Поцелуи... и не только

— То есть, это у вас тоже в порядке вещей? — Гониль поднимается со стула, по сути, принадлежащего Сынмину, и падает на нижний ярус кровати. — Я думал… я думал, он только со мной. — Прости, хён, не хочется тебя разочаровывать, — вздыхает Джисок. — Могу успокоить тем, что с тобой он переспал раньше, чем со мной. Гониль помнит, что прошло полгода с тех пор, как Чонсу поцеловал Гониля впервые. Со скрипом он может даже признаться, что действительно помнит дату и считает дни. Как и с того дня, когда они впервые переспали, хотя этот счётчик ещё не достиг и десятка недель. К тому же, лидер действительно прислушивается к словам про остальных мемберов и приходит к Джисоку хотя бы раз в неделю. Они целуются и обнимаются довольно редко, больше говорят обо всём, о чём говорить с клавишником почему-то слишком волнительно. «Думаю, Сынмину больше понравилось бы, как ты целуешься», — слышит Гониль после их первого с Гаоном поцелуя. Они больше не поднимают эту тему, но понимают, что лидеру в мягкой форме отказали в последующих тактильных контактах. — Скажи, ты влюблён в него? — задаёт Джисок вопрос, волнующий обоих довольно давно. Впервые он возникает в голове барабанщика во время их третьего камбэка. Со временем, получая больше внимания от Чонсу, чем ранее, он даже находит ответ. — Нет, думаю, — расслаблено бормочет он. — Но мне он нравится. Если думаешь о том, что буду ревновать, то будь спокоен. — Хорошо, — улыбается Гаон. Некоторое время они молчат. Днём в выходные в общежитии тихо. Джунхан, наверное, ещё спит, Джуён играет в компьютер, мешая первому, Сынмин либо занимается, либо гуляет где-то. Чем занят Чонсу оба парня знают точнее всего, но друг другу вряд ли признаются. — Слушай, — тянет Джисок. Гониль смотрит на него выжидающе. И дураку понятно, что после такой интонации должно последовать что-то интересное. — Ты никогда не думал о том, — парень замолкает после каждой фразы на несколько секунд. Это только сильнее интригует лидера и он приподнимается на локтях. Джисок закусывает нижнюю губу и отводит взгляд. — О том, чтобы заняться сексом втроём.

~☆~

— Так… а есть что-то конкретное, что вы хотите попробовать? — Чонсу встаёт со стула только чтобы оседлать его снова, опираясь на спинку, и видеть Гониля и Джисока, пришедших в его комнату, предварительно убедившись, что остальные чем-то заняты. — Я бы хотел обговорить это, чтобы быть готовым. Гости замолкают, перебрасываясь неловкими взглядами. Чонсу смотрит на них и с каждой секундой это надоедает ему всё больше. Он кладёт голову на сложенные на спинке стула руки и прикрывает глаза. — Ну же. Я не хочу узнать, что мне что-то может не понравится в процессе. Сами знаете, что я куда более безотказный… тогда, — парень тяжело выдыхает, признавая своё слабое место. — Но, если вы не хотите терять моё доверие из-за такой нелепости, давайте обсудим всё сейчас. Молчание снова длится несколько секунд. Может, даже больше десяти. Чонсу покачивает головой в такт песне, играющей в его голове, не открывает глаза, стараясь выглядеть беспечным, насколько это возможно. Он знает, что его смущение выдаёт румянец на щеках, но, раз уж даже старший Гониль и прямолинейный Джисок неуверенно мнутся, ему нужно изобразить непоколебимость. — Мы особо не обсуждали между собой, если честно, — первым сдаётся и начинает говорить Гаон. Чонсу приоткрывает глаза и смотрит на него, продолжая пританцовывать. — Но, думаю, тебе стоило бы быть центром. Если это можно так назвать. — То есть, быть пассивом? — уточняет клавишник. Он старается изо всех сил говорить ровно, почти не открывает рот, чтобы звучать лениво и легко, но его щёки начинают гореть сильнее. Не сдержавшись, он поджимает губы. В голову за секунду вламываются десятки вариантов, что это могло значить. — Не совсем, — подключается Гониль. Он продолжает, посматривая на Джисока, чтобы убедиться, что понял его верно. — Просто ты нравишься нам обоим сильнее, чем мы друг другу, поэтому внимание будет сосредоточено на тебе. Это не значит, что ты будешь пассивом и, думаю, никакого двойного проникновения, просто… — Ты уже бред несёшь, — Джисок, кажется, смущается чужих слов сильнее, чем сам старший. Тот усмехается. До него смущение дойдёт чуть позже. — Но суть такая, да. — Понятно, — кивает Чонсу, стараясь дышать бесшумно. Он любит внимание. Если бы не любил не стал бы приставать к другим участникам группы со своей тактильностью. Мысли о том, сколько внимания ему уделят, кружит голову. Сразу вспоминается секс с обоими из стоящих перед ним парней. Какими они будут вместе? Теперь уже глаза клавишнику необходимо закрыть, чтобы мечты не перетекли из головы в пах от осознания, что ему правда предлагают такое. Ему определённо нравится эта идея. — Хорошо, — выдыхает он, стараясь вернуть прежнюю беззаботность. — Есть что-то ещё? — снова молчание. Чонсу вдруг думает, что примерно так себя чувствуют учителя и студенты, не выучившие задание. Хотя сравнивать опрос по теме с обсуждением группового секса слишком неэтично. — Ладно, давайте просто представим, какие могут быть позы и когда, и как это всё… устроить.

~♡~

Приглушённый свет подходит под атмосферу просто идеально. Наверное, думает Чонсу, так и должно быть в отелях любви. Одно лишь название заставляет вспомнить о том, какой гетеросексуальный бред выдумал Гониль, чтобы уговорить менеджера снять эту комнату. Чонсу хочет заверить его, что, если все мемберы уже знают о том, что они не просто целуются, то от менеджера это тоже скрыть сложно, а они даже не пытались. Могли бы сказать напрямую, зачем лидеру понадобился номер в отеле, может, краснеть пришлось бы даже меньше. Джисок обнимает Чонсу со спины. Он всегда так делает, прежде чем начать приставать. Делает вид, что милый и пушистый, а потом оставляет лёгкие поцелуи на шее, затылке и за ушами, за считанные секунды находя слабые места клавишника и заставляя его дыхание сбиваться. Гониль почему-то медлит, не подходит ближе, и если через минуту Чонсу не почувствует рядом и его тепло, то обязательно начнёт переживать. Когда лидер, наконец, подходит спереди, сразу же утягивая Чонсу в поцелуй, пальцы Джисока уже ловко вытягивают заправленную в джинсы футболку на свободу и принимаются бегать по плоскому животу, больше щекоча, нежели трогая. Это Чонсу не так уж и сильно заводит, но он задыхается с первых же секунд, чувствуя, как сразу два тела прижимаются к нему всё ближе. Ему приятно до мурашек. Он жалеет, что сам не подумал о сексе втроём, не подумал, как плавился бы между своими любимыми мемберами. Он выдыхает горячо и рвано прямо в поцелуй и откидывает голову назад, так и не открывая глаз. Его ноги подкашиваются. Ему кажется, что, если бы не Гониль с Гаоном, прижимающие его друг к другу, он уже валялся бы на полу. Хотя, если бы не они, он бы и не хотел так отчаянно упасть. — Всё хорошо? — шёпотом спрашивает Гониль и целует его шею. Чонсу сглатывает, то ли мычит, то ли бормочет какой-то положительный ответ и облизывает пересыхающие губы. Стоило воспользоваться гигиеничкой, прежде, чем зайти в номер, потому что дышать через нос не получается практически физически. Руки Гониля касаются его намного настойчивее, чем пальцы гитариста. Пока второй всё ласкает шею Чонсу, лидер оглаживает его бока, живот, сталкивается с щекочущими касаниями младшего. Когда его руки движутся выше, оглаживают рёбра, задевают случайно соски, Чонсу взволнованно втягивает воздух и крепче жмурится, неосознанно напрягая мышцы. Он вскидывает руки, цепляясь за предплечья лидера и понимает, как отчетливо чувствует каждое касание, каждого из его партнёров. Мозг не хочет сразу принимать тот факт, что ему не нужно следить за обоими парнями. На мгновение в голову пробирается мысль о том, что он ещё не готов к такому количеству внимания. — Расслабься, — тихо просит Джисок. Он обвивает руки поперёк чужого живота и утыкается носом в загривок Чонсу, на несколько секунд застывая так. Гониль, не переставая ощупывать его рёбра, тянется снова к губам. Несколько секунд такой передышки возвращают Чонсу на место. Он медленно двигает губами, одной рукой всё ещё держится за барабанщика, а второй гладит руки Гаона. — Продолжайте, — просит он, наконец, решаясь оборвать поцелуй. Одно это слово сильно смущает. Парень снова не открывает глаза и запрокидывает голову назад, заливаясь краской сильнее, чем до этого. Касания снова ощущаются чёткими и настойчивыми. Тепло пропадает со спины. Прежде, чем Чонсу успевает запротестовать, Гониль тянет руки ещё выше, а через секунду стягивает с клавишника футболку. В ту же секунду, когда ткань падает около прикроватной тумбочки, не долетев до неё, Джисок подбирается сбоку и кладёт руку на затылок Кима, заставляя повернуть голову, чтобы поцеловать теперь и его. Голой кожей хочется льнуть ближе, хочется чувствовать больше касаний и тепла. Чонсу, наконец, перестаёт думать о контроле ситуации, отдаётся полностью в крепкие руки хёна и проворные — гитариста. Сминая губами пухлые губы Гаона, пока тёплые и жестковатые от мозолей пальцы ласкают его всего, он чувствует себя вполне комфортно. Даже забывает, что может быть ещё приятнее. Вспомнить об этом заставляет рука Джисока, ловко разобравшаяся с ширинкой светлых джинс и пробравшаяся под них. Чонсу впервые за вечер стонет, когда ладонь ложится на твердеющий член и медленно поглаживает его через ткань трусов. Ненадолго Гониль отстраняется, оставляя на разгорячённом теле только одну ладонь, а через секунду и Гаон убирает свою с паха Чонсу. Оба недовольно выдыхают в унисон, и клавишник сразу догадывается, кто виновник прекратившихся ласк. Он недовольно косится на лидера и тот, ловя сразу всё негодование младшего, тут же старается отвлечь его поцелуем. Чонсу сразу теряется, забывая о том, что ему не нравится, чувствуя в своём рту язык старшего. Углубившийся поцелуй его больше успокаивал, чем возбуждал, потому что сейчас Гониль точно потеряет голову. По какой-то необъяснимой причине проникать в чужой рот языком, облизывать мягкие губы, оглаживать дёсны и встречать реакции Чонсу на каждое из действий, для него было самой будоражащей частью прелюдии. Глубокий поцелуй значил для клавишника лишь то, что скоро он получит всё, зачем пришёл сюда и даже больше. О том же почти кричали его спадающие на пол джинсы, подгоняемые короткими пальцами барабанщика. Смену настроения почувствовал и Джисок. Он мягко оттолкнул лидера в сторону, притираясь к Чонсу уже спереди. Его губы, мокрые и прохладные от слюны, вырисовывали узоры на чувствительной шее, медленно спускались ниже. Парень досадливо зарычал, всего на мгновение втянув в рот тонкую нежную кожу. Им нельзя оставлять засосы на видных местах и это правило становится самым отвратительным в мире, как только в черепе воскресают фантазии о том, сколько удовольствия доставили бы Чонсу такие прикосновения к шее. Зато грудь Гаон может и целовать, и кусать, и засасывать, оставляя яркие следы. Гониль, наверняка, приревнует и оставит рядом свои. Чонсу уже представляет, как будет любоваться на последствия этой борьбы после. Он забывает дышать, чувствуя, как жар трёх тел заполняет всю комнату. Джисок, тем временем, находит себе развлечение в его сосках. Сначала широко облизывает, заставляя резко вздохнуть, потом дует узкой струёй воздуха, ощущающейся ледяной из-за раскалённого воздуха вокруг. Чонсу жалобно стонет, выгибается, надеясь поскорее вернуться в тепло, и Джисок позволяет ему такую роскошь: обхватывает сосок губами, мягко посасывает, выпускает с влажным причмокиванием, снова дует. Он готов играть с податливым Чонсу вечно. Чонсу готов тянуться ему навстречу и умоляюще хныкать ещё дольше. Теперь Гониль оказывается за спиной клавишника, подцепляет резинку боксеров, гладит чуть ниже тазовых косточек и тянет ткань вниз. Чонсу кажется, что с каждым снятым элементом одежды ему становится дышать всё тяжелее. Он вдыхает рвано и сглатывает вязкую слюну. Гониль же снова прижимается так тесно, как может, и клавишник улыбается, чувствуя его стояк. Поцелуи с языком, так ещё и долгие, работают безотказно. Чонсу думает, как спиной ощущались бы мышцы Гониля, если бы тот догадался снять футболку. Видимо, они с Джисоком потерялись в ощущениях так же сильно, как и Чонсу, что забыли раздеться. — Снимите… — начинает было парень, но не договаривает. Джисок отстраняется, не дойдя своими ласками даже до низа живота и тянет старшего к кровати. Чонсу заставляют сесть на его колени, все ещё обтянутые жёсткой тканью штанов. Голая кожа неприятно трётся о джинсу. Чонсу морщится, недовольно пыхтит и хочет подняться на ноги, чтобы удобнее было раздеть младшего, но Гониль снова оказывается сзади, давит ему на плечи, мешая встать. — Что вы задумали? — хрипло произносит Ким и снова сглатывает. Либо он только начинает замечать на лице Джисока хитрую улыбку, либо она появляется лишь вместе с осознанием в голове клавишника. — Не беспокойся, — просит старший, поглаживая широкие плечи. Он с нажимом проводит руками по напряжённым мышцам, целует туда же, любыми способами пытается расслабить парня. Видя, что это не работает так быстро, как хотелось бы, Джисок подаётся вперёд, накрывает губы Чонсу своими, целует тягуче, как перед сном, а не перед сексом. Уж в таких вещах Гаон был резким и нетерпеливым и размеренность поцелуя только сильнее напрягает Кима. Через силу он опускает плечи и сосредотачивается на поцелуе, а не на слое одежды, прячущем чужие тела от него. Джисок проводит руками по его спине вниз, оглаживает бёдра, слегка сжимает их иногда, отчего Чонсу каждый раз порывается выгнуться, придвинуться ближе и потереться сочащимся естественной смазкой членом о Гаона, но джинса под ляжками возвращает его в жестокую реальность. Он высоко мычит и похныкивает, сводя брови к переносице. Джисок только сильнее мнёт пальцами его ягодицы. Гониль же выцеловывает его спину. Чонсу почти не замечает лёгкий касаний на не самой чувствительной части своего тела, пока лидер не спускается к копчику. Найти эрогенную зону там оказывается совсем не трудно. Чонсу почти падает на Гаона, обвивая его шею руками, неосознанно выпячивает задницу. Ему становится неловко, когда он слышит в ответ на это смешок лидера. Ему в принципе до жути неловко быть единственным нагим человеком в комнате, поэтому он крепче прижимается к Гаону, забываясь лицом в сгиб его шеи. — Чонсу, — ласково зовёт Джисок. Гониль отстраняется, больше не целует спину. Клавишника ласкают только четыре руки, беспорядочно бегающие по бёдрам и ягодицам. Они то гладят невесомо, то сжимают упругие ляжки, то пробираются ко внутренней стороне бёдер, дразнят, останавливая ласки в паре сантиметров от члена. О нём, если говорить честно, Чонсу почти успевает забыть. Ему бы добиться голых Гониля и Гаона, прежде чем мечтать хотя бы о какой-то стимуляции. Чонсу кажется, что он готов будет кончить только от ощущения чужих тел непосредственно рядом с ним. Без разделителей и помех. Он хочет вернуться в самое начало, когда два тела жались к нему вплотную, даря ещё больше жара, подливая масла в огонь. Но ведь они не оставят его в таком положении. Они разденутся и сделают всё, что захочет Чонсу, как только наиграются. Только вот какую игру они ведут? Чего добиваются? Неизвестность интригует. Неизвестность с этими двумя, какого-то чёрта, ужасно возбуждает. — Чонсу, развернись, пожалуйста, — всё так же ласково просит Джисок. Чонсу мычит и неуклюже двигается назад. Он понимает, что его ноги подрагивают, только когда встаёт на них. — То есть… — невнятно бормочет он, оказавшись лицом к лицу с Гонилем. Тот мягко улыбается и давит на плечи Чонсу, чтобы он сел снова. Неизвестность завораживает, заставляет шестерёнки в голове крутиться активнее. Что случится сейчас? Если Чонсу немного нагнётся, то сможет отсосать Гонилю. Если бы Гаон снял хотя бы штаны, пока клавишник не сидел на нём, он мог бы войти в него. Чонсу облизывает губы и ёрзает на чужих бёдрах, рвано вздыхает. Вроде, они всё обсуждали, но Чонсу кажется, что тот неловкий разговор случился просто для виду, чтобы легче было затащить парня сюда. Гониль с Гаоном полностью поменяли свой план, решили сыграть в свою игру. И, к сожалению, Чонсу готов подыгрывать. Гониль оставляет совсем короткий, почти невинный поцелуй на губах Кима и приседает перед ним. Его руки плывут от плоского живота по бёдрам к коленям и слегка надавливают на них, заставляя раздвинуть ноги. Одно простое движение, один короткий шаг, за который Гониль оказывается между ногами Чонсу, и его ведёт. Парень не отрывая взгляд смотрит на лидера, который осматривает его с ног до головы. Джисок, до этого совсем не двигавшийся, кладёт ладони на внутреннюю сторону бёдер Чонсу, раскрывает его ещё сильнее. — Ты такой красивый, Чонсу, — низко и хрипло шепчет Гониль. У Чонсу взрывается голова. Он сдавленно стонет, откидывая голову назад. Он не помнит, в какой момент и кто сводит его руки на спиной. Он чувствует себя самым слабым и беззащитным под взглядом старшего. Он раскрыт перед партнёрами полностью, он предоставлен их власти. Они могут сделать с ним что захотят. Он снова ёрзает на месте. Ему кажется, что он уже на пике возбуждения. Коснуться одним пальцем его члена — он кончит с протяжным стоном. Он извивается, пытаясь всеми силами получить это касание, хнычет, когда Джисок гладит его ноги пальцами. Так близко, но так далеко… — Ты такой горячий, — продолжает шептать Гониль. Его слова оказывают почти наркотический эффект на Чонсу, заставляют его постанывать снова, снова пытаться потереться членом хотя бы о что-нибудь. — Такой открытый, такой… наш. Чонсу задыхается. Он хватает ртом воздух, завывает, когда Гониль таки касается его плеч, подаётся вперёд, падая на старшего. Его руки всё ещё за спиной. Он утыкается лицом в живот лидера, трётся о него. — Ты такой нуждающийся, Чонсу, — едва слышно продолжает Гониль, получая в ответ заглушённый стон. Это пытка. Эти двое точно решили пытать его. Чонсу нравится это. Его телу это нравится. Его голова кружится от наслаждения, он точно чувствует, как член дёргается от волн возбуждения. Он чувствует себя грязно. Так грязно, что в той же грязи ему просто необходимо измазать и партнёров. Так грязно, что хочется испачкаться сильнее, прыгнуть с головой в жерло вулкана и сгореть там, утягивая Гониля и Джисока за собой. Так грязно, что хочется сжаться в комок и, в то же время, раскрыться ещё сильнее для двоих особенных людей. Они ведь хотят видеть его таким? — Чонсу, ты… — Пожалуйста, — сипит Чонсу, перебивая новый комплимент Гониля. — Пожалуйста, трахните меня уже. Ему не стыдно говорить это. Ему стыдно не получать на просьбу никакой реакции, кроме мягких поглаживаний по голове. Их барабанщик, вероятно, ударил сам себя палочкой во время игры, если решил потрепать его по волосам сейчас. — Хорошо, — Чонсу не уверен, слышится ему, или кто-то правда говорит это, но Гониль проводит ладонями по его рукам, хватает за запястья и тянет на себя. Они втроём снова стоят, но вместо того, чтобы снять одежду, лидер целует его. Чонсу кажется, что скоро он возненавидит поцелуи. Он сам обгоняет Гониля, толкается в его рот языком, вылизывает его так отчаянно, будто это единственный источник воды в пустыне. Настаёт очередь Гониля застонать и это служит клавишнику зелёным светом, сигналом, что пора действовать. Он юркает руками под футболку лидера, тут же стягивая её через голову. Он прижимается жадно, беспорядочно гладит руками чужое тело, сжимает кожу, царапается, а голова кружится всё сильнее. Ноги бьёт крупная дрожь. Чонсу стонет. Он, наконец, получает то, что хотел так давно. Горячая кожа, через которую чувствуется чужое сбивчивое дыхание, обжигает, пьянит сильнее нескольких бутылок соджу. Чонсу отрывается от губ Гониля, льнёт к его шее, кусается, будто хочет сожрать его всего, широко лижет кожу, засасывает её в рот, совершенно не волнуясь о засосах. Лидеру не стоило так издеваться над ним, если он боялся синяков на видных местах. Дрожащие пальцы едва справляются с бляшкой ремня. В отличие от Чонсу, Гониль не догадался облегчить им жизни отсутствием сложных замков. Вторая пара штанов остаётся одиноко валяться на полу. — Вот это да, — посмеивается позади Джисок. Чонсу жмётся ближе к Гонилю. У него всё никак не получается насытиться чужим телом. — Я даже завидую, Гониль. У Чонсу случается дежавю. Он снова стоит между двумя парнями, Джисок снова обвивает его объятьями со спины, а Гониль прижимается спереди. Только на этот раз они все раздеты и, клавишник готов поклясться, что, как и в самом начале, чувствует себя как никогда хорошо. Он выгибает спину, губами ловит новый поцелуй лидера, а ягодицами трётся о пах Джисока. Парень шипит, хватается руками за упругие бёдра так, будто прямо сейчас насадит Чонсу на себя. Его смазка ощущается на коже липко и холодно. — Чонсу, — выдыхает Джисок, кусая его плечо. Он тут же зализывает укус и отстраняется. Чонсу оборачивается к нему, смотрит затуманенным взглядом. — Встань на колени. Для Гониля. Сам младший отходит к кровати. Чонсу не успевает осмотреть её, как и когда они только пришли сюда. Он слушается безоговорочно, и его ноги даже рады сбросить с себя вес тела. Член Гониля оказывается прямо напротив его лица и он на автомате тянется к нему рукой, обхватывает его, оттягивает крайнюю плоть, большим пальцем давит на головку. И всё это время смотрит на лидера, который шумно дышит. Он тоже ждал этого. Терпел столько же, сколько и Чонсу. Парень представил всего на секунду, как чувствовал бы себя, если бы лидер был бы так же открыт перед ним, если бы с ним можно было бы сделать что угодно, придать любую форму, как мягкому пластилину, но правила игры запрещали бы. Ему хочется взвыть от одной фантазии. Как только Гониль сдержался, видя такого же Чонсу вживую? Не медля, парень проводит пару раз рукой по всей длине берёт налитый кровью член в рот, сразу проталкивая его на половину. От ушей по всему телу идут мурашки, будто их щекочут перьями, когда Гониль стонет и кладёт одну руку на затылок Чонсу. Он снова сдерживается, не толкается глубже, позволяя младшему делать всё самому. А клавишник только этого и ждал. Он двигает головой, иногда задерживается, оставляя во рту только головку, чтобы обвести её языком, и ловит ушами каждый звук Гониля. — Чонсу, сядь поудобнее, — просит Гаон, подходя к ним снова. Ким с пошлым хлюпаньем отстраняется, смотрит на Джисока пьяно и облизывает губы. В руках младшего тюбик со смазкой, который тут же открывается. Чонсу закусывает губу и гнёт спину, пытаясь обеспечить гитаристу наилучшие условия. Взгляд возвращается к лидеру, который снова треплет Чонсу по голове. Контраст такой ласки с атмосферой даже немного возбуждает. — Мне продолжить? — прищурившись, уточняет парень. Он чувствует, как Джисок приставляет холодный от смазки палец к колечку мышц и надавливает, легко входя в Чонсу. Тот резко выдыхает. Он давно уже привык к ритуалу растяжки, но сегодня всё ощущается по-новому. В крови с возбуждением мешается предвкушение чего-то нового. — Ещё не скоро кончишь? — Ты хочешь ещё долго? — усмехается старший и, вместо ответа, тянет голову клавишника на себя. — Только не спеши. Выглядит он сейчас, наверное, по-блядски. Особенно для Гониля, чей член он так старательно ласкает и пытается вобрать полностью, пока Гаон растягивает его пальцами, поглаживая по выгнутой спине. Чонсу высоко стонет, когда, уже подключив второй палец, Джисок надавливает на простату. Рука на затылке сжимает и оттягивает волосы. Возобновляя плавные движения по всей длине его члена, клавишник специально стонет снова. От головки, упирающейся в глотку, по всему стволу идёт вибрация и Гониль тихо ругается, на секунду теряет контроль, толкается в Чонсу до основания. У младшего глаза слезятся и затекает челюсть, но он позволяет делать с собой что угодно, только сильнее сжимает бёдра лидера пальцами. — Полегче, Гониль, — барабанщик толкается последний раз и тянет Чонсу назад, заставляя выпустить изо рта член. Клавишник тяжело дышит, сглатывает слюну, смешавшуюся с предэякулятом, но не спешит вытирать с лица слёзы и слюни. Он смотрит на Гониля полуприкрытыми глазами, приоткрыв рот, из которого едва ли не вываливается уставший от работы язык. Наверное, он выглядит мерзко и грязно, но чувствует себя идеальным для партнёров, когда лидер отвечает на его взгляд сбитым дыханием и ещё одним едва слышным ругательством. Пальцы выходят из Чонсу с влажным звуком из-за большого количества смазки. Парень мычит, ощущая неприятную пустоту, ёрзает на месте, оглядывается на Джисока, приподнимается, ожидая, что его заполнять снова, но уже не пальцами. — Вставай, хватит убивать свои колени, — вместо действий говорит Гаон. Гониль отцепляет руки младшего от своих ног и тянет вверх, помогая подняться. После хоть и тёплого, но жёсткого пола кровать кажется раем. Чонсу непременно упал бы на неё, если бы Джисок, утерев подсыхающую слюну с его подбородка, не поцеловал бы его, заставляя держаться прямо. Он, не отрываясь от губ, ведёт старшего ближе к кровати, неловко забирается на неё сам, заставляет Чонсу следовать за ним. Стоять на мягком матрасе на коленях удобно, но перемещения даются с трудом. Клавишник готов выдохнуть с облегчением, когда понимает, что ему и не требуется двигаться с края кровати. Гониль подходит сзади, прижимается и водит руками по спине, медленно спускается к ягодицам. Ладони сдавливают их, разводят немного в стороны, на что Чонсу выгибается снова, сам трётся задницей о член лидера. Он, наконец, чувствует себя правильно, понимая, что они возвращаются к обсуждённому плану. — Готов? — будто убеждаясь, достаточно ли Гаон растянул клавишника, Гониль проникает в него сразу двумя пальцами, разводит их, как ножницы, слегка сгибает, оглаживая стенки. Вместо ответа Чонсу стонет и сам подаётся назад, старается насадиться сильнее. Лидер со смешком выдыхает, тут же доставая пальцы. Член, обильно смазанный лубрикантом, заменяет их быстро и легко, скользит внутрь почти на всю длину сразу. Чонсу мычит от наслаждения, хватается за плечи гитариста и прогибает спину сильнее. Он долго этого ждал. Он сам насаживается на Гониля, постанывает, оборачивается через плечо, чтобы увидеть больше, чтобы знать, что он принимает лидера так хорошо, как только может. Гаон одной рукой давит на лопатки, второй отнимает руку Чонсу от себя. Клавишник упирается руками в кровать, его голова оказывается на одном уровне с членом Джисока. Он без слов понимает, что он него требуется. Эту позу они обговаривали и единственное, что могло бы смутить Чонсу — баночка смазки в руке младшего. Тем не менее, он без вопросов тянется вперёд, прижимается губами в красной головке, причмокивает, едва касаясь чувствительной кожи. Джисок кладёт руку ему на щёку, поглаживает большим пальцем. Пока Гониль плавно двигается в нём, Чонсу не может наиграться с Гаоном. Он хочет довести его лёгкими поцелуями и мимолётными касаниями по всей длине, он хочет прочитать в его глазах мольбу о том, чтобы он сделал большее. Он смотрит вверх, в очередной раз приоткрывает рот, будто чтобы впустить в него член, но в итоге снова целует головку. Джисок шипит, его рука перемещается всё ближе к затылку. Ещё немного и он не сдержится, сам толкнётся в старшего. Но парень хочет, чтобы его попросили. Будто сдаваясь, Чонсу широко лижет Гаона, прикрывает глаза, проходится кончиком языка по всему стволу, вырисовывая замысловатые узоры, а потом повторяет то же движение снова и снова, пока гитарист недовольно выдыхает. Даже Гониль, кажется, хочет, чтобы Чонсу пошёл дальше: он наклоняется вперёд, проводит одной рукой по спине младшего от копчика до лопаток, давит вниз и вперёд, заставляет выгибаться и жаться ближе к гитаристу. — Чонсу, — голос Джисока звучит как рычание. По телу клавишника проходит волна дрожи и он поднимает взгляд снова. Он смотрит как жалкая собачка, плавясь от такого тона. Он из последних сил сдерживается, чтобы не отказаться моментально от своей игры. Он снова прижимается губами к головке, слабо двигает ими. — Чонсу, возьми его в рот. Клавишник готов скулить. Он хочет играть ещё. Он хочет, чтобы Гаон и дальше говорил таким тоном и голосом, но его терпения хватает на какую-то короткую секунду, после чего он широко открывает рот и вбирает в себя член. Он слышит низкий стон Гаона, он чувствует, как Гониль начинает двигаться в нём быстрее и увереннее. Они только и ждали, когда Чонсу окажется в таком положении, чтобы запустить цепную реакцию. Гониль то замедляется, позволяя Чонсу сосать Джисоку в удобном темпе, то входит резко, до самого основания, заставляя парня с обеих сторон принимать в себя члены целиком. Глаза клавишника снова слезятся, колени подкашиваются, когда лидер толкается сильнее и задевает простату. Гаон шипит и низко стонет с ним в унисон, когда сдавленное мычание Кима превращается в вибрации вокруг его ствола. Когда Джисок, до этого не двигаясь, вдруг подаётся бёдрами вперёд, парень жмурится и отворачивается, закашливаясь. — Прости, — гитарист поглаживает его щёку и смахивает большим пальцем покатившуюся вниз слезинку. Промаргиваясь, Чонсу замечает, что вторая рука парня спрятана за спиной, а сам он странно выгнул спину. Гониль останавливается тоже, выжидает. — Давайте позу поменяем. Хватит горло насиловать, тебе же ещё петь. Парень ухмыляется, опуская голову, и сдерживает недовольство, когда Гониль медленно из него выходит. Ощущение пустоты внутри неприятное. Ему хочется, чтобы его заполнили снова, может, даже оба партнёра сразу, но предлагать такое он не собирается. Может, думает он, в другой раз. Мысли о том, что такой опыт может повториться подогревают воображение. Чонсу согласится сразу, если ему предложат ещё один групповой секс. — И как ты хочешь? — интересуется Гониль, пока Чонсу разминает спину. Чувствует он себя из-за этого старым, но ноющая поясница не оставляет выбора. — Ты так красиво трахаешь Чонсу, — его голос подрагивает. Он нервничает, но пытается выглядеть уверенно. Чонсу тогда же замечает как влажно поблёскивают пальцы его руки, до этого заведённой за спину. В голову сразу приходит понимание, что собирается предложить их младший. Как только слова слетают с его губ, Чонсу подбирается ближе, обхватывает его лицо ладонями и глубоко целует. Ему невероятно нравится, что Джисок не брезгливый. Что бы не побывало во рту Чонсу до поцелуя, младший пустит в себя его язык, сам оближет всю его ротовую полость, даже если там останется его собственная сперма. Чонсу проверил это около недели назад и реакция Гаона ему понравилась. Клавишник резко разворачивает парня за плечи, так, что тот путается в ногах и падает лицом в подушку. Он не успевает возмутиться, Чонсу ложится сверху, покрывает поцелуями его шею, пахом потирается о ягодицы. Гаон нетерпеливо выгибает спину, трётся в ответ и мычит в подушку. Его уши красные от смущения. Он редко становится пассивом с Чонсу и каждый раз краснеет как девственник. Чонсу это нравится. Он чувствует власть. Помогая себе одной рукой, он медленно входит в Джисока. Тот поджимает колени, поднимая таз выше. Чонсу приходится поменять положение, чтобы иметь возможность свободно и удобно двигаться. Первые же толчки вызывают заглушаемые подушкой стоны. Чонсу наклоняется, придерживая одной рукой бёдра парня, второй опираясь рядом с его головой. Джисок под ним совсем крошечный, мельче, чем в обычной жизни, так ещё и обнажённый. Его, кажется, можно раздавить одним пальцем так, чтобы даже сырого места не осталось. У парня, видимо, кончается воздух. Он поворачивает голову, его щека тонет в мягкой подушке, а на лице застывает выражение беспомощности. Брови сведены домиком, глаза закрыты, губы подрагивают, выпуская из себя жалобный скулёж, розовые щёки светятся, как солнце в ясный зимний день, на фоне белоснежного постельного белья. Его руки, разбросанные по кровати с обеих сторон от головы, сжимают одеяло. Чонсу льстит такая реакция. Он хочет видеть ещё больше. Впервые за вечер он чувствует себя главным. Думал ли Джисок, что парень, послушный и открытый на его коленях, начнёт доминировать над ним? Клавишник успевает сделать несколько резких толчков, входя до основания в распалённое тело, наслаждаясь усилившимися стонами, когда Гониль подобрается сзади. Чонсу снова хочется взвыть от контрастов собственных состояний. Он только что собирался втрахивать гитариста в кровать, а теперь замер, чувствуя сильные руки на своей пояснице. Они даже не удерживают его, а поглаживают ласково, будто предупреждая о приближении, чтобы не напугать. И всё равно, Чонсу прерывисто выдыхает когда чувствует толпы мурашек, пробегающих по его телу, поднимается с Джисока, выгибая спину, и приваливается к барабанщику спиной. Гониль прижимается губами к его шее, гладит руками живот, снова теребит твёрдые соски, сжимает их, ловит мычание младшего. Джисок недовольно шипит и подаётся назад, самостоятельно насаживаясь на Чонсу. — Готов? — снова спрашивает Гониль, уже приставляя член к колечку мышц. Чонсу согласно мычит. Гониль всегда спрашивает разрешения, прежде чем войти. Чонсу прыскает от ассоциации с уважающим личные границы родителем. Он может делать и думать о чём угодно, но уж точно не сравнивать парня, плавно вводящего в него свой член, с заботливым отцом. Надо будет однажды назвать Гониля папочкой и посмотреть на его реакцию. Парень обещает сделать это, когда они в следующий раз останутся наедине. Гаон, уже начавший раздражаться из-за отсутствия внимания к нему, облегчённо выдыхает когда Чонсу вдавливают в него. Клавишник с гортанным стоном снова падает вперёд, опираясь на вытянутые руки, и пошире раздвигает ноги. Он сказал бы, что ему требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к ощущениям. Ему тесно везде. Сзади Гониль наполняет его всей длиной, спереди Джисок будоражит голову своей узкостью. Чонсу думает, что в гитаристе настолько тесно, потому что он сам маленький. В голове всплывают все разы, когда этот «малыш» был сверху, вдавливал старшего в матрас, заставляя чувствовать себя ничтожным по сравнению с ним. И тот же Джисок сейчас разложен под ним по кусочкам, открыт и беспомощен, с нетерпением ждёт, когда старшие начнут двигается. Ждать долго не приходится. Гониль, не давая Чонсу перевести дыхание, двигается сразу быстро и резко, почти моментально находя такой угол, чтобы стимулировать простату. Ким стонет, пытается подстроиться под его темп, не потеряв при этом голову, которая крошится под натиском чувств. Они переполняют его, они подкашивают ноги, они заставляют узел внизу живота стягиваться всё туже. Чонсу невольно думает, что Гониль своим членом проталкивает эти эмоции ближе к сердцу. Ему снова хочется истерично засмеяться. Как только у Чонсу получается двигаться с ним в одном темпе, рука с короткими пальцами скользит вдоль позвоночника, щекочет нежную кожу у копчика, и вдруг отстраняется. Совсем. Ким думает, что сейчас Гониль войдёт так резко и глубоко, что выбьет весь воздух из лёгких, заставит в муках пытаться схватить ртом воздух. Но ничего не происходит. Клавишник всё более плавно двигается, не понимая, что от него ждут. Наконец, не сдержавшись, он оборачивается и смотрит на Гониля расфокусированным взглядом. Только что ему было так хорошо от заполненности. Сейчас в нём остаётся одна лишь головка и этого чертовски мало. — Продолжай, — хрипло просит лидер прежде, чем Чонсу успевает что-либо сказать. Кровь приливает к лицу всё сильнее. Утыкаясь носом в спину Джисока, парень толкается назад, заполняя себя самостоятельно, потом снова вперёд, выдавливая из гитариста тихий стон. Ему отчего-то неловко становится быть единственным инициатором стимуляции. Думается, что ему одному это и надо. Это унизительно, думает он, повторяя движения. Но ему снова нравится. Нравится, что ему приходится почти выпрашивать, хоть и без слов, наслаждение. Гаон не любит стонать и сейчас это сказывается как никогда негативно на ситуации. Несмотря на смущение, подгоняющее Чонсу метаться между партнёрами чаще и резче, ему хочется слышать, что он тоже делает им приятно. Он не знает, как вытащить из Гониля что-то кроме тяжёлого дыхания и сжатых на пояснице рук, зато Джисоку может сделать ещё лучше. Он обхватывает его член одной рукой, сразу двигая ладонью по всей длине. Гитарист мычит, неровно толкается в его кулак, чуть не позволяя Чонсу выскользнуть из него. Гониль кладёт руку на его ягодицу, сжимает до белых полос, и тот нехотя останавливается, протяжно завывая в подушку. Они продолжают вести какую-то свою игру против Чонсу и тому приходится принимать правила. Он двигается, быстро наращивая темп. Он, наконец, слышит постанывания Гаона достаточно часто, а Гониль наклоняется вперёд, прижимается грудью к его спине. — Продолжай, — шепчет он в самое ухо и утыкается в шею, мажет губами по тонкой коже, опаляет её же огненным дыханием. У клавишника голова идёт кругом. От жара тел, от того, как член лидера проходится по простате, от того, как Джисок через раз перестаёт сдерживаться, подаваясь ему навстречу, то в кулак, то насаживаясь на член. Чонсу плавится между ними, плавится в ощущениях, он подрагивает и чувствует, что уже скоро кончит, если так всё и продолжится. Входит ли это в правила игры его партнёров? — Я скоро, — ему кажется, что барабанщик не поймёт ни слова в этой куче звуков, вылетевшей из его рта. Парень прерывисто выдыхает, носом вжимается в волосы на виске Гониля, вдыхает запах шампуня и пота. Он думает, что в следующую секунду лидер оглох. Он, не предупреждая, толкается в Чонсу со звонким шлепком и клавишник не сдерживает громкий высокий стон. Тут же, с таким же хлопком на его ягодицу приземляется ладонь, крепко сжимает мышцы. Гониль двигается ещё быстрее, чем Чонсу, насаживает его на себя сам, заставляет толкаться в Джисока с тем же звериным бешенством. Гитарист сжимает одеяло почти до хруста то ли пальцев, то ли самой ткани. Чонсу не сразу замечает, как сильно сжал в кулаке чужой член. Комната наполняется беспорядочными звуками. В одном адском котле смешиваются стоны, хрипы, мычание, всхлипы и шлепки кожи о кожу. Чонсу теряется в них, уже сам не понимает, какие из этих звуков издаёт сам. Ему даже кажется, что к ним в номер пробрался кто-то ещё. Джисок кончает первым. Он изливается в ладонь Чонсу и почти падает на кровать, хотя на ней и до этого не лежал только его таз. Его ноги дрожат, дыхание звучит хрипло и громко. Замечая его, Гониль кладёт руку поперёк груди Чонсу и тянет наверх. Между ними нет места. Липкий пот ещё сильнее слепляет их вместе. Клавишник пытается ухватиться за руки, удерживающие его в вертикальном положении, но пальцы едва ли слушаются. Лидер стонет ему на ухо, кончая тоже. Чонсу требуется всего пара рваных движений по члену, чтобы присоединиться к ним. — И сколько у нас есть времени, чтобы помыться, — едва открывая рот, спрашивает Чонсу. Он даже не рассчитывает на ответ, просто хочет сказать хоть что-то, когда подрагивающие конечности уже не позволяют находиться не в лежачем положении. Он не помнит точно, как давно они лежат, прижимаясь друг к другу липкими и потными телами. Уж тем более, он не знает, сколько времени прошло с тех пор, как они зашли сюда. — Не знаю, — так же лениво бормочет Гониль, обвивая младшего руками со спины. Тактильный до ужаса, как и всегда. Чонсу готов поспорить на всё свое имущество, что лидер сейчас заснёт, но спорить не с кем. Да и лень. Даже дышать особо не хочется. Хочется только думать о том, что случилось между ними только что. Джисок с удручённым стоном откатывается дальше от Чонсу и ему становится холодно. Он тянется руками к нему, хочет снова обнять и прижать к себе. — Ещё минут пятьдесят, — отзывается Квак и сам приваливается обратно, хватаясь заодно и за уголок одеяла. Он тоже замерзает за ту секунду, которую проводит не рядом со старшими.