Жмыр в мешке!

Горячий песок обжигает стопы, когда Люкан бежит к побережью, сбрасывая на бегу со своих плеч рубашку. Даже воздух здесь не такой, как в городе: на вкус почти соленый, особенно когда после долгого бега глотаешь его жадно ртом. С переездом в Майами Люкан каждое свободное воскресенье срывается из общежития своего университета, хватает в подмышку серферную доску и бежит к берегу океана, игнорируя то подготовку реферата, то очередную уборку комнаты, которую ему выделили на целый год учебы здесь. Люкан мочит ноги в теплой воде и крутит в руках увесистую доску для серфинга. Жизнь в Лондоне лишала его возможности наслаждаться своей главной страстью на протяжении долгих восемнадцати лет. Никаких ему высоких волн и адреналина вплоть до каникул, ведь только тогда он мог сорваться со старшим братом в Калифорнию к своей тетушке. Месяц наслаждения океаном с трудом восполнял голод по гонке за волнами, который копился на протяжении всего учебного года и колол тупыми иглами душу изнутри — почти безжалостно рвал ее на части. Ощущение воды, обволакивающей руки, когда Люкан усердно гребет в сторону первой волны, приносит ему по-детски нескрываемую радость: и он не сдерживается от смешка. Этот вечер определенно стоит того, чтобы завтра отхватить от профессора за плохо подготовленный реферат. Или не отхватить вообще — Миссис Гекат часто отвлекается во время пар на неуместные рассуждения, которые студенты с трудом связывают с темой лекции. Но часто это и играет на руку плохо подготовленным к занятиям, профессор просто забывает спрашивать задания или не находит на это время, когда до конца пары остается условно пять минут. Люкан решает рискнуть снова, надеясь, что завтра миссис Гекат снова вспомнит про какой-то увлекательный случай из своей молодости и просто -напросто займет им все отведенное на пары время. Ведь кто не рискует, тот не пьет пива. Кто не рискует, тот не гонится за волнами тоже. Закатные лучи заходящего солнца разливают лиловые краски на водной глади, цепляют усталый взгляд после целого дня, проведенного за экраном ноутбука. Черт бы побрал эти параграфы по истории Древнего Египта… Стихия Люкана, несомненно, вода, но только когда дело касается высоких волн, за которыми можно погнаться, а не влажной уборки в комнате общежития. Вспоминая в очередной раз университет, Люкан хмурится, когда в мыслях оседает понимание, что его сосед по комнате — Гаррет Уизли — обещает вымыть полы в их комнате уже три недели, но каждый вечер после занятий бессовестно улепетывает на свидания к своим подружкам и «братьям»: так он обычно называет людей, с которыми мешает термоядерные коктейли самых разных алкогольных составов. Как-то раз додумался виски подлить в пиво и предложить Люкану. То, что это было несъедобно — ещё мягко сказано. Люкан взял на заметку больше ничего у придурка Уизли не пить и даже не есть. Несносный конопатый катаклизм их университета, никак иначе. Да, катаклизм — подходящее слово, им можно описать личность рыжего бесстыжего соседа по комнате, которого Люкан с трудом и скрипом в сердце терпит уже месяц и вспоминает даже когда пытается отдохнуть от общества Гаррета. Но не получается. Уизли славится богатой коллекцией вкусно пахнущих ароматов и абсолютной слабостью к понравившимся ему людям. Он находит совершенно соблазнительной любую возможность зажаться в укромном уголке с девушкой или парнем — с кем только пожелает его душа — потому что Гаррет симпатичный. Правда. Люкан признал это, когда впервые увидел своего соседа по комнате в одном полотенце, завязанном на поясе. Стоило бы оторвать взгляд раньше, но вид влажной кожи и стекающих капелек воды по торсу вызвали тогда у Люкана настоящие мурашки на шее. Он резво повернул голову и уткнулся лицом в учебник, скрывая за ним свои горящие щеки. Второй раз он осознал привлекательность Гаррета, когда вернулся с учебы пораньше в свою комнату, где ему посчастливилось застать сцену, как забавно выражался порой сокурсник Амит, спаривания двух гомосапиенсов. Гаррет же не сразу заметил возвращение Люкана, занятый своей очередной подружкой. От рычащих звуков и стонов, срывающихся с губ Уизли, у Люкана вдруг скрутило живот, но не от съеденного в обед бурито, а… Милостивые египетские боги, зачем он вообще сейчас это вспоминает! Люкан резко мотает головой и кривит губы, когда взгляд карих глаз цепляется за набирающую высоту волну. Нужно отвлечься, ведь серфинг это в первую очередь свобода. Именно он дарит Люкану возможность избегать реальности, остаться наедине со своими мыслями и безудержным желанием поймать как можно больше волн и даже пару раз свалиться с доски. Он остро хочет ощутить на своих губах соль океанской воды и намочить непослушные кудри, а еще забыть про проклятый реферат и освободиться от мыслей о Гаррете. Сейчас сердце Люкана стучит в ритме пробегающих к берегу волн. Он закрывает глаза и шумно выдыхает через нос, стараясь сосредоточиться и расслабиться. Он обязан поймать эту волну. Люкан прижимается грудью к прохладному лакированному дереву доски и усердно гребет руками, подгоняемый жгучим страхом не успеть. Когда волна набирает подходящую высоту, он юрко меняет положение и пытается надежно привстать, но нога предательски скользит опасно близко к краю доски, вмиг уничтожая шаткое равновесие Люкана. Волна накрывает его с головой, а доска больно бьет под водой по голове. Он пытается всплыть, но боль от удара стучит в ушах вместе с шумом океана. Картинка перед глазами тускнеет все сильнее и сильнее, когда Люкан тратит последние силы, пытаясь выгрести себе руками путь наверх. Он не может утонуть. Его жизнь не может закончиться там, где родился сам ее смысл. Ведь это… так неправильно.

***

Боль в ребрах растекается по всему телу вместе с усталостью. Люкан давится соленой водой и не понимает, почему его губам так горячо. Он не понимает, почему тепло песка щекочет его спину, а грудь болезненно продавливается от ритмичных нажатий чьих-то рук. Все это похоже на… Люкан приходит в себя, когда его резко отрывают от песка и заставляют повиснуть на чьем-то колене. Он надрывно кашляет, пока изо рта на песок льется океанская вода. Зрение приходит в норму тоже степенно. Люкан послушно терпит то успокаивающие поглаживания на своей спине, то щедрые похлопывания, от которых освобождать свой организм от проглоченной воды становится намного легче. — Давай, горе моё, ты можешь это выплюнуть, — подбодряющий и отдаленно знакомый голос действует как-то седативно, и Люкан позволяет своему спасителю уложить себя обратно на теплый песок близ берега. Ему нужно перевести дыхание и осознать в полной мере все то, что произошло с ним. Он точно помнил, как из-за скольжения ноги равновесие нарушилось, и Люкан плюхнулся в воду, а дальше его накрыла волна, придавила ко дну и… Что было дальше, он уже не может собрать в единый пазл. Сердце надрывно стучит в груди, когда острое и больное как ржавая игла задерживается в его голове. Он мог утонуть. Если бы не случайный человек, так удачно заметивший любителя волн поздним вечером, Люкан лежал бы сейчас на песке, но не на берегу, а на дне под толщей соленой океанской воды. Теплые руки спасителя еще несколько раз надавливают на влажную грудь Люкана, и он отчего-то чувствует подозрительный жар где-то под кожей и на своих чувствительных губах, когда они снова встречаются с чужими. Люкан не желает открывать глаза. Нет, пока еще нет. Он тяжело дышит ртом, наслаждаясь прохладой, такой влажной и бодрящей. Но по щекам вдруг шлепают сильно больно: пытаются убедиться, в сознании ли Люкан, и ему приходится открыть глаза и сразу пожалеть об этом. Сгорбившись на песке сидит не кто иной как Гаррет Уизли — непоседливое нечто его факультета и по совместительству сосед по комнате в мальчишеском общежитии. Щеки Люкана краснеют маковым цветом, и ничего пареньку не остаётся, кроме как лежать дальше на спине и смотреть в зелёные глаза напротив. Гаррет вдруг облизывает свою нижнюю губу и самодовольно улыбается уголком рта, заставляя кровь Люкана ударить того по ушам и оглохнуть на секунду — другую. — Ты в порядке, юный сёрфер? — в вопросе Уизли сквозит искреннее волнение. Люкан снова даёт немое согласие на помощь, когда Гаррет наклоняется, чтобы помочь «своему горю» сесть на песке. Люкан разминает кисти рук и обдумывает, как успокоиться за несколько секунд и ответить своему спасителю менее дрожащим голосом: — Да… — но задуманное не получается. — Спасибо, что спас меня… — Да всё окей, не парься, — Гаррет хлопает Люкана по плечу, отчего на коже вспыхивает предательский жар. И в горле вдруг сохнет. Милостивые египетские Боги… — Я как только увидел, что волна накрыла кого-то, сразу побежал к воде. Тебе очень повезло, что я сегодня вечером решил устроить пробежку именно здесь. Да ты везунчик, Люкан, правда же! Как же он смущает своими словами, жестами и поведением. Вгоняет то ли в краску, то ли в настоящий ступор. Зараза. Люкан сминает губы, избегая ещё одного зрительного контакта с Гарретом, но не может отделаться от мысли, что нужно поблагодарить Уизли как-то по-человечески: с этим человеком ему предстоит жить ещё год точно, а их отношения с начала года уже складываются в не лучшем виде. Наверно, к сожалению. Быть может, получится задобрить Гаррета, и тот даже полы помоет в их комнате. Взгляд падает с веснушек на носу Уизли чуть ниже и натыкается на губы: слегка влажные и как-то даже соблазнительно пухлые. Последняя нить, сотканная из сомнений, рвется, облегчая Люкану дыхание: — Может сходим куда-нибудь на следующих выходных? Я угощаю. Гаррет думает ровно пять секунд: — Замётано! — широко улыбается и щурит от того глаза. Люкан забывает про смущение ненадолго, внимательно изучая черты лица своего соседа по комнате: губы, брови, глаза, нос, губы, скулы, ресницы и губы… Это так тяжело признать, но их касание было приятным. И Люкану хочется ещё. Он закрывает глаза, проводит языком по дёснам, собирая скопившуюся соль от воды, и тут же морщится. Трещины на губах щиплют — неприятное ощущение. — Давай просто сходим и отлично проведем время, — Гаррету идёт такая лучезарная улыбка. — Выпьем пива, познакомимся как следует… И давай сделаем вид, что это не твоя благодарность за спасение, а простой дружеский жест? Люкан криво улыбается, когда Гаррет снова хлопает его по плечу. — Да, дружеский… — взгляд карих глаз снова останавливается подольше на губах Уизли. — Конечно же, давай так и сделаем. Нам давно уже пора подружиться по-настоящему.