделябрами, потом спустились на первый этаж. Джинни осматривалась, пока они шли на кухню. В поместье Ноттов было мрачно, но роскошно и со вкусом. И всё же, Джинни вряд ли смогла бы жить в таком доме. Куда привычнее уютная Нора, в которой всегда аппетитно пахло стряпней миссис Уизли и всегда, помимо ночи, стоял шум голосов её обитателей. Рыжая взглянула на идущего рядом Теодора и попыталась представить его среди их маленькой скромной гостиной. Высокий, стройный, словно каменное изваяние, с аристократической осанкой и притягательной внешностью Тео выглядел бы очень контрастно на фоне, можно сказать, нищей обстановки жилища семейства Уизли. А здесь, среди этих колонн, дорогой мебели, мраморных стен Теодор, хоть и с потрёпанными волосами и голым по пояс, выглядел как рыба в воде. Между тем, они зашли на кухню. Она тоже не отличалась от всего дома: такая же тёмная, заставленная дорогим, каменным, кухонным гарнитуром. Но, что порадовало Джинни, здесь было множество комнатных растений — это отдаленно напоминало ей родной дом. Наверно, среди всей этой богатой обстановки, рыжей здесь было бы не по себе, но присутствие Теодора помогало ей и даровало спокойствие. Посреди кухни был остров со встроенной раковиной и приставленными к нему стульями с длинными ножками. — Присаживайся, — сказал Тео, приблизившись к девушке. — У меня не было возможности сказать тебе об этом, так как ты лежала, пуская слюни, но… Джинни пихнула его локтем в живот, не дав договорить, от чего слизеринец немного согнулся, но удар был слабым, и он засмеялся. — Но ты такая сексуальная в моей футболке, — закончил Нотт, и его ладонь почти невесомо коснулась бедра гриффиндорки и поднялась выше, специально немного оттянув большим пальцем её трусики. Девушка затаила дыхание, по её спине пробежалась стайка мурашек, а внизу живота она ощутила узел, который всегда появлялся, стоило Теодору прикоснуться к ней. Слизеринец медленно развернул Джинни к себе лицом и коснулся её губ, вовлекая в поцелуй, постепенно углубляя его. — А если твой отец внезапно вернётся? — выдохнув ему в губы, спросила рыжая. — То это ничего страшного — он никогда не заходит на кухню. Подталкивая Джинни назад, парень по-хозяйски водил руками по столь желанному телу, касаясь каждого изгиба и задирая футболку. Уизли почувствовала, как поясницей уперлась в стул: деревянная поверхность ощутимо впилась в кожу, когда Теодор прижал её весом собственного тела. Но Джин даже и не думала его останавливать. Она обвила его шею руками, прижимаясь к нему так плотно, насколько могла. У Тео была гладкая горячая кожа, от которой пахло цитрусом, и у Джинни каждый раз голова шла кругом, когда его запах ударял ей в нос. Иногда удавалось определить его появление, даже не видя при этом слизеринца — знакомый аромат выдавал его присутствие. Парень не прекращал ласкать податливое тело гриффиндорки своими ладонями, и его действия становились всё откровеннее и откровеннее. Сам он с трудом удерживал своё дикое желание в узде. У обоих терпение было на исходе, когда их разгоряченные тела, наконец, слились воедино. Стул под Джинни скрипел и качался в такт движениям слизеринца. Ногти Уизли впивались в плечи и спину Теодора, пока тот с тихим рыком дышал в шею девушки, периодически оставляя на её коже мокрый беглый поцелуй. Пик удовольствия пришёл почти одновременно и накрыл с головой, словно цунами. Тео, не открывая глаз и тяжело дыша, нашёл своими губами губы Джинни и поцеловал девушку.

***

Драко не решился пока знакомить будущую невесту с матерью, так как понимал — это будет тяжелый разговор, ведь вряд ли Нарцисса одобрит их разницу в возрасте. Написав миссис Малфой письмо о том, что ему требуется побыть в одиночество, слизеринец, заехав в банк Гринготтс, забрал оттуда пару маленьких мешочков с галлеонами. Марлин пыталась заверить его, что снимать дорогое жилье — очень глупо, но Драко с ней не согласился и взял в аренду небольшую, но роскошную квартиру в центре Лондона. Ему не терпелось опробовать совместную жизнь со своей избранницей, но её интересное положение не дало ему как следует насладиться этим. Мар до сих пор тошнило, большую часть времени она спала, стала раздражённой и срывалась на Драко по малейшей причине. Малфой подозревал, что дети даются непросто, но чтоб настолько! Пугало то, что это всего лишь начало. И до сих пор ему было смешно до истерических слёз, когда пару дней назад Марлин разбудила его среди ночи, давясь рыданиями, и заявила, что ей безумно хочется дыни с чесночным соусом. Драко до утра рыскал по Лондону в поисках этого странного желания Борман, а потом наблюдал, едва сдерживая рвоту, но с нескрываемым умилением, с каким аппетитом и удовольствием Мар поедала это безумное сочетание продуктов. Но в целом, проводить время с Марлин, не боясь того, что кто-то случайно узнает о их тайном романе, было прекрасно. Они часами могли лежать на диване в гостиной, разговаривая о будущем. Такие вечера, когда Борман не мучал токсикоз, были редкими, оттого Драко ценил их. Он никогда не был так счастлив, как в эти безмятежные моменты, когда он бережно водил по всё ещё плоскому животу Марлин, а она перебирала его волосы, вслух читая очередной роман, от которых самого Драко воротило, но её голос он готов был слушать вечно. Такой невероятной казалась мысль, что сейчас в организме Мар формировалась новая жизнь, которой они дали начало. До этого момента Малфой никогда, даже на секунду, не задумывался о ребёнке, считая, что до этого ещё далеко, однако теперь был решительно готов стать самым лучшим родителем для этого малыша. Рождество они отпраздновали вдвоём. Готовить Марлин, как и Драко, совершенно не могла, но этот факт никого не расстроил, так как они заказали еды в ближайшем ресторане. — Я могу значительно уменьшить в Лондоне уровень преступности в рекордные сроки, но справиться с яичницей — выше моих возможностей, — усмехнулась Мар, зажигая рождественские свечи. — Тебе и не нужно уметь готовить, — заверил её Драко, сдув упавшую на лоб платиновую чёлку. После ужина они убрали после себя на кухне и направились в спальню, удобно устроившись на большой кровати. Парень вновь прильнул к животу женщины, подарив ему несколько любовных поцелуев, после посмотрел на Марлин. — Я думаю, это девочка, — сказала Борман, распуская волосы, заплетенные в косу. — Надеюсь, она будет похожа на тебя, — улыбнулся Драко. Парень, обняв Мар, заснул с мыслью, что же такого хорошего он сделал в этой жизни, раз заслужил такое неземное счастье.