Лучше быть российским Калининградом, чем немецким Кёнигсбергом.

После приезда, мы сразу направились в квартиру Сталинграда. По дороге, мы почти не разговаривали. И вот, зайдя в просторную квартиру, за мной захлопывается дверь, и плотно прижавшись, надо мной возвышается Гриша. Он, пару секунд осматривает моё лицо, потом опускает свою голову мне на плечо, и крепко обнял, проговорив на немецком. - Я так скучал по тебе, мой янтарь. Последняя фраза, вызывает табун мурашек, так как, говорил мне это, только Берлин, а о нём сейчас, не хотелось вспоминать. Но, несмотря на это, я обнимаю его в ответ, говоря: - Gregor, мой дорогой. Я так же, скучал по тебе. Каждый день я ждал, когда мы встретимся. Я, наверное, впервые, за свои 692 года говорю это кому-то. Я тебя люблю. Гриша, застывает в моих руках, от чего страх, сковывает меня. Подняв голову, он серьезно спрашивает: - Впервые? А разве, вы с Берлином, не встречались? Я, до сих пор помню, как ты его обнимал в 45-ом, и как в 43-ем ты, когда я назвал тебя подстилкой, не отрицал, и как в 35-ом, и 39-ом он тебя приобнимал, и меня взглядом пытался убить. А ещё, Пьер всем Прибалтам говорил, что видел, как ты, с голым торсом Берлин обнимал. С каждым его словом, мне хотелось забиться в истерическом смехе. Я, не сдержавшись, прыснул со смеху, от чего Волжский, сжал меня сильнее. Понимая всю важность, данных фактов, для Гриши. Я, начал говорить: - Так, давай проясним. Я с ним, никогда не встречался, и у нас, не было любви. Единственное, что было между нами, это удары. Которые, он мне наносил после 43-го, когда после вашего прорыва, он подумал, что я предал Германию и все их планы, рассказал тебе. А хотя, нет, когда-то, между нами была дружба и отголосок этой дружбы, железный крест, что лежит у меня в портфеле. Гриша, сдавил меня ещё сильнее. Я продолжил. - Ладно, я отвлёкся. Так, в 45-ом он обнял меня, дабы сказать, что я предатель родины, и он достанет меня, дабы наказать за содеянное. Как бы, он не показывал "хорошие отношения". Это, всегда была фальшивка, дабы остальные, не докапывались до него с отношениями. Следующий год, 43-й. Тогда, я думаю, даже если бы я попытался, опровергнуть это, ты бы не поверил. После этих слов, Гриша кивнул, и чуть ослабил хватку. - 39-й и 35-й годы. Тогда, он хотел показать всем и особенно Москве, который уже давно хотел забрать себе Кёнигсберг и во времена, когда я отсоединялся от Российской империи, был этому категорически против, что я, ему важен, и он меня, никому не отдаст. Но, как мы видим, отдал, и почти без боя. После последних моих слов, Григорий плотно придвинулся к моему лицу, так, что наши носы столкнулись, и прошептав: " И теперь, наконец-то, ты мой "глядя мне прямо в глаза, поцеловал меня нежно и ласково. Он, не углублял поцелуй, лишь иногда, проходил языком по моим губам, и немного покусывал, то верхнюю, то нижнюю губу. Оторвавшись от меня, Волжский, напоследок поцеловав в уголок рта, начал снимать свою верхнюю одежду. Я, отдышавшись, так же снял верх. Гриша, чуть помедлив, пошёл мне показывать квартиру. Квартира, оказалось 2-х комнатная. Показав мне всю квартиру, он предложил выпить по чашке чая. Для меня, это показалась отличной возможностью, чтобы поговорить с ним, и я согласился. Пройдя на кухню, я сел за стол, а Гриша, начал набирать в чайник воду. Немного понаблюдав за этим, я решил задать вопрос, который давно хотел задать. - Gregor, а почему на собрании в 1935-ом ты обратил на меня внимание? Гриша в этот момент вытянулся, как по стойке смирно и немного дёргано сказал: - В тот день, знаешь ли, хоть и погода была плохая, но были маленькие лучи солнца. После этого, он замолчал, я спросил снова: - Так, почему ты тогда, так внимательно на меня смотрел? Гриша, поставив чайник на газ, садится за стол и, глядя в окно говорит: - Мне, очень понравились твои глаза. В момент, когда я пытался вас отличить друг от друга, так как думал, что вы близнецы. На твои глаза, попал маленький луч солнца, и они вспыхнули, невероятно красиво, будто маленькие кусочки янтаря. Я, не мог налюбоваться ими, и поэтому, тогда засмотрелся на тебя. Но после, Берлин, прожигая во мне дыру, увел тебя, а один Прибалт сказал, что ты возлюбленный Берлина, и у меня нет шансов. Но, я не мог, не пройти мимо тебя, ещё раз. И после того, как Рахим предложил ещё раз тебя увидеть, я не мог не согласиться. Тогда, идя по коридору, я и увидел, твою светлую улыбку обращенную Александру, что в этот момент, стал менее серым. О, а вот и чайник скипел. Тебе сколько ложек сахара? В этот момент я, уже пылая от смущения, не могу ответить нормально. Заметив мою реакцию, он спрашивает: - Так сколько тебе ложек сахара? Я, немного робко, отвечаю: - Две Положив нужное количество, он ставит кружки на стол и, достав Куйбышевскую помадку, спрашивает: - А, о чем ты думал в тот момент? И когда я, тебе стал, нравиться? Я, немного призадумавшись, ответил: - Я, в тот момент, думал о различиях наших культур, и когда увидел твой взгляд, направленный на меня, я заинтересовался и позднее, когда ты с кем-то проходил рядом, спросил у Александра о тебе. А когда стал нравиться, не могу сказать точно, наверное, когда впервые встретились. На следующий день, после нашей встречи, я увидел маленький красный янтарь и, вспомнив о тебе, в тот момент, больше не мог забыть. Гриша, вспомнив о подарке, дотронулся до шеи и сказал: - Кстати, я до сих пор ношу тот кулон, что ты мне подарил. Вот, смотри. Моему удивлению, не было предела. - Ты, до сих пор его носишь? Мне, очень нравится, что ты хранишь его. Гриша, посмотрев своими, сейчас кирпичного цвета, глазами, где было столько нежности, сказал: - Кулон, мне так же дорог, как и ты. Ведь, это первый, подарок от тебя. Немного помолчав, Гриша спрашивает: - Кстати, а что за случай, когда тебя застукал Париж без одежды, в кабинете Берлина После этого вопроса, чувствую, как у меня горит не только лицо, но и уши с шеей. И как ему ответить? - Понимаешь, Gregor, я не знаю, как тебе это объяснить, но в какой-то степени, это правда. Но, я был только без рубашки, а не без одежды! Гриша заметно напрягся. Я, немного заикаясь, продолжаю: - Понимаешь, в тот день у меня затекла шея, и немного спина, а Берлин, предложил её размять, и когда я после массажа, приобнял его в знак благодарности, в кабинет без стука ворвался Пьер, и всё не так понял. Вздохнув, Гриша ответил: - Хорошо, я понял. Давай пойдем отдыхать, а то уже в сон клонит. Твоя комната, рядом с моей. Спокойной ночи. И встав, ушел к себе, я, немного посидев, вымыл кружки, и тоже отправился спать.