Шоколадный кофе

      Шлатту было чертовски плевать, что происходит с его здоровьем, и уж тем более — с его бизнесом, так что в организации компанией фестиваля участие принял нулевое. Его присутствие требовалось только на открытии. Поэтому, заявившись уже на третий день праздника, Шлатт изрядно удивил Квакити, который, впрочем, вопросов задавать снова не осмелился. Для приличия Шлатт прошёлся туда и сюда, наблюдая за людьми, веселящимися на его фестивале, покурил, игнорируя запрещающий знак, и даже принял некоторое участие в организационных вопросах праздника перед тем, как пойти наконец за кофе.       — Здравствуйте! — воскликнул Уилбур, едва его завидев. Сегодня он выглядел ещё хуже, но тёплая улыбка больше не казалась Шлатту искусственной. Он молча сел на пластиковый стул перед столом, пока Уилбур готовил кофе. Шлатту было странно. Он не знал, что сказать; хотелось поговорить о вчерашнем, а конкретно об одной фразе, но с какого конца подступиться? «Я подумал, это может поднять Вам настроение». Это была вежливость? Попытка проявить дополнительную заботу, чтобы впечатлить клиента? Или он всё же узнал Шлатта и пытается лизать зад?       — Вы любите ваниль? — спросил Уилбур вдруг, вырвав Шлатта из размышлений.       — Что?       — Вы… Я решил спросить в этот раз, пусть это и портит сюрприз, но… Вы любите ваниль? Я могу добавить вашему кофе аромат, если-       — Не надо, — мрачно отрезал Шлатт. Уилбур кивнул, но Шлатт неожиданно для себя помотал головой. — ...Хотя давай. Он не любил ваниль. Она ещё больше отчуждала кофе от алкоголя, как и шоколад, а это было Шлатту не нужно, но… Почему-то захотелось попробовать. Будто он уже не за заменой коньяку пришёл. Хотя в сущности, он мог сегодня спокойно купить себе запас и радостно распить его, а не тащиться с утра в парк, где всё, что крепче кефира — напиток нон грата.       — Как Ваш день? — осторожно спросил Уилбур, подталкивая к клиенту стакан, и… Этим вопросом будто вернул их в начало. Стандартная фраза всё испортила. Шлатт взглянул на него с досадой, не понимая, что пошло не так, куда делось его странное, но не плохое состояние, и встал со стула.       — Нахуя ты это сказал? Он уже забыл про то, что собирался не материться, а Уилбур заморгал, отступил на шаг.       — Чтобы узнать…       — Нихуя ты не хотел узнать. Ты это сказал, потому что так положено, — Шлатт сплюнул на асфальт, чувствуя себя, как распаковавший дерьмовый подарок в красивой обёртке ребёнок. Было паршиво, даже более паршиво, чем до этого сраного шоколадного кофе вчера.       — Мистер, — сказал Уилбур, и Шлатт тут же поднял на него глаза. Он услышал обиду. И не понял её. — Мистер, слушайте, мне действительно жаль, что у вас не лучшие времена, и я стараюсь как могу, делаю, что могу, чтобы помочь. Разве не в этом моя работа? Разве не для этого положено спрашивать про день? Кофе и улыбка должны осчастливить человека, он за это отдаёт деньги, и… Если вы хотите только кофе, без всего этого, только ска-       — По-твоему, твоя работа здесь веселить людей? Уилбур отступил ещё, столкнулся спиной с задней картонкой палатки.       — Мистер, я не-       — Меня зовут Джонатан.       — А меня Уилл. Очень приятно. Мистер Джонатан, я не могу с Вами спорить, извините. Мне жаль, что подарил Вам расстройство вместо облегчения. Он замолчал, и через несколько секунд Шлатт сел обратно на стул с сокрушённым, неудовлетворённым выдохом. Он взял кофе, глотнул, уловив тонкий запах ванили. Напиток немного успокоил, и пока Шлатт пил, он думал.       — Ты странный, Уилл. Ответа не последовало, и подняв голову, Шлатт увидел, что Уилбур сидит за столом, прислонившись к стенке палатки, и… спит? Шлатт присмотрелся. Уилбур и правда спал. Выглядел он… тревожно.       — Эй! Ты вообще-то на работе! Уилл резко открыл глаза, вскочил, взглянул на часы.       — Ох… Мне… Извините, я… Ужас, надеюсь никто из руководства не видел, боже… Спасибо большое, что разбудили, Джонатан, извините, этого больше не повторится… Уилбур потёр глаза, а Шлатт спрятал выражение лица в стакан. Он редко представлялся реальным именем, потому что не особенно его любил. Он был Шлаттом, а Джонатан понадобился в целях конспирации — фамилия основателя ДжейКомпани была слишком хорошо известна. Было довольно странно слышать своё имя без надменности и менторства голосов родителей.       — Ты почему спишь на работе? — спросил Шлатт, приподняв одну бровь. Уилбур вздохнул, бросил в рот какую-то таблетку и тут же запил её кофе.       — Давно уже на ногах… Шлатт фыркнул. Ему было совсем не интересно.       — Сколько? Уилбур помотал головой, но Шлатт, которому точно было абсолютно не интересно, этого не принял, смотря прямо в карие глаза. Уилл вздохнул.       — Я пришёл сюда в первую смену, часов в восемь утра вчера… Они помолчали, пока Шлатт со сложным лицом вспоминал начальную школу. Потом он медленно перевёл на Уилбура взгляд. Тяжёлый.       — Поправь, если я ошибаюсь, — его голос будто завибрировал. — Ты здесь больше полутора суток? Уилбур нахмурился, взял тряпку, принялся протирать машину от влаги после паровой отчистки.       — Тут кофе под рукой, да и привыкнуть легко. Главное потом выспаться.       — Что это была за таблетка? Повисла пауза. Уилбур, чуть улыбаясь, но молча уставился на Шлатта, постепенно замедляя движения тряпкой.       — Джонатан, — мягко сказал он, наконец прервав тишину, — по-моему, это я должен спрашивать о Вашем сне. Вы говорили, что сейчас у вас худшие дни в жизни… У меня наоборот всё идёт довольно хорошо. Работаю долго, чтобы получить соответственную зарплату. Так нужно, Джонатан. Скоро закончится эта смена, и я поеду домой. Лучше скажите, как Вам ваниль? Шлатт остро ощущал, будто его наёбывают, и ему это не нравилось. Он смотрел на глаза Уилбура, на его улыбку, которая была уже не тёплой, а какой-то… кукольной. «…Отец хуй знает где, два мелких брата — школота». Шлатт вспомнил Уилбура на кассе в круглосуточном, и с гитарой на восьмидесятой авеню.       — Ты где-то учишься? — уже зная ответ, спросил глава процветающей компании, устроившей фестиваль кофе.       — Мистер Джонатан… — только и ответил нанятый на улице обслуживающий кофемашины, работающий на этом самом фестивале. — Я же сказал, у меня всё хорошо. О себе подумайте. Худшие дни в жизни… Я когда вспоминаю свои, в дрожь бросает, я Вас понимаю и сочувствую… Шлатт чувствовал себя мерзко. Но уже не так, как вчера, не так, как после сегодняшнего «как ваш день», по-другому. Это «мерзко»… было не безнадёжно.