Хрусталь

      Без четверти первый час ночи.       Эзра долго ерзал в постели, не находя себе ни сна, ни покоя. Судорожно набрал заученный наизусть номер на мобильном — через один гудок прозвучал сиплый сломанный болью и наполненный слезами голос по ту сторону голубого экрана.       — Алло, — едва ли не плача буркнула девушка, начавшая тут же оправляться от недуга. В голосе мелодично проскочила нотка радости, — Эзра? Это ты?!       — Да. — Зеркально наполняясь солнечной энергией ответил он. — Саб? Ты, что, плачешь?       — Уже нет. — Хлюпнула носом та, действительно, уже сияя улыбкой. Непонятно почему плакать девушке расхотелось. Его голос, полный мужества и всего самого светлого, вылечил ее в считанные мгновения. Пушистые ресницы вот уже высохли от слез, следы на лице которые и не оставили.       — Слушай, — с усердием приподнялся на локтях Бриджер, усмехаясь в ответ, — может, не будешь меня обманывать? Я-то чувствую, что у тебя все плохо.       Девушка излюблено стала поправлять пряди волос, а потом глубоко втянула струю воздуха. На губах вновь прозрела застенчивая улыбочка. Душа затрепетала — ему не все равно… он любит…       — Может, и плохо… — подобно скрипке, ее голосок издал жалостливую мелодию, тихую и грустную, — Тебе-то что теперь?       Между ними ударила пауза. Бриджер оробел, но тут же сообразил:       — А хочешь, я сейчас приеду?       Сабина вздрогнула — по телу пробежался маленький электрический разряд, заставивший сердце биться чаще, синхронно сердцу человека, чье имя было для нее спасительной молитвой.       — Хочу. — Немо прозвучало в ответ, после которого последовали короткие звучные гудки, оповестившие о скором появлении ночного гонщика под ее окном. Она с облегчением плюхнулась на заправленную розовым пушистым пледом и смиренно уложила руки с сжатым в них телефоном на грудь, таившую внутри вновь разыгравшийся шторм эмоций. Мысли кипели и нервы были на пределе. В жилах стыла кровь. А под этим зарождалась безумнейшая идея, больная любовью и страстью.       Не минуло и полчаса, как снизу до распахнутого настежь окна послышался сладкий шепот примчавшегося влюбленного: «Саб! Эй, выгляни сюда!». Девушка незамедлительно ринулась с кровати. За спиной будто бы выросли крылья от постигнувшего ее счастья, когда внизу под дождем она действительно разглядела едва освещенный фонарем силуэт парня. Он широко улыбался, задрав голову вверх.       — О, мой Ромео! — шутливо воскликнула Врен, прикрывая рот руками.       — О, прекрасная Джульетта! — также отозвался Бриджер, разведший руками в стороны и выпятивший грудь, — так что же, принес ли мой визит в столь поздний час вашему сердцу ликующую радость? Усмирил ли я ваш каприз?       — О, несомненно, мой Ромео… — засмеялась девушка, явно довольствуясь романтичностью, постигнувшей их обоих в эту ночь. Она глядела в его глаза и тонула. От волнения слова в голове запутались, и она была не в силах более сдерживаться. В карих глазах девушки что-то сверкнуло. Эзра смекнул — это не дождь. От тревожного чувства, врезавшегося в грудь, парень заколебался и посерьезнел, насупился:       — Тогда почему же ты плачешь? Я же рядом — вот тут…       Обессилившая Врен захныкала, растроганная поступком детдомовского парня, поступки которого не говорили за него, а кричали о широте его скромной души. А он просто стоял и не понимал. Не понимал ничего. Непонимание слез все больше и больше вводило его в состояние растерянности.       И, наконец, оправившаяся девушка резко бросила ему прямо в глаза:       — Мы так похожи на Ромео и Джульетту! Эз, почему мы не можем быть вместе и просто любить? Почему? — потому что родители не разрешают?! Да что они знают о любви, если причиняют столько страданий нам?       Бриджер с той же резкостью оборвал ее:       — И вовсе не правда: Ромео и Джульетта погибли, не совладав с ситуацией и порывом чувств, а мы…       Художница закусила губу и замерла. Дрожащие руки находили опору лишь в перилах балкона. Она шмыгнула носом и раскрыла рот, словно собиралась договорить за него. Однако сказал все равно он.       «Мы будем жить. Любить. Навсегда. Мы будем счастливы…» — До головокружения его мужественный голос красил эту фразу, законченную девушкой, сурово утершей досуха большие глазенки рукавом сиреневого худи: «…будем счастливы, но не здесь! Только не с ними!»       Парень серьезно посмотрел на музу своего сердца, вдохновлявшую его на подвиги и новые цели, и согласительно кивнул на услышанную им смелую мысль. Сильная девочка более мягко и покорно своему внутреннему голосу пробормотала с балкона, что она хотела бы оставить лишь пару слов на бумаге для папы перед тем, как она исчезнет из его жизни навсегда. С горяча набросав несколько строк на первой попавшейся бумажке, прихватив отложенные ею на что-то деньги, она молниеносно снарядилась и без тормозящих мыслей преодолела перила балкона и по близ росшему дереву спустилась вниз.       Лишь у самого мотоцикла оба заколебались в принятом решении, но не смелели отказаться от вечного обета о вечной любви, данного друг другу. Бриджер молчаливо надел шлем на голову своей спутницы, готовой следовать за ним хоть на край света. Сабина прощально взглянула на дом с волнительной мыслью об отце и его безутешном горе, что будет убивать его изнутри всю недолгую жизнь после пропажи единственного смысла дышать и ходить по грешной земле. Перед глазами мелькали последующие страшные деяния отца, свершение которых вскоре могут стать реальными. Она почувствовала преждевременную вину за грядущее самоубийство Кэнана, наперед обвинила себя отцеубийцей.       — Ты не передумала? — Заметив что-то неладное, обладатель васильковых глаз взглянул на оробевшую девушку через плечо — та отрицательно помотала головой, не проронив ни слова. Духу не хватило сказать «нет», подчеркнув выбор между возлюбленным и родным папой. Тем не менее, он был таков, как бы ей не было жаль. Проезжая многоэтажки, ночной гонщик тоже секундно глянул на окно одной из них, но незамедлительно заставил пригубить чувство жалости в себе, выжав из мотоцикла скорость полностью и устремившись прочь от места, притуплявшего решительность в выборе такой судьбы.       Теперь только желтые мимолетные блики полуразбитых фонарей и одинокий ветер, поднимавший опавшую листву в воздух, сопутствовал влюблённой паре, уезжающей в незнакомую даль, которая казалась пустой и заледеневшей, безлюдной, но тепло их любви помогало согреть души, даже и в такую ненастную погоду.       Они стремительно покидали знакомые, но так ненавистные им улицы. Километр за километром они близились к вечности, к любви. А стрелка спидометра все сильнее ударялась о пределы возможного…