Маленький кролик

Прошло, должно быть, несколько дней, пока раны на спине Лии стали потихоньку заживать. На следующее утро температура, если верить ладони Карла, была очень высокой, тело девушки горело, ее била лихорадка, а пот стекал по дрожащим векам, плотно закрытым от напряжения. Гейзенберг уже подумал вынести ее к реке и пустить по течению, так как в его голове не укладывалась перспектива ухода за кем-то. Он сам о себе заботиться не хотел, потому редко принимал душ, не стирал вещи и всему этому предпочитал трудоемкую работу, которая отвлекала от навязчивых мыслей. А тут появилось смертное нечто, способное умереть от любого неосторожного движения в ее сторону, отчего мужчина лишь сжимался, пропуская через себя раздражение. Он считал своей неосторожностью подпустить к себе человека так близко, а тем более проявлять к нему какое-либо внимание, кроме как к ее внутренним органам с целью вживления в них механизмов. Бред продолжился до вечера, но несмотря на свои предрассудки и попытки бросить ее умирать, Карл возвращался, делая холодные компрессы и меняя пропитанные кровью бинты. Она выглядела поистине беззащитной, что не могло не воодушевлять мучителя. Ведь это плоды его работы, проделанной над и так расшатанным рассудком пленницы. Пленница. Все же она просто напросто эксперимент над людской силой воли, которую Лия проявляла, борясь за свою жизнь, что вызывало легкую усмешку у Гейзенберга. Ведь, если она способна сравниться силой воли с ним самим, то, может, у неё есть шансы стать не просто очередным экспериментом? Но пока кроме научного интереса никакого иного инженер к ней не проявлял. Она такая слабая и легкодоступная, но он не прикоснулся к ней с иной целью, нежели сменить повязки, прощупать пульс или измерить не менее горячими губами температуру. Хотя порой взгляд немного дольше задерживался на ее лице, густых, темных волосах, спутанных и мокрых от пота, казавшимися ещё более чёрными, чем есть на самом деле, дрожащих от напряжения ресницах, насупленных бровях. Выделяющиеся ключицы были покрыты испариной, плечи мелко колотило от лихорадки. Но несмотря на такой непрезентабельный вид, Гейзенберг рассматривал ее, за что мысленно себя ругал. На второй день лихорадка спала, а Лия ненадолго очнулась, чтобы выпить воды. Ее тело было истощено от высокой температуры и борьбы организма с острой болью и непоправимым вредом психике, который был нанесён тогда, при очередной многочисленной попытке побега. Кошмары снились чаще, а прекращались лишь тогда, когда Карл кропотливо обрабатывал раны на спине, накладывал компрессы, наверное облегчающие боль, и аккуратно удерживал в положении лёжа за плечи в моменты сильной лихорадки и бреда. Эти несколько дней были сущим адом, и если бы не контроль Гейзенберга за ее состоянием, о котором девушка даже не догадывалась, она, вероятно, просто разлагалась бы в той комнате, а учитывая их количество, хозяин фабрики даже труп не вынес, оставив его догнивать там. Или же вовсе пустил в качестве расходного материала в коллекцию мутантов, хотя на вряд ли от неё был бы толк. Когда Лия открыла глаза, в комнате никого не было. Мутная пелена мешала рассмотреть обстановку в комнате, в ушах звенел надоедливый, оглушающий писк. С трудом подняв своё потяжелевшее от боли тело в положение сидя, девушка тихонько простонала, когда жгучая резь затмила все остальные ощущения. Шумное дыхание и стиснутые с силой челюсти сигнализировали о нестерпимых болезненных спазмах на коже, напоминая события того дня. Гнев перемешался с болью, когда в голове возник образ истязателя. Ты ещё никогда не чувствовала себя такой униженной и брошенной миром, как сейчас. Единственное, чего тебе хотелось, так это заставить его чувствовать ту же боль, что и ты сейчас. И нет ничего хуже моральной боли, которую не заглушат даже самые сильные препараты. Не взирая на боль, девушка поплелась к забытой Карлом сумке. Напряженные пальцы нащупали нужные предметы, а затем сумка была небрежно отброшена куда-то в сторону. Перед Лией был обзор на пустую стену слева, которую она и назначила своей целью. Экспрессивные движения рукой выражали всю твою обиду, окрашенную горечью, все разочарование от одиночества и собственного бессилия. На стене образовался силуэт, который не вызывал никаких чувств у самой девушки, зато мог вызвать множество у другого человека. Спустя некоторое время на стене возник молодой лик, статичный, словно икона. На ее лице была маска, а на голове плавно струилась чёрная ткань. Матерь Миранда. Та, кто вызывала в Гейзенберге лишь ненависть и презрение, теперь смотрела со стены комнаты прямо на свою создательницу. Взгляд переполнялся отвращением, а губы слегка разомкнулись в пренебрежении. Лия шумно упала на пол, испачканная краской, когда вздох облегчения вырвался из ее груди, а спина заныла, истекая кровяными подтеками из-за резких, надрывных движений и попыток дотянуться выше, заполняя большие пространства краской. Пустой взгляд поднялся к потолку, пока девушка сидела у стены, облокотившись на неё головой. Без часов не узнать, сколько она просидела в такой позе, когда в комнату шумно вошёл Гейзенберг, топая грязными сапогами. Лия вздрогнула, но вида не подала, продолжая безразлично смотреть куда-то вверх. Сердце пропустило удар, когда Гейзенберг увидел на стене портрет Матери. Он молча пробежался взглядом по обновлённому интерьеру, пока леденящая ненависть пронизывала каждую клеточку его тела. Мужчина медленно приблизился к росписи, внимательно ее рассматривая. С каждым сантиметром, изученным его пристальным взглядом, гнев нарастал. Резко опустив взгляд на спокойно сидящую под ногами Лию, он медленно присел рядом на согнутых ногах, рассматривая ее лицо. Оно не выражало ничего, лишь в глазах блестели слёзы, накопившиеся с момента появления Гейзенберга. Девушка медленно перевела взгляд чёрных глаз на предмет своей ненависти, ожидая его колких замечаний. — Так ты у нас, значит, художник. — Холодным голосом процедил Карл. — Типа того. — Было так же холодно брошено ему в лицо. — Признаю, задело. — Разговор был сухим и колким, что заставило тревогу колыхаться в груди. — На это и был расчёт. Нравится? — Безумно, детка, — сухо прошипел Карл, — тебе как никому другому удаётся вывести меня на эмоции. — Я заметила. — Грубо проговорила Лия, кивнув позади себя. Неужели ты делал мне перевязки? — Если бы не я, гнить тебе в сточной канаве, — горько усмехнулся Карл, — тебя родители не учили манерам, благодарности? — В голосе чувствовалась досада и разочарование, тщательно скрываемое под маской безразличия. — Не успели, извини. Люди часто заказывают у меня портреты близких, думала ты оценишь. Удар кулаком прогремел совсем рядом. Короткий вдох, прожигающий взгляд устремлён в голубые глаза. — Дорогая, давай на чистоту, каждый в своеобразной манере выпустил пар, эмоции, неужели ты планируешь начать со мной войну? — Спокойно рассуждал Гейзенберг, сдерживая ярость. — Не советую проверять, какого это — тягаться со мной. — Я уже говорила, что не перестану бороться. — Так же безразлично продиктовала ты. — Сама напросилась. — Мужчина резко поднялся на ноги, поправляя очки на переносице, а затем резко вышел, закрывая за собой дверь. Теперь тебе придётся самостоятельно обрабатывать раны спиртом и бинтовать горящие рубцы. Небольшая струйка побежала по спине, в попытке промыть не заживающие раны. Ты скривила лицо от сильной боли и не туго обмотала тело бинтами, оставленными хозяином фабрики. Раны на коже затягиваются, а вот на душе у Лии было паршиво. Полное одиночество и ничтожность накрывали с головой, каждую секунду. В голове девушки крутились слова Гейзенберга, что без него она бы умерла. Неужели этот человек действительно спас тебя после того, как сам же исполосовал жгутом? Такой расклад казался чем-то нереальным, но факт остаётся фактом. Кроме него здесь некому тебе помочь. Он продолжал приносить лекарства, бинты и немного еды, пока девушка спала. Заметив эту закономерность, возникла мысль, что здесь тоже есть наблюдение за тобой. Лия в очередной раз рассматривала свою месть, изображённую на стене, понимая, что навык за время пребывания в заключении не растерялся. Она рисовала с самого рождения, и лишь к 19 годам стала понемногу на этом зарабатывать. До недавних пор у неё был нестабильный заработок с заказов, которого хватало на жизнь, не более. О дорогостоящих покупках речи не шло, да и как таковой необходимости в них не было. Девушку интересовало лишь профессиональное развитие, приобретение знаний и полезной информации в сфере ее работы. Всепоглощающая тоска стала сжирать тебя изнутри, когда пришло осознание необходимости примирения с Карлом. На твой взгляд, тебе удалось досточно задеть его самолюбие, чтобы отомстить за принесённые увечья. Все равно физическая боль для него на вряд ли показалась бы наказанием после пережитого. Лия подняла глаза к потолку, осмотрев углы. — Давай поговорим. — Достаточно громко сказала ты, тут же направившись в сторону матраца. Ответа не последовало, должно быть, мужчина занят, или раздумывает над ответом. Не то чтобы ему нужно было за словом в карман лезть, но все же речь идёт о его гордости. И твоей тоже. — Ничего себе, снизошла. Сегодня мой день рождения? — Насмешливо начал говорить Гейзенберг через хрипящие колонки. — Не язви, может я тоже не в восторге мириться первой после того, что ты сделал, однако все равно сейчас с тобой разговариваю. — Ты не скрывала недовольства, затем все же смягчив тон. — Такая ты девка интересная. Будучи в плену у неё язык поворачивается условия мне ставить. — Словно разговаривая с самим собой рассуждал Гейзенберг. — Я не позволяю никому командовать мной, тем более соплячке вроде тебя. — Может ты придёшь и мы обсудим это лично? — Тебе изрядно надоело болтать с самой собой. — Ну вот, опять условия! — Гейзенберг перешёл на повышенный тон, — тебе самой не надоело? Пауза. Тишина поглотила комнату. — Прости. — Неожиданно прозвучало даже для Лии. На несколько минут повисло глухое затишье. Должно быть мужчина сам был в шоке от удивления. Через некоторое время дверь аккуратно открылась, впуская впервые, за долгое время, нерешительного Карла, который всячески старался этого не показывать. Ты подняла на него полный смятения взгляд, ожидая очередной вспышки агрессии или, как минимум, колких насмешек. Но он был задумчив и нерасторопен, будто пережевывал каждую мысль, возникшую в голове. — За свою долгую жизнь я повидал многое, но такую как ты встретил впервые. — Как-то издалека начал рассуждать Гейзенберг. — Вернее сказать, дуры мне встречались часто, но ты ко всему прочему до невозможности наглая. — Не будь я наглой, уже давно бы шастала здесь с пилой вместо руки. — Усмехнулась ты, грустно улыбаясь. Карл надменно на тебя взглянул, а затем сам слегка усмехнулся, покачивая головой. — Но ты уже стала частью моего эксперимента, маленький кролик. — Заулыбался Гейзенберг, не скрывая своего главенствующего положения. — Ну и пусть, — Лия расслабленно прикрыла глаза, — всегда хотела привнести что-то большее в этот мир, чем мои картины. — Неужели тебе даже не интересно узнать, о чем я говорю? — Гейзенберг понизил тон до спокойного, рассматривая твоё измученное лицо. — Интересно, но не стану же я показывать этого. В конце концов ты сильно меня обидел. Мужчина искренне и громко рассмеялся, а его смех, казалось, рассеялся по самым дальним углам комнаты. — Поверить не могу, что ты такая. Закурил сигару, чиркнул зажигалкой. Внутри проснулся азарт, жгучее желание зародить в тебе интерес к его персоне. Он не был обделён женским вниманием, но зачастую деревенские девки были взбудоражены его мощью, а ты в свою очередь, словно могла сравниться с ним силой, была заинтересована совсем иным. Конечно, морально ты была выносливее и крепче. Что бы не происходило, встаёшь и продолжаешь двигать вперёд. Даже после смерти матери и сёстры ты не могла позволить себе сдаться. Твоей целью было победить его морально, если физически было невозможно. Это негласное соревнование началось с самого начала заключения на фабрике. Девушка не догадывалась, знает ли Гейзенберг о нем, но все равно продолжала бороться, пусть это было бы очередной галочкой в списке ее достижений. Будь она ему безразлична, мужчина не стал бы кормить и спасать ее. Сразу после первого побега девушку могли скормить ликанам, без капли сожаления. Потому хотелось ответить мужчине на его неоправданную заинтересованность. — Какая же я? — Последовал логичный, несвоевременный вопрос. Карл расплылся в очередной победной улыбке. — Ну наконец-то привлёк твоё внимание. — Горделиво усмехнулся Гейзенберг. — Расслабься, детка, я ведь не кусаюсь. — Да ладно? — возмущённо воскликнула ты, вспоминая рассеченную и посиневшую от избиения спину. Затем, уже спокойно, продолжила, — Проблема не в тебе, я никому не доверяю. Хотя в тебе безусловно есть проблема, из-за которой мне приходится опасаться, и не одна. Лия опустила взгляд, вспоминая, из-за чего у нее больше нет доверия к людям. Мысли о предательстве заставляли чувствовать себя ничтожно, жалко, потому после постоянного обдумывания девушка пришла к выводу, что проще отпустить, оградиться от всего, что напоминало о ее доверчивости и обрасти иголками, чтобы больше никто не сделал больно. Очередного предательства девушка бы не пережила. Уже после смерти близких ее ничего не держало в этом мире, кроме непрекращающейся настойчивости и стремления добиться большего в и без того скудной на хорошие события жизни. Однако она верила, что где-то есть человек, который поймёт и поддержит ее, как бы она от этого не открещивалась. — Ты, помимо того, что наглухо отбитая, остаёшься загадкой. — Гейзенберг наполовину раскурил сигару и ты удивилась, как он ни разу не закашлялся от крепости табачного дыма. — Зато ты простой, как пень. Тебе не удаётся скрывать чувства. — Ты заинтересованно вглядывалась в глубину его голубых глаз, ища, за что зацепиться. Гейзенберг вспыхнул от слов Лии, сжимая в зубах сигару. — Да что ты понимаешь в людях, малышка! — Завозмущался Гейзенберг, — ты жизни не знаешь, чтобы ковыряться у меня в голове. — Мама всегда говорила, что все куда проще, чем кажется. — Об упоминании матери глаза Лии опустились, изучая грязь на ботинках мужчины. На этот раз она смогла сдержать выступившие слёзы. Затяжное молчание повисло в воздухе. — Расскажи о своей семье. — Неожиданно серьезно проговорил Гейзенберг хриплым голосом. Лия молчала, перебирая между пальцами какой-то болтик, подобранный с пола возле ее ступней. — О моей ты, кажется, уже все разузнала. Хоть это и не моя настоящая семья, будет честно узнать о твоей. Девушка замялась, кусая губы. — Они мертвы, — эти слова дались особенно тяжело, болезненно пульсируя в потаенных уголках разума, — мама и сестра были убиты грабителями, которые возможно и не планировали этого, надеясь обокрасть нас и купить на вырученные деньги дешевого бухла и наркоты. — Голос дрожал, так как эта тема приносила много боли, даже спустя столько лет. — Один хрен эти трусы побоялись за свои жопы, потому безжалостно… — Ты затихла, собираясь с силами — Сестре было 12. Она жизни не видела, а эти твари спокойно разгуливают на свободе, если ещё не сторчались. Из глаз полились слёзы, а злость закипала внутри. Девушка сжала край матраца, шумно дыша от гнева, завладевшего ее разумом. Гейзенберг на секунду напрягся, впервые увидев тебя настолько разъярённой. Должно быть, тема семьи для неё была не менее болезненной, чем для него самого. Насколько разными бывают ситуации, когда кто-то оплакивает мать, а кто-то наоборот планирует ее мучительную смерть. В конце концов Миранда не была ему родной, потому и привязанности к ней он испытывать не собирался. — Мне жаль. — Коротко выдохнул Карл. Он не умел оказывать поддержку, но сейчас остро осознавал, насколько она нужна Лие. То ли для продолжения эксперимента, то ли для сохранения ее рассудка в тех или иных целях, с чем он ещё не разобрался. Как и со своим отношением к девушке. Впервые его раздражали и интересовали одновременно. Это неимоверно бесило хозяина фабрики. Лия утёрла слёзы, унимая тревогу в груди, а затем шумно вздохнула. Ей не хотелось пережить смерти близких и забыть о них, изредка принося на могилку цветы. Самая сильная боль в ее груди должна была всегда напоминать о смерти, чтобы девушка могла жить. Ведь ничего не чувствовать — хуже падения в небытие, наступающего с последним вздохом. Неловкое молчание повисло в воздухе. Гейзенберг продолжал наблюдать за сменой эмоций на лице своей пленницы, постепенно прочувствовав все ее переживания. То, что он начинает понимать жертву, означало самый худший исход из всех, что мог случиться. Но неожиданно для себя, Карл решил несмотря ни на что окунуться в эту бездну, даже если это ничем хорошим не кончится. Любопытство наконец взяло верх. Теперь он готов сыграть в роковую игру, последовав за ходом мысли маленького кролика, прыгая в нору к неизвестности. — Мне нужно принять душ. — Прервала тишину девушка. Карл искренне рассмеялся, прикрывая лицо ладонью. Она была настолько непредсказуема, что вовсе казалось нереальной. — У меня на заводе не предусмотрен душ. — Но я воняю. — Девушка не боялась показаться перед ним в плохом свете, потому говорила честно. Карл задумался, где в этой округе вообще можно искупаться. На ум пришло озеро, расположенное на пути к лесу. Гейзенберг одернул себя, так как снова идёт на поводу у девушки, но решил пожалеть пленницу и позволить смыть с себя грязь и пот после измучившей ее лихорадки. В конце концов ей, как человеку из внешнего мира, был необходим свежий воздух, иначе ее синяки под глазами скоро достигнут диаметра небольшой планеты. — Ладно, поднимайся. — Карл шумно вздохнул и развернулся к выходу. Он сходил куда-то, вернувшись со стопкой одежды в руках. Теперь Лия была одета в широкие мужские штаны, туго затянутые поясом, без которого уже упали бы на пол, а так же в тёплый, не менее широкий свитер. На ногах были кеды, которые явно не вписывались в погодные условия, но по крайней мере были подходящего размера. Тело плотно окутано свежими бинтами, но раны все ещё саднили от любых движений. Лия осмотрела себя, затем еле заметно кивнула Карлу, сообщая свою готовность к прогулке. Ее беспокоила небольшая головная боль, которую она игнорировала ради долгожданных минут на свободе. Возможно, рассказ о семье был последним, что услышит Гейзенберг от неё. Девушка спешно догоняла быстро шагающего хозяина фабрики. Звуки его солдат заставляли вздрогнуть, ведь мало ли, что щёлкнет у него в голове. Прикажет разрубить ее на куски, если почувствует что-то неладное. Но, возможно, это единственный шанс убежать. Нельзя было его упустить, даже если ничего не удастся, а Лия будет жестоко наказана за неповиновение. Когда прохладный воздух наполнил лёгкие, до этого не впускающие в себя воздух меньше +30ºC, девушка закашлялась. Казалось, что на улице нестерпимо холодно из-за перепадов температур. Лия поёжилась, обнимая руками плечи. Ноги вмиг замёрзли, неприятно покалывая. Карл, остановившийся в паре шагов от девушки, осмотрел ее с ног до головы и пришёл к выводу, что для купания в озере слишком холодно. Несмотря на солнце, которое лениво опускалось за горизонт, вода однозначно была ледяной для хрупкой девчушки, которая день назад колотилась в лихорадочной дрожи. Несмотря на это, они все же решили дойти до озера, чтобы Лия могла хотя бы умыться. Всю дорогу они молча шагали к назначенной цели, а Гейзенберг заметил, как его спутница мнётся, словно хочет что-то сказать. — Если хочешь спросить, сделай это сейчас. — Бросил мужчина, не поворачивая головы. — Не спросить… Просто поговорить. — Ты задумчиво отвела взгляд в сторону, наслаждаясь дикими пейзажами. Глаза настолько отвыкли от света, что слегка заслезились. Здесь было бы здорово поставить мольберт и зарисовать вдохновляющий закат, возьми она с собой краски. Неизвестно, как бы отреагировал Гейзенберг на все это, но Лию это сейчас совсем не беспокоило. Она жадно рассматривала расплывчатый, без очков для зрения, лесной массив и горы, раскинувшиеся за высокими деревьями, словно этот закат был последним в ее жизни. Вечный алый закат отпечатался в ее памяти ярко-красными оттенками, плавно перетекающими в оранжевый. — Почему именно художник? — пение птиц было прервано вопросом Гейзенберга. Он был на шаг впереди тебя, параллельно раскуривая сигару. — Я всегда видела красоту во всем, что меня окружает. Любые черты лица представляются плавными изгибами на бумаге, а смешивание оттенков придает особенности любому предмету в мире. — Ты воодушевленно рассказывала про любимое дело, отписывая его как что-то неземное, чарующее. Гейзенберг слушал и не перебивал. — Ты ещё никогда так много не говорила. — Задумчиво пробубнил он. — Разговоры помогают мне отвлечься от навязчивых мыслей в голове, заглушают тревогу. — Девушка нахмурила брови и снова отвернула лицо в сторону. Наконец впереди виднелось озеро. Подойдя ближе, Лия увидела небольшой, старый мостик с прогнившими досками. Они были покрыты скользким илом, а вода казалась чёрной то ли от своей загрязненности, то ли из-за глубины. Девушка вздрогнула от нарастающей тревоги, словно опасность поджидает где-то рядом. Гейзенберг недоумевающе взглянул на темную воду. Брови нахмурились от неприятного чувства, посетившего мужчину на берегу. Он здесь не то чтобы часто находился, приходил несколько раз, когда прогуливался по окрестностям в поисках чего-нибудь интересного, но было это давно, а чувство было такое, будто он уже недавно этот водоём посещал. Поёжившись от тревожности, он подошёл к Лие со спины, рассматривая открывшееся взору озеро. — Купаться, наверное, сейчас не стоит. — Тихо проговорил мужчина, недоверчиво оглядывая одними глазами деревья вокруг. — Мне бы умыться. Ты неуверенно зашагала к шаткому мосту, стараясь не выдавать своего страха. С губ Гейзенберга чуть не сорвалась попытка остановить тебя, но он замолчал, продолжая смотреть в постепенно отдалявшийся силуэт. Он отвернулся, молча прогуливаясь по округе, нервно перебирая между пальцами нож, который взял вместо молота. Наверное, чтобы не напугать тебя, а может просто забыл взять его с собой, привыкнув к тому, что мог атаковать любым куском железа на своей фабрике. Здесь же стоило быть настороже, хоть ему и нечего было бояться в этих краях. Просто старая привычка. Ты робко ступила на хлипкие доски, усомнившись в своей идее. На берегу вода была слишком грязной, а водоросли прибило прямо к краю земли, из-за чего умываться там было нечем. Пришлось пройти по мостику, поближе к чистой воде, хоть и ноги подрагивали от напряжения в попытке устоять ровно, не упав в темную пучину. Вдруг страх обжег сердце, учащая пульс. Игнорируя предчувствие опасности, ты подошла к краю, встав на колени. Вода была однозначно чище, но рассматривать ее не хотелось — было страшно увидеть что-то на глубине. Быстро зачерпнув ладонями холодную жидкость, Лия поднесла ее к лицу, крепко цепляясь второй рукой за край склизкой доски. Она хотела позвать Гейзенберга, чтобы было не так страшно, но проявление слабости могло стать причиной долгих насмешек над ней. Взяв себя в руки, она снова набрала в ладонь воду, умываясь второй раз, проводя мокрыми пальцами по грязным волосам. Мороз тут же остудил кожу, отзываясь тонким покалыванием. Стоило взять с собой какой-нибудь таз или тару, чтобы перенести воду и нагреть на фабрике. Но об этом нужно было задумываться раньше. Как бы там ни было, холод приводил в чувства, а лицо ощутило свежесть, когда с него было смыто семь потов, сошедших в самом пекле этой гребанной деревни. Лия задумалась о пути, который ей пришлось преодолеть, чтобы оказаться на этом сгнившем мосту и просто напросто умыться чистой водой. Жизнь разделилась на до и после, что даже в мыслях девушки уже, кажется, было давно обозначено, как само собой разумеющееся. Ты обернулась назад посмотреть, не бросил ли тебя Гейзенберг здесь, решив больше не трепать себе нервы и отпустить на свободу. Он был неподалёку, важно расхаживая по сырой гальке, устилавшей берег озера. Сердце пропустило удар, когда ты, потеряв равновесие, поскользнулась на илистых досках, падая в воду. Паника охватила, заставляя судорожно размахивать руками, отталкиваясь от поглощающей воды. Она выпрямилась, пытаясь всплыть на поверхность, когда ноги запутались во что-то из-за хаотичных, испуганных движений. Наощупь пытаясь выпутать ноги, пальцы переплелись с рыболовной сетью, густо осевшей на дне озера. Грузики по краям сети тянули вниз, должно быть, она рассчитана на крупную рыбу. Ледяная жидкость заливалась в нос, уши, толща воды давила на грудь, выбивая из лёгких необходимый воздух. Страх охватил все тело, из-за чего сопротивляться стало сложнее. До Гейзенберга донёсся громкий всплеск воды. Он резко повернулся в сторону водоёма, а когда не увидел знакомый силуэт на мосту, резко сорвался с места. Мысленно выругался, забегая на дрожащий под крепким телом мост, падая на колени. Он вглядывался в темную глубину, надеясь, что девушка сбежала, а в воде плескался один из экспериментов Моро. Такой исход был лучше, чем если девушка упала в воду и сейчас тонула, захлебываясь грязной жидкостью. В голове прозвучала до боли знакомая фраза. — Прошу, помоги мне! Гейзенберг не раздумывая нырнул в воду, резво рассекая ее руками, наощупь пробирался сквозь темную толщу в поисках чего-то похожего на человеческое тело. Сделав рывок глубже, рукой он зацепился за искомое. Еле тёплая рука свободно болталась в воде, когда за неё тебя потянули вверх, вытягивая на поверхность. Уши заложило, а глаза щипало от попавшей в них воды. Голос где-то удаленно кричал, но шум в голове его заглушил. Девушка резко открыла глаза, откашливаясь от попавшей в лёгкие воды. Гейзенберг перевернул тебя на бок, чтобы было легче избавиться от наполнившей горло жидкости и начать дышать. Он придерживал тело Лии за шею, дожидаясь чистого от хрипа выдоха с ее стороны. Когда она открыла глаза, то встретилась с недоумевающим взглядом Карла. Его ярко голубые глаза округлились, бегло смотрят на тебя. Осознание того, что ты пережила свой кошмар, догнало чуть позже. Лия испуганно посмотрела в глаза Гейзенберга, который замер в таком же ужасе. Мокрые волосы облепили ее лицо, а губы были местами синие от холода. Кожа побелела, словно мраморная, лишь мелкие вены вокруг глаз, вызванные удушьем, разбавляли бледность лица. Раздражённые слезами и водой глаза выделялись, а чёрная радужка, скрывающая зрачки, судорожно бегала по лицу мужчины. Он точно так же только что пережил свой кошмар. Разве такое возможно? Гейзенберг поднял на руки ещё не пришедшую в себя девушку, которая не отводила от него испуганных глаз. Мужчина быстро преодолел проклятый мост, направляясь обратно к фабрике. Они молчали всю дорогу, холод пробирал до костей даже Гейзенберга, не реагирующего обычно на такие мелочи. Он вдруг почувствовал себя таким незащищенным, но обязанным защитить тебя. Мокрая одежда облепила его тело, застывая на морозе. Из-за сильного холода вы гораздо быстрее добрались обратно, ощущая тепло помещения. Ты не помнила, как оказалась в привычной комнате, поглощенная страхом. Гейзенберг бережно усадил тебя на матрац, скидывая с себя обледеневший плащ. Шляпа осталась одиноко плавать в озере, а очки и подавно отдыхали где-то на дне. Нож также был утерян. Досадно, но сейчас не до этого. Он подошёл к столу, упёрся в него руками. Резко повернулся к тебе, когда в его взгляде читалось полное непонимание происходящего. — Кто ты, блять, такая? — Тихо прорычал мужчина, ожидая немедленного ответа на свой вопрос. — Так это ты был в моем сне… — Пришедшая в себя девушка так же напуганно смотрела на Карла, бормоча себе под нос. Не услышав нужного ответа, от резко подошёл к тебе в два шага, присел на согнутых ногах и перехватил твой подбородок. — Я повторяю, кто ты такая?! — С рыком прокричал разгневанный мужчина, сильнее сжимая пальцы. — Но как такое возможно, если я тебя ни разу в жизни не встречала, — продолжала рассуждать девушка, игнорируя раздражённость Гейзенберга, — получается, все это время мне снился… Ты? Мужчина замер, услышав подобного рода вывод. Ведь он мог сделать точно такой же. Выпустив из холодных от влаги перчаток лицо девушки, он поднялся на ноги и повернулся к своему рабочему месту. На нем по-прежнему стояла лампа, кипы бумаг и многочисленные записи. Множество мыслей осадили голову, тяжёлую от рассуждений. Лия дрожала от холода, уставившись в одну точку. Оба были шокированы, молчали, обдумывая случившееся. Мокрая одежда неприятно прилипала к коже, выдернув Гейзенберга из раздумий. Он начал торопливо раздеваться, обнажая крепко сложённое тело, смуглую, покрытую шрамами кожу. Девушка засмущалась, резко отворачиваясь. Что этот припадочный вытворяет? Она чуть не утонула в ледяной речке, тем самым заслужив стриптиз? — Советую раздеться, если не хочешь снова биться в лихорадочных припадках. — Проговорил мужчина, уверенно расхаживая по комнате без одежды. — У тебя есть сменная одежда? — Тихо пробормотала ты, заливаясь краской от смущения. Лия была не из стеснительных, но решительности у неё не занять. — Дитё. — Усмехнулся Карл, направляясь за одеждой для себя и своей стеснительной гостьи. Когда он вернулся обратно, Лия сидела неподвижно, не решаясь поворачиваться. — Как убегать, так она первая в очереди, а повернуться смелости не хватило? — Мужчина открыто насмехался над ней, что задевало достоинство и гордость девушки. — Знаешь что, может хватит постоянно насме. — Лия развернулась, уже достаточно раздражённая поведением Гейзенберга, но на секунду запнулась, когда взгляд пробежался по мокрому телу, — хаться надо мной, как будто ты хозяин положения. Последняя фраза вышла на выдохе, а чтобы скрыть волнение, ты стала заправлять пряди волос за ухо. Гейзенберг бросил твою одежду рядом, затем принялся надевать сухие штаны и футболку. Металлические кулоны позвякивали при столкновении друг с другом, привлекая к себе внимание. Ты поднялась на ноги и принялась снимать с себя тяжёлую, мокрую одежду мужчины. Гейзенберг заметил кровь, просочившуюся сквозь бинты. Для девушки боль в спине уже была привычной, но такой же сильной и непрекращающейся. Она слегка повернула голову в его сторону, настроенная попросить помощи, но вместо этого закусила нижнюю губу. — У меня есть сильное обезболивающее, но оно вызывает привыкание. — Гейзенберг словно прочитал твои мысли, чем сильно облегчил задачу. — Спасибо. Буду очень признательна. — Тихо пробормотала ты. На матраце продолжали лежать вещи, похожие на рубашку и. Мужские трусы? Ты в недоумении смотрела на них, когда мужчина прервал твой немой вопрос. — Все остальное будет тебе сильно велико, тогда сложнее убежать. — Тебя забавляет мое стремление жить на свободе? Или может завидуешь мне? — Не скрытое раздражение отскакивало от каждого твоего слова. Параллельно ты надела шорты, стараясь не задумываться о том, что на самом деле это нижнее белье. — Да, может и так. У меня нет настроения спорить с тобой, поэтому обезболим твою спину и ляжешь спать. Употреблённое во множественном числе слово «обработаем» заставило сердце замереть в приятном удивлении. Лия посмотрела в лицо Гейзенбергу, пытаясь разглядеть как обычно надменный вид, но увидела лишь задумчивое смятение. Гейзенберг же понял, что сморозил херню и нахмурился, разворачиваясь спиной к девушке. — Боишься уколов? — Спросил он, копаясь в ящике стола в поисках шприца и обезболивающего раствора. — Да. — Коротко и честно ответила ты, не увидев смысла скрывать что-то от человека, который неоднократно спасал тебе жизнь. Как показывает практика, смерть сильно сближает. — Я ценю твою честность, даже если ты мне не доверяешь. — Вёл непринужденную беседу Карл, чтобы тебе приходилось меньше нервничать. Его уже не беспокоило излишнее проявление заботы в твою сторону, он посчитал это обычной сменой настроения, которая не должна его волновать, как и все остальные чувства в этом мире. — У меня есть причины не доверять тебе, но ты каждый раз спасаешь меня, развеивая сомнения на счёт твоих намерений. — Так же спокойно рассуждала ты, укладываясь на матрац животом вниз. Подобная спокойная беседа явно не была чем-то нормальным в этих стенах. Но пока у обоих не было сил на споры и борьбу друг с другом, настал момент перемирия. Гейзенберг ввёл обезболивающее, обработал раны, сменил повязки. Лия терпеливо вынесла всю боль, в ожидании действия препарата. Она привстала, накинула на плечи рубашку Гейзенберга и легла на бок, окинув взглядом портрет Миранды на стене. — Мне можно в библиотеку? — Тихонько спросила ты у мужчины, сидевшего напротив, увлечённо рассматривая твоё лицо. — Если не разрешу, все равно ведь туда сбежишь? Лия усмехнулась, а искренняя улыбка озарила ее лицо, окутанное приглушённым, тёплым светом. Впервые ей не было страшно и тревожно рядом с ним. Может у девушки совсем поехала крыша, раз не ощущает опасности рядом с настолько опасной сущностью. Гейзенберг улыбнулся в ответ. Он ещё долго будет рассматривать ее в тусклом свете лампы, пока пленница старательно боролась со сном, в итоге все же уснув. Множество вопросов он оставил на утро, погрузившись в глубокий сон, сидя возле расписанной стены. Он сильнее откинется на неё, упираясь спиной, а затем крепко проспит до утра, так же как и маленький кролик, не потревоженные кошмарами.