Огненное колесо

      Рождественские празднества весьма измотали Марко, в своей ипостаси таинственного Сафира он успел, кажется, перетанцевать в домах у всех мало-мальски именитых и богатых горожан. Нотабли были в восторге, не обошлось без нескольких безобразных выходок. Пять раз жёны и дочери хозяев дома пытались соблазнить Сафира или назначить ему свидание, семь раз этим же самым пытались заниматься их отцы и мужья. Бессчётное количество раз какой-нибудь не в меру подвыпивший гость пытался сорвать вуаль Сафира, но благодаря хитроумной системе завязок это им не удавалось. На трёх вечерах в Эстебана кидали костями, на одном пытались купить Джали и даже устроили торги. Еле как удалось отбиться от особо неприятных личностей, которые после выступления пытались обокрасть цыган. Но Сафир был верен себе, он сделал щедрое пожертвование в собор Нотр-Дам, где с особого разрешения архидьякона присутствовал на мессе в день праздника Обрезания Господня.       Танцовщик был нарасхват. Сколько раз лакеям из дома де Гонделорье приходилось докладывать огорчённой мадам, что цыган Сафир целует подол её блистательного платья, но вынужден отказать, так как был приглашён выступать в других местах! В какой-то момент даже встал вопрос, какое представление давать во Дворце Правосудия фламандскому посольству на Богоявление. Должны ли это быть танцы цыгана или мистерия мэтра Пьера Гренгуара, чья постановка, заявленная раннее, вовсю проходила череду репетиций и пошива костюмов. Тут столкнулись два мнения: президент Парламента вместе со своими советниками выступал за мистерию, тогда как прево Парижа под нажимом супруги продавливал кандидатуру Сафира. За решением обратились к кардиналу Шарлю де Бурбону. Утончённый прелат любил пляски цыгана, но здраво рассудив, что фламандское мужичьё вряд ли оценит такое изысканное зрелище, он дал добро на постановку мистерии. Прево почему-то оскорбился и заявил, что оплату автор мистерии и её актеры получат в «греческие календы». Гренгуар, которому передали остроту прево, как-то невесело рассмеялся.       Богоявление у Сафира выдавалось свободным, накануне он объявил Клопену и цыганам, что выполнил свои обязательства на месяц вперёд, в доказательство Эстебан опустошил перед королями торбу, наполненную серебром. Монархи, поразмыслив, освободили Сафира от обязанности танцевать на Гревской площади, где на Богоявлении будут жечь костры.       — И чем ты займёшься, парень? — лениво поинтересовался король Алтынный.       — Я буду отдыхать, — Сафир поклонился и вышел из отдельной зальцы в таверне, где расположились короли.       Он и правда собирался отдохнуть и ещё найти Агнессу, чтобы передать ей наконец рождественский подарок. Переодевшись в Марко, он попросил двух цыганских парней посторожить шатёр и козлика. Эстебан шёл вместе с господином, по такому случаю горбун надел красный жакет, расшитый колокольчиками, при ходьбе они издавали мелодичный звон. На подходе к Сите они разделились. Эстебану хотелось посмотреть мистерию, а Марко направился к улице Парен-Гарлен, после рождественской ночи он там не бывал, тем более при свете дня. Мастерская встретила его закрытыми дверями, как и все мастерские на этой улице, Марко с досадой подумал, что в такой час никто не остается дома. Наверное Агнесса с семьёй направилась либо посмотреть на майское дерево к Бракской часовне, либо во Дворец Правосудия, где давали мистерию.       Обругав себя старым ослом, Марко направился к Гревской площади. Здесь уже высились вязанки хвороста, которым в ночи суждено было стать пылающими кострами на радость горожанам. Он в очередной раз задумался, насколько французы любят праздники — треть года лавки и рынки простаивали закрытыми из-за многочисленных торжеств, будь то вынос реликвий, церковные праздники, почитание святых или въезд грозного властителя-короля. С другой стороны, если люди желают веселиться, то кто он такой, чтобы их осуждать? В конце концов, на безграничной тяге человека к наслаждениям и развлечениям строится его собственное благополучие. Прав был старик Мустафа, когда выворачивал ему суставы и заставлял двигаться подобно распутной девке. Людям нужны зрелище и красота, за это они готовы были последнее отдать.       Вот и сейчас вокруг Марко бурлила толпа: кто-то направлялся в сторону Сите, кто-то толпился на самой площади, обсуждая величину вязанок хвороста и их возможную стоимость. Разговоры, толчки мимоидущих, смех, взрывы хлопушек, детский плач. Густое облако звуков и запахов окутало цыгана, он усмехнулся и впервые, выйдя из роли, расправил плечи, чтобы поверх голов поискать взглядом Агнессу или её родных. Странная девчушка, такая милая, как щенок, но при случае умеет быть хитрой, как кошка. Он рассказал ей часть своей жизни, не заостряя внимания на тяжёлых моментах, например, Марко так и не смог упомянуть Эсмеральду, просто сказал, что Сафир был недолго женат на славной девушке. На ревнивые вопросы, что это за девушка, он не отвечал — к чему ворошить прошлое? Оно осталось позади между молодым Марко и грустной Эсмеральдой. И уж точно не стоило это обсуждать с другой женщиной, пусть даже молодой и наивной.       Он винил себя за то, что Агнесса, кажется, всё больше влюблялась в призрака, в Сафира, осиянного лучами солнца и таинственности. Но ему нравилось рассказывать о себе, хотя бы одна душа должна знать правду или полуправду о нём. Агнесса слушала очень внимательно и, казалось, запоминала малейшие детали. Марко больше не пытался её поцеловать или даже прикасаться к ней и постепенно он сумел завоевать доверие девушки. Она уже не вскакивала испуганным зверьком, не сидела напряжённая, как натянутая тетива. Вместо этого Агнесса с любовью внимала рассказам о несуществующем герое, и хотя большая часть их встреч происходила в полной темноте, Марко нравилось думать, что во время его рассказов она сидела, открыв рот. Он не мог определиться, тянуло ли его к ней как к женщине или просто ему нужен был такой нежный и заботливый друг. За два дня до Сочельника Агнесса вручила ему пару связанных носков.       — Это господину? — не сразу понял Марко, ощупывая в темноте толщину вязки.       — Нет, — она едва слышно рассмеялась. — Не могу представить Сафира в таких носках! Это тебе!       — Благодарю, — Марко нашёл её руку и приложился к ней признательным поцелуем.       Пожалуй, ничего более милого с ним давно не случалось.              Из задумчивости Марко вывела какая-то женщина, которая настойчиво тянула его за рукав.       — Что такое? — он вновь сгорбился и сурово посмотрел на неё.       Женщина сильно смущалась, её глаза смотрели куда угодно, только не на Марко.       — Простите, — она сглотнула. — Моя госпожа просила вас привести к ней.       — Меня? — он огляделся по сторонам.       — Да, госпожа… молодая госпожа Агнесса, — женщина облизнула сухие губы. — Она сейчас в доме своей тётки и хотела бы встретиться с вами!       — У Агнессы служанка Жанна, — Марко прищурился.       — Меня недавно наняли! — женщина впервые подняла на него серые глаза.       Он вырвал руку и собрался уже пойти прочь, как служанка снова вцепилась в его рукав.       — Прошу вас, моя госпожа столько плачет! Ей очень нужно с вами встретиться, чтобы поговорить о Сафире, — теперь на полных губах служанки дрожала униженная улыбка.       Марко чувствовал ловушку, возможно, эта женщина приведёт его к головорезам похлеще Фуко и его подельников, или, может быть, она связана с властями и его пытаются поймать на чём-то предосудительном, к примеру, на проникновении к чужое жилище? Каждая из опасностей могла оказаться реальностью. Но при этом оставался маленький шанс, что она приведёт его к Агнессе. Если и нет, то он узнает хотя бы, кто его заманивает и откуда им известно про девушку. К тому же… да, в последнее время на Марко всё чаще накатывала тоска. Может быть, дело в усталости, или холодной зиме, но он то и дело задумывался о смерти. И, как это водилось у него, мысли о смерти были сопряжены с бездумным риском в жизни.       — Хорошо, веди меня, — он на всякий случай положил руку на рукоять скрытого одеждой кинжала.       Иди было недалеко, они обогнули Дом с колоннами и вышли к грязной набережной. Судоходство по Сене пока закрылось, поэтому причал пустовал, как и многие дома на Складской улице. Они подошли к одному дому с забранными решётками окнами и с крепкой новой дверью. Служанка торопливо открыла замок и вошла первой. Внутри из-за горящего камина было тепло и относительно светло. Женщина проворно закрыла за Марко дверь и показала ему рукой куда-то вниз.       — Наденьте эти сабо, я недавно прибиралась.       Марко скинул башмаки, оставшись в носках, связанных Агнессой. Если тебя просят переобуться, то вряд ли будут резать. Хотя, конечно, полностью уверенным быть нельзя.       — Моя госпожа наверху, — служанка поправила его башмаки, у иных тяга к порядку переходила всякие границы.       Марко осторожно прошёл к лестнице, оглянулся — служанка уже ушла, тогда он медленно начал подъём. Ступени скрипели, наверное, этим домом не часто пользовались, перила зашатались, стоило их коснуться. Он продвигался не спеша, прислушиваясь. На верхней площадке Марко остановился, взгляд его упал на полоску света, пробивавшуюся через приотворённую щель двери. Это была ближайшая комната, он поднял руку и открыл её.       В залитой золотистым светом комнате у камина, кутаясь в меховое одеяло, сидела молодая женщина. Она повернула к нему лицо и Марко узнал девицу де Гонделорье. Это стало полной неожиданностью, в конце концов, встретить здесь Агнессу было куда вероятнее, чем благородную девицу. Девушка поднялась с кресла, одеяло соскользнуло с неё, показав, что под ним она была в одной тонкой сорочке. Марко совершенно перестал понимать, что происходит.       Флёр-де-Лис приближалась к нему, она видела его ясно: морщины на лбу и щеках, усталый взгляд, лысина, серебряные кольца в ушах. Но при этом широкие плечи и рост, который не могла скрыть даже сутулая спина. Это был он — Сафир, разоблачённый и раскрытый. С того дня, как она увидела горбуна, передавшего что-то черноглазой девчонке, Флёр-де-Лис не знала покоя. А потом Сафир иногда не выступал и его горбуна сопровождал другой мужчина, с такими же глазами! Флёр-де-Лис быстро разгадала секрет. Но та девка! Она приходила на выступления даже одного горбуна, чтобы встать незаметно с переодетым Сафиром! Флёр-де-Лис заметила, что они переговаривались! Ревность и злость захлестнули мадмуазель де Гонделорье. В один из дней она послала Дору проследить за девчонкой и выяснить всё о ней. А дальше созрел план, тот самый план, который привёл Сафира к ней!       — Сафир, — её голос не дрожал, но внутри она трепетала.       Марко удивлённо посмотрел на неё, девушка встала совсем близко, он даже смог разглядеть проступившие сквозь ткань очертания напрягшихся сосков. Она сама положила ему руки на плечи и ласково провела ими по шее и щекам.       — Ты прекрасен! — голубые глаза загорелись от желания.       От того властного желания, которое он раньше видел только у голодных вдов, затосковавших по мужской ласке. Но это была благородная девушка, за прикосновение к которой его, без сомнения, вздёрнули бы. Марко перехватил белые руки.       — Вы меня спутали с моим господином, — у неё были очень нежные руки, никогда не знавшие иной работы, кроме вышивания.       — Нет! — она качнула головой и её светлые собранные в простую косу волосы поймали золотистый блик от камина. — Я знаю, что ты скрываешь лицо, и мне известно про ту дурочку, которая действительно верит сказкам о закрытом принце.       Флёр-де-Лис коротко рассмеялась, он молча смотрел на неё.       — Я не могу это больше терпеть, — она иступлённо посмотрела на него. — Этот жар в моей груди и чреслах! Люби меня! Погаси этот огонь! А я ничего никому не скажу, никто не узнает, что ты и есть Сафир, даже твоя маленькая подружка.       Марко отпустил её руки, затем скинул с себя плащ и сабо, такое желание способно двигать горы, он был бессилен перед ним. Флёр-де-Лис улыбнулась с видом победительницы.       — Но я должна остаться девственницей, — произнесла она, невольно прикрывая грудь руками.       — Не беспокойтесь, госпожа, — он встал перед ней на колени и посмотрел снизу вверх. — Есть иные способы утолить вашу страсть.       

***

      Она отпустила его только под покровом ночи, когда, обессиленная и довольная, была готова уснуть сном праведницы.       — Приходи завтра, — Флёр-де-Лис по-кошачьи потянулась обнажённым телом.       — Госпожа, пожалейте меня, — Марко одевался. — Пусть это будет первый и последний раз, когда жалкий цыган посмел коснуться вас.       Его взгляд упал на кувшин с вином, который стоял на столе у камина, Марко жадно отпил прямо из горла. Флёр-де-Лис насмешливо смотрела на него.       — Там лежит твоя плата, — сказала она, усмехнувшись. — И я сама решаю, когда ты устал, а когда нет. Мне нужно ещё свидание!       — Извините, моя госпожа, но я не хочу быть повешенным, — он взял кошель и взвесил его на руке. — Весьма щедро.       — Что, значит — нет?! — сон слетел с неё и Флёр-де-Лис поднялась с кровати.       Марко обхватил её за плечи и ласково посмотрел в глаза, она замерла.       — Вы получили представление о том, что вас может ожидать в счастливом замужестве, — он поцеловал белый лоб. — Если ваш супруг окажется недостаточно хорош, то просто заведите любовника. С вашим умом и талантом скрываться это не составит труда. Я же недостоин вас.       Его голос музыкой вливался в её уши, Флёр-де-Лис внезапно вновь ощутила желание спать. Он был прав, пропасть между уличным плясуном и дворянкой была бесконечна. Марко-Сафир подвёл девушку к постели и бережно уложил.       — Сейчас вы ляжете спать, а наутро будете помнить лишь удовольствие, — теперь он поцеловал кончик её носа. — Не надо жалеть о таком недостойном человеке, как я.       Флёр-де-Лис уже спала, свечи почти догорели, наверное, на улице уже стояла ночь. Марко накинул свой плащ и вышел из спальни, где оставил спящую девушку. Он надеялся, что внушение поможет, иногда, если желание слишком сильно мучало женщину, ей следовало дать то, чего она так жаждала. Но не более, расставаться нужно легко. Служанка появилась из кухни сразу, как только он спустился на последнюю ступеньку. Сафир открыл кошель и передал Доре золотой.       — Завтра скажешь госпоже, что не смогла найти меня, а она крепко спала, — приказал женщине Марко.       Та послушно кивнула. На следующее утро Флёр-де-Лис проснулась в прекрасном настроении, её тело пело от удовольствия и сон, который она видела, был чудно хорош. Объяснения Доры она восприняла спокойно и даже не поинтересовалась, куда делся кошель с деньгами, которые она заготовила для Сафира. Флёр-де-Лис чувствовала себя возрождённой и исцелённой. Она вернулась домой, к вящей радости мадам де Гонделорье, сказав, что так тосковала по родным, что не смогла остаться в монастыре до конца. Были объятия и смех, малютка Беранжера спрашивала, не обижали ли крёстную монахини и та со смехом отвечала, что нет. Когда вечером явился Феб де Шатопер, то он был приятно удивлён тем, как похорошела и расцвела его наречённая. В ней произошла незаметная глазу перемена, которая делала её просто неотразимой. Теперь капитан посещал дом невесты с удовольствием и с нетерпением ожидал момента, когда сможет повести её под венец.       

***

      Марко же в ночи возвращался во Двор чудес, он был всё ещё пьян от дивного аромата юной и прекрасной девы. Решительная барышня и весьма страстная, она живо напомнила ему аббатису Клементину, не только холодноватой северной красотой, но и схожим темпераментом. Пламя подо льдом! Возможно, этого ему и не хватало, если так подумать, то последний раз он возлежал с женщиной три года назад в Марселе. Марко себя всегда считал стоящим выше всего этого и соглашался на случайные интрижки лишь в крайних случаях. Сегодня был как раз такой случай. Оставалось надеяться на то, что внушение подействует и она ничего не вспомнит. Сегодня не хотелось сразу идти в свой шатёр, поэтому Марко направился к общему костру. Он успел как раз к началу веселья.       Какой-то долговязый бедолага попался в руки правосудия братства Арго. Сейчас он стоял на бочке с верёвкой на шее. Лучшие представительницы Двора чудес подходили к нему, пренебрежительно осматривали и уходили, бросив несколько уничижительных комментариев. Доходяга изнывал, он что-то бессвязно лопотал о мистерии и поэзии. Марко заметил Эстебана, который сидел в бутафорской короне, на коленях у него пристроилась какая-то хохочущая девка. Что же, этот вечер для его воспитанника складывался тоже неплохо, почему же надо омрачать праздник казнью? Марко подошёл к Клопену и, достав кошель, полученный от Флёр-де-Лис, бросил его королю. Тот поймал кошелёк, раскрыл его и присвистнул.       — С чего такая щедрость? — спросил Клопен, скривившись.       — Сегодня праздник, хотелось бы закончить его миром, а не смертью, — ответил Марко. — Я выкупаю этого прощелыгу.       Клопен взвесил кошель на руке, затем расхохотался.       — Клянусь Магомедом, ты заключил самую паршивую сделку!       — Не важно, все хотят жить, — Марко подождал, пока перепуганного блондина спустят вниз и подведут к нему. — Хозяину как раз требуется новый прислужник.       Поэт Гренгуар, едва избегнувший смерти, потрясённый до глубины души внезапным спасением, смотрел на своего избавителя со смесью восхищения и признательности. Марко хлопнул его по плечу и повёл в сторону цыганской стоянки, поравнявшись с Эстебаном, он сделал ему знак продолжать заниматься своими делами. По дороге Гренгуар озирался с недоумением, он дважды вляпался в коровье дерьмо, но не заметил этого. В шатре их встретил сердитый Джали, который тут же попытался атаковать поэта. Пьер завизжал, Марко стукнул его по спине.       — Это всего лишь козлик, — сказал он угрюмо.       — П-простите, в темноте не видно, я подумал, что это сам Вельзевул восстал из ада, чтобы схватить меня грешного, — поэт переминался с ноги на ногу, стоя у входа.       Марко зажёг свечу и Гренгуар оглядел пёстрое нутро шатра.       — Постойте, а кому я обязан своим спасением? — спросил поэт.       — Цветку лилии, — ответил Марко с кривой ухмылкой, он уже видел, что, возможно, совершил большую ошибку, связавшись с этим малахольным.       — Королевской лилии? — не понял Гренгуар.       — Ей самой, — Марко сел на свою кровать. — Спать будешь там! — он показал пальцем на сундук с резной крышкой, притулившийся в углу.       Гренгуар, который уже остыл после казни, взволновавшей его кровь, поёжился.       — У вас тут так холодно!       — Поэтому мы спим под многими одеялами, — ответил ему цыган, затем поднялся и, взяв одно шерстяное одеяло, кинул его поэту. — Смотри не замёрзни насмерть, мне бы не хотелось, чтобы та прорва денег, в которую ты обошёлся, была потрачена впустую.       — Нет, конечно! Я буду полезен! — Гренгуар ещё раз обшарил взглядом шатёр. — А у вас… не найдётся чем перекусить?       Марко, который и сам за весь день праведных трудов ничего не ел, задумался. Иногда он забывал о существовании голода, так не годилось. Он встал и, открыв один из сундуков, достал половину каравая хлеба, три яблока, кусок сала и кувшин с ледяной брагой. Марко также разжёг в переносной жаровне угли и поставил её рядом с собой. Гренгуар накинулся на каменный хлеб и жёсткое сало.       — Отличные зубы, — прищурился Марко.       — Спасибо, у вас тоже хороши, — попробовал сделать ответный комплимент поэт.       — Твои, я думаю, на многое сгодятся, — странный голубоглазый цыган невесело усмехнулся. Пьер с трудом проглотил свой кусок.