Записки парфюмера

      Марку тяжело отпускать. Он не привык. Он не хочет и не готов мириться со смертью. Марк всё ещё на что-то надеется, прижимая к себе холодное тело возлюбленного. Марк не замечает, что происходит вокруг, отпуская всё на самотёк; для него мир замер, остановился. Хочется отмотать время назад: снова познакомиться с Донхёком, снова любоваться его сонным лицом по утрам, целовать его нежные руки и носить на руках свою вселенную, шептать несбыточные мечты на ухо и слова любви.       Всё оборвалось и Марк остался один, ни с чем. Хотя, постойте… У него появилась бездонная дыра в груди, холодный дом и жалкие попытки принять суровую реальность. Но не хотелось. Марк снова и снова возвращался к сладким воспоминаниям и улетал в мир грёз, обрывая связь с настоящим. Марку было больно как никогда прежде. Он забросил все дела и лишь пытался оживить Донхёка, пытался видеть его в случайных прохожих и старых друзьях, что наведывались к нему. Но всё не то. Донхёк ушёл и.       Марк медленно отпускает холодное тело, прижимает к груди бережно старый шарф Хёка и нетвёрдой походкой направляется к двери. Он покидает дом, плотно закрыв за собой ворота. Начинается дождь.       Пустота. Марк не чувствует пронизывающего осеннего холода, ветра и ледяных капель дождя — так глубоко погружён он в себя. Дорожка извилистая, старая и деревья вокруг вековые, мощные. Птицы молчат и Марку становится не по себе, когда очередной порыв ветра вырывает его из тяжёлых дум. Впереди уже виднеется Дом Фей. Правильно ли поступает Марк? Ещё не поздно повернуть назад, убежать и вернуться в старый домик на окраине владений графа. Закрыться от всего мира, стать отшельником и посвятить остатки своих дней Донхёку. Марк может погрузиться в уныние и тоску, сломать остатки себя и разрушать весь окружающий его мирок. Но правильно ли это?       Марк ломается, оглядываясь назад. Он сомневается, его одолевает рой мыслей и одна страннее другой. Может, пора в виселицу и присоединиться к возлюбленному, не мучаясь? Марк, думай! Ты точно сможешь что-то придумать и выйти из этой провальной ситуации победителем. И не важно, каким образом разовьются события — иди вперёд с поднятой головой. Донхёк бы хотел чтобы ты жил дальше и наслаждался всеми прелестями мира, жил! Жил, слышишь? Не ломай себя.       — Не ломать… — еле слышно выдавливает из себя Ли и медленно оседает на дорожку, всхлипывая. Каждая мысль о Донхёке, о выборе, о жизни и боли. Марку больно. Сердце, его бедное сердце разрывается и будто с каждым вдохом замедляется. — Хёк, почему же ты оставил меня…       В этот год на владения графа Чона и несколько прилежащих земель лорда Со поразила неизлечимая болезнь, от которой умирали, не надеясь на исцеление. Марк до сих пор винит себя за то, что так поздно узнал об опасности и недостаточно обезопасил Донхёка. Что не смог вылечить его, а в последние дни не смог даже находиться в одном доме. Донхёк заживо гнил и ночами кричал не в силах терпеть адскую боль. Донхёк улыбался по утрам Марку, непринуждённо вёл беседу и всё давал ложную надежду на счастливый финал. Донхёк слабел и таял на глазах, просил отнести его в их любимое место в лесу и часами напролёт слушал, как Марк поёт ему. Марк пел до хрипоты, бережно обнимая сквозь толстые слои одежды возлюбленного, плакал и мягко целовал в макушку. Марк понимал, что Хёк не выкарабкается. Он понимал, но упорно отметал эту мысль, до последнего веря в чудо.       — Я верю в чудо. Но откуда эта вера во мне? — Марк вытирает слёзы и встаёт. Мгновение и он идёт в сторону Дома Фей. Им движет разбитое сердце. — Моей верой всегда был Хёк.       Дом радушно распахнул перед ним свои двери, мгновенно окутывая теплом и уютом. Тем, чего так не хватало последние месяцы Марку. Марк дрожит. К нему приближается Чону — самый младший среди трёх фей. Самый мягкий с вечной доброй улыбкой и распахнутыми объятиями, в которые в он заключает Ли. Марк подчиняется, вдыхает запах еловых шишек, домашней выпечки и свечей…       — Крёстный, помоги мне… Умоляю, подари мне покой и излечи сердце, — Марк шепчет слова сбивчиво, тихо и отчаянно цепляется за халат Чону. — Не бросай меня одного, молю!..       — Ты можешь не волноваться, дыши глубже. Я помогу тебе справиться со всем, ты будешь счастлив. — Чону нежно ведёт Марка по извилистым коридорам в просторную комнату, усаживая в кресло. — Расскажи мне свою историю. Поведай обо всех горестях и печалях, что гложут твою душу.       И Марк говорит. Без остановки, он вываливают всю правду, не утаивая деталей. Марку становится легче, он плачет. Чону успокаивает его нежной улыбкой и вручает чашку с приятно пахнущим отваром бардового цвета. Марк впервые за долгое время без Донхёка чувствует себя вновь кому-то нужным, вокруг него иллюзия счастья и любви. Ему хорошо и он забывается, наблюдая за Чону. Чону, который колдовал над стеклянным флаконом с голубой жидкостью.       Всё идёт своим чередом и Чону дарит долгожданную свободу Марку, убаюкивая его ещё тёплое тело в своих объятиях. Марк обретает покой и его сердце больше не страдает, нет места для тоски и боли. Он вновь вместе с Донхёком беспечно поёт свои песни в вечнозелёных лесах. И его сердце снова ощущает трепетную любовь, нежную и такую чистую.       В комнате витает аромат смерти и корицы. Чону заканчивает шептать новую историю и осторожно заворачивает тело Марка в шёлковую ткань, подзывая маленьких гномов. Низкорослые трудяги подчиняются фее и осторожно уносят прочь человека. Всё идёт своим чередом. Чону шепчет молитву и сжигает шарф, некогда принадлежащий Донхёку. Он сделал всё, что было ему по силам и теперь должен позаботиться о новых крестниках, чьи неуспокоенные сердца он слышал постоянно.       За окном светает и впервые за долгую осень Чону наблюдает восход солнца. Новое начало.