Еще один шанс

      Нил ушел до того, как Кевин его заметил, — что, с учетом того, как тот яростно и агрессивно разносил рамку ворот, не было так уж сложно. Не то чтобы Нил стремился остаться незамеченным нарочно… Хотя все же стремился, пожалуй. Ему хотелось сохранить беседу тет-а-тет с Эндрю приватной. Сохранить этот осколок их взаимодействия, такого успокаивающего и знакомого, только между ними.       Как будто это значило что-то.       Нил направился к дому Ваймака знакомым маршрутом: пешая прогулка занимала около получаса, но в этот раз Нилу не хотелось бежать, потому что ему нужно было все обдумать — так как завтра, вероятно, времени на это не останется, потому что оно будет сожрано беспокойством, — и успокоить свои эмоции до возможной встречи с самим Ваймаком. Тот, конечно, спал и вряд ли бы проснулся, но Нилу просто хотелось замедлить пульс и стереть с лица отцовскую усмешку.       Он шел, нервно потирая запястья, расчесывая кожу до покраснения и пытаясь осмыслить произошедшее. Эндрю ему поверил. Он сам это сказал. Не то чтобы Нил ему лгал, конечно, но Эндрю редко верил людям (обычно — никогда по умолчанию), а с Нилом они были знакомы слишком мало — и было приятно знать, что тот счел его историю искренней. Впрочем, небольшой эпизод панической атаки, вероятно, послужил неслабым таким подкрепляющим фактором.       Еще: Эндрю не испугался. Не то чтобы он мог бы так отреагировать. Скорее, не счел Нила угрозой той степени, в которой от него требовалось бы в срочном порядке избавиться. Несмотря на то что он ему рассказал, несмотря на то что за ним охотились. Такое, на самом деле, Эндрю в принципе не пугало.       Эндрю был мифическим и невероятным.       И, кажется, был готов рассмотреть возможность реабилитации, которая стала бы настоящим прыжком веры с его стороны. Нил должен был доказать ему, что умеет не только терять воздух из легких, но и неплохо вышибать его у других. Насколько глупо с его стороны было предлагать драку на ножах? Это выставляло его опасным? Или, наоборот, говорило о том, что он безопасен, если до сих пор не воспользовался своими навыками?       Нил устало потер затылок. Что он вообще умел? Он не практиковался в этом… сколько? Как минимум со времен аварии, но даже раньше он не помнил, когда они с Эндрю в последний раз спарринговали. Обычно это происходило, когда у кого-то из них наступал по-злому плохой день и гнев просился прочь из тела, но последние месяцы в основном были хорошими. Счастливыми. Как будто жизнь смеялась над Нилом, готовя его к тому, как жестоко отберет у него блядское счастье, к которому он не должен был привыкать. Ох, если бы он знал тогда…       Нил сжал зубы и немного ускорился, потому что его мысли снова свернули не в том направлении, а ему нужно было сосредоточиться. Он задал ногам размеренный темп и почти силой заставил себя вернуться к теме.       Что он вообще умел? Сколько всего зависело от отсутствующей мышечной памяти, а сколько — от накопленных в голове знаний?       Какая-то память в его теле должна была сохраниться еще с детства.

***

      После того как Эндрю предложил ему ножи, у Нила ушло две недели на то, чтобы согласиться. Эндрю эту тему не поднимал вообще, но ниловские мысли возвращались к лезвиям каждый раз, когда он видел миньярдовские повязки — то есть он думал об этом практически постоянно. Ему не нравилась идея профессионального владения холодным оружием, но это могло быть на самом деле полезным. К тому же Эндрю не предлагал научиться орудовать топором, что на самом деле было бы ужасной шуткой, а маленькие ножи вовсе не походили на отцовские тесаки и мачете. И вряд ли Эндрю предлагал Нилу обучиться заживо свежевать или разделывать тела вдоль позвоночника и сухожилий (Нил до сих пор иногда видел по ночам короткие отрывки воспоминаний с исчерпывающих лекций/практических занятий Лолы), а лишь хотел научить его защищаться. В этом был резон.       Нил обдумывал идею, стараясь делать это взвешенно и рационально. Ему не хотелось брать в руки оружие просто потому, что его попросил Эндрю — в таком случае тот и сам, наверное, не согласился бы, потому что это означало бы лишь новые триггеры и бесконечный регресс.       Сначала мысль вызывала отторжение, потому что ассоциация с Натаном была мгновенной и острой. Но когда Нил смог отстраниться от отца, он увидел кое-что еще: Эндрю переживал за него, потому что боялся, что не всегда будет рядом. Он сказал ему это практически слово в слово, но Нил тогда не обратил внимания, обескураженный сутью идеи.       Он не обратил внимания на четыре слова, утонувших в общей концепции: не всегда будет рядом.       Но… оно ведь было на поверхности? Нилу не хотелось быть одним из тех людей, которые строили планы на совместную жизнь до гроба, потому что в таких планах всегда должны были участвовать двое, а не один, и без Эндрю в эту сторону даже не стоило думать. И сам Эндрю был не таким человеком. Да и идея, что Нил однажды может состариться, как-то не приходила в голову. Идея дожить до завтра иногда казалась умопомрачительной, что уж говорить о том, чтобы пережить год, два, десять.       Но мысль о том, что однажды они с Эндрю окажутся порознь, была… неприятной. От нее веяло гнилью, и она липко обволакивала внутренности, поэтому Нил решил вообще об этом не думать. Спрашивать Эндрю, что тот имел в виду, не хотелось, потому что любой из вариантов, приходящих в голову, казался отвратительным, и Нил неожиданно понял, что был слишком малодушен для того, чтобы самому пытаться вычленять надуманную истину. У него не было для этого никаких причин, к тому же. Вероятно, Эндрю говорил о гипотетической ситуации, в которой они случайно оказались бы физически не рядом. Такое все-таки происходило. Они не были сиамскими близнецами. По большей части.       Так что Нил увел свои размышления в ту сторону, где его настигала кара Итиро Мориямы — по любым причинам. Он допускал, что такое возможно. Он не мог спрогнозировать свою жизнь на сто процентов и не мог быть уверенным в том, что до самой пенсии будет способен играть в экси, хотя ему и очень этого хотелось. Это казалось более вероятным, чем состариться, и шанс того, что он опять окажется на волоске, был даже не особенно призрачным — и в таком случае Нилу определенно не улыбалось тащить за собой Эндрю. Все эти «я утяну тебя следом» были лишь игрой, потому что на самом деле Нил изо всех сил отталкивал бы Эндрю от края как можно дальше, даже если под его ногами уже не было бы опоры.       И мысль о том, что Эндрю готов был сделать для него то же, — легкая, неуловимая, едва трепещущая крылышками на краю сознания, — растекалась по телу медовым теплом и грела где-то в затылке, пока в лобной доле всплывали образы кровожадной улыбки и блестящих капель крови, расползающихся по лезвию.       Все это — и много больше, ядовитыми змеями извивающееся у него под кожей, — заняло у Нила две недели.       На пятнадцатый день он просто спросил у Эндрю, когда они начнут занятия, и тот сказал, что следует обсудить это с Рене, потому что у нее уже был какой-то опыт преподавания. После Нилу пришлось разбираться с Кевином, так как теперь раз в неделю он должен был пропускать ночные тренировки, чтобы упражняться с ножами. Кевин, разумеется, был не в особом восторге, но, так как за спиной Нила в тот момент стоял Эндрю (и Нил отчетливо представлял, какое у того было выражение лица), быстро заткнулся и принял новость стоически, продолжая бурчать недовольства себе под нос еще всего-то пару дней.       Нил ощущал смутное беспокойство из-за того, что учить его должна была Рене, потому что вообще-то он представлял в качестве наставника Эндрю (и эта мысль ему определенно нравилась), но в этом тоже был свой резон: всему, что Эндрю умел, он научился у Рене. Так что они стартовали в такой комбинации: Рене объясняла, как правильно держать нож, а Эндрю сидел на матах в углу и наблюдал за ними, сохраняя во всей своей позе нарочитое безразличие.       К удивлению Нила, начали они не с владения холодным оружием, а с упражнений на координацию и удержание тела в боевой стойке. Рене учила, как уклоняться, как уворачиваться, как держать ритм боя. Она показывала, как нужно подныривать, подсекать, делать подножки, как выбивать противника из равновесия и нарушать его ход, не сбивая при этом свой. Нил, хоть и привык к спортивным нагрузкам, обнаружил, что сражение на ножах — невероятно — было ничуть не похоже на экси.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       — Давай начнем с прямого хвата, — мягко улыбается Рене, убирая под налобную повязку, выкрашенную радужными цветами в стиле тай-дай, волосы, кончики которых с ней очень гармонируют. — Это самый простой и распространенный стиль. Бери, как тебе удобно, — она протягивает ему линейку, на которую Нил недоуменно смотрит, и ее улыбка становится шире. — Ты же не думал, что мы начнем сразу с ножей? Это опасно, особенно в неумелых руках.       Нил пожимает плечами и соглашается. Учиться без стали ему нравится.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       Рене представляла бой как танец — и с этой точкой зрения было легко согласиться. Нил считал шаги, контролировал дыхание, учился держать нож и наносить рубящие и режущие удары, не прикасаясь к лезвиям, и это в какой-то момент даже начало приносить ему удовольствие.       Рене показывала, как удерживать противника на расстоянии, как правильно целиться, в какой момент идти на сближение и как избегать атаки. Она выкручивала его руки, заламывала локти, из раза в раз роняла на лопатки, и Нил отшибал спину о тренировочный мат. Но это было не так плохо. В этом не было ничего страшного. Эндрю всегда был рядом, и Нил ощущал кожей его поддержку, несмотря на то что Эндрю обычно ничего не говорил, позволяя Рене делать свою работу. Но он был там — неизменно сидел в углу на матах, наблюдая за ними холодным и ничего не выражающим взглядом.       Проблемы возникли, когда Рене решила, что Нил готов взять в руки оружие, — где-то спустя двенадцать недель их тренировок. И Нил не мог ничего с собой поделать: рукоять реального ножа, которым он должен был наносить удары, в его руках вызывала у него отвращение. Он перестал выкладываться, просчитывать шаги и держать ритм и действовал неловко и неумело, плавясь под изучающим взглядом Эндрю.       Но Нилу хотелось одолеть это. Не потому, что Эндрю этого от него ждал, а потому, что ему это было нужно, — и одновременно Нилу было страшно, что он переступит какую-то грань, если позволит себе принять нож.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       — Обхвати рукоять чуть легче, не зажимай кисть. Нож должен быть частью твоей руки, а не помехой, — просит Рене, недовольно хмурясь при виде того, как Нил сжимает кулак. — Нет, так ты его уронишь. Держи так же, как линейку.       Нил поджимает губы и пытается следовать инструкции, но пальцы кажутся слишком непослушными. Яркие лампы зала, в котором они занимаются (на нижних этажах Башни), отражаются слепящими бликами на лезвиях, и Нил думает только о том, как мягко будет входить острая сталь в чужую плоть. Подтаявшее масло, а не жировая прослойка над эпителием.       — Нил, ты слушаешь? — Рене берет его за запястья и разводит руки, складывая их в нужное положение. Нил моргает и отводит взгляд от ножа, возвращая внимание к голосу девушки. Ему не нужно смотреть на оружие в своих пальцах, чтобы знать, что оно там. — Начнем с легких движений, хорошо? Осторожно и плавно.       Он кивает, и Рене чуть пригибается, медленно переставляя ноги. Она начинает кружить, точно акула, учуявшая кровь, и Нил не может отделаться от чувства, что он в ловушке. Свет, слишком яркий, внезапно режет глаза, а конечности немеют и словно становятся чужими: они не подчиняются воле тела, они движутся, управляемые невидимым кукловодом.       Все, что Нилу нравилось в тренировках прежде, улетучивается, как ветер, пока он наблюдает за сверкающим в ладони Рене лезвием. Вдоль виска сползает капля холодного пота.       Тяжелый взгляд всверливается в его скулу, и Нил, тряхнув головой, повторяет позу Рене, включаясь в игру. Эндрю следит за ним, и его зовут Нил Абрам Джостен, и рядом с ним — не Лола. Этого должно быть достаточно.       Они начинают знакомый танец. Шагнуть, взмахнуть, отскочить. Отвести руку, присесть, увернуться. Толкнуть, ударить, взмахнуть. Отразить, вывернуть, отскочить.       — Нил, — ворчит Рене, когда он, в очередной раз поднырнув ей под руку, отходит на несколько шагов в неловком развороте. — Ты убегаешь. Это даже не защита. Сосредоточься.       Нил жестко сжимает челюсть и скрипит зубами. Он старается, но расползающееся по коже гремучее беспокойство не дает ему как следует сконцентрироваться на Рене, пока та продолжает испытывать его на прочность. Ему душно.       Они снова танцуют.       Движения Нила — скованные и сжатые. Рене одной рукой обхватывает его шею, приставляя нож, а другой легко выкручивает ниловскую руку с зажатым оружием и прицельно бьет по кисти коленом: Нил с готовностью отпускает лезвие, и оно падает на мат в сантиметрах от его ступни. Рене вздыхает, и ее нож упирается ему где-то под кадыком.       — Так ты ничему не научишься, — мягко сетует она. — Возьми нож в руку.       Нил сглатывает. «Возьми нож в руку» — это слова, с которыми Лола его встречала каждый раз, когда Ромеро приводил его в складское помещение, больше напоминавшее скотобойню. «Возьми нож в руку, — говорила она и вела его по покрытому красными засохшими пятнами полу к туше свиньи, водруженной на бетонную стойку. — Ты должен держать его правильно».       — Ты должен держать его правильно, — напоминает Рене, и Нил резко вырывается из ее хватки, отшатываясь. Мягкий голос неожиданно кажется высоким и острым, и он вырезает из него плоть, обнажая копошащиеся в мясе личинки. Рене удивленно моргает. — Нил?       Нил качает головой, отмахивается и прижимает ладонь ко лбу, утирая выступившую испарину. Несколько раз глубоко вдыхает, медленно выдыхая. Во рту у него стоит вязкий металлический привкус, а ноздри чешутся от фантомного запаха гнили. Нил сглатывает, избавляясь от мерзкого ощущения, хотя ему все еще кажется, что за его спиной — стол, на котором медленно разлагается свинья, — и он чувствует, что его тошнит.       Нил трясет головой, вышибая этот образ из мыслей, и возвращается за ножом. Резко поднимает его и переводит решительный взгляд на Рене. Та смотрит на него неуверенно и смущенно, и Нилу стыдно за то, что он ее огорчил. Воздух становится каким-то слишком уж спертым, но Нил не обращает на это внимания.       — Продолжим, — зовет он, потому что Рене не предпринимает попыток вернуться к бою. Показательно встает в стойку, выкидывая перед собой руку с лезвием — он готов. Он берет нож обратным хватом: этот стиль бесполезен в осторожном сражении, потому что противника подпускать нужно близко, а действовать жестче. Но Нил хочет доказать, что он чего-то стоит. Его больше не пугают ни свиньи, ни кровь, и он готов сражаться за свою жизнь. Он готов убивать, если потребуется, и на него не нужно смотреть, как на маленького мальчика. Он уже убивал, вообще-то. Он отмывал со своих рук вязкую плазму, и над ним не нужно смеяться. Он может доказать ей все это, может показать, если требуется. Он не боится. Не боится не боится НЕ БОИТСЯ… — Лола?       Рене выгибает бровь и недоуменно оборачивается на Эндрю, который в этот момент уже движется в их сторону, легко вскочив с матов. Нил сглатывает и прикусывает язык, потому что его мысли вырываются из-под кожи, точно разбитые бильярдные шары. Его переполняет злость на самого себя из-за того, что его концентрация так легко рушится, стоит только чему-то знакомому болезненно вспыхнуть в сознании. Нил крепче перехватывает рукоять в пальцах и жмет к груди, готовый к защите и нападению. Рене с сомнением качает головой:       — Нил, если ты не готов, давай не будем. — Она передает нож требовательно вытянувшему руку Эндрю и скрещивает свои на груди. — Нам необязательно заниматься этим.       Нил хмурится. Он думает, что Рене неправа. Он должен вернуться к этому, должен переступить, пройти и оставить позади. Если он не совладает с блядскими ножами, Лола никогда его не отпустит, а его пульс так и будет отдаваться нервными импульсами по всему телу и стучать в висках. Пальцы до побеления сжимаются. Нил, решительно мотнув головой, расправляет плечи.       Эндрю внимательно смотрит на него, а затем кивает Рене, поведя подбородком в свой угол:       — Меняемся. Следи за нами. Нил?       Нил смотрит на Эндрю, и Эндрю перед ним стоит во всем своем великолепии, уверенный и решительный, готовый дать ему то, что требуется: здесь и сейчас Нил знает, что его зовут Нил Абрам Джостен, и рядом с ним — не Лола, а нож в его кулаке предназначен для защиты, а не для нападения. Этого более чем достаточно.       Он кивает, подбираясь всем телом, и Эндрю сразу переходит в атаку. Он действует куда жестче, чем Рене, и та испуганно вскрикивает, когда слышит лязг металла, потому что ножи скрещиваются, когда Эндрю бьет, а Нил — отбивает. Эндрю нападает быстро и резко, и Нилу приходится сосредоточиться на битве, потому что по миньярдовскому взгляду кажется, что тот, в отличие от Рене, готов всадить лезвие Нилу под ребра.       Рене напряженно наблюдает за ними, прикусывая губы и дуя щеки, потому что тренировка определенно идет не по ее плану, но Нил ее уже не видит. Эндрю перед ним источает опасность. Он, точно дикий зверь, бросается змеей и жалит, и Нилу приходится следить за их ножами. Отблески стали отражаются в зрачках Эндрю, когда они сближаются, и его лицо — искусительно-прекрасное, а лезвие в ладони — смертельно и стремительно.       У Нила не остается времени на то, чтобы вспоминать о Лоле.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       С тех пор они изменили конфигурацию, и Нил занимался с Эндрю под пристальным наблюдением Рене, которая указывала ему на ошибки и мягко направляла издалека, не рискуя приближаться. И каждый раз, когда ее голос вызывал у Нила невольный образ Лолы, погружая его в пучину воспоминаний, холодный и острый взгляд Эндрю возвращал его на поверхность. Сталь горела в их руках, и на ней плясали блики от лампочек, пока парни скрещивали ножи в ритмичном танце.       Нилу удалось прижать лезвие к глотке Эндрю спустя три месяца. И, хотя он сразу же отвел нож и отступил, удовлетворенный блеск в глазах напротив и неизменившееся выражение лица Эндрю подсказали, что что-то Нил делал правильно. Он больше не ассоциировал их бои с Мясником.       

***

      Нил не заметил, как добрался до дома Ваймака. Возможно, он все-таки сорвался на бег, но с его лица, по крайней мере, сползло то выражение, что расцвело во время исповеди в Норе. Он быстро миновал фойе, поднялся на лифте и прошел в квартиру. Всю дорогу его не отпускали мысли о том, что может случиться, если он не будет осторожен. Если он окажется слишком плох, или, наоборот, слишком хорош? Вероятность того, что Эндрю сочтет его настоящим психом и решит избавиться от него тем или иным способом, хоть и расползалась под кожей неприятным зудом, пугала не так, как вероятность того, что в этот раз Нил в своих попытках изменить будущее может спровоцировать что-то, к чему не будет готов. Его страшило неизбежное неизвестное. Ужас, вспыхнувший на трибунах Лисьей Норы, разгорался в нем, как лесной пожар.       Но ощущение руки Эндрю на шее, которое он уже не надеялся никогда почувствовать, разгоралось еще сильнее. Оно было быстрее, мощнее, оно полыхало, запуская искрящуюся дрожь по нервным окончаниям. Нил ненавидел себя за то, сколько он думает. Возможно, ему стоило брать пример с Ники и учиться видеть только хорошее. Хотя даже Ники, чтобы прийти к такой позиции, преодолел некоторое дерьмо, и Нил не мог делать вид, что за легким характером не лежало никакого бэкграунда. И все же, Ники брал все, что предлагала ему жизнь, и не оглядывался назад.       Нил очень хотел сделать так же. Возможно, ему стоило думать не о том, что его каким-то образом вернуло в прошлое для того, чтобы он смог избавить всех от себя, — а для того, чтобы он смог еще раз взять все, до чего мог дотянуться.       Вина продолжала разъедать его изнутри.       Нил ополоснулся в душе и заполз на диван, не осознавая, что делает. Ваймак, кажется, так и не проснулся, а Нил лежал, то ли погружаясь в беспокойную дрему, то ли не смыкая глаз. Когда солнце принялось ласково щекотать его веки, он не понял, что ночь закончилась, потому что в его голове гудели все те же мысли, с которыми он засыпал.       Ваймак, заметив его пробуждение, хмыкнул: он как раз проходил мимо, направляясь в кухню.       — Кофе? — уточнил он.       — Да, черт возьми, — простонал Нил, натягивая одеяло на глаза. В висках что-то стрельнуло. Ваймак покачал головой и удалился. Нил потер глаза кулаками (потому что те болели из-за того, что он даже не снял на ночь линзы) и позволил себе поваляться еще какое-то время, пока до него не донесся терпкий аромат американо. Подниматься совершенно не хотелось, хотя при этом в теле бурлило нервное возбуждение. Мысли в черепушке беспокойно блуждали, то и дело сталкиваясь и разлетаясь гудящими шершнями, а под глазами наверняка залегли темные круги — но это было неизбежно.       Нил поднялся и прошел в кухню, хмуро опустившись за стол. Ваймак закатил глаза и поставил перед ним кружку, которую Нил сразу же обхватил ладонями и притянул ближе, грея пальцы. Ваймак цыкнул и проворчал:       — Здесь тебе не гостиница, — и Нил автоматически пробормотал «извините», даже не поднимая взгляда. Ваймак тяжело вздохнул и поставил на плиту сковороду, в которой тут же зашкворчал бекон. Довольно быстро запах из аппетитного стал паленым, но Ваймак всегда пережаривал, а Нилу было слишком плевать на то, что придется засовывать в себя этим утром. Он сомневался, что вообще способен есть.       Пока мужчина, напевая под нос какую-то песенку из рекламы, обугливал яйца (нет, в самом деле, как, во-первых, он дожил до таких лет, и почему, во-вторых, Эбби подпускала его к плите, когда он помогал ей с готовкой?), Нил вяло подталкивал кружку с напитком из руки в руку, дожидаясь, пока кипяток перестанет быть обжигающим. В конце концов, Ваймак поставил перед ним тарелку, и Нил, кисло посмотрев на блюдо, вздохнул и подтянул его ближе, не проявляя дальнейших попыток притронуться.       — Спасибо, — пробурчал он, сглатывая горький ком тошноты, вызванный отнюдь не кулинарными способностями тренера. Тот пожал плечами и принялся за еду. Когда он закончил — а Нил все еще не приступил к своей порции, — Ваймак отложил приборы и, внимательно посмотрев на Нила, подался вперед, сцепив опущенные на стол руки в замок.       — Какие-то проблемы?       Нил нахмурился и поднял тяжелый взгляд.       — С чего вы взяли?       — Ну, на тебе лица нет, а ночью ты хрен знает где шлялся, — констатировал Ваймак. — Парни достают?       Нил удержался от того, чтобы закатить глаза. Если бы все его проблемы действительно заключались в том, что его доставали парни. Да хоть тысячу раз! Он заторможенно моргнул.       — Нет, все в порядке.       Ваймак поджал губы и откинулся назад, чуть прищурив глаза. Он буравил Нила долгим взглядом, прежде чем махнул рукой, очевидно понимая, что настроение у собеседника выдалось неконтактное. Впрочем, Нил никогда особо не стремился к коммуникации. Ваймак лишь на всякий случай напомнил, не рассчитывая ни на какую реакцию:       — Ты же знаешь, что я хочу тебе помочь? Если у тебя проблемы, и даже если они не связаны с командой, ты все еще можешь сказать мне.       Нил машинально кивнул и подтянул чашку ко рту, наконец пригубив кофе. Он был в меру горьким и кислым одновременно — и единственным, что на самом деле умел готовить Ваймак (возможно, на одном лишь кофе он и продержался так долго). Мужчина покачал головой и поднялся, сгружая грязную посуду в раковину. Нил уставился на бурую жидкость, в гладкой поверхности которой мог разглядеть свое отражение: край темной челки и карий глаз. Еще один подарок судьбы — внешность, от которой он не шарахался при взгляде в зеркало, которая не причиняла ему боль и была его броней, но одновременно с тем напоминала о том, что ему предстоит.       Несмотря на то что он ненавидел отцовское лицо, он смирился с ним. Он принял свои шрамы, потому что это был опыт, от которого он не хотел отказываться. Из-за того, что пресса следила за каждым его шагом, он не мог начать краситься снова (и, возможно, это не понравилось бы Итиро), но в какой-то момент Нил понял, что даже не желал этого. Его внешность была самым ярким напоминанием о том, кого он похоронил и кто выжил — и это было важно. Да, он старался не смотреть в зеркало, но он знал, что если вдруг столкнется со своим отражением, то не побежит в страхе, потому что увидит там не Натаниэля, а Нила, который его пережил.       Теперь при взгляде в зеркало он видел лишь безымянную оболочку себя настоящего. Безопасную, но искусственную.       — Тренер, — позвал он, и Ваймак, который уже закончил с уборкой и удалялся, удивленно обернулся и вопросительно приподнял брови. — Если бы у вас был выбор: рискнуть всем или выбрать безопасность — что бы вы сделали?       — Это вопрос с подвохом? — усмехнулся Ваймак. — Кто будет рисковать, а кто останется в безопасности?       Нил моргнул и оторвал взгляд от кружки, переводя его на Ваймака. Тот встал, скрестив руки на груди и облокотившись о дверной косяк, и наблюдал за реакцией Нила. Он задумался. Его не особенно волновала собственная безопасность: рисковать собой он был готов. Мученичество, вероятно, было у него в крови, хотя он никогда не осознавал, насколько. Но это также автоматически подписывало на опасность всех Лисов — и это Нила уже беспокоило. Сомнения грызли его, словно крысы, точащие зубы о брусок дерева. Кто будет рисковать, а кто останется в безопасности?       — Команда, — в конце концов тихо ответил Нил. Ваймак криво изогнул губы и фыркнул:       — Ну тогда у команды и спроси.       Нил отпустил кружку и нервно заломил пальцы, потирая костяшки. Что он мог у них спросить? Рассказать всю правду? Какой это имело смысл? Они вряд ли чем-то могли помочь ему. Но когда Лисы выбирали безопасность вместо риска? Это было не про них. Они не боялись сдохнуть.       — Я знаю, что они скажут.       — Тогда ты уже знаешь ответ. — Ваймак многозначительно постучал согнутым пальцем по виску. Вряд ли он предполагал, какие именно размышления преследовали Нила.       Тот сглотнул и кивнул. Он знал ответ — именно поэтому он вернулся, когда понял, что вновь оказался в Милпорте, а Лисы приехали заново вербовать его. Он знал ответ до того, как начал задаваться вопросом. Но от этого тяжесть решения, которое он принял не подумав, не становилась легче.       «Возможно, легче не станет никогда», — неожиданно понял Нил. Он не узнает, если не попробует. И он должен был попробовать, потому что ему отчаянно не хотелось вновь становиться безымянным никем и ничем, влачащим свое существование в неизвестном нигде.       — Спасибо, — отозвался он, и Ваймак непринужденно пожал плечами. Он отвернулся и направился заниматься своими делами, а Нил, наконец, ощутил чувство голода и, взяв любезно оставленную перед ним вилку, потянулся к уже остывшему завтраку.       Он хотел остаться и решил, что сделает это. Судьбе стоило яснее обозначать свои условия, если она надеялась, что он истолкует ее намеки иным образом. Ей стоило выкинуть его с крыши или закинуть в прошлое до того, как он узнал про Пальметто. Ей стоило вернуть его к матери или в отчий дом, если она рассчитывала, что Нил откажется от семьи.       «Можешь остаться», — билось в его голове.       Нил улыбнулся, когда на его зубах горько захрустел подгоревший бекон. Гудение в висках утихло, и впервые за утро он по-настоящему выдохнул. Наверное, ему стоило почаще разговаривать с Ваймаком.

***

      После рутинной пробежки и контрастного душа (чтобы избавиться от сонливости) Нил некоторое время разглядывал свое отражение, размышляя, насколько эта оболочка откликалась в его груди. Корни он обновлял совсем недавно, использовав припасенный еще в Милпорте тюбик краски, поэтому сейчас его внешний вид идеально соответствовал имени «Нил Джостен», в поддельном паспорте которого не было ни слова об Абраме. Насколько это было правильно? Нил не знал. Он подхватил жесткую прядь и покрутил ее в руках. Натуральный цвет должен был отрастать еще несколько месяцев, прежде чем начал бы бросаться в глаза: за почти шесть лет непрерывного окрашивания волос дешевой краской в дешевых мотелях их структура не то чтобы дышала здоровьем — и скорость роста составляла около половины сантиметра в месяц. Следовало ли Нилу перестать краситься? Попытаться восстановить свое утраченное лицо? Без шрамов оно стало бы еще больше похожим на отцовское, но… Оно принадлежало не Натану, а ему — кем бы он ни был, Нилом или Натаниэлем. У него еще было время поразмыслить над этим.       Но здесь и сейчас Нил мог сделать кое-что. Мог оголить хотя бы часть себя прежнего: ту, которая не бросалась в глаза так, как волосы, которую, чтобы заметить, нужно было бы рассмотреть вблизи — там, куда Нил подпустил бы сам. Он снял линзы, тут же смывая карие контакты в унитаз, и посмотрел на себя в зеркало. Практически ничего не изменилось, но его сердце все равно забилось быстрее, а пушок на загривке встал дыбом.       Поступал ли он правильно?       Столкнувшись с синевой своего взгляда, Нил почувствовал, как слюна во рту загустела, налипая на слизистую. Пульс зашумел в ушах громче. Ничего необычного, но. Это казалось правильным. Из зеркала на него смотрел Нил Джостен — нападающий номер десять команды Лисов Пальметто. И он мог с этим справиться.       Он вышел из ванной, испытывая смешанные ощущения. Привычка лгать, въевшаяся в его нутро, вопила, что он неправ. Мэри где-то глубоко-глубоко в душе возмущенно шипела. Нил действовал необдуманно, импульсивно, порывисто. Переламывал себя в стремлении доказать что-то, что сам не до конца понимал. Он поборол желание достать из сумки новые линзы и нацепить их, закутавшись в оболочку.       «Всего лишь глаза. Это незначительно. Это правильно».       Так они хотя бы не будут болеть.       Пора было отправляться на тренировку.       Нил заглянул к Ваймаку сообщить, что уходит. Тот удивленно моргнул и вгляделся в его лицо, но Нил лишь махнул рукой и удалился, не дожидаясь комментариев. У него не было заготовлено объяснения, потому что его порыв был результатом странно мучительной рефлексии, которую он и сам до конца не осознавал. Но Ваймак и так мог сопоставить какие-то факты. В конце концов, он уже кое-что знал о нем, и они разговаривали совсем недавно. Нил не думал, что мужчина начнет задавать вопросы.       Привычным маршрутом он добрался до стадиона.       Первым, кого Нил встретил в Норе, был Ники. Он радостно его поприветствовал, вваливаясь в раздевалку в тот момент, когда Нил как раз заканчивал шнуровать бутсы, и принялся рассказывать про фильм, который они с Аароном посмотрели, пока оставшиеся двое где-то возмутительно прохлаждались.       — Ты же знаешь, что Кевин тренируется, — напомнил Нил, и Ники закатил глаза. К этому времени все имеющиеся на данный момент Лисы уже подошли. Ники покосился на Кевина, который торжествующе ткнул в него пальцем:       — И тебе не помешает.       — Ни в коем случае, — буркнул Ники. — Мне хватает вашего общества в остальные двадцать часов в сутки, премного благодарен.       Нил улыбнулся. Он никогда не задумывался о том, как парни жили у Эбби, но вряд ли это сильно отличалось от того, как они обитали в общежитии, поэтому Ники не мог жаловаться серьезно: они и так игнорировали друг друга до тех пор, пока жизнь (или Кевин, говорящий об экси) не вынуждала их к взаимодействию (да они даже в приставку рубились молча, если не считать ядовитых комментариев и переругиваний, о чем речь?).       Эндрю ухмыльнулся и дал Ники шутливый подзатыльник, и Нил отвернулся, потому что при виде родного лица, выглянувшего из-за широкой спины Кевина, мысли в его голове предсказуемо разбежались и столкнулись с визжащим грохотом. Он старался не думать о том, какие планы у них были построены на вечер, и определенно старался не думать об этом «у них», но его рот пересох как от «пыли», а легкие сжались то ли от ужаса, то ли от предвкушения. Нил сделал вид, что перекладывает что-то в своем шкафчике, чтобы как-то оправдать свое поведение, ощутив при этом себя невероятно глупо. В любом случае, его сердце билось слишком громко, и это должно было быть слышно каждому. Его тахикардия должна была стать командной проблемой. Нил почувствовал на своей спине взгляд Эндрю, который было сложно спутать с чьим-то другим, и по лопаткам у него расползлось жжение, а внизу живота потянуло.       Нил глубоко вдохнул и закрыл шкафчик. Что он мог еще сделать? Позорно сбежать на поле? Он еще не закончил с защитой. Нил сосредоточился на ремешке, оборачивая его вокруг горла, чтобы защитить кадык. В этот же момент — посланный не иначе как свыше — к нему приблизился Ники, понижая голос, чтобы пожаловаться на кузенов, и Нил с готовностью и толикой благодарности за отвлечение принялся терпеливо вникать в его рассказ, заканчивая с экипировкой: какой кошмар, Эндрю выбросил все его гавайские рубашки, пригрозив сожжением; кромешный мрак, Аарон не отлипает от телефона, общаясь в социальных сетях с кем угодно, кроме своей семьи; до кучи — Кевин помешался на эпохе Минамото и пару часов прикидывал, как самураи могли бы играть в экси. Последняя тема в какой-то степени показалась Нилу даже интересной, и он подумал о том, чтобы обсудить ее позже с Кевином, — и его мысли утекли в этом направлении. Он проверил налокотники и щитки на голенях, время от времени вежливо кивая и расслабляясь в непрерывной болтовне, потянулся, проверяя натяжение. Повернулся к Ники, чтобы с чистой совестью сообщить, что уходит на корт, но в этот момент тот вдруг оборвал себя на полуслове, замер, и на его лице расползлось крайне изумленное выражение. Он выдохнул:       — Ох. Вау.       Нил недоуменно застыл, затем на всякий случай огляделся, не очень понимая, чем была вызвана эта реакция, но ничего необычного не обнаружил. А когда повернулся обратно, Ники стоял уже очень близко, нависая над ним всем телом. Нил удивленно распахнул глаза:       — Что?       — Господи Иисусе, ты снял линзы! — воскликнул Ники, и Нил поджал губы. Гадство. Вероятно, ему следовало быть готовым к этой реакции, но он в какой-то степени привык к тому, что примерно последние два года цвет его глаз никого не удивлял. Когда он уходил от Ваймака, то был настолько сосредоточен на себе, погруженный в то, что для него значил этот шаг, что забыл, что теперь ему снова нужно было все объяснять. И — он настолько отвлекся, представляя экси с катанами (слишком кроваво), что вообще забыл об этой детали в своем облике.       — Аллергия, — ляпнул он первое, что пришло в голову.       — И мне определенно не жаль, — улыбнулся Ники. Он смотрел на Нила так пристально, а на его губах сверкала такая игривая ухмылка, что Нилу стало не по себе. Он сглотнул и моргнул, аккуратно уперев ладонь в плечо Ники и оттесняя его от себя.       — Ничего особенного, — пробормотал, обходя препятствие в виде назойливого внимания. — Обычное раздражение.       В следующий момент он споткнулся уже сам, потому что столкнулся с внимательным холодом взгляда теплых ореховых глаз. Сердце споткнулось вместе с ним. Нил еще раз сглотнул и застыл.       — Занимательно, — усмехнулся Эндрю, обхватывая пальцами его лицо и притягивая к себе, чтобы получше изучить. Нил выдохнул. Шумно вдохнул, слишком шумно. Взгляд панически метнулся от одного глаза Эндрю к другому, цепляясь за сокращающиеся зрачки, но в итоге уткнулся ему в скулу и замер — так было безопаснее. Нил перестал дышать. Он чувствовал, что если посмотрит сейчас в глаза Эндрю открыто, его колени подкосятся. Пульс загрохотал в ушах, заглушая комментарии остальных, и мир сузился до ощущения пальцев на подбородке и рокочущего голоса, окрашенного таблетками в яркие краски. — Аллергия, значит?       Нил открыл рот, с трудом отлепив язык от пересохшего неба. Сипло пробормотал:       — Надоело притворяться.       — Не боишься, что тебя узнают? — Эндрю чуть крепче сжал пальцы на его подбородке. Нил моргнул, медленно и мучительно.       — Я постараюсь этого избежать.       Лицо Эндрю было так близко, что Нил ощущал его дыхание на своих губах, и живот у него моментально свело судорогой. Эндрю обжигал его своим взглядом. Нил надеялся, что они простоят так пару-тройку лет, и ни у кого не возникнет никаких вопросов. Он был согласен на все, что позволило бы продлить это мгновение. Он чувствовал себя так, будто весь его позвоночник встал дыбом. Он не выдержал: медленно перевел взгляд на правый глаз Эндрю, затем — на левый. Сглотнул, ощущая, как растворяется и тонет в его радужках. Боже. Ему были видны все крапинки. Светлая яшма, испещренная зеленоватыми ресничными отростками.       Нил слегка закусил нижнюю губу, удерживая себя от звука, который, он чувствовал, уже чесался в глотке. Эндрю, словно назло, фыркнул и оттолкнул его, то ли удовлетворенный, то ли недовольный увиденным, и отошел, своим отсутствием заставив Нила зависнуть на несколько секунд. Что-то внутри дернулось следом.       Нил медленно выдохнул, отсчитав десять ударов сердца (что вышло довольно быстро), и только после этого повернулся следом. Его колени, блядь, на самом деле дрожали. Иисус.       Кевин лишь мазнул по нему взглядом и пожал плечами, пока Аарон переговаривался с Ники:       — Ты, блядь, никогда глаз не видел?       — Чел, просто подойди поближе и посмотри в них. Они такие синие, там утонуть можно!       — Не поверишь, но мне кристаллически поебать.       — А вот и зря. — Ники отмахнулся от Аарона и снова приблизился к Нилу. — Зачем ты их прятал?       Тот нервно дернул плечом, на ходу придумывая оправдание. Боже, в прошлый раз Ники тоже это спрашивал?       — Светочувствительность, — бросил первое, что пришло в голову. — Предписание врача.       С таким не должны были спорить, верно? На периферии зрения Нил уловил, как криво изогнулись губы Эндрю. Что ж, он знал правду. Он должен был понять, как много Нил лгал.       — Бля, пиздецово тупо. — Ники покачал головой. — У тебя очень хорошенькие глазки. Тебе часто надо носить линзы?       — Периодически…       — Да отъебись ты от его глаз, — возмутился Кевин, и Нил испытал прилив щемящей благодарности. — Тренировка сама себя не проведет. Переодевайся.       Храни, господи, экси и Кевина Дэя.       Ники захихикал, но подчинился, тем не менее продолжая буравить Нила игривым взглядом. Нил подумал, что, возможно, стоило бы купить билеты для Эрика и пригласить погостить его в Пальметто на неопределенный период. Ники совершенно точно нуждался во внимании своего парня.       Отвернувшись, Нил подхватил краги и покинул раздевалку, сбитый с толку шумным вниманием и одновременно опаленный тихим молчанием. Он сразу отправился на корт и припустил по кругу, надеясь, что бег отвлечет его от тошнотворных спазмов, прокатывающихся по телу.       Вскоре остальные таки добрались до поля, и Кевин отправил их наматывать круги вслед за Нилом. Тот бежал первым, отрываясь от парней на несколько метров, и старался не думать о том, что думал о нем Эндрю, но это было по-настоящему тяжело. Нил не жалел о том, что снял линзы, но это могло вызвать больше вопросов, да? Он рассказал, что встречал Рико некоторое время назад. Он проебался? Нет, он не говорил, что они встречались… Мог ли Эндрю подумать, что Нил подставлялся специально? Стоило ли объяснить, что Рико бы не узнал его в лицо даже по глазам, потому что в последний раз они виделись восемь лет назад? Блядь. А как часто Рико встречался с Мясником до того, как его посадили? Нил надеялся, что посещение тем Эвермора в тот злополучный день было спровоцировано продажей сына, а не любовью к экси и Воронам, — и с тех пор Натан не появлялся вблизи Тетсуи. Какое это сейчас вообще имело значение? Отец все еще сидел, а до встречи с Рико было, как минимум, три месяца — или больше, если Нилу удастся найти способ удержать Кевина от интервью по национальному телевидению.       Блядство.       Нил побежал быстрее.       На какое-то время экси всех отвлекло: Ники от глаз Нила, Нила от мыслей об Эндрю, Аарона от его недовольства — и это было хорошо. Кевин выжимал из них все соки, и Нил старался полностью сосредоточиться на игре. Клюшка была продолжением его руки, и он сливался с ней в одно целое. Возможно, несколько раз он практически выдал знакомые Кевину техники, но тот либо не замечал, либо Нил успевал вовремя изменить движения. По крайней мере, он на это надеялся и, так как никто не набросился на него с угрозами и требованиями разоблачения, решил, что все было нормально. Но ему нужно было поговорить с Кевином как можно скорее, потому что чем больше он заново привыкал к клюшке, тем больше его тело начинало реагировать автоматически. Он то и дело ловил себя на том, что пытался отдать пас, отбив мяч от стены и запустив его в ракетку Кевина, чтобы тот мог сразу забросить, и ему приходилось менять угол, теряя снаряд. В такие моменты Кевин начинал активно поливать его дерьмом, потому что Нил откровенно лажал. Эндрю скептически изгибал бровь, потому что Нил откровенно лажал специально, и тот скрипел зубами, чтобы не ответить ни одному из них.       «Завтра», которое уже наступило, жгло ему ребра.       Нил старался не акцентировать на этом свое внимание.       После тренировки, когда все разошлись, он еще какое-то время провел на стадионе, намеренно задержавшись в душе. Парни, кажется, вполне привыкли, что он ходил пешком, поэтому Ники лишь прокричал прощание на всю душевую перед тем, как они ушли. Вероятно, Эндрю запретил ему приглашать его прокатиться с ними, чтобы не допускать лишнего риска от внепланового периода их совместного времяпрепровождения с Кевином, но Нил не особо задумывался об этом. Его больше беспокоило тепло Эндрю, который в такие моменты оказывался справа от него. Оно сбивало с толку, и Нил одновременно ненавидел то, что ему не было места в машине, — и был рад этому, потому что боялся, что в таком случае его тело его как-то выдаст.       Как будто его тело не выдало его с головой уже сотни раз.       Так или иначе, Нил лежал, растянувшись вдоль паркета, и вяло моргал, впиваясь взглядом в прожекторы над головой, окруженный трибунами и мельтешением оранжевого и белого. И день тянулся мучительно медленно, потому что до ужина было еще долго, а Нил не мог думать ни о чем, кроме Эндрю.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       Сталь звенит, когда Нил отбивает его нож, одновременно с этим упираясь предплечьем ему в грудь и отталкиваясь. У него нет времени спросить «да или нет?», потому что лезвие уже летит в сторону его лица, но это, в общем-то, и не нужно. Обоим очевидно, что соприкосновения в спарринге неизбежны. Обоим очевидно, что это не те соприкосновения, разрешение на которые нужно спрашивать. Когда Эндрю встает на мат перед Нилом, он дает ему безоговорочное согласие. Поэтому Нил даже не думает, когда перехватывает руку Эндрю и выкручивает ее, уклоняясь корпусом от летящего выпада.       Выражение лица Эндрю — уверенное и сосредоточенное, и Нил надеется, что его соответствует, хотя он больше чувствует напряжение и расползающуюся на губах усмешку, когда ему удается обвести Эндрю и ткнуть рукоятью ему под ребра. Они всегда занимаются с настоящими ножами, но при этом оба четко контролируют каждое свое движение, чтобы не нанести даже царапины. На самом деле, Нил вовсе не задумывается о том, чтобы использовать муляжи. Они играют с огнем, который подпитывает их тьму, и им это нравится. Странно, но это приносит спокойствие.       Рене отсутствует, так как ее вмешательство больше не требуется. Она научила Нила всему и отдала бразды правления Эндрю. Их бой — не учебный. Они — партнеры на этом поле, и Нил рад, что может теперь разделить с Эндрю эту часть. Потому что все, что тот ему показывает, ни на йоту не похоже на то, чему учила Лола и что хотел от него Мясник. Эндрю как всегда оказался прав, и это сладко разливается в груди, пульсируя в ушах. Нил не станет таким, как отец, — никогда. Потому что Эндрю рядом с ним, и потому что его зовут не Натаниэль.       Больше нет.       Эндрю делает резкий выпад, подсекая Нила подножкой, и тот валится на пол, жестко отшибая лопатки и сразу же группируясь для резкого переката, потому что кожей чувствует приближение чужого колена, но не успевает вовремя увернуться. Эндрю нависает над ним, придавливая весом всего тела к полу, и упирается ладонью в его грудь. Нил чувствует напряжение в пальцах — и в своих собственных больших и малых грудных, зубчатых мышцах. У него еще есть несколько секунд на контратаку. Он сжимает рукоять, готовясь взмахнуть ножом, чтобы вынудить Эндрю отстраниться, но тот опережает его на мгновение и вонзает собственный нож в его рукав, погружая лезвие в мат — практически в миллиметре от ниловского запястья. Тот замирает, а затем полностью расслабляется и обмякает под давлением Эндрю, признавая свое поражение. Эндрю некоторое время разглядывает его лицо с совершенно скучающим выражением.       — Ты отвлекся, — сообщает спустя несколько тяжелых вздохов, и Нил согласно поджимает губы. — Это опасно.       Звучит риторически, но Нил все равно чувствует необходимость ответить. Напомнить, почему вообще этим занимается. Почему все, что вокруг происходит, его ни капельки не смущает и не пугает.       — Я в безопасности рядом с тобой, — говорит он, и Эндрю криво дергает уголком губ, а затем выразительно скашивает взгляд на рукоять, торчащую возле головы Нила, как бы намекая на очевидный аргумент против такого заявления. Нил пожимает плечами. Он уверен в том, что Эндрю не навредит ему, и это не нужно объяснять, потому что они оба все знают. Он просто напоминает: — Я доверяю тебе.       Взгляд Эндрю становится тяжелым и жестким. Опаляющим. Вырывающим дыхание из легких. Так всегда происходит, когда Нил открывает рот и издает звуки, вынуждающие Эндрю ненавидеть его еще больше. Нил впитывает этот взгляд каждой клеточкой. Косые мышцы пресса сокращаются, когда он в полной мере ощущает близость нависшего тела: теперь, когда адреналин угасает, он его всем собой чувствует.       Эндрю, кажется, чувствует все его сокращения.       — Да или нет? — спрашивает он, приближая свое лицо. Нил выдыхает и улыбается. В груди что-то перекатывается, а кожа становится совсем уж горячей: испарина не успевает остыть. У Нила есть лишь один доступный ответ, и он его тут же озвучивает:       — Да.       Их губы сталкиваются, словно лезвия.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       В конце концов, Нил покинул Нору и неспешно вернулся к тренеру, убивая часы ожидания. Время тянулось, как разжеванная жвачка, и он практически физически ощущал, как оно обвивалось вдоль его позвоночника. Мыслимыслимысли бились в голове, не давая задержать внимание хоть на чем-то, но при этом концентрируя и фиксируя на одном единственном желании дожить до конца этого «завтра» и выяснить уже, блядь, что делать дальше. Нил поужинал, разморозив что-то из морозилки и даже не почувствовав вкуса еды.       Он просидел на диване у Ваймака, разглядывая стену, практически весь вечер, не в силах ни на чем сосредоточиться. Возможно, ему стоило хотя бы размяться или вспомнить, как держать в руке нож, но нервные иголки вонзались в его кожу каждый раз, когда он пытался чем-то заняться. Самого тренера не было, и Нил был этому чертовски рад, потому что так ему хотя бы не приходилось скрывать свое состояние. Впрочем, возможно, внешне по нему нельзя было ничего заметить, потому что он просто сидел и гипнотизировал блядскую стену, даже не включив телевизор, чтобы хоть какой-то фоновый шум отвлекал его.       Возможно, внешне по нему можно было заметить все.       Неопределенное «завтра» и пьяный и хищный взгляд, которым Эндрю провожал его по пути в раздевалку, когда они закончили тренировку, растекались по телу мурашками. Нил был взвинчен, ощущая себя штопором, который вкручивается во что-то жесткое и недоступное. Он полагал, что Эндрю будет проверять его трезвым, и это означало, что они встретятся уже за полночь — после последней таблетки. Эндрю не сказал где, и Нил решил, что тот за ним заедет: вряд ли драться в Лисьей Норе было хорошей идеей, потому что Нил не исключал вероятности того, что может пролиться кровь (его, разумеется, только не Эндрю). Дорогу до Башни ему еще знать не полагалось, а расположения тренировочных залов в ней — и подавно.       Нил знал, как выстраивался ход мыслей Эндрю в такие моменты. Поэтому он сиделсиделсидел и прожигал взглядом пустоту, которая прожигала его в ответ.       Когда в дверном замке заскрипел ключ, Нил дернулся и рефлекторно потянулся рукой в поисках пистолета (привычка, от которой он до сих пор не мог избавиться), в своем состоянии не сразу сообразив, что это вернулся Ваймак. Тот вошел, сразу окинув парня хмурым взглядом, и, бросив ключи в миску на журнальном столике, скрестил руки на груди. Нил моргнул и уставился на него, надеясь, что на его лице не написано все, что варилось в нем этим вечером.       — Что машина Миньярда делает на парковке? — в конце концов спросил Ваймак, и Нил против воли сжался: Эндрю приехал. Ваймак сощурил глаза и пригляделся к нему внимательнее, и Нил постарался растянуть губы в вежливой и беззаботной улыбке, хотя его лицевые мышцы подчинялись с трудом, — и она скорее походила на оскал.       — Меня пригласили присоединиться к ночной тренировке, — объяснил он скованно. Ваймак фыркнул:       — Как-то ты подозрительно нервничаешь для экси. Вы что-то задумали?       Невозмутимость, невозмутимость. Нил знал это состояние.       — Ничего криминального, — пробормотал он. Ваймак изогнул бровь:       — Это связано с твоей, — он неопределенно махнул возле своего лица, имея в виду глаза, — сменой имиджа? Мне следует знать?       Ну, этому не стоило удивляться: Нил снял линзы лишь утром. Кто знал, что вчерашний разговор с Эндрю пробудит в нем эту импульсивность? Он не планировал выделяться. Он, кажется, действовал диаметрально противоположно тем решениям, которые пытался принимать. У этого было какое-то название? Би могла бы объяснить, наверное. Нил моргнул, отгоняя эти размышления и возвращаясь к вопросу, потому что Ваймак все еще ждал ответа.       — Нет, мои глаза тут ни при чем. — Неровно улыбнулся, полагая, что это правда. Конечно, его глаза были косвенно связаны со всем, но это было слишком сложно, запутанно и ненормально, чтобы пытаться что-то объяснять.       Его личные проблемы, переживания и сделка с Эндрю не должны были стать проблемой Ваймака — ни в прошлый раз, ни в этот. Нил привык разбираться самостоятельно и, возможно, просто не умел иначе. Ваймак посмотрел на него слишком уж внимательно, и Нил поспешно встал. Во-первых: потому что не знал, куда могла завести эта беседа, — и он не был к ней готов, его практически весь день трясло от ожидания встречи с Эндрю. Нил бы не выдержал еще и допроса от Ваймака.       Во-вторых: потому что, очевидно, Эндрю уже ждал его на парковке, удачно встретив тренера, который стал его посыльным.       Время пришло — и «завтра», наконец, наступило.       Нил направился к выходу, сопровождаемый тяжелым вздохом. Ваймак бросил ему напоследок:       — Не поубивайте друг друга. Нам еще играть сезон, и вы нужны мне все — целые.       Нил неловко улыбнулся и машинально кивнул. Он не мог ничего обещать наверняка, но ему хотелось верить, что все закончится хорошо. Оно, блядь, не могло быть иначе — не для этого он переживал все заново.       Эта мысль, как ни странно, не казалась уже такой шокирующей, как раньше.       Нил вышел из квартиры и покинул дом на таких мягких ногах, что даже удивился, как они его удержали. Он на самом деле нервничал (ха), потому что сегодняшняя встреча что-то значила. Нил не до конца понимал, что именно, но это было чертовски важно — как и каждое его действие, направленное на ускорение истории и сближение с Эндрю (хотя он, вроде бы, и не делал ничего специально для этого, а просто подчинялся тому, что требовало от него сердце, не до конца даже осознавая, что делает).       Когда он увидел Лексус, его сердце подскочило куда-то в глотку, а затем упало в желудок. Нил сглотнул и медленно двинулся к машине, стараясь дышать глубоко и ровно. Он чувствовал себя так, словно напился и принял «крекерную пыль» одновременно — и, на самом деле, это вовсе не было приятно.       Это коротило нервные окончания и путало мысли.       Эндрю стоял снаружи, прислонившись к авто, и курил, разглядывая приближающегося. Нил, поймав его взгляд, ощутил себя так, словно его поймали и подцепили крючком. И он не сам шел навстречу, а его тянуло, наматывая на леску. Но он не сопротивлялся, потому что ему хотелось быть пойманным Эндрю.       Эндрю окинул его холодным и оценивающим взглядом, и Нил выдохнул. Перед ним стоял Эндрю, и они собирались сразиться на ножах. Ничего страшного, необычного или непривычного, если не считать того, что он в блядском прошлом (но это совсем, мать ее, мелочь) и его переполняет столько мыслей, что голова трещит (но это действительно не в новинку). Он докажет Эндрю, что способен позаботиться о Кевине и семье — это просто. Гораздо сложнее будет завоевать его доверие.       — Можно? — уточнил он, кивая на сигарету, зажатую в пальцах Эндрю. Тот молча достал пачку и швырнул — Нил, поймав, аккуратно извлек себе собственную и поднес к губам. Эндрю, сохраняя бесстрастное выражение лица, прикурил ему, и Нил глубоко затянулся, получая свою порцию никотина. Медленно выдохнул. Казалось, он не курил целую вечность, хотя на самом деле сигаретный дым окружал его и у Ваймака, и в Норе, а вместе с Эндрю он стоял на этой же парковке, у этой же машины, пока Кевин психовал у отца, всего лишь около пяти дней назад — и это было бесконечно давно. Они некоторое время простояли в тишине, позволяя табачному запаху окутывать их тела, и Нил просто смотрел на Эндрю, а тот буравил его взглядом в ответ — и Нил, наконец, ощущал спокойствие.       Удивительно, как Эндрю заземлял его. В любое время, в любом состоянии, в любой реальности. Эндрю был маяком и константой. Гранитной статуей, которой хотелось поклоняться. Нила тянуло к нему, как мотылька на огонь, и он готов был спалить все свои трепещущие крылышки, если это означало, что он мог оставаться с ним рядом.       Он мог бы, на самом деле, стоять так целую вечность. Это было привычно, знакомо и тепло. Все тревожные мысли каким-то мифическим образом испарялись, поддаваясь спокойствию и апатии, излучаемым Эндрю так, словно он был радиоактивным. Маленький такой экземпляр химического, биологического, металлического (и любого другого вида) оружия, бьющий Нила наповал. Он скучал по этому ощущению.       В следующее мгновение ночное молчание разорвал протяжный гудок, и Нил вздрогнул, мгновенно напрягаясь и подбираясь всем телом. Он несколько раз моргнул, настороженно обернувшись, — и посмотрел на машину, только сейчас заметив, что пассажирское сиденье занимал Кевин, который, вероятно, недовольно на них пялился все это время. Паника улеглась, не успев подняться.       — Поехали, — коротко проинструктировал Эндрю, выбрасывая бычок, и Нил кивнул. Ему хотелось подольше постоять так, впитывая в себя запах табака, и еще несколько раз затянуться, но Кевин, ничуть не заботясь о спящих соседях, предупредительно занес руку над рулем, — и Нилу не хотелось вновь слышать сигналку. Впрочем, если бы Эндрю продолжал смотреть на него, он был бы готов слушать и автомобильные гудки, и грохот разрывающихся пуль, и пение Ники (ну, на самом деле тот был не так уж плох). Но Эндрю уже залезал в машину, и Нил последовал его примеру.       Присутствие Кевина одновременно оказалось и неожиданным, и предсказуемым. С одной стороны, Нил не думал, что на их ночном шоу с ножами будут зрители. С другой — логично, что Эндрю не стал оставлять Кевина одного, заведомо сообщив Нилу, который был потенциальной угрозой, что сегодня будет отсутствовать. Нил не представлял, какое объяснение было скормлено Кевину, но, в общем-то, на это ему было плевать. Кевин тоже мог убедиться в том, что рядом с Нилом ему будет безопасно (даже если Нил знал, что безопасно будет все лето). Все были в выигрыше.       Нил покорно устроился на заднем сиденье и прижал лоб к окну, разглядывая, как движется мир за стеклом, когда машина тронулась. Кевин недовольно и надуто молчал, очевидно, испытывая ненависть к парням за то, что они позволили себе сорвать его тренировку, но особо не возникал. Эндрю умел быть убедительным, и Нил был рад провести в тишине какое-то время, пока их везли в конечный пункт. Сердце все еще билось не очень ровно.       К удивлению Нила, маршрут оказался знакомым. Они практически доехали до стадиона, затем свернули в сторону холма, на котором возвышалась Лисья Башня, а после Нил вдруг обнаружил, что они проехали мимо кампуса, — и, наконец, понял, какую площадку выбрал Эндрю. Это заставило его улыбнуться, потому что было до того очевидным, что он даже не подумал об этом. Разумеется, Эндрю определился, как ему избавиться от тела в случае необходимости.       Он припарковался на обочине возле строительного комплекса в миле позади последних зданий кампуса. Эта стройка, которая должна была однажды стать то ли новым учебным корпусом, то ли очередным общежитием (Нил уже не помнил, потому что ввиду всех событий решения были пересмотрены) спустя три года превратилась в какое-то административное здание, куда переехало все управление университета и где теперь (тогда) располагался новый офис Би. Из-за того, что Эндрю продолжал терапию, Нил часто бывал здесь, заглядывая между парами и тренировками в условленное время, и просто сидел на тротуаре, наблюдая, как мимо него текла жизнь, пока Эндрю не пинал его кроссовку и не кивал в сторону Мазерати. После ремонта в здании открылось несколько офисов поддержки нуждающихся, отделения профсоюзов объединений студентов, университетская газета и прочее-прочее, а старые кабинеты в кампусе были отданы под новые аудитории, облагороженные евроремонтом.       Но всего этого еще не было, и между отдельными голыми бетонными площадками рабочие продолжали заливать цементом фундамент. Неугасающие фонари-прожекторы, протянутые на высоких конструкциях над котлованами, освещали чернеющие пропасти, вероятно чтобы уберечь случайно заблудших сюда студентов или простых прохожих от падения и гибели. Кажется, так даже по закону полагалось. И все равно от этого белого режущего света становилось неуютно: Нил ощущал себя как на ладони.       Передние двери машины хлопнули, извещая, что пассажиры ее покинули. Нил поежился, вглядываясь в залитые белым пятна на горизонте, и тоже выбрался следом; огляделся. Почему-то его настроение, несмотря на неприятное ощущение ползущей по позвоночнику змейки паранойи и идею того, что его кости, предположительно, должны были гнить где-то там вечность, улучшилось. Эта стройка ассоциировалась у него со свободой, которую он здесь, на этом самом месте, получил от Итиро — и которая казалась ему тогда благословенным даром. Это было еще до того, как экси стало наказанием, и Нил…       Нил перевел взгляд на Эндрю, сосредотачиваясь на острой линии его челюсти и впитывая в себя каждое его движение, черту, вдох и скупую эмоцию, потому что тот был живживжив, и Нилу нельзя было вспоминать обратное, если он собирался сохранить настрой и что-то из себя представить.       Эндрю изогнул бровь и кивнул в сторону стройплощадки:       — Устраивает?       Нил легко улыбнулся, наслаждаясь тем, как двигались желваки на миньярдовских скулах. Боже, он был прекрасен. И жив. И рядом. И смотрел на Нила, вероятно, ожидая реакции. Нил моргнул, старательно возвращая себе концентрацию:       — Рекомендую третье крыло слева, — невозмутимо, вроде бы, произнес. — С ним закончат быстрее всего.       Это звучало глупо? Неважно.       Эндрю несколько секунд вонзал свой взгляд ему под кожу, и Нилу действительно стало легче дышать. Затем — толкнул Кевина (который определенно был не в восторге от происходящего) в плечо и направил в сторону ближайшей бетонной коробки, где можно было найти открытую площадку, которая не просматривалась бы так просто с улицы.       Нил двинулся следом, разглядывая металлические штыри, строительную рабицу, шматки утеплителя, разбросанные инструменты, пятна цемента на земле и еще кучу всего, в чем он не разбирался. Он никогда не бывал внутри до того, как ремонт окончили, и теперь перед его глазами флешбэками вспыхивало будущее: гладкие стены нейтральных бежевых оттенков, начищенный до блеска линолеум и кадки с фикусами, установленные в кабинете Бетси.       Эндрю провел их через несколько коридоров, заставив подняться на третий этаж, пока они не очутились в пустом помещении, дырами окон выходившем во внутренний двор: серый бетон неплохо освещался отблесками внешних прожекторов, разбавленных серебристым светом луны, мутнеющей белесым диском где-то в вышине. Ровная и пустая поверхность пола, ограниченного лишь четырьмя стенами, располагала к передвижению, перекатам и уворотам — место действительно оказалось подходящим. Разве что матов для безопасности не хватало — но и они здесь не для учебного боя собрались.       Кевин хмуро огляделся и перевел тяжелый взгляд на Нила.       — Не знаю, что вы задумали, но мне это не нравится.       Нил просто кивнул. Очевидно, высказывать претензии Эндрю было бесполезно, но и ему самому сказать было пока что нечего. Он действовал по наитию. Он… просто пытался улучшить историю в небольших деталях, честно. Он не замахивался на мафию. Он был осторожен.       Кевин предпринял еще одну попытку вразумить их:       — Если вы хотите выяснить, кто главный, делайте это на поле. Хотя на твоем месте, Нил, я бы старался вести себя потише.       Нил фыркнул, потому что Кевин бы не вел себя тише ни на одном из мест, кроме места у ног Рико… — и эта мысль быстро стерла с его лица усмешку. Эндрю не раскрыл секретов Нила, позволив Кевину думать о происходящем все, что придет тому в голову, — и Кевин определенно не связывал Нила и Морияму. И славно. Хорошо, что он столько думал об экси, позволив волноваться о своей безопасности другим (ну, Эндрю в частности).       — Не переживай, — отозвался Нил, когда Кевин требовательно скрестил на груди руки. — Это не разборки. Просто… спор.       — И когда вы успели поспорить? — подозрительно прищурился Кевин.       — Когда ты надрачивал клюшку и не был способен воспринимать окружающее, — отрезал Эндрю, в общем-то, не соврав, и толкнул Кевина в бок, указывая на дальний угол. Нил виновато улыбнулся и развел руки в стороны. — А теперь заткнись и посиди смирно у меня за спиной, пока мы не закончим.       Кевин скривил лицо, но подчинился. Он умел быстро читать ситуацию, когда это требовалось. Он умел распознавать, когда спорить было себе дороже: тем более когда это не касалось экси. Кевин много времени провел с Эндрю, еще больше — с Рико. Поэтому, вероятно, и решил, что сейчас наиболее удачной тактикой будет на самом деле закрыть рот и наблюдать за происходящим.       Эндрю проследил за тем, как Кевин занял безопасное место в отдалении, а затем повернулся к Нилу. Тот встретил его взгляд решительно, хотя его легкие и сжались, стиснув сердце. Они просто должны были сразиться на ножах, ничего нового. Все было в порядке. Эндрю осмотрел Нила и сухо уточнил:       — Где твои ножи?       Он не был любителем долгих предисловий.       — У меня нет. — Нил нервно потер шею, ощущая себя последним идиотом, потому что совсем об этом не подумал. — Можно одолжить у тебя?       Эндрю изогнул бровь и посмотрел на него ровно так, как Нил себя чувствовал. Он целиком и полностью заслужил такой взгляд. Сцепив руки в замок, он заломил пальцы, и между ними повисла тягучая пауза, наполненная ускоряющимся сердечным ритмом. Томительная и многозначительная. Эндрю разглядывал Нила, и, боже, тот плавился.       В некоторой степени, в том числе, от тупости ситуации.       В конце концов Эндрю закатал рукав толстовки, немного приспустил повязку и достал из-под нее два ножа, сохраняя на лице отстраненное безразличие. Нил дернул уголком губ. Кевин наблюдал за ними со смешанным выражением.       — Эй, — сдавленно окликнул он. — Вы серьезно? Вы с ума сошли?       Никто ему не ответил. Эндрю оценил подушечками пальцев остроту, как будто он мог бы позволить своим лезвиям затупиться, а затем швырнул одно из них Нилу под ноги. Тот кивнул, принимая оружие, и опустился на корточки — и в следующий миг всем телом почувствовал, как Эндрю пришел в движение.       Он был здесь сотни раз. Он знал, как меняется воздух, сгущаясь и окрашиваясь темными тонами. Он знал, как Эндрю начинает спарринг.       Нил успел схватить рукоять и увернуться от удара резким перекатом, и нож Эндрю вонзился с глухим стоном в бетон в том месте, где должна была быть ниловская рука. Тот оттолкнулся ладонями от пола, и его тело запружинило, подчиняясь командам. Его мозг знал, что делать, даже если мышцы еще не были с этим знакомы. Губы против воли растянулись в хищной адреналиновой усмешке: он не разучился.       Эндрю безразлично поднялся, отирая с ножа побелку, и скучающе посмотрел на Нила. Тот знал, что за его апатией скрывается напряжение. Он прошел первую проверку, но ему еще предстояло выиграть битву, и Нил пригнулся, выставляя перед собой руки. Он был готов. Эндрю кивнул, принимая вызов и зеркаля его стойку.       А затем они закружились.       Эндрю старался сохранять Нила напротив Кевина, продолжая держать того за своей спиной, видимо, не рискуя оставлять между нападающими незащищенное пространство, потому что Нил держал нож вполне умело. Наверняка Эндрю понимал, что, если бы Нил хотел навредить, он бы уже это сделал, но перестраховка никому не вредила. Поэтому Нил просто старался держаться на своей половине и не пытался перейти незримых границ, чтобы не усложнять задачу Эндрю.       В нем разгорались, просыпались, пробуждались рефлексы, которые он подавлял с десяти лет. Которые блокировались раньше нежеланием вспоминать Лолу и брать в руки нож. Которые управлялись теперь знанием, как этот нож держать, полученным от Рене.       Нил двигался медленно, но уверенно.       Какое-то время они вышагивали друг перед другом, прицениваясь, и Нил вспоминал, куда обычно бил Эндрю. Когда он замечал, как тот напрягает ноги, готовясь к броску, он уже был в другой стороне и целился в его предплечье, отводя атаку. Бой принял знакомый ритм, набатом грохоча по телу, точно какие-то племенные барабаны: увернуться, отскочить, ударить, сблизиться, парировать, атаковать.       Нил двигался решительно и аккуратно.       Кевин что-то кричал им, но Нил не слышал. Все, что было перед ним, — это холодные глаза Эндрю, в которых клубилась тьма. Все, что касалось его слуха, было их дыханием и гремящим пульсом. Ножи встречались с противным лязгом, практически высекая искры, и Нилу казалось, что время растеклось вокруг них, консервируя движения. Он словно снова вернулся в будущее, где Эндрю был жив и рядом с ним — и все происходящее казалось правильным.       Нил уже был здесь сотни раз.       Он отвел руку Эндрю, выкручивая ему локоть, и ударил рукоятью по его запястью. Ему показалось, он услышал, как скрипнули зубы Эндрю, и на его скулах отчетливо заиграли желваки. В следующую секунду Нилу пришлось уворачиваться, отклоняя корпус, чтобы не допустить соприкосновения стали с его лицом. В нем бурлил адреналин.       Он резко оттолкнул Эндрю, подсекая его подножкой, и тот, потеряв равновесие, полетел на него вперед (а не назад, как Нил планировал), контролируя свое падение, и Нилу пришлось резко выбросить руку, чтобы заблокировать приближающийся нож. Он подцепил его своим, на ходу меняя хват с прямого на обратный, и вложил в толчок всю силу. Они разлетелись, как два магнита с одинаковыми полюсами.       Они продолжили. Мышцы в теле гудели.       В какой-то момент вопли Кевина затихли, и тот просто нервно кусал пальцы, ни черта не понимая происходящее. Нил не задумывался о том, как они выглядели со стороны. Смертоносными? Опьяненными? Он просто отдавался моменту и фокусировался на движениях под закаляющим взглядом. Напряжение голеней, перекаты сухожилий в предплечьях, натяжение сведенных лопаток, глубокий вдох.       Когда они столкнулись в следующий раз и Эндрю сделал выпад, опрокидывая Нила на спину, у него было всего мгновение перед падением для того, чтобы обезвредить чужую руку, поэтому он сильно ударил рукоятью ножа по миньярдовским пальцам. Тот прижал Нила к полу, выронив оружие, отлетевшее на бетон в сантиметрах от сцепившихся тел, — и это было то, на что Нил рассчитывал. Он позволил спине столкнуться с жесткой поверхностью, ощущая, как легкие болезненно защемило от удара, но это было неважно. Потому что Эндрю нависал над ним (едва ли не лежа), а Нил держал у его глотки лезвие, потратив секунду на то, чтобы сменить захват: он заблокировал острие пальцем, как делал всегда в таких ситуациях, чтобы не допустить случайного травмирования. Ему было проще порезаться самому — и он почувствовал, как и в этот раз кожа коротко вспыхнула, а потом в ладонь заструилось тепло.       Эндрю тяжело дышал, придавливая Нила к земле обезвреженной рукой, но Нилу хватило бы одного резкого движения, чтобы покончить с ним, и это можно было бы считать победой — если бы в рукавах Эндрю не было скрыто еще несколько ножей. Нил не заметил, когда Эндрю успел достать новый. Он лишь почувствовал холод металла, впивающийся в его кадык справа, и неожиданно улыбнулся. Ему стоило подумать о том, что на их тренировках Эндрю обычно не прибегал к таким уловкам, потому что их спарринг не заканчивался после одного поражения. В этот раз Эндрю сражался насмерть, и эта мысль одновременно грела и рвала на кусочки.       Нил оказался достаточно хорош, чтобы одержать победу, если бы на самом деле хотел причинить Эндрю вред. Нил оказался достаточно хорош, чтобы Эндрю воспользовался его секундной заминкой и решил сжульничать, заменив потерянное лезвие новым. С другой стороны, он и не скрывал, что у него есть еще оружие. Нил должен был оценить все риски.       Впрочем, с его стороны это тоже было не совсем честно, так как он бился с Эндрю уже много раз и знал его техники, а тот сегодня сражался с ним впервые. Все было справедливо.       Нил ощущал дыхание Эндрю на своих губах и ползущую по пальцу кровь. Они, осмысляя произошедшее, на какое-то время замерли в этой позе нос к носу, когда Эндрю удерживался над Нилом практически в планке. Очевидно, бой закончился ничьей, потому что теперь и Эндрю мог перерезать Нилу глотку, а у того было время нанести ответный удар в предсмертной агонии. Кто-то должен был сдаться.       Нил медленно отвел ладонь и опустил ее на пол, отдавая контроль над ситуацией Эндрю. Тот проследил за его движением, задержав взгляд на окровавленном лезвии, и Нил почувствовал, как давление острия ножа на его кадык слегка увеличилось. Эндрю изменил положение: оттолкнулся, вдавливая на секунду в грудину всю мощь своего веса до потери дыхания, сместился немного назад, отпуская. Грубо оседлал Нила, удерживая его ноги под собой крепкими бедрами, и схватил за волосы, приближая его лицо к своему, вынуждая ответно сгорбиться.       — Кто ты? — выдохнул он, и Нил ощутил на языке привкус табака. Эндрю внимательно разглядывал его глаза, и Нилу казалось, что ему выворачивают душу. Если бы Эндрю постарался, он наверняка увидел бы все в его расширенных зрачках: боль, страх, отчаяние, нежность, покорность и доверие, поглощенные гудящей синевой радужек. Нил сглотнул, ощущая опасное натяжение кожи. Он не знал, что ответить. Он надеялся, что прокатившуюся по его телу дрожь Эндрю спишет на судорогу. Или на разочарование из-за поражения, без разницы. Ему нужно было что-то сказать.       — Ты можешь мне доверять, — прошептал спустя вечность, и губы Эндрю изогнулись в кривой и опасной усмешке.       — О, ты только что доказал, что ни черта, — он немного изменил угол лезвия и надавил, и Нил ощутил короткую вспышку огня на треснувшей коже. — Кто ты?       Что на это можно было ответить? Чего Эндрю ждал от него? Нил рассказал уже все, что имело значение.       — Меня зовут… — он сделал короткую паузу, собираясь с мыслями, и следующие слова разлились досадой на его языке, — Натаниэль, но я ненавижу это имя, потому что оно принадлежит моему отцу. — Он сглотнул и внимательно посмотрел в глаза Эндрю. Они говорили тихо, и Кевин был достаточно далеко, чтобы что-то услышать, но Нилу все равно казалось, что его голос гремит и эхом разносится по пустым стенам, скапливаясь под потолком густым облаком. Он прошептал на выдохе: — Если хочешь, можешь звать меня Абрамом. Это мое второе имя, указанное в настоящем свидетельстве о рождении.       Натаниэль всегда принадлежал Мяснику, что в прошлом, что в будущем. Нил не мог не проводить параллелей, даже когда Натан был мертв. «Абрам» — родное и безопасное. «Абрам» из уст Эндрю — как колыбельная.       Эндрю замер, и Нил почувствовал, как напряглось его тело. Ноздри Эндрю яростно расширились и затрепетали, а его взгляд стал по-настоящему обжигающим и таким тяжелым, что Нилу показалось, будто на его легкие уронили бетонный блок. Эндрю требовал правды, и Нил не мог проглотить ее, потому что она пульсировала в груди и царапала ребра. Что это значило? Что еще Нил мог сделать?       Просто продолжать дышать.       — Ты не похож на Натаниэля, — тихо констатировал Эндрю спустя вечность, и Нил почувствовал, как его губы расползлись в улыбке. Возможно, слова означали просто несоответствие внешности и претенциозного имени. Может быть, Эндрю имел в виду, что Нил не принадлежал отцу, — он никогда не спрашивал, что тот подразумевал. Для Нила суть заключалась в другом, и он был просто рад, что эти слова вновь прозвучали.       — Спасибо.       Эндрю изогнул бровь, но ничего не ответил. Он изучал Нила, проникал ему взглядом под кожу, пытался выгрызть из него все секреты, и Нил не понимал, чем ему помочь. Он мог бы рассказать каждую грязную тайну, выложить как на духу, исповедаться и ждать вердикта, но он сомневался, что такая откровенность окажется уместной. Нил уже рассказал все, что, по его мнению, было важно. Говорить больше означало выкорчевывать из себя давно похороненное и нежеланное. Нил не был уверен в том, что готов поднимать все это из глубин сознания под таким недоверчивым взглядом Эндрю: его бы утянуло в водоворот собственных мыслей и воспоминаний.       Ему просто хотелось кричать, молить услышать и принять его, потому что он был здесь, растекался лужей доверия и был готов подчиниться любому решению, потому что ему было жизненно необходимо увидеть доверие в глазах Эндрю.       И с каждой секундой затянувшегося молчания дышать становилось все тяжелее.       У Нила в голове осталась только одна мысль, которая заключалась в том, что он должен был сделать что-то, как-то показать, что… Что? Что они были связаны? Что у них отражалась в зрачках одинаковая тьма? Что он знал об Эндрю то, о чем никому больше не было известно?       Он должен был что-то сделать.       — Я уже рассказал тебе правду о себе, — выдохнул Нил и осторожно поднял левую руку, приближая ее к правому запястью Эндрю, кисть которого крепкой хваткой сжимала его челку; медленно — чтобы тот мог остановить его в любой момент. Его голос осип и дрожал, но Нил ничего не мог с этим поделать. — Я могу тебе ее показать.       Эндрю не шевелился, наблюдая за его ладонью, и на его лице застыла каменная безразличная маска. Нил ощущал, как по его шее ползет тонкая струйка крови, потому что Эндрю все еще удерживал лезвие, но он не собирался ничего предпринимать по этому поводу. Он обхватил миньярдовское предплечье — осторожно, но уверенно — и все так же медленно отвел его руку от своей головы, и Эндрю разжал пальцы, позволяя ему это сделать.       Нил опустил его кисть и завел ее под свою футболку, открывая еще один замóк, который давно не был заперт. Они уже проходили это однажды. Этот момент Нил помнил отчетливо и горячо, одновременно желая забыть навсегда, потому что события, которые привели к нему, до сих пор иногда являлись в кошмарах. Но Эндрю был там — и он был здесь, и его ладонь коснулась живота Нила, скользнув по покрытой рубцами коже. Нил вздрогнул, ощущая, как покрывается мурашками под пальцами Эндрю, и отпустил его, откинув голову на бетон. Пресс невольно напрягся, сокращаясь всеми группами мышц. Нил задержал дыхание.       Эндрю несколько секунд не шевелился, а затем опустил пустой взгляд на свою ладонь, накрытую тканью футболки, и широко провел вдоль ниловского живота, взрывая тело электричеством. Его пальцы дрогнули. Нил знал, каких шрамов касался Эндрю: продольных косых линий, пересекающих его торс во всех возможных направлениях. Он бы даже не вспомнил, кем какая из отметин была оставлена. Их было так много, что на них можно было рисовать карту его жизни. Германия, Франция, Италия, Швеция, Англия… Каждое место оставило на теле уродливый рубец, отпечатанный на душе, и Нил был готов оголить эти шрамы — заново. Потому что его метки всегда были чем-то, что Эндрю удерживало. Они были материальны и испещряли его тело словно для того, чтобы за них можно было зацепиться в любой момент. Он был Нилом Джостеном в руках Эндрю — всегда и бескомпромиссно. Его шрамы были его доказательством.       И Эндрю медленно отвел нож от его горла, опуская левую руку — и вдавливая пальцы правой в изрубцованную кожу.       — Я пережил достаточно, чтобы научиться защищаться, — выдохнул Нил. Желание каким-то образом показать Эндрю себя, настоящего себя, перевесило все разумное в его голове. Нилу просто хотелось, чтобы ему поверили. — Я не брошу Кевина. Когда ты вернешься, мы оба будем здесь.       Мозолистые подушечки очерчивали безобразную сетку шрамов.       — Кажется, убегать у тебя получалось не шибко, — бесстрастно прокомментировал Эндрю, подняв ладонь до линии ребер. Нил почувствовал, как ногти уперлись в рубцы, не ощущая краев. Эндрю мог бы продолжить движение, чтобы обнаружить все полотно, но для этого ему пришлось бы Нила раздеть. Край его футболки и так задрался, оголяя сморщенные полосы, — и Эндрю лишь мазнул по ним взглядом, поднимая глаза на лицо Нила.       — Я ведь все еще жив, — улыбнулся тот. Его кожа нагревалась под теплой ладонью.       — Что у вас происходит? — раздался сдавленный голос Кевина, которому надоело ждать, наблюдая за двумя застывшими фигурами. Нил дернулся — он почти забыл о его присутствии, хотя каким-то образом умудрился не забыть о том, для чего вообще затевался этот вечер. Но теперь, когда пальцы Эндрю касались его живота, Нилу просто хотелось раствориться в этом моменте. Он ненавидел Кевина прямо сейчас.       Тот медленно приблизился, но тут же отшатнулся, когда взглядом наткнулся на окровавленный нож, отброшенный в сторону.       — Блядь, это что?.. Черт! Эндрю, ты его порезал?       — Я в порядке, — пробормотал Нил. Эндрю в это же мгновение отмер и резко отстранился, одним прыжком поднимаясь на ноги, — и Нил почувствовал критическую нехватку его веса на своем теле. Он поморщился, не удержав контроль над лицом.       Эндрю тем временем спрятал свой нож под повязку, затем подобрал тот, что одалживал Нилу, и, протерев кровь о рукав, убрал его на место. Кевин смерил обоих нервным и непонимающим взглядом. Эндрю, сохраняя на лице безразличное выражение, двинулся прочь и просто прошел мимо, бросив через плечо:       — Поехали.       Кевин его проигнорировал и приблизился к Нилу — тот нахмурился, одергивая футболку, и взметнул руку к шее, ощупывая порез. По ощущениям рана была неглубокой царапиной, хотя, судя по скопившемуся теплу, все еще кровоточила. Что ж, это было незначительно. Нил переживал худшее.       Кевин возмущенно раздул ноздри, проследив за его движением, и поджал губы. Возможно, он принимал выражение лица Нила за боль от травмирования. Очень наивно. В какой-то степени даже забавно, но Нил еще не справился с тем, как резко завершилась их беседа с Эндрю, поэтому не мог правильно считать реакцию.       Эндрю, застыв в проходе, ведущем к лестнице, не стал останавливать Кевина, когда тот склонился над Нилом. Он просто уставился на обоих таким взглядом, от которого сводило скулы.       — Нил, ты как? Что это, блядь, было? — раздалось возмущенно и гневно. Обеспокоенно — лишь в малой степени.       — Мы поспорили, — промямлил Нил. Мысли в его голове смешались, и слова слетали с языка с ощутимым трудом. Он не мог вспомнить никаких правильных. Что, черт возьми, Кевин от него хотел?       Тот протянул ему руку, и Нил несколько мгновений непонимающе смотрел на нее, прежде чем принял и позволил себя поднять. Движение вышло резким, и Кевин тут же притянул Нила ближе, прищурившись.       — Охуенный вышел спор, — процедил, изучая порез на шее внимательнее. Грубо взял Нила за подбородок, повернув голову в сторону, и Нил закатил глаза. Перехватил протянутую руку Кевина за предплечье и оттолкнул, оставив на коже смазанный алый след. Кевин цокнул. Вероятно, убедившись, что рана была неглубокой и не представляла угрозы, вздохнул. — На что хоть спорили? Только не говори, что на желание.       Нил тупо моргнул и уставился на него. Кевин закатил глаза.       — Тебе точно жить надоело. А еще стоит подумать над своим неумением заключать сделки. В следующий раз попробуй что-нибудь попроще. Поставь, типа, на то, есть ли что-то между тренером и Эбби, и, блядь, не подставляй команду, если не умеешь думать башкой.       Нил отстраненно выслушал эту тираду и вежливо кивнул. Он все еще немного злился из-за того, как Кевин прервал их. Вероятно, тот и был в чем-то прав, но что он вообще знал? Никто не посвятил его в происходящее — и Нил не собирался заниматься этим сейчас. Ему вообще не хотелось думать, это все равно заканчивалось плохо. В основном — сосущей под ложечкой пустотой и ощущением разорвавшегося сердца. Он холодно посмотрел на Кевина:       — Я приму к сведению.       — Вы закончили трепаться? — в этот же момент скучающе протянул Эндрю. Нил, прикусив губу, повернулся в его сторону. Руки заныли от желания прикоснуться, и он сжал их в кулаки. Палец остро кольнуло — и Нил только сейчас вспомнил, что порезался. Он вскинул кисть, изучая царапину, и Кевин хмуро уставился на его дрогнувшую ладонь.       Сам Нил недоуменно посмотрел на рану, протянувшуюся от кончика и почти до основания: она явно была глубже пореза на шее, но все еще не заслуживала особого внимания. Нил скользнул по ней большим пальцем, придавливая разъехавшуюся в стороны плоть, и пожал плечами. Немного перекиси и пластыря — и палец будет как новенький. Он прижал поврежденные фаланги ко рту, слизывая кровь. Эндрю мрачно проследил за его движением, а Кевин раздул ноздри и прорычал:       — Если ты не сможешь держать клюшку, я тебе этот блядский палец лично отрежу.       Нил усмехнулся. Переживания об экси казались донельзя абсурдными. Экси, честно говоря, даже не было в списке того, о чем он сейчас думал. Кевин словно окатил его холодной водой, отрезвляя и возвращая в реальность: он был, блядь, в прошлом, и его целью было защитить Лисов, играя в экси.       Его целью было спасти Эндрю.       В груди Нила зародился нервный смешок, и он фыркнул. Кевин посмотрел на него так, словно пытался испепелить на месте, и Нил снова пожал плечами:       — Все нормально, я справлюсь с клюшкой.       — Молись, чтобы это было так, иначе…       — Иначе что, Кевин? — Эндрю потерся согнутыми пальцами о плечо, откинул запястье в сторону и перевел взгляд на свои ногти, словно решал, требуется ли ему удалить заусенцы. — Будете стоять здесь до утра и пиздеть об экси? Я уезжаю.       И, смерив обоих безразличным взглядом, он отвернулся и направился к выходу. Кевин закатил глаза и, дернув Нила за здоровую руку, потащил следом. И Нил пошел за ним и за Эндрю, отстраненно размышляя о том, осталась ли какая-то вероятность того, что его закатают в цемент в ближайшем котловане. Судя по всему — нет, но Нил еще не успел толком обдумать произошедшее.       Он просто надеялся, что не совершил очередную глупость.