Лучше быть российским Калининградом, чем немецким Кёнигсбергом.

1945 Конец Мая. Я, уже почти 2 месяца, сижу в этой камере. Ко мне хорошо относятся, кормят, иногда приходит врач, чтобы осмотреть мою ногу. На восстановление может уйти, от нескольких месяцев, до пары лет. Сейчас уже наступило утро и, сделав всё водные процедуры, сажусь перечитывать читать одну из книг. Да, я решил уже в 3-й раз их пересчитать, так как делать было нечего. Когда я прочитал уже почти половину книги, ко мне зашли и принесли завтра. Я, как обычно, поблагодарил солдата КГБ за его работу, и как только он вышел, приступил к завтраку. Закончив с завтраком, я продолжил чтение, уже на кровати - раскладушке. Через минут 15, моя дверь опять отварилась, но вместо, привычного мне КГБэшника, ко мне зашёл Московский и сказал, идти да ним. Я, быстро перехватив костыли, вышел из камеры. Рядом с входом, стояло 3 сотрудника КГБ, которые после того как я вышел, закрыли дверь. Московский, холодным тоном, сказал следовать рядом с ним. Кажется, сегодня ему вынесут приговор, и возможно, смертельный, так как война закончилась, и он был на стороне проигравших. Поднявшись наверх, и пройдя пару коридоров, в конце, я увидел Гришу. Как я рад его видеть, я хоть сейчас готов побежать к нему, но надо держаться, Михаил Юрьевич, такое не одобрит. Присмотревшись, я увидел рядом, побитого Берхарда, от чего на душе стало холодно. Нет, я не жалею его, просто вспомнились те разы, когда он вымещал свою злость, на мне. Приглядевшись, я увидел рядом так же Париж, Лондон и Вашингтон. Интересная компания, и чего же они собрались все тут? Кажется, сейчас я и узнаю. Подойдя к столицам и Сталинграду, приказав мне переводить на английский и немецкий, Московский начал говорить: - Добро пожаловать. Вильгельм, будет переводить для вас мои слова, и для меня ваши слова. Вам будет удобно, такая беседа? Я, быстро всё перевел, и посмотрел на 3 столицы. На Берлина я не мог смотреть, а он, к сожалению, стоял чуть поодаль с Гришей. Вашингтон заговорил: - Здравствуйте, Москва, Кёнигсберг. Если он согласен всё переводить, то тогда думаю, будет очень удобно. Вильгельм, вы согласны, переводить для нас? После того как я перевел, на меня очень холодным взглядом посмотрел Москва, и спокойными взглядами взглянули, 3 столицы. Ответив, что я согласен, разговор продолжился. Москва: - Как видите, он согласен, так что, давайте перейдем к делу. Как мы и обсуждали ранее. Берлин, останется у нас в камере, а вы, забираете его главного советника, чтобы он урегулировал ту ситуацию, которая сейчас в Германии. Но при этом, кто-то из вас троих, должен будет всегда быть рядом с ним, для того, чтобы он не начал новые боевые действия. Поправьте меня, если я что-то забыл. Переводя последнее, я внутренне, ужаснулся и заметил краем глаза, как напрягся Сталинград. Вашингтон: - Всё, так как вы и сказали. Мы бы не хотели надолго здесь оставаться, так как у нас, ещё много дел. Первым, кто будет присматривать за Кёнигсбергом, будет Париж, потом Лондон и, в конце концов, я. После опять Париж, каждый из нас находится рядом с ним, по неделе и 24 часа в сутки. Как всё в Германии успокоится, мы начнём подготовку к Потсдамской конференции, где и будет, решаться судьба, всего германского народа и Берлина в частности. Сейчас в Германии, временно отсутствует столица, но у нас уже есть пара кандидатов на это место, этот вопрос я бы хотел обговорить на Потсдамской конференции, вы со мной согласны Москва? От его слов, по спине пробежали мурашки. Москва: - Безусловно, это вопрос важен и мы обсудим его на конференции. Но, я бы хотел уточнить, условие по Кенигсбергу. После этих слов, Московский перевёл взгляд с начало на меня, потом на Гришу, и в итоге посмотрел в глаза Вашингтону. Вашингтон: - Конечно, Кёнигсберг, находится в советской юрисдикции, но сейчас, из-за его прошлого поста главного секретаря Берлина, он нужен нам в Германии, для урегулирования ситуации. Мы не собираемся забирать, что-либо, из-под юрисдикции Советского союза, а только желаем мира. И я бы хотел попросить вас, дать нам поговорить с Вильгельмом, а так же чтобы Вильгельм обговорил наши вопросы с Берлином. Вы можете предоставить такую возможность сейчас? Московский, от его слов немного скривился, но ответил. Москва: - Хорошо, разговаривайте, но я бы хотел побыстрее закончить нашу встречу, и произвести передачу нам, Берлина. Вашингтон: - Спасибо за понимание. После этого, он перевел взгляд и, начал разговор уже со мной со слов: - Это, уже не надо переводить. Мы хотим, чтобы ты узнал у Берлина, остались ли у него документы, об их последних разработках оружия и тех экспериментах, что они проводили в закрытых лабораториях. Это нужно нам, для поддержания мира во всем мире, ты же это понимаешь, я надеюсь? Я ответил незамедлительно: - Да, я понимаю и если это нужно для поддержания мира, я сделаю все, что могу. Вашингтон, приподнял уголок рта и ответил: -Хорошо, мы рады, что ты идёшь на сотрудничество. Не зря, тебя Париж предлагал в качестве, помощника. Если, ты будешь хорошо работать и помогать нам, мы сможем сделать так, чтобы ты не попал в руки русским. Это будет сложно, но думаю, свой человек в Германии, нам нужен. Я заметил, что ты ходишь с костылями, что-то случилось, когда тебя брали в плен? Это сделал тот город, что рядом с Берлином? После этого вопроса, он посмотрел на Сталинград, и я так же следя за его взглядом, встретился глаза в глаза с Гришей. Быстро отвернувшись, я ответил: - Я хожу на костылях, так как мою левую ногу парализовало, когда русские, прорвали последнюю оборону и взяли город. Этот город, мне ничего не сделал, лишь нашёл и отвёз в Москву. На мои слова, Париж, странно хмыкнул. Вашингтон, перевел на него взгляд, и задал вопрос: - Ты что-то хочешь сказать, Пьер? Париж, перевел немного надменный взгляд на Вашингтон. - Мой дорогой, Джеймс. Сколько мы ещё будем, тут находится! Давай уже, пусть Вильгельм встретиться со своим возлюбленным и поговорит с ним. А уж его лечением, займусь я, как и договаривались. Он у меня ,за несколько месяцев, бегать начнет. Что ты достаёшь его своими вопросами! Мы же, это обговорили уже. Ему и так наверно плохо! В союзе, немцев не любят. Ты что, не видишь, как над ним издевались? Я не хочу, чтобы мой друг, ещё хоть одну лишнюю минуту, находился в этом месте. Я первый раз видел, чтобы кто-то повышал голос на Джеймса Анакоста. Да и Пьер редко повышает голос, кажется, он действительно, хочет быстрее меня отсюда увезти. Вашингтон вздохнув, проговорил: - Хорошо. Я тебя понял. Вильгельм пошли. Сказав это, мы направились к Берлину. Как же, я не хочу к нему идти. Как только мы подошли к Берлину. Московский, сразу сказал Сталинграду отойти, и дать нам поговорить. Прожигая меня взглядом, он отошёл на 5 шагов назад. После этого, я начал разговор на немецком языке. - Берхард, рад тебя видеть. К сожалению, сейчас у нас нет времени поговорить по нормальному. Джеймс, попросил меня узнать у тебя, пару вопросов. И в этот момент, Берлин, сократив расстояние между нами, обнимает, утыкаясь лицом в сгиб шеи и забирает костыль, из-за чего мне приходится обнять его, дабы не упасть. Сделав это, он шёпотом начинает быстро говорить, благо гул со стороны улицы делает так, что его никто не слышит, кроме меня. - Вильгельм, предатель мой, я рад видеть тебя, таким беспомощным и побитым союзом. Не дергайся, и не проси их о помощи, иначе станет хуже, ведь я уверен, мы с тобой ещё встретимся, и поговорим. Не беспокойся, чтобы ты не упал в ноги моим врагам, твой костыль я придержу. Сделав то, что мне сказали. Берхард продолжил. - Я слышал и понял, ваш разговор с Вашингтоном. Ничего из этого, я им не предоставлю, и ты не смей, даже если найдешь. Иначе я тебя, и твою "хорошую" репутацию среди городов, уничтожу. И знай, твоего перехода на сторону союза, я не допущу, чего бы мне это не стоило, ведь я хочу, лично, тебя покарать, за предательство. После этих слов он отодвинулся и, вернув костыль, " добродушно" заговорил: - Вильгельм, янтарь мой. Я, так рад тебя видеть! Но, Как я понял из вашего разговора, у тебя парализована нога, но Пьер тебе поможет. Я рад, что хоть кто-то, кроме меня, может о тебе позаботиться. На счёт тех документов. Власть попросила меня сжечь всё, и сейчас уже, ничего не осталось. Он, наигранно тяжело вздохнул, и грустными глазами, посмотрев на меня, сказал: - Мой дорогой друг и советник, на тебя выпала тяжелая ноша. Когда-то, мы вместе объединили Германию, а сейчас, к сожалению, тебе одному, её восстанавливать. Я, не представляю, как могу тебе помочь! Как мне защитить тебя, от этих злостных взглядов, ведь я уверен, на тебя опять этот, Франкфурт, накинется с обвинениями и оскорблениями. Пожалуйста, будь по аккуратнее. После этих слов, он положил свою руку, на мою голову и чуть погладил. От этого жеста, меня бросило в холодный пот, ведь, после первой мировой войны, я стал советником, и именно тогда стоя на одном колене, именно той ногой, которая парализована, что кажется мне иронично, он так же со своим холодным взглядом, гладил мою голову, приговаривая: " Служи мне, и всему нашему народу, верой и правдой, Вильгельм, Кёнигсбергу, бывшая столица Восточной Пруссии. Быть столицей, очень сложно, но быть советником, ещё сложнее". После этих слов, всё и началось. Голова начала сильно болеть от воспоминаний, но из мыслей меня вывели резкие, и грубые, объятия Берхарда, и уже не тихий голос. - Вильгельм, дорогой янтарь. Мы сейчас прощаемся, но знай, не пройдёт и много времени, как мы встретимся вновь. После этих слов, он отошёл на достаточное расстояние. Я проговорил такие же слова прощания и, повернувшись к Вашингтону сказал: - Спасибо, что дали возможность, поговорить с ним. Я узнал ответ на ваш вопрос, только он, не положительный. Давайте отправимся в Германию, и по дороге, я всё расскажу. Вашингтон, кивнул и пошёл рядом со мной, к Пьеру и Уильяму. Попрощавшись со всеми, мы вышли, дошли до машины и направились в аэропорт. По дороге я рассказал, что те документы Берлин сжёг, по приказу правительства, и маловероятно что-либо найти там. На это Вашингтон скривился от недовольства, и дал задание мне и остальным, что если мы увидим, что-то похожее на разработки чего-либо, то надо сразу сообщать ему. В аэропорту попрощавшись со всеми, мы сели с Парижем в частный самолёт, и направились в Германию. По дороге, к которой я уснул и проспал до самого прилёта. После прилёта, мы с Пьером отправились в заранее подготовленную квартиру, по дороге мы почти не общались, а после прихода умылись и отправились спать. Завтра новый день и новые трудности. ---------------------------------------------------------------- Возвращаясь в Москву вместе с Берлином, и столицами, я ожидал совершенно иного, нежели то, что я получил. Во-первых. Вильгельм, который по праву должен был стать моим, то есть советским, был забран этими 3-мя. Но это, как оказалось, часть плана Московского, о котором мне не зачем знать. Во-вторых. Эта псина фашистская, обнимала Вильгельма. Нет, я не ревную, просто, с самого начала разговора, у немца, опять были эти стеклянные глаза, как тогда, в 39-ом. Я не знаю, что он ему там наговорил, но я понял, что слишком слабо его избил. В-третьих. Я обязан изучить немецкий, английский и на всякий случай французский, за то время пока Вильгельм, будет в Германии, чтобы всегда мог понять, о чём говорит Твангсте, и если понадобится, я мог его защитить, узнав об опасности. Сейчас, злой как чёрт, я отправляюсь по приказу Московского, к себе в город, дабы продолжить его восстановление после войны. С чётким пониманием, того, что я не усну в поезде, из-за громких звуков, которые ворошат ещё незажившие раны, мне хочется сейчас прийти и узнать, что эта псина сказала Вильгельму. Но пока такой возможности нет, и я просто сажусь в подъехавший поезд, который увезет меня домой, в родные края.