Огненное колесо

      Сафир кружил на месте, из-за чего алая юбка надулась колоколом, заставляя звенеть нашитые на ней монетки. Флёр-де-Лис вновь ощутила волнительный жар, который прошёлся по коже, коснулся щёк, сосков и устремился вниз, в центр её естества. Сидевший рядом Жеан скосил взгляд на её порозовевшую шею, это ему не сильно понравилось. Да, он пока ещё школяр колледжа Торши, но в то же время ещё и мужчина! И не сказать, чтобы его привела в восторг мысль, что какой-то непонятный цыган способен растопить лёд в сердце симпатичной Жеану девушки! В то время, пока школяр с досадой отвернулся, капитан Феб, напротив, с неподдельным интересом смотрел на то, как Сафир, отбросив бубен, начинает вращать верхней половиной туловища. Капитан при всём своём женолюбии умел ценить телесное совершенство у всех, он одобрительно хмыкнул и даже похлопал в ладоши. Беранжера умильным взором смотрела на козлика, который мирно ждал своей очереди, сидя справа у выхода на балкон.       Лютнист заиграл быстрее, в то время как горбун, поднявший бубен, принялся в него ритмично бить. Танцор подпрыгнул к расписанному звёздами потолку и сделал в воздухе три оборота. Девицы ахнули и прикрыли ладонями рты. Им открылись шаровары из чёрного шёлка, а обвившаяся вокруг тела красная юбка казалась всполохом огня. Сафир мягко по-кошачьи приземлился на колено, его напряжённые пальцы касались пола, сам он весь замер, тяжело дыша. Аромат благовоний только усилился, раскрываясь на разгорячённой коже. Музыка оборвалась. Танцор вскинул голову и впился синим взглядом прямо в помертвевшую мадам де Гонделорье. Дама медленно начала хлопать, за ней аплодисментами разразились и девицы, Феб даже присвистнул от избытка чувств. Танцор пружинисто поднялся на ноги и низко поклонился. Затем он вновь скрылся за гобеленом и теперь в перерыве выступал горбун с козликом.       Гийом Фролло прищурился, он видел перед собой не человеческие пляски, но извивающегося змея. Искуситель! Вы только поглядите, что он сделал с этим собранием гусынь! Алоиза де Гонделорье тяжело дышала, будто это она сейчас танцевала, а не грязный цыган. Девицы прикладывали ладони к разгорячённым щекам, одна Флёр-де-Лис ещё пыталась разыгрывать хладнокровие, но получалось у неё скверно. Жеан сидел, кусая губы, и старик Фролло едва заметно улыбнулся — его мальчика так просто не задуришь. Даже этот павлин Шатопер и то выглядел потрясённым, но не малыш Жеан. Советник ощутил прилив отцовской гордости. Как только мальчик получит звание бакалавра, можно будет отправить его в Орлеан, чтобы он прослушал курс права. У отца на него имелись грандиозные планы.       Смятые выступлением Сафира женщины напоминали цветы, побитые ливнем, они ошеломлённо поглядывали в сторону комнаты, куда крылся цыган, им было мало увиденного, они хотели ещё. Одна Беранжера встала со своего места и подошла ближе к козлику и страшному горбуну, с разрешения последнего она протянула на белой ладошке цукаты, которые Джали с важным видом умял. Горбун Эстебан между тем с удивительной для своего деформированного тела лёгкостью прошёлся колесом по импровизированной сцене, затем после короткого поклона перевернулся и, поднявшись на руках, сделал ими несколько уверенных шагов. Один Жеан Фролло оценил горбатого акробата, он даже развязал кошель и принялся кидать тому, пока он шёл на руках, мелкие серебряные монетки. Феб только пренебрежительно бросил: «Вот урод!» Флёр-де-Лис, казалось, пропустила мимо ушей грубость жениха, всё её внимание было сосредоточено на другом, она всё смотрела на гобелен, ожидая появления Сафира.       Эстебан закончил выступление, проворно собрал монетки и дал знак лютнисту начинать. Джали к восторгу Беранжеры устроился у её ног, девочка села на край скамьи и время от времени нагибалась, чтобы погладить козлика. Лютнист заиграл новую мелодию, более медленную и торжественную. Эстебан поднял гобелен, пропуская Сафира. На этот раз на нём не было красной юбки, он был облачён в прозрачную тунику из чёрного газа, на щиколотках звенели браслеты с бубенцами. Чёрные шаровары остались, но теперь цыган скинул изящные узкие башмачки и ступал по полу босиком. Сквозь тунику отчётливо виднелось гладкое мускулистое тело, смуглое и манящее. Выйдя на середину, он поднял руки вверх и принялся круговыми движениями кистей чертить невидимые спиралевидные узоры. Горбун защёлкал пальцами, а лютнист постепенно увеличивал темп.       Во время этого танца, где акцент делался на руки и пластику тела, девицы сидели не шелохнувшись, как и Феб. Жеан демонстративно закатил глаза и зевал, Флёр-де-Лис пришлось несколько раз на него строго посмотреть. Гийом Фролло ждал часа, когда его сын выкинет одну из своих шуток, но тот пока не спешил. Слуги расставили столики с угощением, мадам де Гонделорье прогнала лакея, который должен был разливать коричное вино, чтобы тот не загораживал танец. Советнику пришлось самому себе налить напиток и он чуть не обжёгся о нагретый серебряный кувшин. Стоит ли говорить, что это не прибавило ему симпатий к танцору?       Сафир исполнил ещё два танца, пока терпение Жеана Фролло не лопнуло. Посреди пляски с разноцветными платками школяр подскочил со своего места и подбежал к цыгану. Танцор замер и вопросительно посмотрел на него, но тот лишь очаровательно улыбнулся и отвесил шутливый поклон.       — Преклоняюсь перед вашим умением, — произнёс Жеан с лукавой ухмылкой.       Гийом Фролло устроился удобнее, кажется, его мальчик что-то затеял.       — Моё милое дитя, — мадам де Гонделорье обеспокоенно поднялась. — Может быть, вернёшься на своё место?       Глаза Флёр-де-Лис метали молнии, а Феб только усмехнулся, ему стало любопытно, что затеял этот негодник.       — Что такое? — встрепенулся Гийом Фролло, после чего с нарочитым кряхтением встал на ноги. — Любезная госпожа де Гонделорье, что вас так обеспокоило?       — Ваш сын, кажется, желает сорвать нам представление, — госпожа Алоиза поджала губы. — Нам бы всем хотелось досмотреть танец.       — Ну, полноте, — старик развёл руками, — мальчику просто любопытно, не будьте к нему излишне строги.       — Но я не… — она не договорила, потому что советник посмотрел на неё своими пронзительно голубыми глазами, в какой-то момент ей почудилось, что он сейчас насильно усадит её. Поддавшись слабости, госпожа де Гонделорье опять опустилась на подушечку из утрехтского бархата. — Ну, если он и в самом деле не замышляет ничего дурного…       — Это мой сын, — с достоинством ответил советник, тоже присаживаясь.       Всё взоры обратились на Жеана и Сафира.       — Приятель, — юноша был немного ниже цыгана, но всё же покровительственно похлопал того по плечу. — А позволь мне станцевать?       — Как пожелает молодой господин, — раздался волнующий баритон.       При звуках этого голоса у девиц и мадам де Гондолорье вырвались невольные вздохи, старик советник недовольно огляделся. А Жеан бесцеремонно вырвал из смуглых рук деревянные ручки с приделанными к ним длинными тканевыми полосками. Сафир сделал знак лютнисту и тот продолжил играть. Пока Жеан дурашливо подражал пляске цыгана, тот грациозным шагом отошёл в сторону и так получилось, что он встал совсем рядом от того места, где сидела Флёр-де-Лис.       Волнующие ароматы благовоний и горячего пота, смешиваясь, окутали Флёр-де-Лис, она боялась взглянуть на высокого цыгана. А между тем жар, зародившийся в груди, начал разрастаться, перекрывая ей доступ к воздуху. Слабо владея собой, она встала, сделала два коротких шага и покачнулась. Флёр-де-Лис непременно бы упала без чувств на пол, если бы не Сафир, который успел её подхватить. Мадам де Гонделорье с криком «Дочь моя!» бросилась к ней. Феб, до этого смеявшийся над ужимками школяра, заметил наконец отсутствие рядом невесты. Подруги Флёр-де-Лис и маленькая Беранжера окружили цыгана, который держал бесчувственную красавицу, её мать с причитаниями хлопала по обманчиво румяным щекам дочери. Жеан, всё также с тканевыми снарядами в руках, растерянно подошёл ближе. Но его отец взялся за дело более решительно, Гийом Фролло растолкал девиц и встал напротив цыгана с видом оскорблённой добродетели.       — Да как ты посмел тронуть благородную девицу! — вскричал Гийом Фролло, сдвигая косматые чёрные брови.       Цыган склонил голову и передал Флёр-де-Лис на руки матери и подругам. Но советник и не думал от него отставать, он встал напротив Сафира и буквально прокричал:       — Наречённый девушки, капитан Феб, арестует тебя и препроводит в Шатле! Таким, как ты, не место среди порядочных людей!       Во внезапно воцарившейся тишине Сафир продолжал молчать, но на этот раз он скрестил руки на мускулистой груди, а сверлящий взгляд направил на нервного старика.       — Господин, — обволакивающий баритон звучал твёрдо. — Разве не был мой долг, как христианина, помочь деве, оказавшейся в беде?       — Ты не смел её коснуться, презренный! — Гийом Фролло поднял руку, чтобы замахнуться на цыгана.       — Остановитесь! — Флёр-де-Лис уже пришла в себя, она гневно смотрела на старика. — Он помог мне не упасть и не получить сильных ушибов.       — Да, мэтр Фролло! — поддержала дочь мадам де Гонделорье. — Мы ценим вашу заботу, но с моей девочкой всё, хвала небесам, хорошо.       — У меня сегодня выходной день! — с лёгкой досадой произнёс Феб. — Не хотелось бы его тратить на встречу с сержантами Шатле.       Со всех сторон на Гийома Фролло смотрели рассерженные глаза, но его не так просто было провести. Он только криво усмехнулся:       — Благодари госпожу де Гонделорье за её великодушие, — бросил советник пренебрежительно.       Жеан, подошедший к отцу, уже некоторое время смотрел на скрытое вуалью лицо цыгана. Как только отец закончил говорить, школяр, как чёртик, прыгнул перед Сафиром и, ловко хватившись за вуаль, собрался её содрать. Но то ли ткань была хитро наверчена, то ли цыган был настороже, но ничего не вышло, и в следующее мгновение Сафир обхватил юношу и крепко его сжал.       — Что ты делаешь?! Безбожник! — возопил советник, с кулаками бросаясь на цыгана, шаперон слетел с его головы, обнажая обширную лысину.       Когда горбун и лютнист собрались вмешаться, Сафир прокричал им что-то на цыганском и они остановились. Джали истошно вопил, Беранжера плакала. Девицы охали, но тут мадам де Гонделорье, решительно вцепившись в куртку Гийома Фролло, оттащила его от Сафира. Жеан ужом извивался в стальной хватке, но вырваться не мог.       — Прекратите немедленно! — закричала мадам Алоиза. — Почему вы безобразничаете в моём доме и пугаете моих гостей?       Советник овладел собой, он, тяжело дыша, похлопал себя по лысине, затем закричал, потрясая пальцем в воздухе:       — Отпусти моего сына, сукин выродок!       Амлота закрыла рот ладонью, Флёр-де-Лис покраснела.       — Молчать! — у госпожи де Гонделорье лопнуло терпение.       Сафир отпустил Жеана и тот, подбежав к отцу, бросал взбешённые взгляды на цыгана.       — Прошу вас, не надо принимать всё близко к сердцу! Я уверена, плясун не хотел оскорбить молодого Фролло, — примирительным тоном начала хозяйка дома.       Судья проворчал себе что-то под нос и отвёл сына к окну. По дороге юноша поднял шаперон отца. Сафир смотрел на этих двух, нахмурившись, он чувствовал опасность, за тридцать шесть лет жизни чутьё никогда не подводило его.       Хозяйка дома и её красивая дочь передали ему кошель с деньгами и, что было высшей точкой расположения — пригласили присоединиться к ужину. Сафир склонился в глубоком поклоне и поцеловал край платья старшей дамы.       — Ваша милость и добросердечие воистину безграничны, — он поднялся с колен. — Но мы не можем оскорбить столь высокое общество своей компанией. Мы ведь всего лишь музыканты и знаем своё место.       Госпожа де Гонделорье сглотнула, за её спиной Амлота что-то прошептала на ухо Коломбе, обе прыснули со смеху. Гийом Фролло с бесконечным презрением смотрел на смуглого дикаря:       — Почему ты прячешь своё лицо? — раздался резкий голос.       — Господин, — по виду смиренно рослый Сафир склонил голову. — Я дал обет Пречистой Деве в Толедо, что не посмею обнажить лицо, пока не станцую тысячный танец в её честь.       Советник хмыкнул, Жеан уже собрался произнести нечто язвительное, но тут подала голос Диана де Крийстель.       — И много вам осталось?       — Много, госпожа, — он поклонился.       Когда цыгане ушли, расторопные слуги стали готовить залу к ужину. Были поставлены козлы и на них установлена массивная столешница, которую покрыли белой скатертью. Пока слуги суетливо работали, госпожа Алоиза предложила всем подышать свежим воздухом на балконе. На самом деле она, возможно, хотела увидеть в сгущавшихся сумерках, как будут уходить музыканты. Предложение поддержали. Старик Фролло, вспомнив, зачем вообще сюда ездит, словно невзначай встал позади мадам де Гонделорье. И, поскольку пляска цыгана разбудила в даме дремавшую чувственность, она даже не отодвинулась и позволила горячему дыханию мэтра Гийома щекотать свою шею. Жеан Фролло встал рядом с хорошенькой Амлоттой и тоже не встретил сопротивления. А вот Фебу не повезло, стоило ему едва коснуться в тесноте руки наречённой, как Флёр-де-Лис её отдёрнула, а сама на шаг отступила от капитана. «Льдышка проклятая!» — выругался про себя Феб, вообще язык ему жгло множество красочных ругательств, но впереди был сытный ужин, а горячая еда всегда примиряла Феба с необходимостью подстраиваться под светские правила.       Цыгане, видимо, успели уйти, холодный осенний ветер остудил девичий румянец, к тому же дворецкий важно сообщил, что «всё готово». Компания вернулась в комнату, где уже радостно пылал камин. Остаток вечера прошёл чудно, Жеан Фролло и Феб поддерживали оживлённый разговор. Гийом Фролло всецело завладел вниманием госпожи Алоизы, которая внезапно вспомнила юность и то, как симпатичный сосед-адвокат зажал её, девчонку, в тёмном углу и вероломно поцеловал. В этот вечер ей удалось разглядеть черты того молодого мужчины в лысом и грузном советнике Фролло. Как знать, быть может, она ещё пойдёт навстречу его желаниям?