Zeitnot

Пряное вино и мед нынче льются в Буйной фляге рекой. Запойный звон септимов отзывается из самых разных уголков и сопровождает гвалт за столом проигравшего в наперстки Гартара, вот-вот грозящего вынуть оружие из ножен и на кубики порезать хохочущего во все горло Випира с его знаменитыми руками, ловкости которых хватит на все четыре шустрые грабли. Синрик, пробывший третейским судьей всё то время и словом не обмолвившийся, отрезвляюще бьет по столу и выдает, что «победа честная, ведь это ли не легче, чем отобрать у ребенка конфету». Тут уже даже Тринн, из горла глохчущий черновересковую бурду и давно не следящий за спором, начинает сухо смеяться, а стоящий за спиной Рун добродушно хлопает громилу-новичка по спине и ободряет: "отдашь долг, когда будет выручка". Они-то здесь ни с кем не нянчатся, в самом деле, но и, хохмя, не обидят; всё понимают. Здесь каждый создал себя сам. А денюжки заводятся — стоит только не валять дурака, выходя на дело. Гильдия изо дня в день богатеет, и они впервые за столько лет добывают больше, чем успевают потратить. Как сказал Делвин, их заря и вправду занимается. Такая музыка Бриньольфу куда больше по нутру, чем ворчание злокрысов в темноте, перманентное нытье о свистящих карманах и собственный уставший вздох перед тем, как без сил свалиться в койку с облезлыми волчьими шкурами. Двадцать лет угасания Гильдии из-за ублюдка, которого он считал братом и которого за все хорошее честь по чести давно надо было сдать ярлу. Не сосчитать, сколько раз Бриньольфу выпадала такая возможность, и почему-то с недавних пор это не дает покоя. Двадцать лет угасания Гильдии… и всего год на возвращение былого влияния. Он бы рад не верить во вмешательство чего-то сверхъестественного, но после раскрывшегося о Соловьях, после убийства Галла и последующего предательства Мерсера, который великодушно обобрал их всех до нитки, выбирать не приходится. Части той постыдной истории ни у кого так и не уложились в голове. Сирту, упражняющаяся в стрельбе на пару с Нируином, — она как раз любит заниматься именно в такое время суток, когда закат только-только трогает вечернее небо, и не было никаких сомнений, что они вместе, лесные эльфы, споются — в Гильдии выросла. В жизни как в картах: либо кочуешь с места на место и выигрываешь мелочь, либо в нужный момент играешь по-крупному и срываешь банк. Бриньольф долго довольствовался малым, но поставил на неё всё и выиграл, не перестает выигрывать. И если Векс нашла себя во взломах, то Бриньольфу нет равных в мошенничестве. Главное — вовремя уйти с выигрышем и не вызвать подозрений. Брин заприметил её, худую и длинноволосую на тот момент, сразу; движения и наработанная хватка выдали. Наблюдал издалека, не отрываясь, как мелкая девчонка засунула легкую, почти невесомую руку по локоть в сумку на поясе Бранд-Шея, а потом юрко обчистила карманы Грелхи, бойко впаривающей кому-то поношенные кирасы. Всё за плюс-минус десять минут. А нашел её у себя в запертом сейфе Мадези; оказалось, девочка совсем не умеет взламывать замки и завозилась. Стражник взял ту за запястье и выволок на площадь, отсечь кисть; Брин вмешался, когда её едва не отрубили целиком. Наплел ерунду, что она невиновна, что девчонка не ведает, что творит, подгадал момент, пока никто не пялился, и отсыпал добрую горсть золотых. Их и опустили. Ор стоял, конечно, до самого Предела — оно и ясно, девочка чуть кровью не истекла. Бриньольф же, перво-наперво перевязав рану и напоив зельями, взялся за неё всерьез, привел в Гильдию, несмотря на возражения, потому что такими кадрами в Рифтене не разбрасываются. И не прогадал. Пять лет прошло. А ведущая левая рука с расселиной шрама на коже периодически дрожит. Брин как вчера помнит, как же долго она заживала. Сирту болтает, что и по сей день кость ноет к дождю, и ворует, потому что не может не воровать. «Мог бы и раньше спохватиться», — когда разговор зайдет, Сирту дружески пихнет его в плечо именно с этой фразой, нисколько не обижаясь, а Брин с легкостью отмахнется. «Ты вошла в раж, детка. С нашим братом всякое случается, рано или поздно ты бы с этим столкнулась», — и не признается даже под пытками, что от неё не так-то просто и отвлечься. Делвин, пропустивший кружку эля после прибыльного задания, рядом хмыкает с завуалированным пониманием, прекрасно читая между строк, и Брину разве что пришибить старого сукина сына не хочется. Совсем чуть-чуть. Только вот Меллори рассказывать не нужно, за чем в этом искусно связном трёпе, которым Бриньольф удачно кормит простофилей, дело стало, а если тот предпочитает прикидываться слепым, всецело его право и флаг в руки. «Ага, как же». Но случается и впрямь всякое: сколько историй, как новичка на уборке город забивал насмерть. После затянувшегося молчания внезапно раздался подвыпивший грудной смех. Он как-то сказал ей, едва Сирту закалилась для первых поручений от влиятельных семей, что воровство у неё в крови. При таком таланте можно разве что полезть за рожон и вместе с жизнью потерять всё, чего для неё он никогда не желал. Но как манят все сокровища мира... Манят саблезубые меха, узорчатая парча, расшитая нитями из благородного золота, и податливые сатиновые ткани, что дразнят обнаженные участки эльфийской кожи и до трепета прижимистую жилку внутри, фамильные кувшины, хрустальные кубки, драгоценные камни и металлы, которых так много, что они покрывают сокровищницу подобно взбитому покрывалу в опочивальне; манят так, что впору ей утонуть в краденом богатстве, согретом и безвозмездно ставшим своим. Когда Карлия принялась разводить Гильдию с Черными Вересками, чтобы выйти на Мерсера, всё закрутилось. В той заварушке Брин за девочку сам руку на отсечение дал и не задумался бы; оно и зачлось.             «Ноктюрнал плевать на тебя, на Ключ, и вообще на всю Гильдию».             «В бездну Ноктюрнал! Мне нужны Глаза».             «Постой-ка... неужели я слышу нотки жадности в этом благородном голоске?» Эта девочка не моргнув зарезала Мерсера — подгадала момент и собственнолично полоснула по горлу, как последний сам с упоением обожал делать; багрянец в мгновение ока окропил перекошенные двемерские плиты, будто это алтарь какого-нибудь жаждущего жертвоприношений даэдрического божества, вроде сторицей проклятых Мерунеса Дагона или Молаг Бала. Свод в Иркнтанде обвалился, вода сверху схлынула столбом, и они, умывшись, чуть не захлебнулись многовековой ржавчиной и кровью. Он отправился в Гильдию, вложив потрепанный клинок в ножны. Кто-то должен был разобрать творящийся там бардак и утихомирить Векс. Что происходило в Сумеречной гробнице с Ноктюрнал и Скелетным Ключом, Брин не спрашивал и не собирается. Всё было кончено, обе пришли живыми и невредимыми... Это единственное, что требовалось. И сейчас, поверх сверок в учете, он отмечает на чертеже загородного дома, их будущей цели, уязвимые места для своего Главы. Они что-то обсуждают с Карлией: в журчании канализационных вод слова разговора не доходят достаточно, чтобы их различить. Скудный белесый свет Секунды, проникая в нависающий купол Цистерны, падает сверху на них, и Сирту увлеченно подбирает снаряжение для вылазки: стальные стрелы, причудливый серебряный кинжал, метательные ножи и самодельные ослабляющие яды. Набитый шишками опыт научил готовиться ко всему. Латунная сережка на правом ухе скромно отражает колеблющийся свет свечей. Сирту, фиксируя правый наплечник на подогнанной кожаной броне, скоро прощается и идет в сторону Бриньольфа, склонившегося над письменным столом; тот видит её как будто впервые. Она отодвигает в сторону свитки пергамента, бронзовую чернильницу, какие-то разбросанные мелкие записные книжки и садится, переведя взгляд с подготовленных планов на Брина, на румяное лицо, на зигзагом вырезанный шрам от скулы до челюсти и на зеленые глаза, напоминающие ограненные изумруды пресловутых сиродильских ювелиров, что так и просятся в сумку. И еле сдерживается от того, как бы не вжаться ногтями в дорогущее лакированное дерево. — Что, красотка? Не терпится заняться делом? — в привычной манере пусто флиртует Бриньольф, отдавая ей свое внимание. Ни для кого не секрет, что они могут обмениваться двусмысленными фразочками хоть сутки напролет, но заигрывания эти так ни к чему и не приведут. Может, и стоило бы... — Смотря что ты подразумеваешь под делом, — ухмыляется босмерка, быстро складывая в уме возможные входы, выходы, и останавливается на одном. Просторный балкон для поэтичных посиделок беременной жены посла, перешедшего дорогу Мавен, и дверь с незамысловатым замком — что может быть проще? — И, детка… Будь осторожна, ладно? Они проворачивали всё сотню раз, но вот Брина все равно дергает сказать, ведь шрамы от нордской стали на светлой, цвета свежеобтесанной осины, коже летят кометами и начали пересекаться. — Как будто раньше было по-другому, — Сирту скрещивает руки на груди и небрежно бросает, но уже кроме шуток, в упор не видя какой-либо проблемы. — Мы не можем лишиться своего нового предводителя, детка. Береги себя по возможности. Детка, пришившая Мерсера Фрея. До чего забавно. Он никогда не ошибался. Бриньольф вдруг проводит быстрыми пальцами по её коротко стриженным волосам, погружаясь в рутину неисчислимых дней и вспоминая, после какого неприятного случая ей пришлось их обкорнать, чтобы не давать лишнего преимущества. Как же это было давно — орехово-карие радужки напротив замирают и резко переходят в золотой, полюбившийся им исчезающий блеск. При взгляде на неё Бриньольфу думается, что жизнь не может быть еще лучше.