Колыбельная для Снейпа

      Снейп сидел за столом в кабинете директора, по старой привычке низко склонившись над пергаментом. Война войной, а школьную бюрократию никто не отменял. Ознакомиться с документами из Министерства магии, написать отчёт для попечительского совета, проверить ведомости, сданные преподавателями…       Снейп поставил подпись, отложил перо и добавил очередной свиток в груду на краю стола. Потом откинулся на спинку кресла, вздохнул и с усилием провёл ладонью по лицу. На протяжении многих недель он спал не больше трёх часов в сутки, и сейчас чувствовал себя совершенно вымотанным, несмотря на то, что пользовался зельем Бодрости. Честно говоря, откровенно им злоупотреблял. Впрочем, последствия этого злоупотребления были далеко не самой насущной проблемой.       Стрелка часов приближалась к девяти вечера, и Снейп встал из-за стола. После этого времени ученики не должны выходить из своих гостиных, а значит, наверняка найдутся болваны, которые это сделают.       В этом году Снейп начал почти любить общие приёмы пищи в Большом зале. Сотни презрительных, испуганных, ненавидящих взглядов — не такая великая плата за то, что в это время ученики были под его присмотром. Хотя бы полчаса эти идиоты-гриффиндорцы не болтались по коридорам, рискуя нарваться на Непростительное заклятие от таких же идиотов-слизеринцев или самих Кэрроу (эталонных идиотов, если уж на то пошло).       Спускаясь по винтовой лестнице, Снейп провёл рукой по стене — будто погладил питомца. Каменная кладка была холодной, но он ощутил приятное покалывание, словно тысячи невидимых искр вспыхивали под пальцами. Его приветствовала древняя магия, которой был пропитан каждый камень. Он был директором Хогвартса, и замок это знал.       Знал и верно служил: порой коридоры и лестницы складывались для Снейпа в короткий путь, которого — он мог бы поклясться — не было раньше. В то же время оба Кэрроу то и дело жаловались на запутанные переходы, исчезающие ступеньки и рыцарские доспехи, норовящие рухнуть на голову.       В коридоре витал отчётливый аромат хвои, и Снейп поморщился. До Рождества оставалось три дня. Он не отдавал никаких распоряжений на этот счёт, но Макгонагалл и Флитвик всё равно украсили замок. Причём расстарались как никогда, явно желая хоть чем-то порадовать учеников, а заодно позлить его, Снейпа. Каждый этаж был наполнен еловыми венками, гроздьями омелы, серебряными колокольчиками, хрустальными фигурками херувимов, которые тонкими голосами затягивали рождественские гимны, когда кто-то проходил мимо, и Мерлин знает чем ещё. Кабинет директора был единственным местом, где о грядущем Рождестве ничего не напоминало.       Не то чтобы Снейп ненавидел праздники. Он просто не понимал их смысла. Если все на один день напялят глупые наряды, будут взрывать хлопушки и распевать песни, неужели это сделает легче и приятнее жизнь в целом?       Судя по всему, для большинства людей так оно и было. Это и раздражало сильнее всего.       Почти неразличимый в полумраке, Снейп бесшумно скользил вдоль стен. Ему нравилось патрулировать коридоры. Когда-то, в далёком детстве, он часто бродил по вечерним улочкам до самой темноты. Без особой цели — ну, если не считать надежду на то, что отец ляжет спать до того, как юный Северус вернётся домой.       Тогда он любил на ходу заглядывать в светящиеся окна, ни на одном не задерживая взгляд надолго. Казалось, что все люди в мире в этот час сидят в своих живых и тёплых домах, и на улице остался только он один. Запросто можно было вообразить, что это потому, что он особенный, а вовсе не потому, что ему, Северусу Снейпу, нет места ни в одном из таких окон. Его никто не видит — а он видит всех. Это было немного грустно, но в то же время странно успокаивало и дарило ощущение силы.       Где-то позади раздался приглушенный вопль.       Снейп резко развернулся на каблуках. На бегу он попытался вспомнить, сколько раз точно так же летел по тёмным коридорам замка, молясь о том, чтобы успеть вовремя. А потом попытался не вспоминать, как это было, когда плечо к плечу с ним вставали Дамблдор и Макгонагалл.       Успеет ли он сейчас?       Ещё один отчаянный крик донёсся из класса, который обычно пустовал. Снейп распахнул дверь и замер на пороге.       На скамье лицом вниз лежал подросток. Его руки и ноги надежно удерживали тяжёлые цепи, выраставшие из пола. Над скамьёй нависал Амикус Кэрроу. Длинная тонкая розга в его руке со свистом рассекла воздух и опустилась на голые ягодицы мальчика — судя по ярко-красным следам, далеко не в первый раз. Тот снова пронзительно вскрикнул.       Ещё трое бледных, покрытых испариной учеников были прикованы цепями к ближайшей стене. Широко распахнутыми глазами подростки наблюдали за экзекуцией, явно не в силах отвести взгляда и понимая, что их ждёт то же самое.       Все они были второкурсниками из Когтеврана. Снейп узнал их лица, но не смог вспомнить ни одного имени. Впрочем, это было не так важно.       — Что здесь происходит? — осведомился он.       Алекто Кэрроу обернулась с торжествующей улыбкой:       — Просто отработка, господин директор.       — Отработка?       — Они изучают магловские наказания, — она кровожадно ухмыльнулась, — на практике, потому что пропустили несколько уроков магловедения подряд.       — Мы не собираемся слушать этот бред! — срывающимся голосом выкрикнул один из мальчишек, прикованных к стене. Он весь дрожал.       — Молчать! — рявкнул Амикус и два раза подряд с силой хлестнул того, кто лежал на скамье. Парнишка даже не вскрикнул — скорее, судорожно ахнул, и по его ягодицам побежала струйка крови.       Снейп повернул палочку в кармане так, чтобы она указывала на мальчишку, и мысленно произнёс: «Отключись!». Тот мгновенно обмяк.Один из когтевранцев попытался судорожно прижать руки ко рту, другой выглядел так, будто его сейчас стошнит.       — Кажется, вы слегка перестарались, — спокойно заметил Снейп. — Я вынужден напомнить вам, что Тёмный лорд приказал нам беречь волшебную кровь…       — Волшебную кровь! — с хриплым смешком воскликнул Амикус. — Вряд ли так уж много магии течёт в жилах этих полукро…       Снейп одним плавным движением шагнул к нему и взглянул прямо в глаза. Амикус осекся и слегка попятился.       — Вы говорите это полукровке, — почти прошептал Снейп. — И позволю вам напомнить, что отец Тёмного лорда также был маглом, но это не помешало ему стать величайшим в мире волшебником.       — Мы всего лишь преподали урок наглецам, — дёрнул плечами Амикус, не желая сдаваться.       Снейп направил волшебную палочку на студентов (те синхронно вздрогнули), произнёс: «Оглохни!» и впился взглядом в обоих Кэрроу:       — Ради Мерлина, если бы я не знал вас, то подумал бы, что вы из этих гриффиндорских недоумков, которые сперва делают, и лишь потом дают себе труд задуматься! Чего вы добиваетесь, калеча учеников перед самыми каникулами? Вы хотите, чтобы среди родителей поднялась паника? Чтобы студенты не вернулись в Хогвартс после Рождества? Мы должны подчинить их себе, внушить уважение, взрастить верных последователей Тёмного лорда! Действуйте тоньше, покажите им красоту Тёмных искусств — и они сами пойдут за вами! — Снейп перевёл дыхание и ухмыльнулся: — Вам может показаться это неочевидным, но между школой и тюрьмой есть разница, Амикус. Ученики Хогвартса должны стать армией Тёмного лорда, но сделать это они смогут, только будучи живыми и относительно здоровыми.       Брат и сестра мрачно смотрели на директора, но не перечили. Небрежным взмахом палочки он снял со студентов заклятие глухоты.       — Пожалуй, на первый раз достаточно, — нехотя пробурчал Амикус. Он пробормотал заклинание, и цепи со звоном упали на пол.       Снейп повернулся к еле живым от страха подросткам и ледяным тоном произнёс:       — Я надеюсь, вы сделали выводы относительно своего поведения. Если что-то подобное повторится, будете иметь дело лично со мной. Ясно?       Когтевранцы мелко закивали вразнобой.       — Отнесите его в больничное крыло, сами отправляйтесь в спальню. Живо! И, — он недобро улыбнулся, — неделя отработки у Филча за хождение по школе после отбоя. Всем.       Один из мальчишек метнул было в Снейпа яростный взгляд, но двое остальных подтолкнули его в сторону выхода, подхватили бесчувственного одноклассника с обеих сторон и кое-как протиснулись в дверной проём. За ними последовал Амикус. Снейп придержал дверь, галантным взмахом руки пригласил Алекто пройти и вышел из кабинета последним.       — Доброй ночи, — бесстрастно произнёс он.       Когда Кэрроу скрылись за поворотом, Снейп, тяжело дыша, привалился спиной к стене, стиснул зубы и прикрыл глаза. Он вдруг почувствовал себя невероятно уставшим. Каждый новый день казался ещё более бессмысленным, чем предыдущий, и им не было ни конца, ни края. Что толку в представлении, которое он только что разыграл, если завтра же в защите от Пожирателей будут нуждаться другие ученики? Сколько ещё придётся ждать этого чёртова Поттера? Когда всё это закончится?       Да гори оно Адским пламенем!       Сжав кулаки, он мысленно клял на чём свет стоит болванов-учеников, обоих Кэрроу, Тёмного лорда, Дамблдора, Мальчика-который-выжил-и-принёс-всем-кучу-проблем и себя самого. Посмотрев вверх, он обнаружил прямо над головой свисающую с канделябра гроздь омелы. Снейп яростно сорвал ни в чём не повинную ветку, с наслаждением растоптал её и зашагал по коридору так стремительно, что полы мантии били его по ногам.       В круглом кабинете было почти темно. Свеча на столе догорела и погасла. В камине мерцали угли, лишь изредка по ним пробегали бледные язычки огня. Портреты бывших директоров похрапывали, бормотали и ворочались во сне в своих рамах. Дамблдор тоже дремал, сложив руки на груди, и Снейп перевёл дыхание.       Каждого пробуждения Дамблдора он и ждал, и боялся. Портрет неизменно был настроен доброжелательно, но Снейп отвечал ему очень сухо. Он не мог слышать знакомый голос, смотреть в ярко-голубые глаза, такие же пронзительные, как и при жизни: в голове сами собой возникали зелёная вспышка и медленно летящее с вершины башни тело в нелепой, изломанной позе.       Но самое главное — портрет не был Дамблдором.       Снейп опустился на диванчик у камина и достал из внутреннего кармана мантии обрывок фотографии. Лили помахала ему рукой и улыбнулась. Этот тёплый, незаслуженный взгляд заставил в очередной раз сжаться его сердце.       «Где твой сын, Лили? Где его носит? Я должен его защищать… должен защищать их всех. Я обещал сделать всё, что могу. Жаль, что я могу так мало».       Снейп осторожно провёл подушечкой большого пальца по рыжим волосам, вздохнул и спрятал клочок бумаги обратно. Движущиеся портреты. Волшебные изображения. Бледная память о людях… о немногих дорогих ему людях, к смерти которых он невольно был причастен.       Живые его ненавидели, мёртвые мало чем могли поддержать, а в богов волшебники не верят. И Снейп сам не знал, к кому он обращается, когда сидел один в полумраке, ссутулившись, глядел в камин невидящими глазами и еле слышно шептал:       — Дай мне сил, прошу, дай мне сил…       Он снова перевёл взгляд на стену, туда, где темнел пустой прямоугольник рамы Финеаса Найджелуса. Больше всего Снейп ненавидел чувствовать себя беспомощным. С тихим стоном он закрыл лицо руками, а потом лёг на диван ничком. Может быть, стало бы легче, если бы он заплакал, но слёз не было. Внутри была только выжженная досуха, горькая, холодная пустота.       Он не знал, сколько пролежал так, не шевелясь. Из оцепенения его вывела едва слышная мелодия. Чей-то нежный голос тихо напевал смутно знакомый мотив. Снейп вздрогнул, открыл глаза и резко сел. Но в кабинете по-прежнему никого не было.       — Гоменум ревелио!       Он был обязан проверить, но заранее чувствовал, что заклинание никого не обнаружит. Это не было, не могло быть ловушкой. Вся его интуиция, весь шпионский опыт твердили: здесь не было опасности.       Пение почти смолкло, и Снейп вдруг испугался, что сейчас оно пропадёт совсем. Он торопливо опустил веки.       В темноте мелодия становилась всё разборчивее, Снейп узнавал её и не верил сам себе. Это было совсем в другой жизни, этого не могло быть сейчас. Он не слышал колыбельных больше тридцати лет. Но именно эту песню иногда напевала ему мать перед сном давным-давно. Тогда, когда он ещё умел во что-то верить.       Может быть, это всё-таки ловушка. Какое-то неизвестное проклятие, подчиняющее волю. Может быть, ему нельзя поддаваться, нужно вытолкнуть его из сознания, может быть…       Не открывая глаз, медленно и очень осторожно, больше всего на свете боясь спугнуть неведомую магию, Снейп снова лёг.       Довериться ей было так просто, так правильно и сладко. Он плыл в темноте, покачиваясь, забыв обо всём, полностью отдавшись во власть нехитрой мелодии. Голос, который её напевал, не принадлежал ни матери, ни Лили. Нет, он был незнакомым, и всё же необъяснимо родным, мягким, успокаивающим. Этого не могло быть, и всё-таки песня звучала, и темноту пронизывали золотые нити; они сплетались в кокон, и внутри него было тепло.       Наконец-то было тепло.       Домовой эльф появился бесшумно, положил в камин пару поленьев, осторожно накинул плед на плечи спящего и без единого звука исчез. Хогвартс знал, что делает. Директор замка был его сердцем, и сердцу нельзя было дать остановиться.       Потрескивание огня и гудение ветра за окном вплеталось в убаюкивающую мелодию. Лицо того, кто лежал на диване, впервые за много недель — а может, и лет — расслабилось и стало почти красивым. Разгладился нахмуренный лоб, разжались стиснутые зубы, стёрлись горестные складки у рта. Древняя магия замка тёплыми кольцами обвивала спящего человека — как верный пёс, как мурлычущий кот, как дракон, который зорко охраняет сокровище.       Потому что каждый, кто просит о помощи в Хогвартсе, всегда её получает.