Хрусталь

      Этот октябрьский день был по-особенному теплым и солнечным. А быть может, так казалось лишь двум молодым людям, чувствующим на расстоянии взаимную радость в предвкушении новой встречи.       С первого этажа из самой столовой на второй до самой комнаты Сабины распространился запах чего-то вкусненького, когда девушка, едва ли раскрыв глаза, уже лениво приводила себя в должный порядок и изгорала от нетерпения спуститься на аппетитный запах вниз. Там давно бодрствовавший отец самостоятельно творил какой-то шедевр, ибо единственной домработнице он доверял лишь в плане уборки дома и ухода за декоративными растениями на заднем дворе.       Закончив, она радостно улыбаясь прошла в столовую. Обменявшись смехом и приветствиями, оба присели за стол друг напротив друга.       — Пап, — восхищенно мыча с набитым ртом девочка бормотала с закрытыми глазами, — ты как всегда превзошел самого себя!       — Очень рад, — сдержанно лыбясь, ответил мужчина, отставив кружку с кофе в сторону, — но я бы не советовал говорить с полным ртом еды.       Девушка не обратила внимания на это и уже четко продолжила: «А почему ты сам не ешь? Или ты на завтрак себе готовишь только кофе?». Шатен усмехнулся и между тем налил непоседе фруктовый сок в прозрачный, правильной формы стакан. Дочь настойчиво молча глядела на папу, отстранившегося к открытому окну с дымящейся сигаретой. И он, наконец, ответил, что ему достаточно кофе и сигареты натощак, чтобы разбудить свой разум и организм полностью, а она еще слишком мала для такого завтрака.       — Интересно, когда-нибудь я дорасту до такого завтрака? — Кокетливо крутясь на табуретке с высокой ножкой, прикрученной к полу, спросила бунтарка, поправившая сине-желтую прядь волос за ухо.       Загорелый мужчина медленно повернул в ее сторону голову и громко расхохотался.       — Боюсь, что сможешь позволять себе такой завтрак только после того, как меня уже не станет. — Он уперся поясницей в подоконник и стал задумчиво оглядывать просторную столовую, окрашенную в ослепительно-белые и травянисто-зеленые цвета. Из столовой открывался хороший вид на гостиную, места в которой тоже было предостаточно. На угловом монотонно-голубом диване уже лежал подготовленный к учебе рюкзак с брелоком в виде веселого кота с высунутым языком. Шторы на огромных окнах в гостевой были уже раскрыты. Яркие лучи ударяли по серому ковру, усеянному черными и бежевыми узорами, в центе комнаты. На нем перед самым диваном светился отражавший и в то же время просеивавший через себя блики солнца стеклянный журнальный столик, свидетельствовавший о бессоннице отца раскрытым ноутбуком и какой-то записной книжкой. В столовой щелкали настенные белые часы-тарелка. Девушка несмело посмотрела на отца, стараясь угадать его мысли. Но тут же отвлеклась на маленький шрам над правой бровью. «Интересно, — думала она, наклонив голову набок, — откуда он у него? Никогда не замечала. Может, когда тело мамы вытаскивал из обломков машины? — Да нет. В любом случае он мне о нем не скажет — не захочет…». Удивительно, показалось ей, — едва заметные морщинки его лицо не старили, а, наоборот, украшали, делали мужественнее. Прошла минута, оказавшаяся десятью такими же.       — Так, — вздохнул отец, переводя счастливый взгляд на мечтавшую о чем-то, бунтарку, — тебя подбросить до школы?       — Да, пожалуй. — Нежась от прилива непонятной ей радости этому чудесному дню, ответила девушка, вновь поправляя недлинные перекрашенные много раз волосы.       Отец пригласительным жестом указал на только что открытую им дверь солидного черного авто. Девушка легкомысленно забросила рюкзачок в салон и села следом же. Она всегда садилась на заднее пассажирское кресло, поскольку при общении Врен было удобнее смотреть на дочь в зеркало заднего вида.       Только когда та прекратила крутиться из стороны в сторону перед зеркалом, подобно юле, голубоглазый сел машину и долго молчал, расслабленно откинувшись в кресле. Он ждал меньше минуты.  — Пап, — удивленно округлила глаза девочка, глядя в зеркало на него, — почему мы не едем? Отец устало закатил глаза и проворчал: «А ремень я пристегивать за тебя буду?». На его лице царила серьезная мина недовольства. К счастью, синеволосая понимала, почему ее ремень безопасности так сильно заботил отца: он не мог побороть свой страх к отстегнутому ремню после несчастного случая с ее мамой. И страх был весьма оправдан в глазах его дочери. Она тут же чмокнула в гладко выбритую щеку и состроив милую мордашку быстро ликвидировала источник отцовских опасений. Он добро усмехнулся и повернул ключ.       Поездка была насыщена папиными наставлениями на грядущий вечер на тот случай, если он вдруг сильно задержится на работе. Девочка лишь шутливо уточняла, что конкретно он имел в виду в том или ином случае, и получала как никогда серьезный ответ, в котором интонация голоса наталкивала на скрытое послание: «Сабина Врен, это вовсе не смешно! Да, я серьезно говорю». Но это не мешало забавляться и переворачивать с ног на голову смысл наставнических фраз.       Утро Бриджера началось несколько иначе, чем у мызы его души. Этого следовало ожидать. Будильник противно пропищал, и юноше было проблематично проигнорировать его, даже с подушкой на голове. Однако, холодный душ поправил дело: искупавшись под прохладной водой, он скоро отошел от сна и позволил трезвому осознанию наступившего утра посетить его посвежевший разум.       В уютной квартирке витал приятный аромат выпечки и свежезаваренного мятного чая. Стол, имевший места лишь для четырех персон, был накрыт сегодня всего на одного. Парень прошел в кухню и не раздвигая темно-синих ажурных штор, пропускавших тоненькую полосочку солнечного света в комнату, уселся за стол и хорошенько осмотрел приготовленный завтрак, рядом с которым лежало что-то вроде записки. Она привлекла гораздо большее внимание, нежели пирог с вишней и небольшая стопка нежнейших блинов. По ней он не пробежался глазами, а внимательно вычитал каждое слово по-отдельности:       «Доброе утро! Всего хорошего на сегодня! Успехов в школе, и не забудь позавтракать. Ужин разогреешь сам. Буду поздно. Очень поздно. Ложись спать без меня. P.s.: будь осторожен на дороге и купи домой сегодня хлеба и томатного сока. Мурзилку покорми, когда со школы вернешься. Целую, мама :)»       Записка не принесла ничего необыкновенного, но согрела душу теплом строк, написанных рукой истинно любящей мамы, пусть и не биологически родной. Он чувствовал от нее что-то по-настоящему теплое и приятное. Чувствовал с самого первого дня знакомства, ибо это был день начала его самой лучшей жизни. Ему было пять лет, когда он впервые ощутил руки, не ударившие его, а приласкавшие, как маленького брошенного котенка. Тогда-то он и перестал вздрагивать по ночам и бояться бабайку. И в сознании запечатлено каждое прожитое им мгновение, связанное с прекрасным добрым голосом, блестящими бирюзовыми глазами, и мягкими пышущими материнским огнем любви руками. И ныне все связанное со словом «мама» было дороже собственной жизни для крепкого парня. Он был как никогда раньше счастлив, что может говорить и думать об этом слове.       Перекусив теплым завтраком, он буквально пролетел вниз по лестнице подъезда с третьего этажа на первый, едва успев поздороваться с пожилыми соседками, разведших дискуссию о повышении пенсионного возраста. Надевши шлем, украшенный яркими языками пламени, парень с бурлившей в нем энергией с особой готовностью потер руки в кожаных перчатках без пальцев и оседлал высокоскоростной мотоцикл, соответствовавший по окраске шлему своего укротителя. Стрелка на спидометре судорожно затрепыхалась и стразу же ударила на шестьдесят километров в час. После шедеврального дрифта парень выскочил на трассу и заставил стрелку спидометра вновь метнуться по шкале до ста двадцати. Мотоцикл стрелой в полете нырял из одного ряда в другой, обгоняя зевак по пути. А выделившийся в кровь адреналин лишь усилил жажду юнца к еще большей скорости. Ловко сгруппировавшийся наездник устремился вперед по разделительной белой полосе. Оседланный зверь рычал, дрожал и мчался вперед, набирая большую и большую скорость.       Безусловно, Эзра сбавил бы обороты, знай он, кого секундой ранее оскорбительно и грубо подрезал на дороге на перекрестке, когда водитель предупредительно включил поворотник и собирался завернуть влево, и едва было не угодил под колеса автомобиля. Его счастье — водитель был с большим стажем и в мгновение предотвратил несчастный случай: Врен резко крутанул руль вправо, тем самым в секунду пропустив хама, и моментально вырулил влево, успевши избежать столкновения со встречной фурой.       Шатен выругался сквозь зубы, переводя дух.  — Дурак! Еще из-за тебя не хватало в тюрьму сесть! — Ударил руль жилистой, но крепкой ладонью мужчина, провожая парня укоризненным взглядом. — Совсем сдурел!       Бриджер заметно сбавил темп и вильнул в свой ряд, узнав за долю секунды после совершенного маневра мужские смуглые руки с закатанными по локоть рукавами темно-серой рубашки, на одной из которых сверкнули солидные серебряные часы и обручальное кольцо. Внутри сделалось жутко неприятно и стыдно перед отцом своей подруги за такое поведение на дороге.       — О, о, о! — восклицал Врен, кривя губы в ироничной улыбке, — только гляньте на него! И куда ж вся дурость испарилась? — Неужто совесть проснулась?       Сабина не слушала отца, устремляя взгляд за молниеносно пронесшимся мимо ее окна. По рукам пробежались мурашки, а тело бросило в жар. А он неплох, — думала она про себя, — осанка, а сколько дерзости! Ох уж… Бриджер, ты как всегда на грани жизни и смерти…       Машина, тихо шурша колесами по грунту, плавно и благородно подкатила к воротам школы, где уже стоял припарковавшийся гонщик, чей взгляд был полон сочувствия произошедшему. Врен явно не мог вытерпеть его присутствия. На лице его читался гнев, злость.       — Пока, пап. — Привычно жизнерадостно и бодро кинула кареглазая девушка-боец, вылезая из авто.       — Пока, — спокойнее цедил высокий мужчина, высовываясь из окна и глядя с тайной ненавистью к гонщику, читаемой по его одному лишь взгляду, — и передай этому проходимцу, что я все его матери выскажу.       — Непременно. — Парировала дочь, шагая в сторону гонщика, наблюдавшего ранее за чертами лица своего недруга, будто пытался прочесть, насколько же он разозлил начальника своей матери. Гордая и своевольная, грациозная, как дикая лань, Сабина зашагала к парню, который незамедлительно ускорился к ней, чтобы принять из рук тяжелый рюкзачок. Все еще под наблюдением одного из родителей они не решились обняться или поцеловаться — это ведь равносильно игре с огнем на бензоколонке. Они могли позволить на виду у Врен лишь обменяться скромными улыбками и негромкими робкими приветствиями. Дерзкая и вместе с тем бесподобная преобразилась на всеобщем обозрении в сиюминутного ангелочка, чье прикосновение было чем-то окрыляющим. Казалось, еще чуть-чуть… — и она вспорхнет! Взмоет белыми пушистыми крылами в высь на седьмое небо от счастья. Миг, когда ее глаза засияли, способен был стереть в пыль весь земной шар. Мимолетная мальчишеская ухмылка была более того, чем могла показаться обычному человеку, никогда не любившему по-настоящему. Он внезапно оробел перед девушкой, держа ее хрупкие тонкие пальчики на своих ладонях, опустившиеся ему как божья благодать. Для нее он был больше, чем знакомый или друг. Он был ее половиной, без которой невозможно было ощутить себя полноценным живым человеком. И плевать она хотела на его происхождение, образ жизни, деньги. Деньги, цветы, шоколадки — всего лишь ничтожно малая капля в океане того, что он приносил ей в жертву как своей богине. Ведь прежде всего он отдал ей свою душу. Подарил свою вселенную, где только она царствовала и светила ему, подобно солнцу. Он — ее сладкий пленительный гипноз, выйдя из которого она потеряла бы всю реальность. Она — его наркотик, без дозы которого его душа начинала мучиться от страшной ломки. Друг без друга они гибли…       Эзра вдруг отклонился от бездонных глаз Сабины и зашагал к ее отцу, но ближе десяти шагов не приближался.       — Здравствуйте, мистер Врен. — Виновато потирал шею сказал пацан.       Статный родитель не замедлился в ответе:       — У тебя даже совести нет, нахал! — Он поспешно выскочил из салона машины, рванул, подобно быку, среагировавшему на красную тряпку. — Попадись мне в руки — уши надеру, хам малолетний!       — Я приношу свои извинения за то недоразумение… — не успел закончить Бриджер, прерванный своим ярым собеседником:       — Даром мне не нужны твои извинения. — Прорычал официально одетый мужчина, погрозивший пальцем своей дочери о чем-то известном только им обоим. Безмолвно усевшись за руль, он плавно развернул авто и откатил.       Едва ли скрылась машина из виду, парень подхватил миниатюрную красотку на руки и закружил. Подростки голосисто смеялись под дождем из золотого листопада.       — Хатт, как я рад! — То и дело повторялся сорванец, восторгаясь своим источником зависимости от любовного наркотика. — Я чуть было не умер от недостатка тебя рядом!       — Вот как. Тогда побежали на урок, иначе ты сегодня точно падешь — жертвой нашего препода! — Удачно парировала вновь экстравагантная девушка, закусив нижнюю губу, — идем же, скоро звонок на урок… — игриво маня за собой, та неожиданно толкнула парня в плечо и помчалась по выстланной осенним золотом дороге, окантованной краснеющими кустарниками. Фейерверки взрывавшейся листвы под ногами бегущих к школе детей были до того красочными, что становилось грустно и тоскливо от того, как прекрасна столь мимолетная красота погибающей осени.