Без адресата

      Стекло здания переливалось мертвенно-беспечным утренним солнцем. Широкие окна впускали силуэты проходящих мимо людей, но было их настолько мало в столь ранний час, что тени в окнах больше напоминали мимолетные порывы ветра, случайно принявшие более густое обличье. Среди этих сине-пепельных цветов внезапно вспыхнуло бордовое пламя, как от крупного граната, изящно переливающегося в свете потухающих фонарей. За красноватым гранатом в тени показался редкий его вид — хрупко-бирюзовый, почти зеленый. Редчайшее сочетание в одном силуэте таких контрастных переливов дополняло тихую безвремненную рабочую смену, вскоре начавшуюся для кукол.       Девушки, некогда принявшие к себе нового человека, сначала — шокировано, но после — с великим очарованием столь редкой внешностью для мужчины, сразу поздоровались, как только он вошел и сел за свое рабочее место. Сегодня ранним утром к нему должен прийти клиент с новым заказом на письмо, поэтому парень подготавливает свою машинку для печати, оглаживая в привычном жесте крохотные кнопки, уже изношенные, но все еще рабочие, и заправляет бумагу под гадкое биение часов — начало трудового дня.       Гаара в своём костюме был похож на куклу больше, чем любая из девушек, и много кто принимал молодого человека за красавицу-куклу, позволяя себе ластиться к тому, закидывать невозмутимую мордочку комплиментами и только после того, как очередной несдержанный клиент приглядывался к алому камзолу и брюкам идеально ровного кроя, к отсутствию груди у «леди», Гаара холодно спрашивал: «Вы уверены, что хотите продолжить общаться со мною подобным тоном?» Под взором безжизненно-спокойным каждый вздрагивал от напряжения и резко принимал более скромный вид.       На этот раз Гаара ждал иного гостя. Не того, кто будет раздевать его голодными глазами в надежде заполучить что-то ответное; не тот, в чьих словах может читаться интерес к деньгам от гибнущей матушки, не зависть и не ревность. Даже не напущенное желание поздравить дальнего родственника, о котором пришлось услышать всего пару раз за всю жизнь. Этот человек приходил в одно и то же время, почти всегда самым первым занимал Гаару в качестве куклы и говорил без остановки, с чувством, с тоской и нежностью. Около раза в неделю гость прислонялся лбом к окну, забавно щурился, выискивая, как пес на охоте, взъерошенные гранатовые волосы и грубо-бордовый костюм, а находя, расцветал улыбкой счастья и предвкушения, как подсолнух бы радовался своему светилу. Гаара чувствовал на себе его веселый взгляд, но оставался непроницаем, как чернота неба рядом с костром.       Поначалу письма этого клиента писались не чаще раза в два месяца: то далекому учителю (в эти моменты клиент становился особенно возбужденным), то подруге Тен-Тен, что отвечала на письма скупо за неимением возможности писать много, то другу Неджи, ответов на письма от которого не приходило уже слишком долгое время. Но приходы клиента стали чаще, и однажды он пришел с огромным опозданием, почти под конец первой половины дня, скромно и каменно-тяжело опустился на стул перед Гаарой, поднял на него смущенные глаза. «Я х-хочу написать… — он сглотнул, пытаясь вернуть обычно уверенному голосу былую силу, — любовное письмо». Гаара только моргнул, заправил машинку новой бумагой, опустил пальцы на привычные места над клавиатурой и ответил: «Заказ принят».       С тех пор клиент приходил каждую неделю, принося за «великие труды» Гааре что-нибудь дешёвое, но вкусненькое, на что хватило бы денег и у самого парня-куклы, но он все не решался покупать себе ни конфет, ни пряников, ни чего-нибудь иного из той же среды.       — А неплохо устроился, Гаара! — говорил начальник Канкуро, хлопая младшего брата по спине с очередным гостинцем от клиента во рту. — Мне бы такого, как господин Рок Ли. Не жалеет для тебя подарков, может, задобрить хочет перед чем-то великим, а?       Старший брат, чьё прозвище «Кукловод» отлично вписалось в общий лексикон между коллегами, помог Гааре устроиться по его же просьбе, и каждый раз не упускал случая пошутить над младшеньким и его выбором профессии в качестве автозаписывающей куклы.       Гаара только отводил глаза в такие моменты. Неприятных колкостей в свой адрес он слышал неоднократно. Но жить с этим не намеревался, и в один из перерывов, когда Гаара пил чай с очередной конфетой от постоянного клиента, он доказал это. Коллега, что разносил почту, выбил из рук парня-куклы сладость: «Сначала тебе гостинцы приносит, ухаживает, а потом что? Как девчонка с ним крутить начнёшь? Будь мужчиной! Или хочешь, чтобы на тебя платье напялили?» Конечно, эти слова грязно блуждали в потемках оскорблений, брани, но такова уж природа была этого человека. Разгневанный Гаара поставил кружку на стол, встал и заломил грубьяну руку за спину, едва ее не ломая. «Моя работа — писать письма в качестве куклы, и это не делает меня хуже вас». Неизвестная эмоция пережала сердце. Обида? Разочарование? Точно нет, но жалко ему было именно приходящего в одно и то же время человека, что так старательно выбирал что-нибудь в подарок для него в лавке сладостей на противоположной улице, где обладатель гранатовых волос порой наблюдал за задумчивыми движениями, порой резкими, грубоватыми, но все же по-детски добрыми.       Но вовсе не прекрасные вкусности при каждом визите и не бесконечные любовные письма стали Гааре интересны в клиенте. Нет, конечно, от ничего из этого он никогда бы не отказался, сейчас он это понимает, хоть и не показывает коллективу своих эмоций… господин Ли признавался и признавался на бумаге, диктовал собственные чувства все с большей самоотдачей. Но ответа он словно бы никогда не получал и продолжал без надежды говорить в пустоту под утешающие звуки печати. Но самым загадочным оставалось одно: господин Ли никогда не указывал получателя письма. Поначалу Гаара не хотел писать «неизвестной», но желание клиента оставалось законом, о чем сестрица Темари, работающая главной куклой, напомнила тому и зарядила за потерянный доход брату по затылку. Тогда Гаара согласился писать, оставляя графу с именем адресата пустой.       Клиент всегда говорил с чувством, без доли лживого словца, без мертвечины — это за долгое время работы парень-кукла выдрессировал себя отличать. Гаара порой полностью списывал выражения господина Ли, потому что более подходящих слов просто не приходило в голову. Он словно выхватывал из воздуха воробьёв, силясь успеть за чувствами заказчика.       Главная задача куклы состоит в том, чтобы передать эмоции и чувства клиента на бумагу. Но для этого кукле нужно самой пережить хотябы отголосок требуемой эмоции. Однако Гаара захлебнулся в любви господина Ли, отправляющейся, кажется, в пустоту, потому что строка с адресом всегда оставалась пустой.       Он всегда просил перечитать получившееся, и Гаара послушно читал. Ровным гранатово-сладким голосом, усыпляющим, гипнотизирующим. Пока признание растекалось по губам, Рок Ли вглядывался в белую маску парня-куклы, будто силясь что-то отыскать, забрать и оставить вместо этого очередную сладость из лавки. Вскоре Гаара, вовсе не разбирающийся в собственных вкусовых предпочтениях, полюбил сладкое. И полюбил ранние встречи с клиентом, чьи добрые глаза всегда разжигались райским пламенем, стоило тому начать диктовать.       «Я бы хотел коснуться вас, но вы так же далеки, как ваши мысли от меня, и мне хочется узнать, любите ли вы луну, любите ли рассветы, и как тени проникают в ваши глаза, отчего они горят. Любите ли вы вино или же чай, засыпаете ли с книгой или же подолгу наблюдаете за звездами из окна комнаты? Я бы хотел узнать вас, понять вас, прикоснуться к вам и показать вам больше, чем смог бы описать словами. Я люблю вас».       Каждое письмо: нежность, благодарность, обещание доверия и заботы, защиты и бесконечной бесконтрольной любви. Изредка господин Ли заставлял себя говорить о чем-то более страстном, о поцелуях, к примеру, но всегда вовремя останавливался, соревнуясь в насыщенности с алыми волосами своего юноши-куклы.       — Почему вы не отправляете эти письма? — однажды спросил Гаара, протягивая очередной лист, который вновь опустится в потрёпанный кейс заказчика и, возможно, никогда не увидит больше света дня.       Господин Ли закусил губу в немом извинении, заплатил за работу и, вежливо откланявшись, направился к выходу.       «Не в его характере оставлять вопрос без ответа», — подумал Гаара, провожая черный силуэт клиента искренно-любопытным взглядом прищуренных глаз.       Одно из последних писем показалось настолько простым, что стало наиболее искренним для обоих. Гаара отыскал в затрепанных на манер заводского рабочего клише и собственные мысли, отдалённые голоса скребущихся в сердце чувств. Он что-то чувствовал. Он просыпался, как оживающая игрушка. Это заметил даже обычно беспечный брат, чудом остающийся на должности «кукловода». Шуточки стали неприятнее, глубже задевали живое существо Гаары, хотя раньше он, возможно, никогда бы не обратил на это внимания.       Конечно, не все было так распрекрасно, и иногда внезапно-постоянного клиента хотелось остановить, схватить за руку и шибануть головой об стол, чтобы он, наконец, признался, кому, черт возьми, он изливает душу, перед кем готов встать на колени, зачем тратит бессмысленно много на эти листы с кусочками его сердца, зачем, для чего?! Но Гаара держал себя в руках, словно успокаивал внутреннего демона, и заставлял себя бездумно отдаваться ласкам доброго голоса, что шепчет признания кому-то другому, возможно, даже несуществующему в этом мире после войны.       Неделя заканчивалась, но господин Ли ни разу еще не зашёл к Гааре за написанием очередного признания. Весь день у парня-куклы тряслись руки, пальцы слетали с букв, он печатал то слишком быстро, то резко останавливался, рассеянно отмахиваясь от беспокойных мыслей. Подобное поведение непривычно мозолило глаза, как сквозная рана, и старший брат с удивлением подошел к младшему, чтобы об этом заявить при всех собравшихся. Гаара глянул на него непонятным взглядом, приоткрыл тонкие сухие губы, но ничего так и не ответил. Только сжал побелевшими ладонями кружку в руках, кивнул собственным заключениям и направился обратно за стол. Если что и заставляло так странно Гаару себя вести, то только муки боли. Боли душевной, разъедающей изнутри мыслями и образами похлеще реальности. На что только ни способна человеческая фантазия, особенно когда привычный график внезапно сталкивался с иным ходом событий, слишком въевшимся в тело, почти до рефлексов. Когда господин Ли не пришел в свое обычное время, Гаара простил ему пол часа опоздания. Затем простил и час. Но весь день…       Вечер склонил Гаару к более темным уголкам сознания. Между щелями проявили себя кошмары человеческих мыслей. А если с ним что-нибудь случилось? Или просто не осталось слов? Но Гаара отчестливо помнил, как раз за разом прописывал: «Не найдётся слов, чтобы описать мою любовь». Как господин Ли мог удовлетвориться таким ничтожным количеством слов? Если сложить все письма в одну стопку, то и книги в пятьсот страниц не выйдет. Сидя за своим столом напротив заправленной печатной машинки, Гаара перебирал рукав собственного одеяния, слишком шикарно и привлекательно сидящего на его фигурке. Гранатовые волосы растрепались за день из-за посылаемого сердцем к корням беспокойного напряжения. Тусклый свет, едва ли подходящий для позднего письма, игрался с бирюзовым расслабленным стеклом в задумчивых глазах.       Гаара, как всегда, засиделся до позднего вечера, пока Темари трижды ни подошла к нему с угрозами. После четвёртого упорство дождаться внезапно отскочивщего от собственного графика юношу резко сорвалось с пропасти. Он смирился. Возможно, Гаара больше его не увидит, если, конечно, ему не посчатливиться однажды попробовать прикупить себе к чаю пряности из той самой лавки.       Шуршание хрупкого свертка ошпарило похлеще кипятка. Гаара, обыкновенно спокойный, вдруг не смог сдержать испуганного вдоха и скользнул взглядом от источника шума вверх по руке к лицу пришедшего.       — Господин Ли, — неверящим тоном прошептал Гаара, вглядываясь в запыхавшегося явно от бега своего постоянного клиента, в его раскрасневшиеся щеки, красный от холода осени нос, мокрую тонкую материю плаща. Обыкновенно взятый с собою кейс показался тяжелее дозволенного.       — Ам, автозаписывающая кукла Гаара, — произнес пришедший. — Я… Простите, я…       Гаара, едва сдерживающий визг радости встречи и бушующий шторм между рёбрами, приподнял уголки губ, еще больше позволяя себе быть похожим на живую игрушку.       — Хотите заказать любовное письмо? — наигранно-холодно спросил Гаара, уже садясь за стол.       Рок Ли благодарно рухнул на стул напротив, едва не промахнувшись, неловко улыбнулся и загадочно-нежно согласился с предположением куклы.       — Заказ принят, — отчеканил Гаара, с предвкушением позволяя пальцам зависнуть над клавиатурой.       Темари и Канкуро, решившие вместе выпроводить брата с рабочего места, застыли в дверях, не показывая собственного присутствия ни одному из пары, и решили позволить хоть вечером младшенькому набраться того родного, тёплого чувства, что выгравировано было с самого детства у него на лбу.       И чего значение он так отчаянно пытался разузнать в новой работе. Это была и остается главной причиной всех стараний Гаары. Он просто хотел понять, что же такое «Любовь», так бесчеловечно выбросившая его на обочину дороги жизни.       Как и всегда, господин Ли попросил не писать ни адрес доставки, ни имя получателя.       Кто бы мог подумать, что в самом конце письма…       Ли диктовал медленно, отчаянно-точно стараясь передать чувства. Какие-то выражения Гаара хорошо узнавал: он составлял их в прошлых письмах, возможно, они настолько ярко отпечатались в сознании клиента, что тот решился использовать именно их. Но само письмо получалось простым, без изысков о луне и книгах. Короткое, но удивительно искреннее, чувственное, слишком пробирающее до души. Гаара закусывал губы, стараясь не упустить ни одной эмоции Рока Ли, в слова облекал каждый его вдох, каждый взгляд, мимолетно, возможно, опрокинутый в его сторону, только в его.       Боль снова рванулась в груди напоминанием о том, что клиент говорил не с ним, не с Гаарой, а с тем, кто предстаёт сейчас перед его мысленным взором, возможно, с молодой особой, а, может быть, и с таким же чувственным и открытым молодым человеком, как и сам господин Ли, этот бесценный алмаз в жизни граната…       Пальцы снова дрогнули, но не смогли остановиться, только скорее застучали по круглым кнопкам — дело профессиональной привычки.       Теперь настало время для заключительной фразы клиента. Он всегда произносил ее с особым значением, словно одна она способна была заменить всю ту стопку писем…       Ли, как всегда, делает паузу перед ней, и на этот раз чуткий слух Гаары улавливает в ней бОльшую пропасть, чем когда-либо. Но, несмотря ни на что, кукла должна печатать все, что пожелает клиент.       «Я люблю вас, Гаара».       Руки застыли на секунду позже, чем мозг успел отфильтровать следующую фразу. Четыре слова. Имя. Впервые имя адресата, случайным образом скользнувшее по губам господина Ли к бездонному реальному миру, в который он пожелал внезапно окунуться только после встречи с любовью.       Гаара поднял глаза, и из-под чёрной всклокоченной чёлки на него посмотрел настолько же удивлённый взгляд. Вся фигура Ли вдруг сжалась, но столь мощное телосложение никак нельзя было скрыть даже в плохо освещённом для письма помещении. Как и яркий растекшийся от ушей до носа румянец (на этот раз — не от бега или холодов). Прилипший жар все не сходил, и господин Ли резко втянул воздух сквозь зубы, заставляя Гаару приготовиться к чему-то великому (черт тянул за язык старшего брата!). Ли встал со своего места, обошёл стол, чтобы оказаться прямо перед прекрасным юношей-гранатом. И рухнул перед ним на колени с оглушительным стуком, едва не сломав в порыве пол. Взгляд его прощупывал каждую черточку сосредоточенного только на нем белоснежного лица, что наливалось таким же огнем, что и перелив стекла при закатном солнце. Гаара, в чьём сознании пробуждалось сладостно-горькое счастье, не мог оторвать от любимого заказчика редких глаз.       — Я люблю вас, Гаара, — повторил Рок Ли, сжимая в руках кейс, из которого показался уголок одного из писем. — Я прошу прощения, что заставлял вас писать все, что я чувствую к вам, но я люблю вас всем сердцем, пожалуйста, я хочу, чтобы вы просто… поверили в мою любовь.       Выдрессированный на спокойное отношение ко всему, что творилось вокруг, Гаара содрогался от испытываемых чувств и жара, словно его кожу раскалывало на множество песчинок. Стоящий на коленях перед куклой парень так и тянулся к возлюбленному всем телом, но продолжал держать позволительное приличиями расстояние.       Гаара наплевал на приличия. Он продвинулся к краю стула, прикоснулся горящими пальцами к обжигающей щеке и уверенно приблизился, чтобы оставить на губах Ли призрачно ощутимый поцелуй. Рок так и вытянулся по струнке, совсем позабыв о письмах, о падении в пропасть, и с желанием погрузился в непозволительное обычному человеку счастье.       — Любовные письма нашли адресата, — улыбнулся Гаара.