Jubilee line

Любовь - очень странная штука. Иннит знал это, и до сей поры вовсе не испытыаал этого чувства в романтическом плане, что-ли. Вот вы возводите с почти "братом" собственную нацию, вот вас изгоняют, и вот вы вынуждены прятаться, узнавая о всех новостях лишь связываясь с рискующим жизнью и предающим свою страну другом. Существование в последнее время было донельзя сложным, но мальчишка просто заглушил все, даже не прикладывая усилий. Все это просто само вылетело из головы, и он не сильно задумывался о чём-то вообще, часто просто растворяясь в красивых переборах Виллбура, в его прекрасном, мелодичном голосе, который утерял былой огонек и звонкость, охрип, вероятно из-за люви его выпить, или принять чего посильнее. Томмс считал, что Вилла можно понять, все его усилия, нервы, время, борьба за независимость, все это было в пустую. Однако этот голос был таким родным и близким, что хриплость даже придавала какой-то изюминки в такой атмосфере, в небольшой комнате, освещаемой лишь одним тусклым фонарём, пропахшей запахом сигарет, алкоголя, костра, вообще всем, что ранее вызывало отвращение у маленького блондина. Этот вечер не оказался исключением – Вилл никуда не пошёл, остался в их новом доме с мальчиком, который упросил брата сыграть что-нибудь. На самом деле Сут все еще любил музыку, она была в его сердце навеки, и возможно он многое забыл, тем не менее вспоминая уже по ходу игры, либо импровизируя. Брюнет сидел на верстаке с гитарой, играя простую, незамысловатую мелодию одной из своих песен, сопровождая музыку пением, а Томми сидел на полу совсем рядом, вслушиваясь, и тихо подпевая. Вилл играл свою знаменитую "Jubilee line", которая часто вызывала у мальчика тоску, вгоняла в сильное желание быть в чьих-то объятиях. Музыка сильно влияла на Томми. Последние аккорды, струны затихают, голос растворяется в оглушительной тишине комнаты, которую вдруг разрезает усталый голос блондина. — Вилл?.. Старший отрывает взгляд то-ли от пола, то-ли от гитары, и смотрит на мальчика в немом вопросе. — Я.. Эм... — Томмс встает, усаживаясь рядом с братом на верстаке, кладет голову ему на плечо, на провонявшую, но такую родную и дурацкую куртку с обожжёнными рукавами и нашивками флагов. Виллбур не отрывает взгляд от мальчика. Он выглядит таким потрепанным, в нестиранной одежде, с немытой головой, и пахнет дешёвым дезодорантом, синяки под глазами уже больше походят на "маску" енота. Мальчик переползает ближе, усаживаясь на колено Сута. Конечно, он не испытыыал романтической любви, так считал он, либо просто утерял осознание этого чувства вместе с болью, обидой, гневом, разочарованием. Утерял эти чувства, но не тактильность, не желание обниматься. Еле заметная, теплая улыбка появляется на лице старшего, когда он заглядывает в потерянные, потухшие глаза мальчишки. Их лица близко, они смотрят друг на друга, глаза в глаза. Блондин чуть приближается, немного двигаясь телом ближе, прижимвется своими потрескавшимися, сгрызанными губами к мягким, но таким же обкусанным губам Сута. А тот и не против, и никто не углубляет поцелуй, это словно по-дружески, но больше на самом деле. Оба прикрывают глаза, ресницы расслабленно смыкаются, парни расплываются в этом странном удовольствии. Том первый разрывает поцелуй, его щеки горят по ощущениям, такие красные от неловкости. Он просто опускает голову и утыкается в широкую грудь Сута, вдыхая ароматы всех его ночных похождений. Они так и остаются сидеть, пока старший в полудреме не обнаруживает, что мальчик предельно расслаблен, его дыхание очень замедленно. Уснул, наконец. И брюнет знал, что Иннит очень устал. Аккуратно поднимаясь с блондином на руках, он относит его в кровать, бережно, тихонько накрывая одеялом, и сам удаляется на улицу, приятный ночной ветер бьет в лицо, и желание закурить словно испаряется в этой странной, спокойной ночи́.